Моя чёрная душа

      В гостиной особняка де Шаньи едва не сквозит ток между пожилым графом и его упрямым сыном. Они стоят друг напротив друга в напряжении. Отец гневно вглядывается в глаза Филиппа и тот твердо выдерживает его взгляд. — Как ты посмел, щенок, идти наперекор моим решениям?! — гневно восклицает граф, хватая сына за воротник рубашки и грубо встряхивая.       Графиня испугано ахает и порывается встать между отцом и сыном, но граф грубо отталкивает ее в сторону с такой силой, что та валится на пол. Этого оказывается достаточно, чтобы и виконт потерял контроль. — Ты не знаешь, что такое любовь, — чеканит Филипп, склоняясь к матери и помогая ей подняться на ноги, — не знаешь, что такое честь и сердоболие. Ты жаден до власти и готов идти по головам, лишь бы только сохранить лицо. Так вот знай, убийство без справедливого суда только подорвет твою репутацию. — Да любой судья будет счастлив собственноручно убить это чудовище! — продолжает кричать граф, гордо задирая голову. — Какое право ты имел решать за меня?! — Вскоре я займу твое место и я учусь быть лучше, чем ты, — обнимая за плечи плачущую мать, отвечает Филипп предельно спокойным тоном, — и первый урок, который я вынес из всего произошедшего, справедливость. Все получают по заслугам, именно это и случилось с Раулем. И как знать, — виконт замолкает, смерив отца выразительным взглядом, — может Призрак спас своей местью ни одну такую «Кристину». — Что ты такое говоришь?.. — пораженно выдыхает графиня, хватаясь за сердце. — Вы многого не знаете, чтобы судить. Он порывался делать такое и до Кристины. В этом самом доме, за вашими же спинами, — поясняет Филипп, скрестив руки на крепкой груди. — Рауль мой брат, ваш сын, но он не святой, он поплатился за все содеянное.       Граф срывается в сторону сына и вновь хватает его за воротник, гневно дыша. Прикрыв глаза и глубоко вздохнув, он вкрадчиво спрашивает: — Это все эта девка, не так ли? Она подбила тебя на все это? Не отвечай, не надо, это же очевидно. Так вот, сын, если ты женишься на ней, я лишу тебя титула, — выплевывает он, до треска сжимая пальцами накрахмаленную ткань. — Делай, что хочешь, — устало отвечает Филипп и легко отталкивает разгневанного мужчину от себя. — Я не изменю ни одного из принятых решений, ведь именно таким вы оба меня и растили.       С этими словами виконт одергивает смятый костюм и, развернувшись на каблуках начищенных до блеска туфель, покидает гостиную, оставляя родителей в полном смятении.

***

      Когда экипаж с Эриком и Кристиной пересекает злосчастную границу Германской империи, они, наконец, позволяют себе выдохнуть. Ведь непройденный ранее рубеж, наконец, позади.       На губах Даае играет печальная, но умиротворенная улыбка, пока жених ласково перебирает спутанные локоны ее золотистых волос. Призрак искренне желает сейчас окончательно отвлечь ее от мрачных мыслей о горе постигшем их ранее. Они оба успели свыкнуться с мыслью, что скоро станут родителями, пускай и дитя, зачатого отнюдь не по любви и желанию. Эта мысль долгое время даже грела их сердца. Когда-то быть может Кристина даже обрадовалась такому стечению обстоятельств, но сейчас, Эрик знает, изнутри ее душит боль от этой потери, ровно как и его. Однако если Даае и сама не желает говорить об этом и старается радоваться каждой маленькой победе, свершенной ими в эти часы, то он просто не может не поддержать ее в этом. — Так приятно вновь видеть тебя такой, — шепчет Эрик, склоняя к ней свое ужасающее лицо. — Какой? — спрашивает Кристина, вглядываясь с любовью в его отталкивающие черты. — Умиротворенной, — отвечает Эрик, кривовато улыбнувшись. — Последний раз я видел тебя такой еще до треклятого «Триумфа Дон Жуана». — Никакой он не треклятый, он чудесный! — возмущается Даае, усаживаясь рядом с женихом. — И вовсе не последний!       Тихо рассмеявшись, Эрик бережно обнимает невесту за талию и целомудренно целует в лоб. — Надеюсь, по приезду в Варшаву мы сможем, наконец, пожениться, — печально шепчет Даае, опуская светловолосую головку на костлявое плечо жениха. — Обязательно, мой Ангел, — отвечает Эрик с неприкрытой радостью в голосе. — Там нас точно не будут искать. — Почему ты так уверен? — уточняет Даае, поднимая свои большие, голубые глаза на мужчину и скользя нежным взглядом по его серому, исполосованному шрамами лицу. — Как я говорил, мне приходилось быть в бегах большую часть жизни, — устало поясняет Эрик, переводя взгляд золотистых глаз на проносящуюся за окном экипажа улицу. — А Российская Империя… Нет места лучше, чтобы затеряться, чем она. Нам очень повезло, что у Элизабет есть родня оттуда. — Не перестаю тебе удивляться, — грустно улыбнувшись, говорит Даае, — я себя чувствую пустой рядом с тобой. Вся моя жизнь была построена вокруг театра, я совсем не видела мир, ничему толком не успела научиться… — Это не страшно, — подбадривает ее Эрик, мягко обхватывая прохладными пальцами подбородок, — я покажу тебе мир и помогу освоить любое дело, которое ты только пожелаешь. — Я люблю тебя, — выдыхает радостно Кристина, сокращая ничтожные между ними сантиметры и накрывая губы жениха поцелуем.

***

      Дверь в спальню Люси отворяется неожиданно и резко. Девушка испуганно съеживается на постели, подтягивая одеяло к груди. Широко распахнутыми глазами она вглядывается в замершего на пороге Филиппа и севшим голосом спрашивает: — Что случилось?       Молодой человек хватается за голову, сминая пальцами пряди волос, и начинает расхаживать по спальне, рассуждая: — Мой отец. Он узнал об Эрике и Кристине, узнал о нашей помолвке и просто взбесился. Я знал, что новость о беглецах разозлит его, но помолвка… Я и думать не смел, что это может его так огорчить. — Филипп, я…       Девушка не успевает договорить. Ее жених опускается на колени у ее постели и обхватывает подрагивающими от напряжения ладонями ее маленькие руки, чтобы поднести их затем к губам и зацеловать каждый пальчик поочередно. Он тихо вздыхает и прикрывает глаза, отрешенно качая головой. — Нам нужно покинуть этот дом, — едва слышно шепчет Филипп, не выпуская ее рук из своих. — Моих сбережений должно хватить на первое время, чтобы встать на ноги, независимо от этой семьи, но придется тяжело. — Но, Филипп, это твоя семья и они… — виконт вновь не дает ей договорить и мягко касается пальцем ее губ, призывая молчать. Улыбнувшись одними уголками губ, он отвечает: — Моя семья приняла бы мой выбор. Раз отец на это не способен, что ж… Мне не жаль своего титула, если это позволит мне быть с человеком, которого я люблю.       Подбородок Люси подрагивает и она тихонько всхлипывает, заключая жениха в крепкие объятия и тихо шепча: «Я тебя люблю». Они сидят вот так вместе еще несколько кажущихся одним мгновением минут, пока Филипп не поднимается решительно на ноги. — Собирайся, Люси. До обеда мы покинем это место и начнем жизнь с чистого листа. Только я и ты.       Он склоняется к растерянной девушке и запечатлевает на ее румяной щеке легкий поцелуй, прежде чем покинуть спальню и отправиться собирать свой чемодан. — Филипп! — восклицает Мари, едва виконт прикрывает за собой дверь в спальню Люси.       От молодого человека не укрывается дрожь в голосе матери и ее раскрасневшиеся от слез глаза. Она часто дышит, стараясь привести дыхание в норму, — она бежала к сыну так быстро, как только могла. — Мама? — обращается к ней Филипп, подходя ближе и заключая женщину в объятия. — В чем дело?       Она громко сглатывает подступивший к горлу ком и поднимает на сына до одури печальные, шокированные глаза нежно-голубого цвета. Ломающимся от сводящих горло рыданий голосом она отвечает: — Отец… Твой отец мертв.