— А где мой папа? — Я за него.

      Где-то с месяц Сакура тяжело переживала уход Саске, а потом, видимо, просто выкинула его из головы, целиком и полностью поглощённая растущей дочуркой. В ней она нашла опору и цель жизни. Мать не могла позволить себе разваливаться на части из-за мужчины, кем бы он ни был, когда рядом был ребёнок. А внимания этот ребёнок требовал к себе много.       Сарада уже больше не лежала себе спокойно в кроватке. Девочка научилась переворачиваться на животик. Цепкие ручонки подтаскивали к себе всё, до чего могли дотянуться, и особенно доставалось длинным волосам мамы, её цепочкам, платьям.       Маленькая Учиха непременно стремилась попробовать всё на зуб. Тараторила она теперь без умолку только ей одной понятные речи, отчего у Мадары уже звенело в ушах.       — Знаешь, для будущей куноичи болтливость — плохое качество.       В ответ Сарада только прыснула, широко ему улыбаясь. Теперь Учиха не сомневался — она его узнаёт, как и его голос. Этот факт вызывал давно забытое чувство гордости, будто он получил похвалу от отца за успешно выученную технику.       Если бы Мадара сказал, что девочка растёт не по дням, а по часам, он не соврал бы ни на йоту. Сарада быстро осваивала навыки, которые не вызывали такого восторга как, например, у блондинистой подружки Сакуры, зато находили отклик в сердце старого шиноби. В его глазах подопечная была комочком нераскрытого потенциала, который раскрывался прямо на его глазах. Очень скоро он поможет этому потенциалу сделать из неё настоящую Учиху, а пока Мадара только и мог, что помогать малышке садиться, держа обе её ручки.       Стоило научиться ей сидеть, как начали предприниматься активные попытки начать ползать. Радиус для хватания значительно увеличился. Теперь и Сакуре, и Мадаре приходилось внимательно следить, чтобы рядом не находилось ничего, что могло бы навредить малышке. Особенно бдительными нужно было быть, когда в хорошую погоду две Учихи выходили гулять в прилегающий к дому небольшой дворик, заросший летом сочной густой травой и дикими цветами, которые Сарада норовила попробовать на вкус.       — Отдай это мне, — предупреждающе сказал Мадара, протягивая к девочке руку, пока её мама развешивала бельё. — Сарада, я жду. Стоит мне сейчас отвернуться, как ты тут же её съешь. Так что немедленно брось.       — У-у-у! — возмущаясь, затарабанила ножками та в ответ, сжимая в кулачке пучок из зелёных травинок и листьев одуванчика. — Не! Не!       — Отдай, Сарада, это не еда для маленьких девочек. Ты же не заяц.       Но ни строгий взгляд, ни настойчивый тон не могли убедить юную Учиху отдать своё сокровище. Видя, что Мадара продолжает свои посягательства на её траву, Сарада приняла с её точки зрения единственное верное решение и открыла рот.       — Ты отдашь его мне, иначе… Нет, нет, не вздумай! — чертыхнулся, подскакивая, великий шиноби, схватил детскую ручку и вырывал остатки травы, которую уже собирались зажевать. — Пресвятой Ками, я же сказал, её нельзя есть! У тебя разболится живот!       Секунду у Сарады было ошарашенное, потерянное выражение лица. А потом губы у девочки задрожали, на глазах выступили крупные слёзы, и она тут же разревелась. Раздосадованный такой реакцией Мадара, вроде бы и понимал, что всё сделал правильно, но отчего-то почувствовал себя тираном. Именно сейчас, но не когда заставил Обито в течение стольких лет плясать под дудку плана «Глаз Луны».       На него обиделись. Обиделись очень серьёзно и на целых три дня. Сарада отталкивала его руки, отворачивалась, когда Мадара с ней заговаривал, и отбирала из его рук любимые игрушки, стоило наставнику их взять. Девочка капризничала, ещё училась проявлять свои эмоции и делала это открыто, а всё ж таки ему было неприятно.       — Она ребёнок, — всё бормотал он про себя, поглядывая на подопечную, что на своём детском языке разыгрывала какую-то одной ей понятную сценку с игрушками. — Детям свойственно обижаться и не слушаться. — Но звучали его бормотания как попытки убедить себя, что ему, столетнему старику, точно не к лицу обижаться на Сараду.       Сколько раз он сам получал от отца бамбуковой палкой по пятой точке за непослушание и свой вредный характер. Он просто стар и привык иметь дело только со взрослыми, забыв, каким был когда-то сам.       Поэтому через несколько дней Мадара подошёл к Сараде, которая, увидев его, насупилась, как хомяк, обняла зайца и попыталась отвернуться от него.       — Смотри, что у меня есть.       Призрачные ладони раскрылись, в них мелькнуло что-то цветное. Сарада, забыв про обиду, тут же с любопытством повернулась. В ладонях призрака сидела бабочка с пёстрыми широкими крыльями. Её лапки удерживались его силой, не позволявшей улететь.       Глаза девочки загорелись, ротик в благоговении приоткрылся. Оттолкнув от себя зайца, малышка подсела ближе к рукам своего опекуна и потянулась пальчиком потрогать невиданную зверюшку.       — Осторожно, — строго бросил Мадара, и девочка тут же отдёрнула ручку. Мужчина укорил себя за излишнюю резкость — он и так напугал её в прошлый раз своим гневом. Всё-таки Сарада не дурочка. — Она маленькая, ей будет больно.       — Бо-бо? — уточнила малышка и прижала ручки к груди, решив пока только смотреть.       — Да, она маленькая, как ты, мышка. — И его палец неловко тюкнул подопечную по носу. — Сильно надавишь, и бабочка умрёт. Давай покажу, как.       Широкая ладонь в перчатке обхватила детскую ручку. Сарада выставила указательный пальчик, и он, подталкиваемый нежным движением руки шиноби, мягко прикоснулся к крылышкам, покрытым множеством чешуек. На лице малышки тут же всплыла счастливая улыбка. Она радостно вскрикнула и засмеялась так заразительно, как умеют смеяться только дети.       — Много трогать её нельзя, летать не сможет, — предупредил Мадара. Он старался контролировать свой нетерпящий возражений тон и резкость, которые привили ему годы войны. — Тогда её поймает и съест птица. Вот так! — Его пальцы как можно нежнее схватили девочку за бок, вызвав новый взрыв смеха.       Взяв младшую Учиху на руку, старший вышел на улицу, предварительно убедившись, что Сакура занята чем-то на кухне. Стоя на деревянной террасе, он пересадил бабочку на пальчик Сарады, и малышка в восторге затихла, боясь даже дышать.       Насекомое же, почувствовав, что лапки теперь свободны, немедленно взлетела, уносясь ввысь, к голубому небу. Девочка прижалась к холодной груди призрака, и Мадара, провожая пёстрые крылья взглядом, покровительственно приобнял её. Его щека прижалась к черноволосой макушке, не чувствуя ни тепла, ни мягкости волос.       Мир был восстановлен, обида забыта.       Стоило Сараде научиться ползать, как покоя не стало даже неутомимому призраку. Девочка будто поставила себе цель побывать в каждом уголке дома и за его пределами, потому день-деньской стучала коленками и ладошками по полу, забиралась во все ящики и совершала набеги на шкафы, в которых устраивала настоящую вакханалию.       — Ох Ками-сама, и в кого ты такая неугомонная… — с усталыми вздохами причитала Сакура, вытаскивая довольную дочурку из кипы одежды. Следом за Сарадой потянулось и мамино платье, надетое задом наперёд. — В папину родню, не иначе…       Ответом женщине было лишь довольное лопотание и восхищение собственной красотой. Маленькая Учиха с хитринкой взглянула на своего предка из-под полы маминой шляпы.       — Тебе идёт, мышка, — снисходительно усмехнулся Мадара, складывая руки на груди, и Сарада звонко рассмеялась, пока Сакура освобождала непоседу из платья. Или наоборот.       В другой раз, пока Сакура отлучилась на улицу развесить бельё, девочка взяла штурмом кухню, повытаскивав кастрюли и сковородки. Шуму было как во время битвы с Сенджу, и Мадара вовремя успел перехватить шабутные ручонки, уже дотянувшиеся до пакета с мукой. Девочка тут же не преминула сообщить криком, что недовольна прекращением исследования кухни, и заболтала ножками.       — От тебя разрушений больше, чем от всех Биджу вместе взятых! — ворчал Мадара, без труда поднимая подопечную за подмышки с пола. — Ну-ка, юная химе, прекращай грабить мамину кухню!       Однако одна из ножек всё-таки дотянулась до желанного пакета, и мука, тяжело перевернувшись, рассыпалась на пол, подняв облако белой пыли на радость девочке.       — Сарада! — Великому терпению не менее великого шиноби пришёл конец. Он сурово нахмурился, и в голосе его зазвенели жёсткие нотки. — Посмотри, что ты наделала. Теперь маме придётся всё это убирать, и тебе не стыдно?       От звука грозного голоса непоседа притихла, попыталась обезоружить няньку улыбкой и блестящими глазками и, увидев, что Мадара не отвечает привычной ей усмешкой, виновато опустила голову.       — Ты меня очень огорчила, Сарада. Нельзя устраивать бардак. Нельзя баловаться с чужими вещами! Нельзя, нельзя, нельзя!       — Низя… — со вздохом согласилась малышка.       — Нужно слушаться маму, мышка, — присел рядом на корточки Мадара и покачал головой.       Сарада что-то обиженно пролопотала и насупилась, как маленький сыч.       — И не вздумай оправдываться, юная химе, — хмыкнул Учиха и протянул девочке поварёшку. — А теперь давай-ка приберёмся.       С неохотой девочка подтаскивала к шкафам кастрюли и крышки, пока Мадара их складывал, пытаясь вспомнить, как они располагались изначально. А пока он вспоминал, Сарада, бросив на него лисий взгляд, подползла к просыпавшейся муке и устроила себе белый салют, вымазав волосы и щёки.       — Над чем веселиш… Хвосты Курамы, Сарада!       Конечно, убрать кухню с таким безответственным помощником у него не получилось, и Сакура, вернувшая с пустой бельевой корзиной, всплеснула руками, увидев беспорядок и вымазавшуюся, но довольную дочь.       — Ками, пошли мне терпения с этим ребёнком…       — К сожалению, у ками был только я, — буркнул Мадара, заметивший на своём теле остатки муки. Он тут же позволил телу стать призрачным, и крупинки муки свалились с него на пол, оставив лёгкий шлейф в воздухе. — Но даже я здесь бессилен.       Истинным испытанием для двух родителей стали прорезающиеся зубки. Плач не утихал ни днём, ни ночью, и даже лечебные техники куноичи и непосредственное присутствие шиноби не могли успокоить Сараду. Она нещадно грызла игрушки, расчёсывая дёсна, и затихала только тогда, когда совсем выбивалась из сил или же когда резь в дёснах ослабевала.       — Да, я знала, что будет сложно, но чтобы настолько… — бормотала уставшая Сакура, мысленно отпуская благодарности ками — Сарада уснула, сжимая в ручках любимого длинноухого зайца. — Не помню, чтобы приносила ей игрушки…       — Я помню, — помахал ладонью Мадара, порадовавшись, как мальчишка, своей ловкости и хитрости — подложить любимую игрушку его мышки ей в кроватку, пока Сакура уходила вниз за одним из лекарств. — Не трать времени. Тебе тоже нужен отдых.       Конечно, женщина его не слышала, однако она и без его советов в пустоту знала, что лучшее для неё — это сон. Спустя пятнадцать минут весь дом погрузился в необычную для середины дня тишину — Сакура заснула прямо в кресле, положив голову на подлокотник и поджав под себя колени.       — Сама ведь ещё как ребёнок.       Учиха наклонил голову, разглядывая выбившуюся из сил женщину, и подумал, что для матери-одиночки она справляется лучше, чем могла бы себе представить. Не всё выходило идеально: сбегала из кастрюли каша, пережаривалось мясо, Сарада успевала разворошить новый ящик, пока она гладила одежду, а одежда сгорала под утюгом, пока она складывала всё на место.       Однако Мадара, несмотря на это, видел как чисто и уютно в доме, как аккуратно сложены вещи и игрушки его мышки, как много контейнеров с домашней едой в холодильнике… Этих стольких «как» он замечал без труда, сразу вспоминая о единственной женщине, которая его действительно восхищала — своей матери.       Первый зубик, наконец, прорезался в сентябре, и Сакура с радостью рассказывала блондинке Ино за чаем с клубничным тортом, о том, что теперь ночью она имеет возможность выспаться, как и Сарада, которую зубки стали беспокоить меньше.       Мадара лишь закатывал глаза на женскую болтовню, но расплывался в усмешке с девочки, которая беспощадно грызла резиновую игрушку, рискуя откусить ей что-нибудь.       Через полтора месяца Учиха, не веря своим глазам, заглядывал к Сараде в рот, когда та сонно зевала на его плече.       — Серьёзно? Их там уже даже не три. Сарада, ну-ка открой ротик, я должен… Нет-нет-нет, открой сейчас же! — Девочка, явно обидевшись за такой осмотр с пристрастием, плотнее сжала губки, наотрез отказываясь выполнять просьбу своего родителя. — Господи Ками, не ребёнок, а наказание…       Но посмотреть Мадаре удалось только, когда девочка заснула, свернувшись калачиком на маминой двуспальной кровати, которую та периодически делила разве с дочерью. Учиха призвал весь свой опыт шиноби, пытаясь сообразить, как бы подсчитать своей мышке зубки и при этом не разбудить её.       Когда же ему это удалось то Мадара, полагая, что каждый раз сбивается, пересчитал зубки в третий раз.       — Пять… Пять, чёрт возьми… — Он скорчил озадаченную физиономию. — Да ты уже не мышка, ты почти акулёнок.       С шести месяцев по вечерам Сакура ложилась в обнимку с дочкой на кровать и читала ей сказки. Мадара, конечно же, не мог не остаться рядом с ними. С интересом присаживаясь с краю и делая знак Сараде, чтобы та была хорошей и тихой девочкой, Учиха тоже наслаждался чтением. Малышка уже научилась угадывать настроение своего родителя и послушно сидела в объятиях мамы, лишь изредка бросая взгляды на призрачную фигуру рядом. Больше её, конечно, интересовала книжка.       Книга сказок была большой, разноцветной и красивой. В его времена такие могли позволить себе разве что богатейшие люди страны, а теперь каждый мог купить такую, да не на Чёрном рынке или другом конце света, а в обычной книжной лавке.       — Шел как-то смелый шиноби по заброшенной тропинке, и вдруг ему повстречался Тэнгу. Завидев храброго шиноби, чудище закричало громовым голосом: — Эй, ты, человек! Знай, что от меня еще никто не уходил, не вздумай и ты бежать! Я тебя сейчас съем! Готовься!       — Тэнгу… — усмехнулся Мадара. — Знал я с десяток таких «тэнгу»…       Как он заметил, книжки девочке очень сильно понравились, и, когда Сакура была занята чем-то по дому, Учиха вытаскивал с полки одну из них, раскрывал её на полу и мог подолгу читать своей мышке, благо из неё слушатель был благодарный.       Иногда за чтением Сарада засыпала, прижавшись к нему. Мадара, боясь сделать лишнее движение, опускал книгу и с нежностью в глазах рассматривал её, как картинку, будто не видел её каждый день на протяжении стольких месяцев. Ему только оставалось удивляться, почему исходящий от него призрачный холод не отталкивал её. Может, она ощущает его иначе?       В начале ноября Сарада решила, что ползанье ограничивает её возможности в наведении беспорядка, и попыталась научиться ходить. Неловко отталкиваясь ручками от пола, она выпрямлялась, находила глазами призрака, улыбалась всеми своими пятью зубками и, неловко перебирая ножками, старалась дойти до него. Конечно, сначала выходило плохо: она бухалась то на коленки, то на попку, иногда плакала от обиды на собственные ноги. Ей быстро надоедали тренировки — желание поиграть с любимым зайцем было сильнее.       Однако Мадара проявил себя как терпеливый и настойчивый преподаватель, которому помогала чуткая и внимательная Сакура. Молодая женщина легко узнавала в своей дочке черты отца — если он чего-то не хотел, то не стеснялся это показывать. Потому, когда Учиха упорствовал в занятиях, куноичи, напротив, соглашалась, что на сегодня тренировок достаточно и в награду угощала дочурку её любимой сладостью — фруктовым пюре.       — Ты её слишком балуешь, — ворчал Мадара, косясь на довольную мордашку Сарады, перепачканную пюре. — Такими темпами она ходить начнёт только в следующем году.       — За маму, — ласково щебетала куноичи, протягивая ложечку. — Вот умница! Где мама, ну-ка покажи!       Эта повторяющаяся болтовня порой раздражала Мадару, однако он позволял розоволосой женщине такие слабости — наверняка, очень тяжело жить совсем одной и постоянно молчать, разговаривая только у себя в голове. Так и с ума сойти недолго. К тому же дети, как он мог лично убедиться, любят, когда с ними разговаривают. А ещё им важно быть услышанными.       — А теперь за папу! Вот умничка! — И губы Сакуры исказились грустной улыбкой, ведь она не могла спросить у дочки, где её папа. Женщина и сама не знала ответа на этот вопрос. — А папа наш…       Сарада улыбнулась и указала ладошкой на Мадару. Тот от неожиданности даже встрепенулся и попытался улизнуть в другую сторону, забыв, что его никто, кроме девочки, не видит.       — Па! — согласилась сама с собой малышка и потянулась за следующей ложечкой пюре.       Мадара на мгновение потерял себя, услышав в свою сторону простой слог. При жизни к нему никто так не обращался, потому что детей у главы клана не было, несмотря на все наставления матери и старейшин. Учиха задумался, хотел бы он действительно быть отцом Сарады?       — Нет, — ответил он ей на её улыбку, — я не твой папа.       И вот к декабрю Сарада, наконец, преодолела отмеренное Мадарой расстояние и с гордым, присущим только физиономиям клана Учиха, видом коснулась его ладошкой.       — Ага, вот и твоя первая победа, мышка! — довольно расхохотался легендарный шиноби, подхватывая девочку на руки и подкидывая. — Маленькая химе клана Учиха!       После долгих и упорных тренировок он всё-таки достиг своей цели — девочка протопала ножками через всю гостиную (оступаясь, шатаясь, но разве это так важно?) и дошла до него.       Почему у него никогда раньше не появлялось мысли завести детей? Пускай не своих собственных, зато потом, спустя года, он мог бы точно сказать, что вот, венец его жизни — его ребёнок, в которого он вложил всего себя.       — Чертовски рад, что уничтожил весь грёбаный Альянс… — не удержал он своих богохульных слов и рассмеялся, подбрасывая не менее весёлую и довольную малышку в воздух.       Сарада так звонко хохотала, что Сакура, оставив свои дела, бросилась к девочке. Едва она появилась на пороге, как Мадара уже подталкивал стоящую на ножках малышку к куноичи.       — Давай покажи маме, как быстро ты теперь умеешь бегать.       И Сарада проделала тот же трюк, доведя счастливую мать до бурных слёз радости и гордости. В тот же вечер она хвалилась перед Ино за чашечкой чая талантами своей дочери, а блондинка только вздыхала со словами, что Иноджин ещё даже не пытается вставать.       — Сравнила мою мышку с каким-то сопляком, — фыркнул возмущённый, но гордый Мадара, краем глаза поглядывая за своей подопечной, игравшей в комнате как раз таки с этим самым сопляком.       — Напиши обязательно об этом Саске-куну! — посоветовала тут блондинка, и Сакура, загоревшись, согласно закивала.       — Будто это что-то изменит, — повёл плечами шиноби.       Но, как он уже привык, розоволосая его советов не слышала. В тот же вечер она отправила письмо Саске, расписавшись на целый лист.       — Ты даже в письменной речи сдержаться не можешь, — хмыкнул Мадара, заглядывая через её плечо. — Но винить тебя нет смысла. Только вот интересно будет ли ему читать? Да и вообще, надо ли ему это?       Позже, укачивая Сараду на руках, Сакура говорила о том, что позвала папу на её день рождения.       — На Рождество он, наверное, не успеет вернуться, но на твой годик обязательно придёт!       — Сдался он ей, — откликнулся Учиха, скорчив недовольную физиономию.       Что же думала об этом сама Сарада, для обоих родителей оставалось загадкой. Девочка просто смотрела на призрака и улыбалась.       Папа вот он, здесь, мама, почему ты его не видишь?