Честность, магия и очки

Утро добрым никогда не бывает. По крайней мере, для Ирис. Для неё начало дня может быть каким угодно, но не добрым. А как же иначе? Работая на самых настоящих монстров, начинаешь понемногу терять веру как в человечество, так и в другую расу — если к некоторым понятие «монстр» применимо в буквальном смысле, то к другим только в переносном, то есть к людям. Впрочем, единственного человека здесь с трудом можно назвать таковым, ведь в его теле бьётся душа монстра и человека… А ещё, вероятнее всего, Ирис умрёт именно здесь. Либо из-за Фриск, которая устанет терпеть её, либо её прикончит Гастер. Наиболее вероятен именно первый вариант; Ирис насолила ей больше всех. Не сказать, что у неё есть выбор, но даже если бы он и имелся, то избежать печальной участи не помог бы. Если бы Фолс не стала ничего предпринимать, то обрекла бы Фриск на смерть и попала бы в опалу Гастера. А если подумать, то огребать от скелета будет куда неприятнее — он может просто испепелить на месте. Ирис не хочется испытывать жар перед смертью, уж лучше пусть её тело превратится в уродливый труп, чем в кучку пепла. Подумать только, шестой месяц работы, а Ирис уже думает, во что превратится её тело после её кончины… Наверное, для монстров это в порядке вещей. Её радует лишь то, что душа останется и она не исчезнет полностью, если ей всё-таки не повезёт. Но за жизнь она всё равно цепляется, умирать Фолс категорически не хочет, хоть она никому к чертям не сдалась. Ей-богу, любой другой монстр, человек, не важно, давно бы её уволил, или Ирис ушла бы сама. Если бы не одно но. Ей доставляет истинное удовольствие смотреть в глаза тех, кто так её ненавидит. Ирис нравится, как в глазницах Гастера плещется презрение, как он с трудом сдерживается, чтобы не скривить очередную ухмылку. Возможно, это какое-то скрытое проявление мазохизма или психического расстройства вроде стокгольмского синдрома — хоть у неё не возникает никакой влюблённости к этому заносчивому, высокомерному скелету. Пожалуй, единственное, что она хочет с ним сделать — так это растоптать и унизить. Такие мудаки, как Гастер, никогда не вызывали у неё уважения. Наверное, она бы так и поступила… Если бы не его «светлый ангел» — Фриск. А вот она вызывает страх куда больший, чем Гастер. Потому что угроза, которая от неё исходит, более чем реальна. Ирис будет очень сильно стараться, чтобы не попасть под раздачу и остаться живой. Или, в самом худшем случае, просто продержаться, наслаждаясь последними месяцами, неделями или даже днями жизни, смотря как повезёт. Может, умирать вообще не придётся… А чтобы обезопасить себя на сто процентов, самым логичным решением будет просто уйти. Сбежать, как последний трус, и не показывать в этом городе носа. А ещё лучше — вообще не приближаться к горе Эботт, уехать за границу и надеяться, что к моменту естественной смерти Ирис монстры не доберутся до глубинки. Хороший план… Но Фолс не хочет ему следовать. В конце концов, у неё есть какая-никакая совесть, если не считать огромных врождённых запасов честности. Хотя, наверное, именно они и играют главную роль. Кроме того, Ирис никогда не простит себя, если сбежит. Она выполняет последнее желание Грея… Который погибает именно из-за неё, а не из-за Гастера или Фриск. Это она виновата в его смерти… А значит, должна понести заслуженное наказание. А заключается оно в том, чтобы приходить на работу и подвергать себя риску почти каждый божий день, не считая спасительных выходных. А их и так слишком, слишком мало. В любом случае, Ирис придётся тащить эту тяжёлую ношу на себе. Ну, а кто ещё ей поможет?.. Сначала она надеется на Хэта, но он наверняка уже уехал далеко-далеко, оставляя её наедине с монстрами. Весьма правильное решение — думает Ирис. На его месте она бы поступила точно так же… Не стала бы корчить из себя героя и, почуяв, что дело не просто пахнет, а воняет жареным, поспешила бы удалиться и вычеркнуть этот эпизод из своей жизни. Впрочем, её теория рушится, едва перед ней открываются двери лаборатории Гастера. — Приветствую! — восклицает улыбающийся Хэт. — Ты сегодня рано. Фриск и Гастер ещё не пришли. Наверное, Ирис следовало бы ответить в это же мгновение, но она не может сказать и слова. Она протирает руками глаза, по-детски щипает себя за щёку и, убедившись, что «наваждение» не исчезает, наконец ошеломлённо выдаёт: — Что. Ты. Здесь. Делаешь? Кажется, он очень удивлён подобному вопросу, приоткрывает рот, смотрит во все глаза. Наверное, Ирис выглядит так же нелепо, поэтому она не спешит над ним смеяться. И… Чего он ожидает? Что она бросится ему на шею, как старому приятелю или другу? Нет, она всё ещё благодарна ему за то, что вчера он её спровадил прочь, но он слишком торопит события. Впрочем, теперь мысли Ирис насчёт того, что она умрёт из-за Йеллоу, растворяются в сознании. Но почему-то ей всё равно немного не по себе. — Я?.. — сконфуженно отвечает вопросом на вопрос он. — Я теперь здесь работаю. «Какая ирония… — не без усмешки думает Ирис. — Сначала он хочет уничтожить всю их расу, а теперь работает на них, наступая на горло своей же гордости». Быть может, это должно выглядеть очень и очень жалко, но Фолс отчасти понимает его чувства. Вот только что его здесь держит? Если Ирис стремится выполнить обещание Грея, то зачем здесь нужен Хэт? В этой дыре его ничто не держит. — Прежде чем вы зададите свой вопрос, почему я всё ещё здесь, отвечу заранее. Я считаю, что моё пребывание здесь — заслуженное наказание, от которого я не имею права уклоняться. — Это… Многое объясняет, — выдаёт Ирис. — В любом случае, я не вижу смысла здесь прохлаждаться, — немного растерянно говорит Йеллоу. — Нам следует зайти внутрь… Фолс не спорит, медленно наступая на ступеньки. Гастера нет, Фриск тоже — пока она в абсолютной безопасности, и ей некуда спешить. Абсолютно некуда. Но всё же… Теперь без Фриск и Гастера здесь очень, очень скучно. Ей никто и ничто на данный момент не угрожает, адреналин не бурлит в крови, а сердце не грозится разорваться от страха. Кажется, Ирис чуть ли не становится единой с чувством постоянной опасности, и теперь… Теперь ей абсолютно нечем заняться. Быть может, именно поэтому её и нельзя назвать хорошей сотрудницей. С другой стороны, остальных «работников» Гастера весьма проблематично назвать хорошими коллегами — Грей, несмотря на все свои достоинства, страдает манией величия, Хэт… А про него и говорить нечего. — Итак… Что мы должны сейчас делать, как подобает нормальным сотрудникам? — без капли сарказма спрашивает Ирис. — Если мы ничего не будем делать и страдать ерундой, то нас могут уволить за безделье. — На самом деле я знаю, что нужно делать! Пока Гастер не дал нам задание, мы будем строить теории и пытаться доказать их! Хорошее занятие, ничего не скажешь. Гораздо лучше, чем пытаться придумать очередной хитроумный план по уничтожению монстров. Но, с другой стороны — с каких пор в Хэте проснулся учёный? Или он действительно всё это время хочет заниматься наукой? — Когда я был ещё ребёнком, — начинает он, проходя в первый попавшийся кабинет, — меня очень, очень сильно интересовала возможность путешествия в другие миры и даже измерения. Я всегда считал, что наш мир далеко не единственный, но сейчас у меня появилась великолепная возможность доказать это. Звучит… Довольно интересно. Ирис обращается в слух. — Насколько мне известно, у монстров было некое устройство под названием «Ядро». Оно перерабатывало некую энергию, назовём её магией, в электричество, обеспечивая им весь подземный мир. И у меня появилась мысль. Если туда упадёт монстр, то, вероятнее всего, его тело будет обращено в пепел, а сознание, или душа, разлетится по всему Подземелью. И я подумал… Что случится, если туда упадёт человек, не обладающий никакой магией? Что с ним произойдёт? — Он… Он просто умрёт? — осторожно предполагает Ирис. — Возможно, — соглашается Хэт. — Но! Нужно мыслить шире. Если человеческое тело распадётся… То что станет с душой? Она не содержит и капли магической энергии, а значит, не должна перерабатываться в электричество. Но и просто уничтожиться она не может, ведь в ней содержится определённая концентрация Решимости, которая не позволит ей просто распасться. Но выбраться оттуда также невозможно. И я подумал — что, если такая душа отправляется в другой мир, не перерождаясь в этом? Впрочем, — разочарованно вздыхает он. — В этой заднице мне никогда не проверить свою теорию. Да и найдётся ли такой испытатель?.. Лично я в этом очень сомневаюсь. — А мне кажется, что попробовать всё-таки стоит, — задумчиво отвечает Фолс. — Но точно не здесь. Если вы уедете отсюда, то советую вам в первую очередь исследовать ЯДРО и хотя бы попытаться спроектировать нечто подобное. — Думаю, вы правы, — улыбается Хэт. — А какова ваша теория? …А вот к такому Ирис абсолютно не готова. Она готова слушать… Но не предлагать что-либо самой. И о чём она будет рассказывать? О том, что человеческие души могут «загрязняться», забывая о своём истинном назначении? Или что монстры во главе со своим «Ангелом» на самом деле не такие уж и милые, как их настойчиво изображают СМИ? — Иногда… — неуверенно начинает Ирис. — Иногда меня не покидает настойчивое ощущение, что Фриск… не очень хорошо относилась когда-то к монстрам?.. Кажется, Йеллоу выглядит крайне заинтересованным. Во всяком случае, он не обзывает теорию Ирис бредом и не обвиняет в некомпетентности, за что она молча благодарна ему. — В смысле… Она ведь обладает Решительной душой… А насколько мне известно, такие люди могут поворачивать время вспять. Возможно, это звучит странно, — она как будто пытается оправдать себя. — Но что если… Она могла экспериментировать в прошлом с монстрами? Могла ли она ранить их, предавать, убивать? Думаю, это могло бы отчасти объяснить её жестокость. «И плевать, что она так относится ко мне из-за меня». — Думаю, вы правы. Хотя бы отчасти. Может, я не так хорошо разбираюсь в подростковой психологии, но когда в таком возрасте в человеке уже горит жажда очищения… Мне это кажется ненормальным. — Вы совершенно правы! — неожиданно даже для себя улыбается Ирис. Хэт смеётся в ответ. — Знаете, что?.. Если мы когда-нибудь отсюда выберемся, то мне бы хотелось построить свой портал с вами, Фолс. — Почту это за комплимент, — улыбается та. Наверное, именно сейчас страх перед Хэтом окончательно у неё пропадает.