Честность, магия и очки

Гастер быстро идёт к Лаборатории. Нет, он не идёт, он чуть ли не летит, оставляя едва заметные следы на асфальте. Капли крови указывают ему путь, и он боится неосторожными шагами задеть хотя бы одну из них. Ему страшно, его бросает в дрожь от того, что может произойти с его ребёнком. Пару часов назад он клятвенно обещает, что всё закончится хорошо, а сейчас… Сейчас он уже ни в чём не уверен. Единственное, чего он хочет, так это то, чтобы с Фриск, с его дорогой Фриск, всё было в порядке. Гастер знает, что нанесённые им повреждения должны быстро пройти… Если только контроль над телом окончательно не перехватил Грей. Но его надежды разрушаются, едва он видит огромную лужу крови на ступенях. Он опаздывает?.. Тела нет, праха тоже не видно. Должно быть, его занесли внутрь… Теория Гастера подтверждается, как только он, осторожно обходя кровь, наконец заходит внутрь. На полу видны небольшие красные пятнышки, которые в какой-то момент прерываются. Скорее всего, Фриск заносят в один из кабинетов в подвале… Гастер мгновенно телепортируется туда. В первом кабинете никого нет, во втором тоже… Душа Дингса трепещет, когда его рука тянется к ручке третьей двери. Он впервые за долгое, долгое время на кончиках костей ощущает настоящий страх. На всякий случай он призывает Бластеры, но из-за чувства смятения, охватившего душу, они получаются совсем крохотными и вряд ли помогут в битве с возможными противниками. Впрочем, самого Гастера это нисколько не волнует. Он дрожащими кистями открывает дверь, готовясь к худшему. — Фриск, дитя моё, ты в поря- Увиденное заставляет его замолчать. На постели лежит изуродованное, заляпанное кровью тело, которое, кажется, принадлежит или принадлежало Фриск. Рядом сидит печальный Тоби, внимательно смотря на скелета большими чёрными глазами. Пёс как будто говорит: «Она ведь не заслужила такого, да?..» — Не заслужила, — вслух говорит Гастер, невольно вздрагивая. — Они тоже не заслужили смерти… В сущности, её никто не заслуживает. Тем более такой… Страшной. Гастеру следовало бы начать орать, плакать, бить кистями пол и молиться за упокой души… Но вместо этой нелепой показухи он просто подходит к телу и осторожно рассматривает полученные раны. Господи, почему Дингс настолько несдержан… В моменты ярости он совершенно не способен себя контролировать, скорее всего, именно из-за оставленных им ран Фриск и отправляется на тот свет. — Мне… — вздыхает он. — Мне уже не удастся её вернуть… Подумать только! — нервно хихикает Гастер. — Само воплощение Решимости, чистейшего желания жить, окончательно умирает! Тоби уныло опускает голову, в то время как Гастер переводит взгляд вперёд. На полу и стене видны кровавые следы, ведущие к окну, наводя учёного на мысль, кто мог такое совершить с его ребёнком. Но он уже не осуждает — ему уже на всё плевать. Ему не хочется открутить голову этим убийцам, он хочет умереть сам. Его уже ничто не держит в этом мире… И Дингс не видит причины жить. Скорее всего, это была вынужденная мера самозащиты — думает Гастер, пытаясь отвлечься от мыслей о смерти. Грей окончательно завладевает контролем над телом и, в скором времени сойдя с ума, пытается напасть. Им ничего другого не оставалось, кроме как драться. — Один выстрел. В грудную клетку, в область около сердца. Должно быть, его сделал Хэт, пытаясь защитить если не себя, то Ирис… Мне давно следовало их уволить, — подмечает Гастер. — Впрочем… Это всё равно ничего бы не изменило. Тоби поднимает голову. Кажется, пёсик взволнован, он боится, что Гастер в любую минуту может выйти из себя и разрушить собственную Лабораторию, попутно задев самого пса. Но Дингс совершенно не обращает внимания на собаку, подходя к телу. — Смесь крови и магии… — говорит он, осматривая жидкость, всё ещё текущую из раны. — Воистину, даже если бы Фриск осталась жива, мне бы уже не удалось отделить её разум от разума Грея. Процесс был слишком запущен… Думаю, так будет лучше для неё. Тоби в знак скорби опускает голову вниз, в то время как по черепу Гастера текут небольшие, еле заметные слёзы. Он так не плачет даже над смертью собственных сыновей… В первую очередь потому, что он неоднократно видит их смерть. Глубоко в душе он даже немного рад, что Фриск получила наказание за своё неуёмное любопытство, но с другой стороны… Это того не стоило. — Это… Глупо. Это слишком… Слишком глупо… Это не имеет никакого смысла. Для чего это всё было? Чтобы кто-нибудь сдох в конце в луже собственной субстанции, которую нельзя обозвать ни кровью, ни магией? Это какой-то абсурд… Он осторожно дотрагивается кончиками пальцев до тела. Неожиданно они оставляют довольно глубокую, проваливающуюся внутрь вонючей плоти ямку — руки Гастера пачкаются кровью и магией. — Чёрт… — тихо ругается он. — Процесс гниения уже запустился… Никогда бы не подумал, что тела людей настолько… Нестабильны. Тоби начинает жаться к двери, чувствуя отвратительный запах. К счастью, Дингс практически не чувствует запахов, поэтому уходить не спешит. Его душа переполнена извращённой сентиментальностью, поэтому он хочет остаться, наблюдая за ужасающим процессом разложения. Гастера не тянет рвать, когда показываются и рассыпаются в пыль кости, когда вены и артерии, разлепляясь друг от друга, нитями свисают с почти рассыпавшихся в прах конечностей. К счастью, процесс идёт очень быстро, и спустя пару минут от тела остаётся лишь нестабильная, в любой момент готовая расколоться двухцветная душа, половинки которой окончательно сливаются друг с другом. Гастеру кажется, что единственное, что способно расколоть такую душу — сильнейшее физическое воздействие. Но Дингс даже пальцами не хочет касаться этой уродливой, неестественной души. Он понимает, что Фриск уже невозможно восстановить, впрочем, как и Грея. Они страдают, пока находятся вместе, отравляя друг друга магией и решимостью. Единственное, что Гастер может для них сделать — это окончательно уничтожить. Но пока он ничего не предпринимает, раздумывая над дальнейшими действиями. Он берёт со стола контейнер для души и, неуверенно постояв пару секунд, плавно опускает его на бьющуюся в агонии душу, запечатывая её крышкой. — Знаешь, Тоби? — неожиданно обращается Гастер к псу. — Хоть мы и видели весь этот пиздец своими глазами и глазницами… Но нам надо как-то жить дальше. Тот заинтересованно поднимает голову, ожидая услышать дальнейшие указания. Тоби удивлён, что Дингс так легко оправляется от потери, но понимает, что после его возвращения из Пустоты остальное ощущается не так остро, хоть он, по логике, должен чувствовать всё в несколько раз сильнее. В глазах пса до сих пор сверкают крохотные капельки слёз, но слова хозяина будят в нём слабую надежду. — Оставим эту чёртову Лабораторию, уедем на берег океана… Будем пялиться на водную гладь и жалеть обо всём. Так мы проведём остаток вечности, пока кто-нибудь из нас не сдохнет и не обретёт новую жизнь либо на том свете, либо в другом, более счастливом таймлайне. Я понятия не имею, что более вероятно, и пока не хочу это выяснять на практике. Шёрстка Тоби невольно встаёт дыбом. Гастер… хочет покончить с собой?.. — У меня есть душа… — говорит Гастер необыкновенно спокойно. — Как думаешь, Тоби… Следует ли нам её уничтожать? И это он пса спрашивает? Хоть Тоби и намного умнее обычных собак, но сталкиваться с такими вопросами ему ещё не приходится. — Я мог бы взять её для исследований, доказать новую теорию… Но мне это уже не надо. Мне уже ничего не надо. Гастер переводит взгляд на окровавленную стену. — Может быть, хоть этим идиотам повезёт чуть больше, чем мне, а пока… Дингс призывает Бластер, направляя его на душу. — Кому-то пора упокоиться с миром. Отдалённое эхо грома растворяется в мощном выстреле. Начинает идти дождь.