Не убоюсь я зла

На поминках по Фильке собралось немало народу, были среди них и довольно подозрительные с виду личности. Пашка с Дуней обрадовались приходу Раи, и освободили ей место рядом с собой, за что она была им благодарна — вместе с ними было ей спокойнее. Из еды была водка и блины. Пашка протянул стопку, и Раечка одним духом ее осушила. — Ого, — раздались смешки со всех сторон. — Вот так барышня. У Раечки на глазах выступили слезы. Дуня подала ей блин, и Рая поспешила заесть пожар в горле. От новой стопки она отказалась. Пришедшие вспоминали Филимона, рассказывая порой уж вовсе какие-то невиданные чудеса. Одна из баб вдруг бурно зарыдала, и к ней тут же присоединились две другие. — Ишь, заголосили, — буркнула Дуняша. — Будто вам было до него дело. Становилось шумно. Раечка, с опаской посматривая по сторонам, раздумывала, не пора ли ей уходить, но тут в дверь вошел новый гость. Пашка так и подскочил. — Вот и Лука, — с радостью сказал он Рае и поспешил навстречу вошедшему. Это был невысокий старик, еще довольно крепкий с виду, с густой, наполовину седой бородой и спокойным лицом. Спокойным и даже равнодушным казался и взгляд его голубых глаз. На Раю поначалу он произвел настораживающее впечатление. Прежде, в доме своего опекуна, она встречала разного рода странников, старцев, полуюродивых, приживалок, и с тех самых пор не могла выносить подобную публику. Лука с виду разительно от них отличался, но тем и был ей подозрителен. Рая украдкой наблюдала за ним. Лука держался тихо и как бы наособицу. Он не пытался проповедовать или рассказывать о своих странствиях по Святым местам, не заводил первым разговор. Зато к нему подходили многие, даже по виду из самых прожженных, и заглядывали ему в лицо с робостью и уважением. Странно и досадно было Рае в который раз видеть, что простые люди куда охотнее обращались за помощью и советом к вот таким старцам, чем к людям, действительно желавшим им помочь; но она давно порешила, что все эти суеверия буйно цветут от невежества и забитости, потому народ так легко и верит сладким сказкам. И все же она должна была поговорить с Лукой, ведь он мог знать что-то важное о Филимоне. Поколебавшись, Рая подошла к нему и поздоровалась; Лука ровно улыбнулся ей. — Филимон был моим другом, — сказала она, ощущая непонятное ей самой смущение. — Насколько я поняла, он относился к вам с большим… пиететом. — Вас это удивляет? — спросил Лука. Голос у него был хрипловатый, уже с легким старческим дребезжанием, но выговор чистый, речь правильная. — Удивляет, — честно ответила Рая. — Мне он казался трезвым человеком, без увлечения мистическими фантазиями. — Да, он был очень реалистически мыслящим юношей, — согласился Лука. — На какой же крючок вы его подцепили? — брякнула Рая, и тут же пожалела о собственной грубости. Впрочем. Лука не обиделся — во всяком случае, по его виду это совершенно невозможно было заподозрить. — «…отныне будешь ловить человеков» [Лк.5:10], — проговорил он мягко. — Так Господь заповедал Петру и всем своим апостолам, и я, многогрешный, следую Его завету. — Улавливаете людей в свои сети? Лука улыбнулся. — Рыбак завлекает рыбу в свои сети насильно, не спрашивая, хочет ли она в них идти, — сказал он. — И завлекает на погибель, чтобы съесть. Нет, такого я не желаю, улавливать людей обманом или насилием. Рая хотела что-то ответить, но оборвала себя. — Я бы хотела с вами поговорить, — наконец, сказала она. — О Филимоне. Только сейчас это не совсем уместно, наверное. — А вы приходите ко мне завтра, — предложил Лука. — Вот и поговорим с вами. Он подробно рассказал, где живет и как его найти. Старец заинтересовал Раю, чему она сама удивлялась. Она собиралась к Луке, но слишком много времени отнимали курсы и работа, а потом случилось событие, переменившее всю их с Розой жизнь, и прежние планы оказались надолго забыты. Митенька, прежде изыскивающий каждую свободную минуту, чтобы увидеться с Розой, куда-то совсем запропал. Когда же Рая встретила его на Гороховой, он быстро перешел на другую сторону улицы, прежде чем она успела окликнуть его. Рая была поражена такой перемене и предположила, что он нашел себе новое увлечение, потому и избегает Розу, а заодно и ее, как Розину подругу. Но если она была лишь слегка раздосадована, то Роза переживала всерьез. Спустя несколько дней случилось страшное. Тем утром Роза ушла в лавку, а Рая осталась дома работать. Вдруг услышала она шум под окнами — крики, плач. Встревоженная, Рая вышла узнать, что случилось, и в коридоре столкнулась с одним из жильцом — благообразным, всегда аккуратным старичком. Сейчас же вид его был странен и жалок — Государь убит! — выговорил он пронзительным, срывающимся на рыдание голосом. — Злодеи, ироды, погубили Россию! Он потрясал кулаками в воздухе и сыпал бессвязными жалобами. Рая не верила своим ушам. Она сбежала вниз по лестнице и на выходе столкнулась с насмерть перепуганной Розой. Как выяснилось, в императора стреляли во время его обычной утренней прогулки. Преступник ждал его на Певческом мосту и несколько раз выстрелил, но промахнулся; когда на него кинулись люди, он попытался скрыться, но его схватили. Тогда он попытался застрелиться, но один из жандармов выбил револьвер у него из рук. Говорили, что преступник — какой-то студент; впрочем, личность его была быстро установлена. В «Новом Времени» на другой же день написали, что преступник — дворянин Дмитрий Дорофеев, студент Петербургского горного института. Узнав об этом, Роза расплакалась; Рая молча обняла ее и прижала к себе. Ей бы хотелось сказать что-нибудь утешающее, но слова не шли на ум. Ею владело только огромное изумление — как такое могло случиться, почему? Следующий месяц обернулся для них кошмаром. Спустя день их по одной вызвали на допрос. Изможденный жандармский офицер с лицом сушеной воблы и сухим, скучным голосом вытряхивал из них всю душу, выспрашивая мельчайшие подробности знакомства с Митей. — Помочь вам может только полнейшая откровенность, — часто повторял он. — Если же в ходе следствия обнаружится, что вы утаили от нас хотя бы самую малость, вы разделите участь преступника. Рая и Роза крепились, не позволяя запугать себя. Спасло их то, что они практически ничего не знали о Митиных делах; на собрании кружка его были всего лишь раз, и какие-то крамольные разговоры при них не велись. Обе утверждали, что имен прочих посетителей собрания они не запомнили, и на том стояли; но тут, как видно, следователь своим чутьем ищейки почуял в них слабину и насел всерьез. Провели очную ставку с Митей, и обе девушки были поражены его чудовищно изможденным видом. Лицо его пестрело синяками — как видно, на допросах с ним не церемонились; но более всего поражало то, что грудь его, плечо и одна рука были забинтованы, словно он перенес серьезное ранение. Как выяснилось много позже, он пытался покончить с собой каким-то вовсе изуверским способом — обложился тряпьем и поджег его от керосиновой лампы. Еще немного, и он задохнулся бы от дыма, но караульщики его спасли и с тех самых пор за ним постоянно следили. При встрече с Розой Митя еле взглянул на нее и заявил, что имел на сию девицу некоторые виды, но разочаровался в Розе из-за ее глупости, легкомыслия и полнейшей неспособности разделить его высокие устремления, посему в последний месяц избегал с ней встреч. Роза понимала, что все это было сказано с намерением уберечь ее от преследований, однако ей горько было слышать Митины слова и вдвойне горько и больно видеть его ужасное положение. При встрече она удержалась от слез, но дома отчаянно разрыдалась, да так, что долго не могли ее успокоить. Про Раю Митя сказал, что едва ее знает, и это даже было правдой; Рая и сама понимала, что они слишком мало знали о Митеньке, считая его безобидным чудаком и не догадываясь, что таилось за этой маской. Она не стала относиться к Мите хуже, но ее не оставляло чувство, что перед ней незнакомец, который лишь по странной случайности похож на их с Розой приятеля. Зачем, почему добрый и чувствительный Митенька решился на убийство — это никак не могло уложиться у нее в голове. Несколько раз у них проводились обыски, но не нашли ничего подозрительного. Все же неприятности им грозили нешуточные, особенно иудейке Розе, и девушки решились просить помощи у своей давней покровительницы, Марии Васильевны Трубниковой. Та не отказала в помощи и обратилась с прошением к самому императору. Государь, с уважением и приязнью относившийся к Марии Васильевне, внял ее просьбе, и девиц было велено оставить в покое. Однако покой был для них немыслим, недостижим. С трепетом, со страхом ждали они суда; знали, чем кончится дело и все равно надеялись вопреки всему. Наконец суд состоялся, и Митю приговорили к повешению. Роза не спала всю ночь; просыпаясь, Рая слышала, как она вставала и ходила по комнате; иной раз доносилось до нее приглушенное, задавленное рыдание. Утром Роза объявила, что будет присутствовать на казни. Как ни старалась Раечка ее отговорить, Роза была непреклонна; тогда Рая объявила, что не отпустит ее одну, и они вместе направились на Смоленское поле, где должна была состояться казнь. Они пришли рано, но к месту казни начал стекаться народ. Скоро на поле яблоку негде было упасть. К девяти утра привезли телегу с осужденным. Митя держался с величайшим присутствием духа. Он твердым шагом взошел на эшафот; когда к нему приблизился священник с распятием в руке, Митя решительно отказался от последнего напутствия. После этого он огляделся, словно выискивая кого-то взглядом в толпе. Надеялся ли он, что Роза придет с ним проститься? Искал ли он ее? Как бы там ни было, в окружавшем помост людском море невозможно было различить знакомое лицо. Вдруг осужденный хрипло закричал. Поначалу невозможно было разобрать слов, но потом довольно отчетливо услышали «Простите!» — Ишь чего захотел — простить его, — проворчал дородный мещанин слева от Раи. — Не будет тебе, злодею, прощения! Грянула барабанная дробь. Митя спустился на несколько ступеней от позорного столба; палач надел на него длинную белую рубаху и покрыл голову капюшоном, длинные рукава рубахи он обмотал вокруг тела Мити и завязал спереди. Все прочее было делом нескольких секунд. Митя встал на скамейку, палач споро накинул на него петлю, затянул ее и выбил скамейку из-под ног. Гул пронесся над толпой, все жадно потянулись к эшафоту, впитывая зрелище чужой смерти. Рая отвернулась, не в силах смотреть, и тут с ужасом увидела, что Роза заваливается на бок. Бессонная ночь, недоедание в последние дни сделали свое дело — ей стало дурно. Если бы не общая скученность, она упала бы, но ее поддержали стоящие по бокам, а в следующее мгновение подхватил под руки какой-то молодой человек. — Идемте, — бросил он. — Вам нужно выйти на свободное место. Сделать это было очень затруднительно — толпа до сих пор напирала со всем сторон, желая подойти поближе к эшафоту с телом осужденного. Однако молодой человек начал прокладывать себе путь в людском потоке, бесцеремонно расталкивая всех стоявших перед ним и не обращая ни малейшего внимания на сыпавшиеся ему вослед проклятия. Рая поспешила за ним. Наконец они выбрались из толпы, и на открытом пространстве Розе стало немного легче. И все же она была очень бледна и едва держалась на ногах; прикрыв глаза, она часто и прерывисто дышала. — Редкостная глупость — заявляться на казнь! — хмуро заявил молодой человек. — И чем вы только думали! Рая внимательно посмотрела на их спасителя. Он был на вид лет двадцати пяти, высокого росту, черноволосый и бледный. Темные глаза его сердито сверкали. — Спасибо за помощь, — ответила она, подавив раздражение от его грубых слов, — Но мы пришли не для того, чтобы поглазеть. Мы… — Я знаю, кто вы и зачем пришли, — перебил ее молодой человек. — И все равно повторю — глупость! Раечка насторожилась. «Что, если он связан с охранкой?» — пронеслось у нее в голове, но она тут же отбросила эту мысль — вряд ли бы он тогда с такой легкостью им открылся. — Кто вы? — спросила она, стараясь сохранять спокойствие. — Вы говорите, что знаете нас, но я вас совсем не знаю. — Я о вас наслышан… от Мити, — ответил молодой человек, так и не сообщив своего имени. — Но пойдемте же, ваша подруга еле стоит. Надобно довести ее до дому. Поддерживая Розу с разных сторон, они побрели вперед. — Вы были Митиным другом? — спросила Рая и тут же обмерла, поняв, кто он может быть. — Нет, я не был его другом, — не сразу ответил молодой человек. — Но у нас с ним было общее дело. — Дело, — еле слышно повторила Рая. Вдруг она остановилась. — Дело, за которое его сейчас повесили? — резко сказала она и сама испугалась своих слов. Молодой человек смотрел на нее, кривя рот в странной усмешке. — А что, если и так? — ответил он. — И вы не боитесь, что я сейчас кликну полицию? — Рая слегка прищурилась. — А вы кликнете? — он ничуть не испугался, наоборот; казалось, что слова Раи его даже развеселили. Бесконечно длинное мгновение они так и буравили друг друга взглядами, но тут Роза затрепыхалась и слабым голосом сказала, что ей, кажется, легче, и что дальше она пойдет сама. Рая этому решительно воспротивилась. Тем временем с поля потянулся народ; вокруг них опять становилось многолюдно, но Раю это скорее успокаивало. Идти было еще очень долго, а Роза была чуть жива, потому на Большом проспекте они остановили извозчика, который за тридцать копеек обещал отвести их куда угодно. — Благодарим за помощь, дальше мы сами, — сказала Рая молодому человеку. Тот не стал возражать. Он помог усадить Розу и протянул руку Рае, но она не приняла помощь. Пристально и строго Рая смотрела на него. — Зачем? — вдруг спросила она. — Зачем все это, зачем вы отправили его на верную смерть? Снисходительная усмешка мелькнула на его губах и тотчас же пропала. — Не самое удачное время и место для дискуссий, вы не находите? — только и ответил он. — Я и не собираюсь с вами дискутировать! — сгоряча отрезала Раечка. — Зачем тогда спросили? А впрочем, не важно. — Садись же, Раечка, — позвала Роза. — Чось стоим-то? — поддержал ее «ванька». Тряхнув головой, Рая кое-как уселась в колымагу. — Дом Ширмера, на Вознесенском, — вдруг сказал молодой человек. — Спросите Ивана Акинтьевича Скороходова. Это на случай, если захотите… подискутировать. — Не захочу, — сурово ответила Раечка. — Трогай! — сказала она «ваньке». Тот присвистнул и огрел кнутом свою тощую лошаденку. Повозка затряслась по мостовой. — Эк вы его, барышня, отбрили! — одобрительно заметил «ванька». — Ишь, бесстыжая рожа, средь бела дня этакое предлагать порядочной девице! Срамота! — Вы, верно, не поняли, — слегка покраснев, начала Раечка. — Да что ж тут не понять? А глазами вас так и ел, так и ел! Рая обернулась; молодой человек стоял на прежнем месте и неотрывно смотрел на нее.