***
В этом году Хогвартс встретил своих учеников, как обычно, радушно и тепло. Для семикурсников первое сентября было особым днем — постепенно к ним приходило осознание того, что это последний год их беззаботной, почти взрослой жизни. Джеймс, Сириус и Питер, конечно, пропустили мимо ушей напутствие Дамблдора — это уже стало традицией. Ремусу, как школьному старосте и просто ответственному человеку, пришлось изображать крайнюю заинтересованность в приветственной речи директора, повторяющейся из года в год. Новость о назначении Люпина префектом привела Мародеров в восторг — Поттер уже строил планы их ночных вылазок во время ночного дежурства Ремуса. Тот только закатил глаза и тяжело вздохнул. Если он и сможет покрывать друзей, то Эванс, теперь тоже староста, — навряд ли. Но Джеймса с Сириусом остановить уже было невозможно, парень знал по многолетнему опыту. Возвращение в стены Хогвартса Мародеры отпраздновали этим же вечером, достав по бутылке сливочного пива. Разумеется, даже Ремус выключил режим зануды и закрыл на это глаза. Все-таки, как неустанно повторял Сириус, это их последний год, который должен оставить незабываемые впечатления.***
Последние пару сотен лет история магии была наискучнейшим предметом во всем Хогвартсе — с тех самых пор, как вести ее начал профессор Биннс. Никто и никогда, кроме, конечно, самых отважных заучек, пытающихся перебороть сон и конспектировать лекцию, не слушал, не читал, в общем, не прикладывал ни малейших усилий для того, чтобы выучить «этот набор никому не нужной информации». Конечно, перед экзаменами все вдруг вспоминали о существовании этого предмета, и тогда те самые заучки и ботаники превращались в добрейших людей, которые могли поделиться конспектами. Сириус ботаником не был. Впрочем, как и весь седьмой курс Гриффиндора, за исключением Люпина и Эванс. Но им-то было положено. Поэтому он лежал на парте, почти засыпая под убаюкивающий монотонный голос профессора. С начала учебного года прошло уже две недели. Сидевший рядом Джеймс под партой писал задание по Травологии. Питер сидел с Ремусом, изредка заглядывая тому в конспект, и тоже пытался не уснуть. Сириус слегка повернул голову, чтобы видеть Люпина. Тот выглядел очень серьезным и сосредоточенным, как, впрочем, и полагалось старосте школы и самому адекватному человеку в их компании. Сириус улыбнулся, вспоминая, насколько аккуратными и подробными всегда были записи Лунатика. У самого Блэка они в принципе отсутствовали. Сириус постоянно отпускал шутки насчет ответственности и старательности друга, но в такие моменты, когда Ремус, закусив губу, сосредоточенно скрипел пером по пергаменту, он невольно заглядывался на него. Сириус почувствовал сильный толчок в бок и обернулся с выражением полного негодования на лице. — Сири, ты взглядом скоро в Лунатике дыру протрешь. Ну или он задымится, — хохотнул Джеймс. Блэк только отмахнулся. Будто Сохатый не понимает. Сам на свою Эванс пялится, чуть ли не раздевает ее глазами, а он… так. Сириус фыркнул, и Джеймс, снова принявшийся за Травологию, удивленно посмотрел на него. Тот только закатил глаза и вновь отвернулся.***
Ремус пишет эссе по истории магии. Джеймс еще час назад ушел на первую квиддичную тренировку, и в гостиной никого нет кроме них с Питером и Сириусом. Блэк что-то увлеченно рассказывает Хвосту, и Ремус пытается вспомнить, когда они с Сириусом в последний раз вот так разговаривали вдвоем. И не может. Кажется, это было слишком давно. Люпин не очень понимает, что происходит. Ему неловко, даже стыдно немного оставаться наедине с другом, а тот, кажется, и не беспокоится совсем, не пытается их близкое общение вернуть. Ремус чувствует себя маленьким обиженным ребенком. Отстранившись от всего мира за горой учебников, он время от времени смотрит на Сириуса, и каждый раз взгляд его все дольше задерживается. Ему кажется, что он запомнил его уже до мельчайшей детали, выучил наизусть. Сириус поворачивается к нему, и на несколько секунд их взгляды пересекаются. Он выглядит слишком радостным и счастливым, и Ремус немного расстроен из-за того, что его лучший друг делится какими-то своими впечатлениями не с ним. Ему это совсем не нравится.***
Этой ночью Сириус и Джеймс, прихватив мантию-невидимку и карту, отправились навстречу очередным приключениям вдвоем. Ремус, сославшись на плохое самочувствие перед полнолунием, остался в спальне, а Питер мучился с трансфигурацией. — Джим, — задумчиво протянул Блэк, — знаешь… Не хочу тебя нагружать всем этим, конечно, но мне просто необходимо выговориться. Тот выжидательно посмотрел на друга. Они стояли на Астрономической башне, Сириус, глядя куда-то вниз, курил (дурацкая маггловская привычка), а Джеймс следил по Карте за передвижениями Филча. — Я примерно понимаю, о чем ты хочешь сказать. — Да, скорее всего, ты прав. Это… это насчет Лунатика, — Сириус закусил губу и невидящим взглядом уставился вдаль. — Просто… Паршиво себя чувствую, если честно. Ситуация слишком глупая получилась. Это же Рем! Если бы он узнал… Черт. Если бы он узнал, то это был бы просто пиздец. Он ведь никогда не скажет что-то вроде «Боже, Сириус, не подходи ко мне больше, мы вряд ли когда-нибудь сможем стать друзьями снова, и то, что ты ко мне чувствуешь — отвратительно». Он скажет: «Эм, ничего страшного, ты же все равно мой друг», или не скажет ничего вообще, и просто постарается сократить до минимума наше общение. Блять. Мне кажется, что он что-то понял, потому что он в последнее время шарахается от меня как от прокаженного. Джеймс молчал. Бродяга правильно расценил это молчание — друг просто не хотел его прерывать какими-то бессмысленными словами. Он тяжело вздохнул, сделал еще одну затяжку, и затушил сигарету о каменную стену. — И самое отвратительное, — ровным голосом продолжил он, — что я не могу отвлечься, справиться с этим. Учеба не отнимает у меня столько времени, чтобы я мог не думать об этом гребаном Лунатике, а на других и смотреть противно. Тьфу. — А он… — Что он? Он всегда относился ко мне как к другу, и вряд ли что-то изменит его отношение ко мне. Да и вообще, — Сириус осекся. Следующая мысль, которую он готов был высказать, была слишком личной. — Что? — Нет. Нет, ничего. Сириус вновь потянулся за сигаретой.***
Учебные будни тянулись незаметно. Джеймс с головой ушел в квиддич — в этом году он стал капитаном и решил загонять свою команду до полусмерти. Сам он после тренировок приходил до того вымотавшийся, что сил хватало только на то, чтобы дойти до кровати и прямо в одежде рухнуть на нее. Питер паниковал. Все преподаватели считали своим долгом напомнить об экзаменах, и Петтигрю перечитывал учебники за последние курсы, пытался уловить новый материал, в общем, создавал видимость бурной деятельности. Сириус ходил мрачнее тучи. Джеймс почти всегда был занят, а ему очень хотелось выговориться кому-то. Ремусу было не лучше, но, вечно занятый учебой и обязанностями старосты, он хотя бы пытался себя убедить в том, что прекрасно обходится без постоянного общения с Сириусом. Только это почему-то не помогало. Ремус действительно сдружился с Лили Эванс. Джеймс долго паниковал, но когда девушка спокойно поздоровалась с ним в ответ на его приветствие, он решил, что Лунатик действительно занялся промывкой её мозгов. — Сохатый, я же тебе говорил, — Рем был явно доволен собой, — она нормальная. Смотри, какой прогресс — когда вы пересекаетесь в гостиной или коридорах, она вполне спокойно реагирует на твое присутствие… Джеймс в ответ только глупо улыбался и ерошил волосы.***
— Я на дежурство, — Ремус потянулся, зевнул и поднялся с кровати. — Мы бы пришли тебя навестить… — хитро улыбнулся Джеймс. —…но Хвостик сильно просил помочь с ЗОТИ, — Сириус посмотрел на Люпина и тут же отвел взгляд. Ремус только глаза закатил. — Да мне же проблем меньше. А то я все еще не могу привыкнуть к тому, что я иду по коридору, и вдруг из ниоткуда появляетесь вы. Причем сзади. Я так скоро поседею. — Привыкай, — Джеймс хлопнул его по плечу, и Ремус направился к выходу.***
— Рем, — Лили немного покраснела, но в темноте Люпин этого не заметил, — знаешь, мне очень неудобно, конечно, но мне, если честно, некому рассказать… С подругами тут сильно не посоветуешься, а ты, как друг Джеймса… — тут она ойкнула и покраснела еще больше. — Не переживай, что ты проговорилась, по тебе и так видно, что тебе Джим нравится, — улыбнулся Ремус — Да ничего подобного, — надулась она, — он же заносчивый лохматый болван! — Ага, ага, так я тебе и поверил, особенно после того, что ты сказала минуту назад. Лили засмеялась и почувствовала, что смущение понемногу исчезает. Тем временем они свернули по коридору к Астрономической башне — как объяснил Ремус, там вряд ли их кто-то застанет за разговором. — Это, наверное, так глупо — вдруг влюбиться в человека, который тебя бесил все эти годы в Хогвартсе… Ремус усмехнулся. Точно не глупее, чем влюбиться в лучшего друга. — Нет, не глупо. На самом деле Джеймс не заносчивый и не надменный. Просто… Помнится, курсе на четвертом он пришел и заявил, что влюбился «в эту заучку Эванс». Он явно расстроился тогда. А привлечь твое внимание ему было нечем — квиддичем ты не увлекаешься, на его харизму и обаяние не ведешься. — Вот именно, — с грустью в голосе произнесла Лили, — мне кажется, все эти годы его просто задевало, что я не обращаю на него внимания. С тех пор ведь три года прошло, он наверняка… — Ты все еще нравишься ему, — ободряюще улыбнулся Люпин. — Точно тебе говорю. — Ну и все равно. Я не знаю, как мне себя с ним вести. Мы ведь очень мало друг друга знаем. И потом… Как-то привыкла, что он меня раздражает. Я просто привыкла к тому, что Джеймс — это Джеймс. И я совершенно не знаю, что мне делать теперь с тем, что мое отношение к нему вдруг изменилось. И боюсь представить, как он отреагировал бы. Ремус вздохнул, и едва слышно хмыкнул. Изменилось отношение. Как он отреагирует… — Что-то это мне напоминает. — И что же? — Эванс внимательно посмотрела на него, и он почувствовал острую необходимость высказаться хоть кому-то. Мыслей за полгода накопилось столько, что они уже просто не помещались в нем. Но… — Нет, ничего, — он только отмахнулся. Он не мог рассказать об этом никому — даже Джеймсу. А Лили… — Но ведь ты хотел что-то сказать. Если не хочешь — не рассказывай, но, мне кажется, я… Знаю? — последнее предложение она произнесла с полувопросительной интонацией, сомневаясь. Ремус молчал. — Вряд ли, — наконец произнес он, — это… Совсем неважно. — Блэк? Ремус вздрогнул. — Что? — Сириус. Он ведь нравится тебе? — Нет! — Значит, да, — улыбнулась Лили. Ремус закрыл лицо руками. А разговор ведь так хорошо начинался… — Это ведь не стыдно и не страшно, Рем, — ласково произнесла она. — Он парень. И мой лучший друг. — Парень? И что? Я думала, этим никого уже не удивишь. — На него вешается вся женская половина школы. Он не вешается на них в ответ, но… И вообще, не в этом дело! Он мой друг. Если он узнает, то тогда… — Ну не убьет же он тебя! — Хуже. Просто пошлет меня к чертям собачьим. — Не пошлет! Ремус поморщился, как от боли. Конечно, основная причина совсем не в этом. Если б это был не Сириус, наверное, было бы ничуть не проще. Потому что… — Рем… Это потому что ты… оборотень? Ну, да, я знаю, — смутилась она, увидев выражение лица Люпина и его пылающие щеки. Ремус снова закрыл ладонями лицо. Он давно так отвратительно себя не чувствовал. Ему было страшно. И стыдно. Очень стыдно за то, что он вообще существует. — Ремус, — Лили опять позвала его, — Прости, я не должна была спрашивать об этом. — Ничего, — очень тихо сказал он. — Все хорошо. — Нет, правда, я совсем не подумала, когда начинала это. Прости, — она приобняла Ремуса и виновато уставилась в пол. Люпин осторожно высвободился из ее рук и встал. — Ничего. Просто я должен забыть про эти глупости. — Это не глупости. Ты ведь любишь его. Ты же любишь Сириуса! И вообще… — тут Лили почему-то осеклась и вздохнула. Ремус развернулся и побледнел. В проходе стоял Джеймс.