A slave, a king and a mage

Скажи это. У Сианны всего две минуты, чтобы совладать со сбившимся дыханием. Раз — два — три. Вдох — выдох — вдох. Сжать руки в кулаки, расправить плечи, вздернуть подбородок. — Рен. Хваленое княжеское самообладание трещит по швам, словно легкая ткань. — Сианна. Она глотает вязкую слюну. Ладони потеют, ногти впиваются в них, вызывая яркую, отчетливую боль. — Сианна. Она не уверена, что готова умереть. У Детлаффа острые зубы и когти. У нее — лишь подобие защиты, тряпки, а не броня. У Детлаффа холодное, разбитое ею сердце. У нее — лишь ведьмак и другой вампир, на самом деле, пожалуй, желающий ей смерти. Если быть совсем уж откровенной. Она глотает вязкую слюну. Раз — два — три. Вдох — выдох — вдох. Она должна ему эту встречу. Она должна ему много чего, но вот вопрос: станет ли он ее слушать? Вдох — выдох — вдох. — Я должен тебя спросить. Алый туман, стелющийся у ног, вызывает дрожь, идущую с макушки дальше на спину. Она отводит взгляд, избегая смотреть в чужое лицо. — Ты всегда лгала мне? Скажи это. Язык присыхает к нёбу. Ладони болят. — То, что связывало нас — это ложь? Она открывает рот — и понимает, что не может произнести ни слова. Слабое «Детлафф» тонет в потоке чужой ярости. — Все не так просто, — говорит она, и голос ее ломается, хрипит, будто ржавая сталь. Детлафф щерится, отталкивает ее ладонь от своего лица — впервые в жизни. — Объяснись, — шипит он. — Давай. Не медли. Она закрывает глаза. Вдох — выдох — вдох. Ей больно. Ей страшно. Руки дрожат. — Детлафф, я… полагаю, я должна извиниться. Это не то, что она хотела бы сказать. Что нужно было бы сказать. Но это все, на что хватает ее сил, чтобы удержать голос от дрожи. — Не могу поверить, — в голосе Детлаффа ей отнюдь не чудится разочарование и боль, — ты предала меня. Она глотает вязкую слюну. Детлафф обходит ее по кругу, оплетает змеей, словно жертву. Наверное, она заслужила это. — Скажи это, — насмешливо говорит Детлафф. — Защити себя, давай. Она молчит. Хваленое княжеское самообладание лопается надувшимся мыльным пузырем, ломается, словно хрустальный бокал. — Мы ведь слушаем. Что случилось? Она боится оборачиваться, но яростный шепот на ухо заставляет ее дрожать. Вдох — выдох — вдох. — Настало время, — Детлафф сжимает руки на ее дрожащих плечах, и когти, признаться, достаточно пугают ее, чтобы закусить губу. — Признай свои ошибки. Она выдыхает резко, будто готовясь к прыжку в воду. Детлафф предстает перед ней с абсолютно спокойным лицом, будто не было всех этих слов, заставляющих сжиматься ее сердце. — Детлафф, я… Он не отталкивает ее руки, ложащиеся на его щеки. Не отводит взгляда. Не мешает пальцам перебирать волосы на висках. — Я прощаю тебя. У нее сердце заходится в бешеном, невозможном беге. Бережный поцелуй пугает ее сильнее, чем оскал и ярость. — Но я думаю, нам пора расстаться. Она не уверена, что синее хорошо сочетается с красным. Ха. Детлафф позволяет ей судорожно вцепиться в собственные плечи, вместе с хрипами чувствуя подступающую к глотке кровь. Или ей только кажется? Скажи это. Она задыхается в попытках произнести хоть звук. Детлафф не отводит глаз. Несказанные всего четыре слова царапают глотку так, что становится больно — больнее, чем от раны, оставленной чужими когтями. Детлафф не отводит глаз, пока она не закрывает свои. Над Тесхам Мутна ониксовым цветком нависает глубокая ночь.