Как далеко ты можешь зайти

      Дней шесть не виделись — сначала я записывал трек, да и он постоянно занят. Утром написал, что еще дней пять точно не увидимся. Почти не разговаривали, все выглядело как формальные «привет-как-дела» из вежливости. По интернету распространились фотки — кто-то смеется, кто-то злобно кидается постами о том, что Гнойный и Оксимирон лицемеры и весь баттловый конфликт был только для пиара, и у нас сто процентов будет совместный трек или клип. Есть те, кто считают, что это фотошоп. А еще я в ленте видел коллажи с этими фото и некоторые пишут, что это мило. Да уж, мило. Представляю, что будет — фото будут публиковаться и публиковаться. Интересно, как скоро то самое фото все увидят. Я понимаю, что должен все рассказать Мирону об этом фото, чтобы он был готов ко всему, но понимаю, что он взбесится и в лучшем случае перестанет говорить со мной. Он уже сейчас меня избегает, и лучше явно не будет. Три дня сижу дома, ничего не делаю и устаю. Ощущение, будто хочется чего-то, но при этом отвращение ко всему, что начинаю делать. Начал рисовать в какой-то тетрадке зеленой ручкой, делать всякие наброски. Срисовал свой чайник и плиту. Вроде, нормально. В школе я любил рисовать — и у меня, вроде, хорошо получалось — выигрывал всякие школьные конкурсы по рисованию, хотя для них почти все и всегда делалось на отъебись. Больше всего нравилось рисовать людей. В десятом классе перестал рисовать. Совсем. Рисунки все остались дома, я не забрал их с собой, а другие выкинул со временем, только место занимали. Некоторые, которые было жаль, отвез домой, в свою старую комнату, потому что с ними было слишком многое связано, и каждый раз, когда я натыкался на них, начинал рефлексировать. Чайник получился вполне похожий, и, кажется, я немного расслабился, пока рисовал, но эта отвратительная ручка, следы от нее и то, что не получилось, не стереть. Собираюсь в магазин — внезапно хочу купить карандашей и листы, чтобы порисовать. В магазине нахожу небольшой блокнот с белыми листами, набор карандашей и ластик. Уже дома, на кухне, начинаю срисовывать свое окно — почему-то думаю о том, что хотел бы нарисовать что-то из комнаты Мирона, или даже его самого, но опасаюсь, что вообще разучился рисовать людей и у меня вместо Мирона выйдет какое-то кривое ебало. Окно какое-то слишком мрачное, и хотя на улице не особо темно, на рисунке ощущение, будто поздняя ночь. Попытался рисовать людей, точнее, тела, силуэты, почти все без лиц. Выглядело жутко, поэтому все-таки решился нарисовать лица, и получилось сносно. Интересно, если бы не рэп и баттлы, может, я бы смог развить скилл и рисовал бы мульты? Может, комиксы? Странно даже думать об этом. Когда мне надоедает делать всякие наброски людей, плетусь в спальню, чтобы уже лечь и уснуть наконец. Лежу уже, наверное, больше двух часов, сначала смотрел всякие видео на ютубе, а после просто не мог уснуть. Вздрагиваю от телефонного звонка — это Мирон и странно поздно. Неужели появились еще фото? А что, если это то самое фото? - Алло, - отвечаю я, и надеюсь, что это просто мои опасения, но не понимаю, зачем ему звонить. - Привет. Ты спал? - Нет, ну, почти. - Голос сонный, - тихо смеется он. Кажется, так давно не слышал такой тихий смех, да и вообще его смех. - Что-то случилось? - сразу спрашиваю я, - Опять фото? - Нет, - спокойно отвечает он, - Просто решил позвонить. Как ты? - Нормально, - отвечаю я, потому что не хочу ничего рассказывать, - А ты? - Так себе, - отвечает Мирон, - Просто кажется, будто ты думаешь, что я специально тебя избегаю, а это не так. - Выглядит именно так. Кажется, будто мы вообще больше никогда не увидимся. - Черт, нет, - громче отвечает он, - Я понимаю как это выглядит. Просто я каждый раз, когда говорю, что занят, надеюсь, что ты не думаешь, что я вру, но сам понимаю, как это звучит, когда говоришь, что куча дел, увидимся в другой раз, и при этом не пишешь и не звонишь, выглядит так, будто похуй, а мне не похуй. - Мирон, - я так удивлен и рад одновременно, - Я просто не мог понять, о чем ты думаешь, когда это говоришь. Когда утром ты сказал, что мы не увидимся, потому что у тебя дела, было ощущение, что ты меня кинуть собираешься. - Не хочу, чтобы ты так думал. Ты мне дорог. - Я знаю. Мы так давно не разговаривали не о проблемах и не ругаясь, даже странно, - усмехаюсь и сажусь, даже смешно. - Да уж, точно. Как твой день прошел? - Странно немного. Ничего не делал, много думал, и пиздец устал. Мирон смеется. - Я тоже устал, но захотелось поговорить. Что, совсем ничего не делал? - Так, всякую ерунду, рисовал немного, - произношу «рисовал» и замолкаю, потому что вспоминаю, что при нем рисование я даже не упомянул ни разу. - Рисовал? Ты умеешь рисовать? - удивляется он. - Ага, в школе рисовал. - Скинешь что-нибудь? - Да, пять секунд, - плетусь на кухню, быстро фотографирую изрисованные за вечер странички блокнота и тут же отправляю Мирону в телеграм. - Я отправил, - говорю, когда захожу в свою комнату и возвращаюсь в кровать. - Ого... Охренеть. Слав, это очень красиво. - Только наброски, - отвечаю я, но Мирон продолжает эмоционировать. - Это же охуенно, даже слишком для набросков. Но я не видел рисунков у тебя дома, вообще. - Потому что их там нет. Говорю же, в десятом классе перестал рисовать. - Почему? У тебя же талант! - Это наброски, господи, не рисунки. Причем, очень кривые и депрессивные. - Прямо как моя жизнь, - смеется он, - Ладно, шучу. Так почему ты перестал рисовать? - Долгая история, - вроде хочу ему рассказать, но не знаю, самому все это снова переживать, - Как-нибудь расскажу. - Слав, мать твою! Заинтриговать и все? Давай сейчас. - Это грустная история. Если я начну ее вспоминать, точно не усну, потому что буду о ней думать. - И что? Если хочешь, после я расскажу тебе кое-что хорошее, это тоже своеобразная история. - Ладно, - решаю сдаться, потому что знаю, что теперь он не отстанет, да и мне самому на самом деле хочется, чтобы он об этом знал.