Глава 18. She's the prettiest girl at the party, and she can prove it with a solid right hook. Кристина.
30 марта 2018 г. в 00:26
«Я любил рисовать, и очень часто это делал — не то, чтобы я хотел быть художником или считал себя таковым, но лет с пяти-шести я рисовал так, что мои рисунки отличались от тех, что делают дети в моем возрасте. С каждым годом лучше и лучше получалось. Но история даже не об этом хотя это очень важная часть.
Когда я был в восьмом классе, в конце года, месяца за два до летних каникул, у нас в классе появилась новенькая, Кристина. Тихая такая, спокойная, иногда даже казалось, что слишком. Очень красивая. Всегда ходила с собранными сзади волосами и в каком-нибудь однотонном платье, или просто в джинсах и блузке. Иногда носила очки, иногда линзы. Класс принял ее относительно нормально — с ней не особо общались, у нее не было сначала друзей вообще, но ей считай повезло, потому что большинство были ебанутые. Просто наглухо отбитые парни и такие же девушки.
Впервые я увидел ее не тогда, когда она пришла в школу в первый раз — я болел, и мне просто передали, что есть новенькая, и все. А когда я пришел в школу, я увидел, что она сидит как раз передо мной. Я тихо наблюдал за ней. Не знаю, нравилась ли она мне тогда, как девушка — я встречался с девочкой из десятого класса в то время — кстати, забавно, я познакомился с ней летом, она жила в одном дворе со мной, но ей я сначала сказал, что мне семнадцать, потому что выглядел лет на шестнадцать. Когда в сентябре я сказал, что иду в восьмой класс, она, конечно, офигела от жизни, минуты две возмущалась, почему я ей сразу это не сказал, а после быстро успокоилась и сказала, что ей в целом все равно, и ей не важно, сколько мне. И да, история тоже не об этом, но это стоило упомянуть.
Так вот, Кристина, вроде бы, не интересовала меня как девушка, но было в ней что-то такое, что привлекало внимание. Отзывчивость и искренность. То, как она училась — она, кстати, была отличницей. А еще она смотрела похожие фильмы — как-то я ее видел в магазине с дисками. Не знаю, на счет музыки — вряд ли бы ее заинтересовал альбом «Рэп» или что-то подобное, но я видел ее в наушниках и с плеером в школе, когда у нее было освобождение от физкультуры или когда она сидела во дворе школы, или домой шла. А еще она забавно волосы поправляла. И глаза у нее были очень красивые, Кристина всегда смотрела так, будто видит тебя насквозь. Хотя это, скорее, отторжение вызывало — уж слишком идеальной была ее внешность.
Как-то раз на уроке истории было очень скучно, и я рисовал на листке кабинет, в котором мы были, но дорисовывал туда всяких монстров — огромных улыбающихся осьминогов, креветок и прочей хуйни. Кабинет выглядел узнаваемо, и Кристина, когда выходила из кабинета, увидела листок и улыбнулась. Сказала, что я очень красиво рисую. Сказала, что тоже умеет немного рисовать, но только мультяшных персонажей.
- Дорисуешь тут что-нибудь? - спросил я, хотя подумал, что она вряд ли станет.
- Ага, - она забрала у меня листок, и минут через десять вернула, там были две дополнительные парты и четыре человека за ними — две девушки и два парня. Мне понравилось то, как она это сделала.
Мы провели много времени вместе летом — так получилось, что мы очень быстро подружились — сначала Аня не была в восторге от того, что я дружу с какой-то новенькой девушкой, тем более из своего класса. Тем более, с красивой. Но когда она подслушала пару наших разговоров, пару раз проследила за нами и прочитала все мои смс Кристине — поняла, что опасаться вообще нет причин, потому что, как она говорила, даже докопаться не получается. Хотя в то время я был на самом деле был влюблен в Аню, и когда ее два месяца лета из трех не было в городе, чуть кукухой не поехал, и мы созванивались часто, переписывались по смс.
С Кристиной часто проводили время вместе тем летом — смотрели фильмы у нее или у меня, слушали музыку или гуляли по городу, были на пляже и еще я часто ее рисовал. Не только ее, разные места в городе. Шутки ради нарисовал ее дом, каждую комнату, почти детально. И снаружи тоже. Ей было смешно, когда я просил ее выйти из комнаты или пересесть, потому что она мешает мне рисовать какую-то комнату в ее же собственном доме.
Я знаю, что у нее были свои друзья — и знал, что на самом деле она далеко не тихая и спокойная девочка, которая ложится спать в девять, делает уроки и участвует в школьных олимпиадах. Было в ней нечто такое, что отталкивает, но мне это не мешало с ней общаться, она была вторым моим лучшим другом.
Никогда не брал ее с собой куда-то вечером или ночью — потому что компания была для нее такая себе — я уже говорил о том, что многие из класса были совсем отбитые? А в параллельном такие же, но еще и выебывались много — богатые родители, типа им все можно и бла-бла. Эгоистично, но я не хотел, чтобы она с кем-то общалась, особенно, с кем-то из парней. Неосознанно, но мне было необходимо, чтобы она была только моей.
В девятом классе, в самом начале, ее это начало бесить немного. Да любого бы начало — она почти никого не знала, и ей хотелось с кем-то подружиться. Как-то раз, когда рисовал ее, сидя на каком-то заросшем поле (мы специально поехали туда, я взял машину отца, это было недалеко от города). Кристина казалась мне такой милой и нежной, я даже подумал, что, если бы она не была мне другом, и если бы не было Ани, я бы влюбился в нее, и мы могли бы быть вместе. Я часто думал о том, как это — целовать ее, но отгонял от себя эти мысли. Тогда, на поле, я сделал очень много набросков — она то сидела, не двигаясь, иногда читала, пару раз засыпала на пледе, а я все рисовал. Когда я устал, лег рядом и уснул. Проснулись мы почти одновременно. Не знаю, как это произошло, но я поцеловал ее. Просто поцеловал, потому что ее темно-карие глаза светились от вечернего солнца и темные каштановые волосы блестели. Она сначала дернулась, но я продолжил. Не то, чтобы я прямо таки хотел ее выебать, об этом я не думал, точнее, думал, но не серьезно и редко, потому что она была моим другом. Но я ужасно возбудился, когда целовал ее нависнув сверху, прижимая своим телом. Мы так почти час пролежали, сначала она отталкивала меня немного, упиралась ладонями в плечи, но ее тихие стоны и вздохи — да, именно в тот момент, когда она прижималась ко мне и отвечала на мои поцелуи мне впервые по настоящему захотелось секса с ней. Я представлял, как бы я раздел ее, трогал ее тело не через одежду, предсталвлял, как бы изменилось ее выражение лица, если бы я вошел в нее, сжимая ее талию... Пиздец как я был возбужден, не представляю, как так вышло, что мы не зашли дальше, потому что возможность была, и я чувствовал, что ей все нравилось. Мы говорили об этом. Решили сделать вид, что мы просто друзья. Дружить дальше, никому об этом не рассказывать, тем более, Ане.
Подобные поцелуи повторялись, и не раз — часто, когда мы смотрели какой-нибудь фильм, я мог его остановить, и мы целовались — иногда я усаживал ее к себе на колени, и наши тела соприкасались через одежду. Часто так и лежали у меня на кровати. Она оставалась у меня ночевать в тайне от родителей, но ничего больше не было. Я просто ее обнимал.
Чуть позже у нее получилось уговорить меня познакомить ближе с моими знакомыми. В тот вечер мы были дома у одного одноклассника — там были три дуры (да, дуры) из класса и еще девочки из параллельных — они быстро нашли общий язык, хотя я не представлял, о чем она может говорить с ними.
Одевалась она всегда по-другому. Нет, конечно, все девушки (и парни тоже) надевали в школу другую одежду, и часто для девушек это было как способ самовыражения, но она была из тех, кому приходилось тайно выбираться из дома после того, как ей пожелают «спокойной ночи» родители и переодеваться где-то еще или у меня. Она красилась по-другому. В основном, носила черное, с какими-то элементами. Некоторым девочкам она не нравилась — мол, с виду отличница и правильная милая девочка, а на самом деле шляется неизвестно где и с кем, да еще красится и одевается как шлюха. Хотя, до этого про нее тоже много чего говорили, потому что она красивая.
Парни все хотели быть с ней, она могла видеться с ними, гулять, но я знаю, что ни с кем у нее ничего не было. Кристина об этом мне не рассказывала, но я просто знаю. Хотя слухи были разные, и далеко не детские.
Кристина отдалялась от меня часто, и всем с ней было весело, все хотели предложить ей выпить, позвать домой вместе со всеми и так далее, но мне этого не хотелось. Мы почти перестали видеться.
Как-то раз парень одной из ее подруг со своими друзьями накинулись вчетвером на нашего знакомого — ну, понятно, что этот парень был у них примером для подражания. Все боялись к нему подойти, потому что у него богатые родители. Было забавно, смотреть, как этот «сильный мира сего» пытается вытереть рукавом куртки кровь из носа и из разбитой губы. Я был один, и он тоже, я просто дождался его возле его дома вечером. Мне не доставляло удовольствие бить кого-то, и его в том числе, но он заслужил в тот момент. А я в том возрасте особо остро все воспринимал, и ненавидел несправедливость.
В общем, когда Кристина узнала — или увидела — она сказала, что я пиздец охуел и должен извиниться, потому что бить кого-то так — ненормально. Я достаточно грубо сказал, что не ее дело. Мне она высказала, что я придурок, и ей просто не хочется общаться с таким мной. «Ну и вали» - сказал я, хотя совершенно не имел в виду это.
Месяца два-три мы не общались, а когда виделись, гуляя с кем-то, вечно огрызались друг на друга, и мне было так обидно, что мы больше не друзья, что я так хотел ненавидеть ее за это.
Но как-то раз, когда у общего знакомого был день рождения, все выпили где-то на улице. И я, и она выпили довольно много — так получилось, что мы в тот вечер были рядом. Вдвоем пришли к дому приятеля последними. Не знаю, что нашло на меня — алкоголь же может отключать сознательные действия, но я зажал ее у стены в подъезде и минут тридцать мы были там.
Уже дома мы еще выпили, было весело — громкая музыка, много людей. Мы закрылись в одной из комнат, и там все случилось. Слишком грубо к ней отнесся тогда, я почему-то не подумал о том, что она девственница и что для нее это тоже первый раз. И я, если и думал, что, возможно, мой первый раз будет с ней, не думал, что он будет таким. Лучше бы я сделал это тогда, в поле.
После выходных об этом знаю все, так казалось. Аня меня послала куда подальше, я знаю, я должен был раньше расстаться с ней, чтобы ей было не так больно, и я чувствовал себя такой мразью, когда она кричала на меня, а когда отвернулась, заплакала. Ее всхлипы, которые ей едва удавалось сдерживать — боже, я будто и сейчас их слышу.
Кристина пыталась все объяснить — она рассказала двум лучшим подругам, те обещали не говорить, но те разболтали всем. Сказала, что хочет быть со мной. В тот момент мне было плевать, потому что я чувствовал, будто она предала меня и чувствовал себя ужасным одновременно.
Я, все же, дорисовал два последних рисунка для школьного конкурса — на одном была она тогда в поле, а на другом в тот вечер, когда я впервые увидел ее по-другому накрашенную и в черном. Тогда, когда мы еще были близки. Это было последнее, что я рисовал. Хотя учителя по изо бегали за мной весь десятый класс, уговаривая поучаствовать в чем-либо. Дома лежат где-то, выкинуть рука не поднялась.
Но это не все. Мне рассказывали много историй о ней. Некоторые были на ране фантастики — мол, граффити на школе и мэрии — ее рук дело, ее и ее компании, и что она придумала развлечение — лежать на рельсах, когда над тобой проезжает поезд (у нас на железной дороге так два парня погибли), мол, она придумала, но никогда не повторяла, а делали другие. Оказалось, что мэрия и школа — правда она, но про железку выдумка, и начали это делать из-за того, что парни захотели так сделать, потому что увидели то ли по телевизору, то ли в каком-то фильме.
Когда она зашла ко мне однажды, я был удивлен. Дала мне какую-то записку, сказала, чтобы прочитал вечером, после девяти. Так хотелось в тот момент все забыть, обнять ее и сказать, что я люблю ее. Но я не стал, решил, что могу сделать это потом, в более подходящий момент.
Это оказалась предсмертная записка. Я взял ее в руки спустя час после ее ухода,и даже не стал дочитывать сразу — со второй строки понял, что это она так прощается, бросил все и побежал к ней.
Нашел ее на кровати, в ее комнате, везде кровь, на руках раны, но еще была почти в сознании. Блять. Это было ужасно. Сразу перевязал раны, как учили на обж, позвонил в скорую, и сидел с ней, у нее на лице были слезы. Она отключилась, и ее не спасли, не успели, она умерла у меня на руках. Записку я еле осилил. Всю ночь ревел, закрывшись в комнате и послав нахуй тех, кто пытался поговорить со мной или поддержать. Просто ревел.
Вот еще одна причина, по которой не хотелось рисовать вообще. Кристина умерла из-за меня, это я убил ее, я не смог спасти ее. Но когда я рисовал сегодня, точнее, уже вчера, я не думал ни о чем подобном. Такая вот у меня история получилась.»