***
Как-то стало слишком тихо, не правда ли? На Гарри внезапно напала, поглотила целиком (ты же так хотел, так бери) оглушающая тишина, давящая на перепонки. Остальные звуки для него не существовали, они просто исчезли громким выстрелом — лишь собственное дыхание и стучащее по вискам сердце. Болящие костяшки пальцев. Дрожащие ладони и смертельный холод. Но, как ни странно, не страх. Нельзя бояться, когда хочешь победить свой страх, когда только что его ударил. Гарри поднял голову и встретился с задумчивым выражением лица. Марволо слегка наклонил голову, равнодушно перевел взгляд на вытянувшегося как по струнке гриффиндорца и сделал шаг вперед. Гарри, честно говоря, ожидал боли, потому что не был идиотом. Ожидал внезапной атаки и Круциатуса. Ожидал Волдеморта. Однако по какой-то причине, вот совсем неожиданно, Риддл запрокинул голову и засмеялся. Громко и практически тепло, не обращая внимание на болящие скулы и каплю крови, виднеющую в уголке рта. Нарушил тишину. Страшную и опасную. Собственную. Он сумасшедший! Псих! Поттер от такого представления резко отшатнулся, во все глаза уставившись на слизеринца. Какие-либо мысли напрочь вылетели из головы, так как Гарри просто не мог оторвать взгляд. Кому расскажешь, что Волдеморт умеет смеяться — в лучшем случае, не поверят, а в худшем нарекут сумасшедшим именно его! А кому ты собираешься рассказывать, гриффиндорский мальчик? Ты же один. Дом и все далеко, а ты от них еще дальше. Ты же сделал шаг — ты же что-то уже сделал. Так продолжай! Не стой! Казалось, Риддл смеялся целую вечность — смех прекратился внезапно, отчего Гарри вздрогнул, инстинктивно сделав еще один шаг назад. Марволо повторил за ним и стал неспеша приближаться. Гарри сглотнул вязкую слюну. — Маленький, бесстрашный и глупый львенок, — почти ласково протянул тот, небрежно стирая кровь длинным пальцем. На кладбище у убийцы родителей были заместо них длинные кости с отвратительно обтянутой на них кожей. Кожа была до того бледной, что при хорошем зрении можно было рассмотреть множество вен, но Поттер был слишком занят тем, что старался спасти собственную жизнь, так что не вышло. Острые когти и случайные холодные касания. Собственный крик, когда указательным пальцем Волдеморт резко коснулся его шрама на лбу. Эта агония была сравнима с круцио. Уж теперь-то он знал это на личном опыте. С кем можно поделиться им? Кто сможет забрать воспоминания о том месте? Пожалуйста? — Верни мне мою палочку, ублюдок! Разве ты не помнишь наш договор?! — ого, да ты о нем вспомнил! Не забыл! А как насчет Седрика? Помнишь такого? Погиб на глазах совсем молодым. Из-за тебя и твоего чертового ступора. Стоял и ничего не делал. Ничего не меняется. — Скажешь «пожалуйста» — верну. — Что?! Да ты… — Ублюдок, монстр и прочее. Так что? Меняется, разве что, Марволо со своими играми.***
То ли Риддлу надоело слушать в свой адрес оскорбления, то ли тому реально все наскучило, но обратно свою палочку Поттер получил, сразу же вцепившись в нее как мать в родное дитя. Или как тетя Петунья в своего Дадличка, когда ее сыночек пришел с разбитой губой. По взгляду Гарри, это была всего лишь легкая ссадина, но матерям виднее, так? Видимо, после того, как Марволо вдоволь налюбовался выражением лица Поттера (что-то между счастьем и ненавистью, контраст был просто невообразимо прекрасен), то гриффиндорцу пришлось выйти из своих мыслей из-за руки, что приобняла его за плечо и с силой повела в сторону входной двери. Практически не причиняя боли, хотя с какой стороны посмотреть — все полученные раны заболели намного сильнее, чем прежде, словно и правда реагировали на прикосновение молодого Волдеморта. Чужое тело ощущалось как никогда близко. И Гарри абсолютно не понимал, почему этот ублюдок стал трогать его намного чаще, чем позволено. Ведь для Того-Кого-Нельзя-Называть любое касание всегда означало боль того, кому это прикосновение предназначалось. А сейчас это был почти дружеский жест. Почти здесь ключевое слово, так как сильно сжавшиеся на его плече пальцы были готовы проткнуть кожу насквозь. — Не трогай меня! — резко прошипел он, пытаясь скинуть с себя чужую конечность, но Риддл, судя по ощущениям, приблизился еще ближе, еще сильнее усилил хватку и красноречиво произнес над ухом: — Молчи и веди себя естественно или пожалеешь, тебе ясно? — совсем не понимая сказанного, он втянул в себя воздух, собираясь уже произнести все то, что он об этом думает, как недалеко от них раздался незнакомый и обеспокоенный голос: — Том! Слава Мерлину, я уже подумал, что с вами что-то произошло! — слегка полноватый мужчина, поправив дорогую на вид мантию, вышел из дома, остановившись возле них. Гарри ошалел настолько, что едва смог расслышать: — Прошу прощения, профессор. Гарри неудачно оступился по дороге ко мне. Сами понимаете, насколько много мест разрушено, — с сожалением выдал тот, а когда Гарри собирался дернуться, то притянул его к себе еще сильнее, как бы придерживая в осторожном жесте за плечо. Незнакомец протяжно выдохнул и в понимании покачал головой. Кажется, Поттер окончательно перестал понимать что происходит. — Мальчик мой, с тобой все в порядке? — вдруг обратился к нему мужчина, подойдя еще ближе и внимательнее вглядываясь в до сих пор ошарашенного гриффиндорца. А затем громко воскликнул: — Да что я спрашиваю, если итак все видно?! Том, веди его осторожно в дом, а я там я посмотрю уже, что смогу сделать. Мальчик мой? Профессор Дамблдор, вы пришли, чтобы вернуть меня? — Да, профессор Слагхорн, — раздался ответ, а затем притворно обеспокоенный голос произнес: — Вот так, Гарри, ступай осторожно, здесь ступенька. Директор, вы вернулись за мной? Все шаги он делал чисто машинально, на периферии сознания слыша чьи-то голоса — один чужой, а другой слишком знакомый. Чужая теплая ладонь направляла его, длинные пальцы по случайности касались сквозь порванную одежду некоторых участков кожи. Холодные подушечки пальцев как бы заинтересовано проводили невидимые линии по царапинам, будто ища место побольнее. Чтобы после расковырять все раны до крови, чтобы сделать еще больнее. Холодное дыхание над ухом Гарри сравнил с поцелуем дементора. Надо же! Герой сейчас сознания лишится лишь от того, что увидел впервые за долгое время другого человека! Как жалко. А как же твое «я сделаю все что угодно, чтобы вернуться!»? Вот он шанс! Обратись к нему, кричи, что не принадлежишь этому времени, что хочешь домой! Не позволяй Риддлу управлять тобой! Даже если устал так, что готов упасть и не встать! Даже если голоден и истощен настолько, что не можешь по-другому! Даже если прикосновения, пусть и притворно ласковые и осторожные, напомнили о доме! Даже Если домом стал вдруг кто-то другой. Гарри?***
Гарри пришел в себя медленно, как и все звуки вернулись к нему — сначала какое-то надоедливое жужжание под ухом, от которого хотелось отмахнуться, затем невнятный бубнеж, словно кто-то говорил за плотным стеклом. — … здесь нужен колдомедик, Том. Я использовал самое базовое заклинание на общую проверку всего организма, но уже даже по нему… Он дернул пальцем, медленно сжал и разжал ладонь. Осторожно повел ею по чему-то мягкому, пока не наткнулся кончиком пальца на что-то живое. Знакомое. Отдернул руку, возвращая ту на место. Сглотнул, ощущая неприятный привкус во рту, как от какого-то зелья. — … понимаю, профессор. Как только атаки хоть немного прекратятся, я непременно… — Где же он так? Такие раны напоминают мне о… Тепло. Так невыносимо тепло и знакомо. Как будто Гермиона сидит рядом с ним, дружеским жестом касаясь ладони и поучительным тоном рассказывая о его беспечности и какие из-за нее могут быть последствия. Словно мадам Помфри напоила его множеством зельев, материнским жестом погладив по голове, а профессор Дамблдор, загадочно улыбаясь под огромной бородой, принес все те же самые конфеты Берти Боттс — Гарри всегда попадался вкус ушной серы, вот и привкус во рту соответствующий. Как будто Рон с шумом ворвался в медицинское крыло, как только узнал о случившемся. Начал спрашивать, говорить, много говорить, вот и жужжит и жужжит под ухом. А он еще назвал его надоедливым! Это забота, она не может быть такой! Словно Сириус наконец рядом — смеется настолько заразительно, что не повторить за ним просто невозможно. Улыбка сама собой появляется на лице и Гарри чувствует что-то мокрое на своих щеках. Да. Это дом. — Борода Мерлина, Том! Гарри плачет бесшумно с закрытыми глазами, потому что понимает, осознает, что бесконечно сильно скучает, что помочь себе может лишь сам и только сам. Что ледяная (или он горячий?) ладонь Волдеморта, легшая ему на лоб, на какое-то мгновение и миг показалась той-самой-частицей. Ты ломаешься, Гарри. Раз — и все.***
Горячую кружку в руках он чувствует не сразу, пустым взглядом, похоже, долгое время смотря куда-то в пол. Что-то теплое на плечах слегка спадает, но он машинально поправляет шерстяной плед. Инстинктивно дует на чай. Приятный запах чего-то цитрусового попадает в нос, вызывая сильную боль в животе. Гарри лишь морщится и делает глоток, задумчиво рассматривая чаинки в кружке. — Дорогой мой, как ты себя чувствуешь? — раздается заботливый голос, и Поттер поднимает голову, слегка удивленно смотря на сидевшего на кресле мужчину, точно так же пьющего чай. Как он здесь оказался? — Хорошо, сэр, — хрипловато отвечает он, не совсем понимая зачем говорит и кому. Делает очередной глоток, поплотнее укутываясь в плед. Отводит взгляд в сторону, пока не осознает, что находится без очков и сейчас видит лишь одни мутные пятна. Где этот ублюдок? Все тот же незнакомец с легким стуком ставит кружку на стол. Обеспокоенно хмурится и поджимает губы. Смотрит с жалостью. — Такой стресс, дорогой. Я не совсем понимаю, как ты так долго держался. Это просто невообразимо! Не зря я не доверяю этим магглам! Слава Мерлину, что они больше не твои опекуны! Магглы? Опекуны? Дурсли? — … как же хорошо, что у тебя есть такой друг, как Том. Помочь в такой трудной ситуации! — сокрушенно произнес тот. — Том! — Да, профессор Слагхорн? Голос справа от него заставляет с силой сжать новую на вид кружку. — Гарри будет учиться все так же на дому? В такое время это почти невозможно… — Нет, профессор. Недавно мы обсуждали эту тему и он твердо решил, что поступит в Хогвартс. Кружка с громким стуком падает на пол, ломаясь на осколки. Ты ломаешься, Гарри. Раз — и все.***