***
Я в тупике. Я в тупике, я в тупике, я в тупике, я в тупике… Опрокинула голову на спинку скамейки и закрыла лицо руками. Протяжно выдохнула. Я никогда не была лучшим или величайшим детективом, но у меня отличные способности. Аналитический ум иногда давал сбои, но, нет, я всегда честно закрывала дела, дорывалась до правды, чего бы мне это ни стоило. Иногда начальство злилось на то, что я работала слишком долго. Пытались навязать мне команду, боссов, помощников, но я всегда работаю одна. Волк-одиночка, да-да. Никогда я не смогу сработаться с другими людьми, с кем-то сойтись. Даже сейчас? Ветер подул холоднее, и я застегнула куртку. По парку ходило очень мало людей: это место не самое популярное, не самое приятное. Приют в паре шагов отсюда. Но я не знаю, куда мне сейчас идти. Я в тупике. Осматриваюсь вокруг. Бледно-серый воздух пасмурной погоды неподвижен даже от криков и шагов, его ничто не сотрясает. Дома здесь высокие и грузные, невыносимо-правильной формы. Грязные улицы, которые я знаю наизусть. Сидеть становилось слишком холодно, я поднялась и решила обойти вокруг всего здания детского дома. Здесь все уже осматривалось ранее вдоль и поперек. С задней стороны здания самое мрачное и опасное место — я просила с большим вниманием исследовать его. Сбежавшие дети прятались здесь; скрывались те, кто любил затащить в темноту других и избить; кто-то мог и вовсе пропасть навсегда. Я распинываю носками сапогов весь мусор, отодвигаю жестяные мусорные баки. Они пустые — мусор вывезли после проведенных поисков. Поиски проходили и в мусоре, естественно, тоже. Я не побрезговала и провести руками по грязным стенам. Но нет, хоть оближи их — тут все «чисто». Девочка если и была в этом месте, то всегда благополучно выбиралась. В темном углу какая-то живность завозилась в сваленных пакетах. Запах оттуда доносился не самый приятный. Я прошла всю заднюю часть и вышла к боковой стороне дома. Здесь свет от фонаря позволял видеть все эти углы и еще больше грязи под ногами, на стенах, на моих ладонях. Достала из сумки салфетку и протерла руки, пробираясь по мусору к передней части здания. Быстро обошла крыльцо и вышла к той боковой части, на которую приходится двор, где должны гулять дети. Зайти в него просто с улицы нельзя, выход во двор только из самого здания. Сначала придется войти в дом, остальная граница двора огорожена забором. Медленно иду вдоль него. Осматриваю решетку забора, слегка дотрагиваясь пальцами до его звеньев. Теперь, когда детей загнали в дом, двор совсем опустел. Я остановилась на месте, тупо уставившись в забор. Что-то было не так. Но я не могла понять, что именно. Посмотрела на ладонь, пальцы которой слегка измазались. Потом перевела взгляд снова на двор… Да нет, тут все в порядке, это со мной уже проблемы? Сделала пару шагов в одну и в обратную сторону от места, где стояла, осматривая решетки. Нет! Мне не показалось! Эта решетка другая. Здесь весь забор состоит из почти квадратных рамок, скрепленных друг с другом по периметру двора. Внутри рамок — стальная кованая решетка. И именно этот высокий квадрат забора отличался от всех тех, что стояли по бокам от него: металл чуть светлее и гораздо чище, его как будто заменили недавно. Взялась руками за раму и попыталась слегка пошатнуть ее — держалась крепко. Подергала решетку — прочная. Все выглядит так, будто устанавливали работники. Нужно срочно узнать, не заменяли ли этот забор до убийства. После происшествия заменить ничего нельзя — за территорией ведется наблюдение, пока идет следствие. Что ведь, если убийца проникал на двор через этот забор, которого не было? Хотя тоже кажется безумием: убрать за ночь целый кусок забора и потом установить обратно новый. Да тот же шум бы услышали в округе. Надо тогда опросить тех, кто живет неподалеку, слышали ли они. Вообще здесь на шум в ночи не любят обращать внимание, но сказать правду им придется. Я отряхнула и вытерла сухие от пыли руки, отходя от забора в сторону высоких недружелюбных жилых домов неподалеку.***
— Никто ничего не слышал. Нет, они не врут. Я спрашивала даже детей. — А вы узнавали насчет забора у руководителей приюта? — Да, я прямо сейчас иду от этой женщины. Никакого забора они менять не собирались. Голос в телефоне замолчал на минуту. Я вздохнула и подняла глаза к небу, поморщившись. Теперь все выглядит так неубедительно. Я знаю, что должно за этим пойти. — Детектив, вы вообще уверены в том, что видели? Не стоит цепляться к выдуманным деталям, если не можете найти другого выхода к раскрытию дела. — Вы же понимаете, что я ничего не выдумывала. — Нет, но вы додумали то, что могло вам лишь показаться. — Я видела и знаю то, что я видела. — Мы можем передать дело другой команде, детектив. А вы возьмете, в конце концов, отпуск. Мы же понимаем, что это дело задевает вас лично, и по-хорошему нужно бы вас вообще от него отстранить. Каблуки сапогов звонко стучали по тротуару, перемешанные в кашу мысли глухо стучали по вискам. Я понятия не имела, что мне отвечать начальству. — Я не оставлю это дело. Мне просто нужно время. — Вы всегда просите о времени, как будто у нас его в избытке. — К чему торопить это дело? Никому нет дела до него, никто не давит на полицию… — …Кроме вероятности угрозы остальным детям. Тот, кто это сделал, может вынашивать желание убить других, если не всех, детей. Вы этого хотите? Я сглотнула. — Нет. Но я этого и не допущу. — Готовы взять на себя ответственность? — Да. — Мы ценим вашу преданность делу, но ее может не хватить. — Ее. Хватит. Рука, держащая у уха телефон, начала замерзать. А голос снова замолчал. Я знала, прекрасно знала, что они дадут мне шанс, но уже не была так уверена, что сумею его не упустить. Голос прокашлялся: — Хорошо. Надеюсь, ваши блестящие способности вас не подведут. И молчание — разговор окончен. «Хорошо» — и все? Он на самом деле совсем не хотел идти навстречу мне. Только мои «блестящие способности» всегда заставляли его это делать. Убрала телефон в сумку и продолжила идти вдоль по улице, становящейся все более людной. Чем больше я отдалялась от приюта, тем больше я, казалось, отдалялась от ответов. Забор оставался теперь загадкой. У меня уже начинала болеть голова. Еще и желудок давал о себе знать — я не завтракала. Надо хотя бы найти какое-нибудь кафе. Я выходила ко все более приличной, просторной и людной части города. Хотя это был далеко не центр, но здесь место особой туристической активности, потому и хорошее обслуживание, и народ, много народа. Мне жутко неуютно находиться в активном людском окружении. Даже не так — я чертовски не люблю находится в любом людском окружении. Но в городе, подобном этому, к такому привыкаешь. И я шла все дальше, завидев кафе неподалеку. Встряхнула головой и пригладила рукой совсем растрепавшиеся от все более холодного ветра волосы. Как назло все места в кафе в самом здании были заняты — остались только столики на улице. Пришлось приземлиться с едой на один из них. Я застегнула воротник на куртке до самого конца. По крайней мере здесь тихо, можно отвлечься от проблем. Или, наоборот, в них потеряться. Я не могла расстаться с мыслями о деле даже за обедом. Уставшими глазами пробегала по записям в ежедневнике, куда вносила последние записи. Медленно пила быстро остывающий от осеннего воздуха чай и пыталась, следуя советам психолога, думать о чем-нибудь, что есть вокруг меня, но мыслям не за что было зацепиться. Пока вдруг с противоположной стороны улицы не раздался сильный грохот. Я подняла голову в одну секунду с десятками людей, находящихся вокруг. Там, где горизонт перекрывали невысокие дома и заканчивалась городская улица, что-то гремело, как от ударов чего-то очень тяжелого о землю. Я вгляделась в то место, но оттуда вдруг начали выбегать люди. Их фигуры приближались очень быстро, бежали в нашу сторону, будто от чего-то спасаясь. Народ вокруг меня испуганно воскликнул, когда одна из фигур со звуком упавшего на камень камня ударила человека, бегущего впереди. Была яркая вспышка света от его руки, и его «противника» откинуло на пару-тройку метров. Отлетевший, на удивление, довольно быстро поднялся на ноги и также быстро упал — удар оказался сильнее его. Он подал какой-то знак рукой (или мне показалось?), и остальные люди, их было трое, приблизились к нему. Они подняли упавшего на ноги и подхватили под руки — затем увели мимо нас. И я заметила, что уводившие были в темных костюмах и черных очках. Народ еще ошалело оглядывался вокруг, когда последняя оставшаяся фигура подошла ближе к нам и вскинула руки, призывая успокоиться и прислушаться к ней. К нему, если быть точнее. И он был без костюма. — Прошу прощения за беспокойство! Этот тип просто покусился на одну не принадлежащую ему вещицу, и вора только что увела охрана. Мужчина непринужденно улыбнулся и, отвернувшись, пошел в обратную сторону. Люди потихоньку начали приходить в себя. Я продолжала смотреть вслед уходящему мужчине. Он мог убедить окружающих в воровстве, но не офицера полиции. Что-то было не так, и я обязана была проследить за этим человеком. Он свернул за угол и скрылся за домами. Там, через задние дворы и стены, он шел почти в ту же сторону, из которой я пришла. Я медленно и очень тихо двигалась вслед за ним. Приходилось прятаться за каждым выступом — он уже несколько раз оглядывался по сторонам, мне кажется, что он просто чувствует слежку. Я шла вдоль забора, огораживающего двор какого-то ресторана. Здесь практически негде было прятаться. Незнакомец шел уверенно. За каждым его шагом мне пришлось бы сделать два или три, чтобы идти наравне с ним. Но он через еще с десяток шагов вдруг остановился и снова медленно повернул голову в сторону. Потом замер. Кажется, он напрягся. Понятно, он собирается резко обернуться назад, прямо туда, где стояла я. Я замерла и задержала дыхание. И тут он крутанулся, и я просто в последнюю секунду непонятно каким образом умудрилась буквально упасть за перила крыльца следующего дома. Растянувшись лежа на ступенях, я почти вжалась в перила из каменных блоков. Кажется, я ободрала себе ладони. Через несколько секунд я приподнялась и посмотрела туда, где был мужчина — а его там уже и не было. Я выругалась про себя. Он чувствует, что за ним следят. И еще и пытается скрыться. Я поднялась на ноги и побежала туда, где он был. Здесь несколько ходов, но быстро спрятаться он мог только за одним из них. Эй, я все-таки хорошо знаю район, в котором выросла. О да, ведь мы были уже близки к приюту — он заставил меня вернуться к месту, с которого я начала. Я свернула по дороге влево, за дом, и, пробежав еще чуть дальше, увидела таки его. Умно с его стороны было нацепить на себя такой яркий длинный желтый плащ, если собираешься от кого-то прятаться. И… Черт возьми! Он шел прямо к приюту! Не чтобы взять себе ребенка, полагаю? Я видела, как он зашел внутрь здания. Идти прямо туда сейчас нельзя было. Придется подождать где-то… Опять ждать, опять время. Ну и пусть. Но вышел из здания мужчина довольно скоро. Стоя на крыльце, он задумчиво оглядел улицу. Он был даже не столько задумчивый, сколько… опечаленный? Будто услышал что-то плохое. Отказали в усыновлении? Но в следующий миг он надел солнечные очки с зелеными стеклами, и я больше не могла видеть его глаза. Медленно сойдя со ступенек, он направился куда-то в сторону центра города. Но мне уже незачем было идти за ним. Я вошла внутрь детского дома. Там за столом регистрации сидела женщина без бейджика, так что я хожу сюда уже столько дней подряд, а так и не запомню ее имя. Я обратилась к ней: — Извините, кто был этот мужчина, который был здесь только что, и что ему было нужно? — Он представился как Вейл, частный сыщик из Италии. — Из Италии? — Я выгнула бровь. — И что ему понадобилось здесь? — Он узнавал об экскурсии, которую мы проводим с детьми в замок Де-Хаар. — Вы возите детей так далеко? С чего вдруг? — Недавнее распоряжение о культурном развитии детей и молодежи. Для школ и других детских заведений. Этим летом мы ездили туда последний раз со всеми группами. Я выпрямилась. — Вы хотите сказать, что и умершая там была? — Да. вместе с остальными. — И вы молчали раньше? — Это же было задолго до убийства и так далеко отсюда… — Ладно, а зачем ему это понадобилось? — Он работает над каким-то делом, которое может быть связано с нашими детьми. Расспрашивал и о девочке, после того, как узнал о случившемся. — Сообщите мне, если он снова придет сюда. И с этими словами я покинула здание. Будь что будет с этим мужчиной, Бог услышал мои стенания и открыл, наконец, путь к раскрытию дела.