Над пропастью во лжи

      Стрелки часов, висевших на стене у входа в кабинет Паркинсон мерно и занудно тикали, с каждым новым своим шагом вызывая раздражение.       Слава Мерлину, хоть без долбанной кукушки, кукующей каждый Божий час и способной вызвать сердечный приступ в самый неподходящий момент… Как в их с Поттером общем кабинете в штабе Аврората.       Возможно, это обусловлено спецификой места и обстановки…       Однако и белая декоративная штукатурка стен навевала гнетущее ощущение больницы. Сама облаченная в белый же халат Пэнси, явно желающая выглядеть супер профессионалом, а потому демонстрирующая полную беспристрастность, бесила ещё больше, чем могла бы чёртова кукушка в штабе…       И даже сильнее, чем Поттер, прекрасно знавший, кто ждёт его, Малфоя, в допросной камере.       Он чувствовал себя чайником, который поставили на огонь — кровь внутри медленно грелась. Но всего через пару минут начнёт кипеть… А ещё спустя десять — с оглушительным свистом крышку сорвёт к дьяволу!       И он сам, Драко, сойдёт с ума. Уже по-настоящему. Потому что… Решительно всё! Бесило до боли в висках… Даже солнечный свет, лившийся сквозь широкие оконные стëкла.       — Я разобью твоё сердце, мой мальчик.       Обстановка вдруг переменилась. Вокруг обшарпанные серые стены.       Голубые глаза, казавшиеся огромными на бледном худом лице Нарциссы, источая нездоровый блеск вновь буравили его, словно…       Чëрт! Будто в последний раз.       — Твой отец…       — Молчи, мама. Просто молчи! — не свой, чей-то чужой, пропитанный металлом голос пронёсся в голове.       Лучше б она и впрямь молчала. Зачем вообще он выслушал эту историю?       Зачем? Ведь чистосердечное признание уже было дано!       Мерлин… Тупорылое любопытство. Видимо, он и впрямь переобщался с гриффиндорцами…       Стоило засунуть его в задницу. Ведь он хотел, чтобы, помимо расследования преступлений, в мыслях была только Грейнджер. И их дикий секс минувшим утром…       Он. Чëрт возьми! Едва начал жить как нормальный. Как человек без склонности к самобичеванию. Просто жил, работал, пил пиво, трахался… Ради всех богов! Впервые за три последних года ел непокупные сэндвичи на завтрак!       Зачем всё это?       Судьба? Шутки старика-Мерлина?..       И. Начерта это хреново солнце выжигает зрачки?       Почти десять лет он жил под чужим солнцем. Жизнью, пропитанной ложью, вдыхая чужой воздух…       И, да! Дьявол! Правда подкосила его. Напрочь выбила землю из-под ног!.. Словно галлон ледяной воды, обрушившись на голову.       Нахера она нужна? Эта долбанная правда? Малфой не видел в ней смысла. Решительно никакого!       Ничего уже не вернуть. Ничего уже не исправить!..       Лишь думать, отравляя горечью и без того вытраханный мозг бессчëтными сожалениями и идиотскими вопросами, вроде: сколько же он потерял за эти десять лет?       Чего лишился?       Любовь. Мать её! Ответ на все вопросы…       Господи! И так восхитительно похер. Что рассуждения эти до омерзения похожи на глупые россказни Дамблдора о сильнейшей магии на все времена!       Грейнджер, наверное, способна любить?.. Он не помнил.       Не знал! Ведь любовь — это то, что ему, Драко, досталось в дефиците. Люциус постарался, лишая сына всего, в чëм он в действительности нуждался: любовь матери, любовь жены…       Отец… Фестрал его разорви! С присущим рвением растил Пожирателя смерти. Без чувств. Без намёка на собственное мнение… Такого податливого продолжателя «тёплых семейных традиций».       Он даже не подозревал, что в его доме растёт тот, кто однажды уничтожит его. Задушит голыми руками!       Медленно, с самого раннего детства отец подводил к этому. Разрушая жизнь сына по кирпичику… Относясь к нему, как к беспородному щенку за малейшее проявление человечности.       Люциус собственноручно подставил его, шестнадцатилетнего мальчишку, под Метку Волдеморта. И под верную гибель.       А в конце-концов отец лишил его, Драко, самого светлого, что вообще когда-то присутствовало душе!.. Подсунув вместо этого заведомо неудачный брак с Асторией Гринграсс. Как пустую и приторную до тошноты конфету, примечательную лишь яркой обёрткой!       Неужели… Чëрт подери, он и впрямь должен благодарить родителей за всё это?       Нет. Больше он не должен ничего. Ненависть противно, как песок, скрежетала на зубах!       Сейчас. Именно в эту минуту, секунду, миг… Он до охренения хотел, чтобы какой-то новый придурок ворвался в этот бесячий кабинет и прикончил его. По-настоящему. Так, чтобы никто уже не смог помочь…       И жалел, что его вообще угораздило появиться на свет в этой чëртовой лживой семейке, с фальшивой гордостью носящей фамилию Малфой.       — Мне двадцать восемь… Мать твою! Лет! — пытаясь вызвать хоть какую-то эмоцию в лице подруги, рычал Драко, резюмируя всю адскую жесть, прозвучавшую только что здесь, в этом дышащим раздражением кабинете. — Двадцать восемь! — он залпом опрокинул стакан виски, даже не думая, какой по счëту. — А они… Понимаешь, Пэнс, родители вновь влезли в мою жизнь со своей кретинской грязью! — голос дрогнул, и Малфой налил себе ещё. — Они разрушили мою жизнь ещё тогда, когда мне было всего шестнадцать! И потом, всего через два года, отец, без зазрения совести, сломал её снова… Просто взял, и переломил, как школьную линейку! Бац — и нет ничего! Ни чувств, ни эмоций — лишь податливая, как глина, пустота. Мне было всего восемнадцать, Пэнс… А он дважды растоптал меня, будто я для него не больше, чем домовой эльф, — он вновь осушил стакан. — Всё, о чём я просил… Чтобы они отвалили. Просто не лезли в мою жизнь! Не портили её больше, чем уже есть… Но нет, дьявол! Здравствуйте — мама! Теперь она. И ведь, уверен, она даже на секунду не задумалась, чем может грозить эта выходка! — Драко вновь налил виски, поймав наконец неодобрительный взгляд зелёных глазищ Паркинсон. — Как минимум, это конец моей репутации, которую я… Десять лет поднимал из дерьма! Максимум — она просто взяла и убила меня. Стёрла мою душу в порошок…       Пэнси молчала. Сидела неподвижно нога на ногу в своём кожаном кресле, постоянно помечая что-то в блокноте.       «Пациент склонен к буйству и алкоголизму» — непрерывно выводила её рука — Малфой был уверен. И, наверняка, в любой другой ситуации, стоило бы устыдиться своего свинского поведения перед давней подругой и личным психоаналитиком по совместительству…       Если б не было так оглушительно плевать! Настолько, что даже страшно.       — И, если честно, в способностях отца я даже не сомневался, — продолжил изливать душу Драко, хлопнув очередной полный виски стакан. — Во вселенной Люциуса существует лишь его мнение и неправильное. Но мама!.. Господи! Кто мог предположить, что она способна учудить такую дичь?!       Блейз, со стопроцентной вероятностью, предложил бы нюхнуть после эдакой эпичной речи. Для прочистки мозгов, так сказать.       Пэнси же… Бедолага, выслушивала всю эту ахинею вот уже полчаса к ряду, даже не требуя плеснуть виски и ей! Возможно, здесь, в этом кабинете ей и случалось слышать что-то гораздо более ужасное, однако сейчас Малфой готов был позавидовать её стрессоустойчивости.       Любой на её месте уже выставил бы его к чертям из кабинета! Или попросил заткнуться и пить своё пойло в гордом молчании…       Но Паркинсон, наверняка выдрессированная уже в маггловском университете, без перерыва писала и писала в блокноте, лишь изредка украдкой качая головой.       — Правила профессиональной этики запрещают мне давать какие-то оценки твоей проблемы, — раздражающе спокойно произнесла Пэнси, оторвав наконец взгляд от своего блокнота. — Мы здесь для того, чтобы проработать твою ситуацию. Сегодня ты говоришь, а я лишь задаю уточняющие вопросы и буду предлагать тебе решить некоторые ролевые задачи, напрямую касающиеся того, что я здесь услышу… Согласен? — Малфой кивнул, едва переварив непривычный тон подруги. — Мы не будем заниматься поиском ответа на вопрос «Что делать?», но постараемся сделать несколько шагов к решению твоей проблемы. И, Драко, — она пристально вгляделась в его застывшее лицо. — Чем честнее ты будешь со мной, тем скорее выберешься из дерьма.       Проследив кивок Пэнси после краткого заговорщицкого подмигивания, Малфой лишь глубоко вздохнул.       То, что описала Паркинсон — тяжелая работа. И он сомневался, что потянет.       После всего… Сомневался, что не разревëтся, как девчонка, прямо на этой чëртовой мягкой кушетке, на которой, наверное, предполагается лежать… Но он зачем-то сидел в обнимку с бухлом.       И отчего-то чувствовал себя крайне неловко… Впервые в жизни по-настоящему смущаясь один на один с Пэнси, строго спросившей:       — Я правильно понимаю, что в большей степени твоё разочарование связано с матерью? — Драко кивнул, ощущая будто из него выкачали остатки теплящейся ещë полчаса назад жизни. — А что, если я предположу, что миссис Малфой попросту заботилась о тебе, как могла?       — Забота! — он язвительно фыркнул. — Нет, Пэнс. Она давно хотела убить Люциуса. И нашла-таки повод, — отчеканил Малфой, снова ощущая, как гнев завладевает всем его сознанием. — Поступок отца стал последней каплей. Всю жизнь она терпела его дикие выходки… А теперь — у неё появился шанс убить его без зазрения совести, оправдывая себя местью за жизнь сына, ага, — Драко цинично усмехнулся. — Как считаешь, Пэнс? Мне и правда на роду написано разочаровываться в близких женщинах? Сначала Тори… Теперь мать.       — Давай вернёмся к тому, с чего начали, — явно намеренно пропустив вопрос мимо ушей, деловито произнесла Паркинсон. Видимо, она поняла — ещё чуть-чуть — и пациент уйдёт в дебри расследования мотивов поведения собственной матери настолько далеко, что вытащить его из эдакой задницы будет крайне проблематично. — Что больше всего возмущает тебя в этой истории?.. Ты можешь прилечь, если хочешь, — она кивком указала на кушетку, на краю которой Малфой так и сидел, не желая расставаться со стаканом виски. — Как показывает практика, лёжа легче высказать всё, что накипело.       Повисла тишина.       Пэнси сухо улыбнулась, что, очевидно, должно было олицетворять побуждение к действию… Но, если честно, ни разу не ободряло!       И, чувствуя себя последним идиотом, Драко внял дружескому совету, оставив своё драгоценное бухло стоять на полу.       Стрелки часов теперь оказались прямо напротив, и следя за ними, а не за вышколенной мимикой подруги, наверняка, действительно легче выкладывать вслух сумбур, метавшийся во взорванном наглухо мозге.       — Больше всего?.. — Малфой задумался. Секундная стрелка успела совершить полный круг по циферблату, а за окном проехало не меньше сотни, если судить по звуку, автомобилей. — Раз уж я пообещал быть честным… Скажу, что самое ужасное во всех поступках родителей то, что они абсолютно бессмысленны… И если б они, эти поступки, были безобидны, я даже внимания не обратил! Признаюсь, я простил бы родителей, если б это касалось только меня, но здесь... Замешана ещё и Грейнджер.       — Что ты имеешь в виду под определением «бесполезность», когда описываешь действия родителей? — Пэнси хмуро вскинула бровь, снова чиркнув что-то в блокноте.       — Матери не было необходимости травить отца, чтобы скрыть всё это, — вновь выдержав паузу, протянул Драко. — Она могла просто спустить всё на тормозах, как делала тридцать лет подряд. Либо сообщить мне, и, поверь, я предпринял бы меры.       Кисти рук сами сжались в кулаки.       Всего на миг перед глазами всплыло тронутое удивлением ледяное лицо отца, освещенное мгновенной вспышкой изумрудного света.       Он сам прикончил бы его, даже не задумываясь!       Без сожалений, сантиментов, лишних вопросов и последствий, списав убийство, к примеру, на сопротивление при задержании.       — А Люциус… Ты же знаешь, Пэнс, что Гринграссы к тому времени фактически обанкротились? — боковым зрением, он заметил, как подруга медленно кивнула. — Когда Люциус договорился о моей помолвке с Асторией, то попросту спасал свои денежки. Перед свадьбой наши семьи заключили брачный контракт, в котором указывалось, что при разводе обе стороны остаются при своём, — новая циничная усмешка, и снова Малфой чувствовал, как ярость переполняет его. — По его замыслу, свадьба с бесприданницей, да ещё и из относительно нейтральной семьи способна хоть немного приподнять нас из дерьма… Однако то, что отец сделал со мной даже более бессмысленно, чем поступок матери. Если мыслить прагматично, то мой брак с Грейнджер оказался бы гораздо выгодней со всех сторон.       В груди что-то холодно шевельнулось, будто за рёбрами поселился питон.       Скользкий и изворотливый, как сам Люциус.       Мыслить, как он… Оказалось ещё противнее, чем выворачивать наизнанку собственную душу перед кем-то. Пусть этот кто-то и являлся лучшей его подругой.       — Согласись Грейнджер на свадьбу — вся наша семья в мгновение ока поднялась бы со дна! Но отец… — Драко брезгливо поморщился, процедив: — Очевидно, не способен был смириться со статусом её крови.       Вновь повисла напряженная тишина, прерываемая лишь шарканьем ручки в блокноте Паркинсон. По всей видимости, она уже поставила ему около ста диагнозов. А может, и больше…       Малфой прикрыл глаза, чтобы вновь насладиться забытым воспоминанием о совсем молодой Гермионе в полумраке заброшенного школьного класса.       Он даже не задумывался, почему видит именно это на внутренней стороне век! И почему вообще память восстановила конкретно этот эпизод, вопреки заклятию отца?       Отчего-то это казалось абсолютно неважным.       Главное — помнить каждое касание, каждый новый взмах тёмных ресниц, трогательные веснушки, осыпавшие её вздёрнутый нос. Своё собственное сердце, до боли сильно бившее по рëбрам… И снова чувствовать вкус её губ, упиваясь единственным эпизодом из несбывшегося прошлого.       — Принимая во внимание последний твой аргумент, — раздался голос Пэнси, и Драко ощутил жжение её взгляда на собственной скуле. — Ты и впрямь стопроцентно уверен, что Грейнджер захотела бы помочь твоей семье восстановить репутацию в обществе?       Малфой обернулся настолько резко, что Паркинсон не успела отвести взгляд, и зрачки зелёных кошачьих глазищ чиркнули уже по переносице, заставив вновь поморщиться, словно от боли.       Её взгляд смотрел в самое сердце, а слова били в самую цель…       Чëрт! Как будто он и сам не знал, что Гермиона никогда не стала бы помогать его семье! Будто он и сам не понимал, что она вряд ли согласилась бы когда-то находиться в одном доме с Люциусом, едва не прикончившим её и Поттера с Уизли во время войны!       Словно… Не осознал сути вопроса Пэнси! Настолько риторического, что сердце сжалось до размера булавочной головки… В то время у них с Грейнджер не могло быть решительно никакого будущего!       — Она никогда не пошла бы на сделку с одним из самых ярых пособников Волдеморта, — коротко озвучил свои мысленные выводы Драко. — И… Скорее всего, сбежала бы от меня, использовав первый попавшийся предлог.       — А значит?.. — подхватила Паркинсон.       — А значит всё, что я напридумывал за время, прошедшее с допроса матери, — тяжело вздохнув, Малфой вновь проследил движение секундной стрелки по циферблату. — Ну, знаешь… Всё, в стиле «долго и счастливо»: мы поженились бы, она родила бы мне сына или двоих… Нет. Троих! Как у Забини. Такие были бы славные мальчишки!.. — губы расплылись в растроганной улыбке от сказанного, и Драко, вовремя осадив себя, заставил её испариться, принял привычное каменное выражение лица. — Всё это бред, Пэнс. Форменный идиотизм! Никакой сказки, как у Джинни с Блейзом не вышло бы… Потому что я — треклятый Малфой, бывший Пожиратель смерти, а она… Героиня войны, награжденная орденом Мерлина первой степени. За выдающиеся заслуги перед Магическим сообществом.       Он не ожидал, что это произойдёт так быстро. Но стало тошно.       От дикого, кристально-чистого цинизма собственных слов… И от того, что все они до единого — до оцепенения справедливы!       — Прекрати бичевать себя, Драко, — вкрадчиво проговорила Пэнси, видимо, заметив-таки то сложное выражение, которое неизменно проступает на его лице, когда он чувствовал вину или серьёзно жалел о чём-то. — Ты рассуждаешь очень здраво. И ты ни в чëм не виноват… А знаешь, что? Я тут подумала, может, всё, что случилось к лучшему? Возможно, мистер Малфой оказался более прозорлив, чем ты можешь себе представить?       В глазах потемнело от новой вспышки ярости!       Люциус. Прозорлив? Это могло вызвать лишь приступ горького хохота! Прозорлив. Ага. Человек, никогда в жизни не мысливший дальше своего носа…       И. Святые угодники! От этого вопроса веяло неприкрытой фальшью. Ловушкой с тройным дном. И чем-то…       До одури знакомым. Точно! Новенькими галеонами!       Неужто Люциус занёс ей нехилую сумму прямо перед его, Драко, приходом?..       Брось, Малфой! Ты отправил группу авроров в родной дом, чтобы задержать отца…       И впрямь. Паркинсон проходила обучение в Департаменте обеспечения правопорядка, частью которого является и Аврорат… А значит, она всего лишь применяет полученные знания о ведении переговоров. Пользуется грязными приёмчиками авроров!       Умница! Лихо она ввернула!.. Пыталась вывести его в гнев — попросту спровоцировать.       Выходит, здесь, в маггловском центре оказания психологической помощи, пропадает настоящий бриллиант!       Нужно сообщить Поттеру, пусть порадуется, решил Драко и, упрямо поджав губы, отрезал:       — Конечно, нет! Ну… Пусть бы сложилось, как сложилось. Пускай, я наделал бы ещё миллион ошибок, — он покосился на подругу, та жадно всматривалась в его профиль, анализируя каждое старательно подобранное слово. — Но это были бы мои синяки и шишки, — продолжил Малфой. — Я пережил бы всё, как пережил развод с Асторией… Без вмешательства со стороны отца. Он лишь испортил всё: теперь я не могу различить, что было в моей жизни, а чего так и не произошло. Пытаюсь не думать о несбывшемся и, да, заставить себя считать, что всё это к лучшему, но… — он вновь искоса взглянул на Пэнси, та хмурилась, снова делая какие-то пометки в блокноте. — А вдруг у нас с Грейнджер всё же получилось? Что, если и наша сказка закончилась словами «долго и счастливо…»?       — Ты говоришь обо всём этом так… Будто действительно хотел бы, чтобы вы с Грейнджер были вместе, — буднично прокомментировала Пэнси с едва заметным налётом язвительности.       — Я вовсе так не говорю! — разделяя каждое слово, процедил Драко, чувствуя, как кровь отчаянно приливает к щекам.       И, если судить по короткому, но вполне истовому приступу кашля… Которым Паркинсон, какую он знал в школе, обыкновенно маскировала ядовитые смешки — она всё поняла правильно.       Приняла и, всего через миг, напомнила:       — Ты обещал быть со мной честным, Драко.       — Ну… Хорошо. Ты действительно хочешь правды? — он снова угрожающе покосился на подругу.       В зелёных радужках её глаз блестели искры непритворного любопытства.       Казалось, ещё чуть-чуть — и она пошлёт к дьяволу эту неискреннюю игру в психолога и пациента, как поступила бы её Злодейское величество, Пэнси Паркинсон, родом из прошлого.       — Значит… — сорвалось с её губ, готовых исказиться в кривой язвительной усмешке. — Что-то изменилось с нашей последней встречи, да? — она тихо фыркнула. — Ты же утверждал, что…       — Я нагло врал! — с удовольствием признался Малфой. — Но в своё оправдание, могу сказать, что в тот вечер я ни разу не обещал, что не собираюсь лгать… — он зажмурился, тщетно пытаясь согнать краску с лица. — Можно, скажу, как есть? — Паркинсон участливо кивнула, все-таки не сумев удержать хитрющей улыбки. — Я совершенно случайно спас ей жизнь в прошлый четверг… — зелёные глазищи удивлённо округлились. — Поймал буквально за шкирку, когда она чуть не соскользнула с крыши моего дома… — пояснил Драко, небрежно пожимая плечами. — Как мы оказались там вместе? Не спрашивай, я понятия не имею! Но после этого… Не иначе, как сам Мерлин пнул Грейнджер под зад, заставив наброситься на меня с поцелуями, — едва сдерживая смех, вспомнил о том дурацком вечере Малфой и, будто бы оправдываясь, проговорил: — Она была пьяна в доску! И, наверное, стоит закончить на этом, — чëрные брови Пэнс поднимались всё выше. — Но я не смог выбросить из головы вкус её губ, запах её кудрей, непокорный взгляд… И в особенности её прекрасную задницу. И когда её заразительный смех звучал в моей голове, я не понимал, какого чёрта со мной творится! Честно? Я был зол на неё, но ещё сильнее на себя… Ведь это же Грейнджер!.. Мальчик-который-девочка! Скучная заучка, которую я задирал, сколько себя помню, — Драко вновь жмурился, лишь бы не видеть выражение глаз Паркинсон, продолжая: — И вот дерьмо! Внезапно, именно после этого бухущего поцелуя… Я осознал страшное: она, эта, занудная зубрила, дорога мне. Не как заноза в заднице, к коей я привык и смирился… А как женщина. Всегда была дорога. И будет, что бы ни случилось…       — И после этого, ты решил, что у вас есть шанс? — Пэнси моргнула. И ещё раз. Блокнот шлëпнулся на середину её письменного стола, около которого она сидела в своём кожаном кресле. — Драко, это так… По-идиотски?       — Кажется, ты обещала не давать критической оценки моим действиям? — едко уточнил Малфой, закатывая глаза. — Тем не менее, я понимаю… Со стороны я и впрямь выгляжу последним кретином, — он манерно ухмыльнулся, поведя плечом. — Помнишь тот вечер, когда мы с тобой встретились? — Паркинсон кивнула. — Думаю, ты, как и все гости ресторана видела, что произошло… Снова, словно по мановению волшебной палочки, Грейнджер сама поцеловала меня…       — Видел бы ты лицо Джорджа Уизли! — задумчиво протянула Пэнси, поведя бровью. — Я думала, он убьёт вас обоих…       — С этим почти справился какой-то неизвестный придурок, — вздохнул Драко, утомленно потирая глаза. — Луч заклятья летел в спину Грейнджер… И я снова спас её. Но в этот раз прекрасно осознавая, что, скорее всего погибну… Только представь орден Мерлина на моей груди! — едва заслушавшаяся, Пэнс разочарованно фыркнула. — Хотя… Кого я обманываю? Орден Мерлина мне не светил, зато светила гораздо более приятная награда, — он плотоядно улыбнулся. — Вечером, после того как я очнулся в палате, Грейнджер пришла навестить меня. Она приходила каждый день, но в этот раз… Короче, мы, — Малфой уставился в потолок, пытаясь найти подходящую формулировку. — В общем… Мы трахнулись, — Паркинсон вновь прожгла его неодобрительным взглядом. — Прости, но по-другому охарактеризовать то, что происходило в моей палате, я не способен, — он растерянно развёл руками. — Потом ещё раз. И ещё… Мерлин! Она приходила каждый вечер. И мы почти не спали три ночи, не в силах оторваться друг от друга… — Драко вновь тяжёло вздохнул. — Знаешь, я думал, будто всё это случайность. Ну, как обычно бывает — встретились, потрахались, решили ночевать вместе. Но нет. Теперь, после рассказа матери я и впрямь не понимаю, как жить дальше…       — Постой, — буркнула Паркинсон. — Так значит, проблема не в родителях? — Драко покачал головой. — Ты боишься рассказать ей правду! — ахнула она, всплескивая руками.       — Ага, — протянул Малфой, возводя глаза в потолок. — Боюсь. До зелёных чертей… И знаю наперёд, что после услышанного, Грейнджер снова исчезнет из моей жизни, но теперь… Навсегда. И винить в этом мне будет уже некого.       Впервые в жизни он смог признать свой страх вслух.       И можно было лишь благодарить Мерлина, что Поттер не слышал всех этих слов... Даже представить тошно, как бы он ржал полчаса, не затыкаясь.       — В таком случае, — донёсся до слуха вкрадчивый голос Паркинсон. — Может, не стóит рассказывать Грейнджер?       — Предлагаешь мне лгать ей в глаза? — ведясь на новую хитрую провокацию Пэнси, пробормотал Малфой, всё ещё изучая потолок. — И приобрести новый страх — быть раскрытым?       — Думаю, ты просто боишься остаться один, — со вздохом, подытожила Пэнси. — Может быть, развод с Асторией наложил на тебя отпечаток, и теперь ты гонишься за любой возможностью жить с кем-то?       — Может, ты и права. Но, знаешь, есть одна сложность… Мне не нужна любая! — с горечью процедил Малфой. — Погоди… Я попробую объяснить, — он нахмурился, вновь пытаясь сформулировать сумбурные мысли. — После того, как мы переспали… Знаешь, я понял, что она, Грейнджер, моя. — Паркинсон недоуменно застыла, явно стараясь, но не осознавая смысла сказанного. — Ну… Боже! Хорошо… Ты когда-то чувствовала, что человек, который, да, нравится тебе… Не просто нравится, а… Твой. Попросту твой, понимаешь? Будто ты появилась на свет всего лишь половиной чего-то целого и вдруг нашла того, кто дополняет тебя, как никто другой во всем этом проклятом мире!..       Подруга уклончиво кивнула, на мгновение отвернувшись в сторону окна. И всего на миг, Драко показалось, будто она борется со слезами, готовыми брызнуть из глаз.       — Прости… — шепнул он, поднимаясь. — Прости, Пэнс… Я…       — Всё в порядке, — нервно махнув рукой, она встряхнула своими красивыми волосами. — Однако я всё же напомню, что мы говорим о тебе… — Паркинсон тяжело вздохнула, притянув к себе блокнот и, вновь пролистав его, и спросила: — Чем же Грейнджер сумела так завлечь тебя?       — Повторю: она моя. Моя женщина, — облизывя губы, проговорил Малфой. — Настолько моя, что… Чëрт! На самом деле, даже страшно… Сегодня утром, споткнувшись о кроссовки Грейнджер, которые она зачем-то оставила у меня, я был счастлив… По-настоящему счастлив тому, что споткнулся именно об её обувь в своей квартире, представляешь? — он вновь покосился на Паркинсон, нервно вертевшую в пальцах шариковую ручку. — По дороге на службу, я завернул в маггловский универмаг рядом с Министерством, и купил зубную щётку… Для того, чтобы она не убегала утром к себе. Да, по правде, я уже не против, чтобы она перетащила ко мне все свои вещи и даже жирного рыжего полужмыра, — задумчиво добавил Драко. — Ну, и кроме всего прочего, она готовит самые вкусные на свете сэндвичи.       — Вот это уже серьёзно, — со знанием дела протянула Пэнси, пряча улыбку. — Ты сказал, что был счастлив ещё сегодня утром… — она коротко глянула в свой блокнот. — Что мешает просто забить на рассказ миссис Малфой и продолжить жить дальше с тем, что имеешь? С Грейнджер, её котом и сэндвичами на завтрак… Ты не сможешь вернуть то, чего так и не случилось. Кроме всего прочего, прошлое на то и прошлое, чтобы проститься с ним и жить сегодня, планируя будущее… — Малфой печально усмехнулся, вновь схватив стакан с недопитым виски. — Господи. Только не говори, что собираешься расквитаться с отцом!       — Не говорю, — холодно сообщил Драко. — Перед выходом к тебе я всего лишь распорядился, чтобы Люциуса взяли под стражу… Мать в камере уже неделю, и я оставил её там.       Почему в душе ничего не дрогнуло, когда он озвучивал эту фразу? Из-за чего так резко тон голоса стал ледяным?       Малфой не понятия не имел! Да и копаться в себе не было ни малейшего желания…       Сегодня отношение к родителям перевернулось с ног на голову. Давным-давно он прекратил общение с ними ради сохранения остатков своего ментального здоровья и едва выправлявшейся репутации.       Сейчас же он не видел ни единой причины по которой, должен обращаться с родителями как-то иначе, нежели с другими подследственными.       — Неплохо, — грянул голос Паркинсон, сквозь пелену собственных холодных рассуждений. — Скорее всего, это принесло тебе некоторую сатисфакцию, — она намеренно небрежно пожала плечами. — Однако месть не выход. Месть рождает лишь пустоту внутри… Скажи, неужели тебе стало хоть сколько-нибудь легче от заключения обоих родителей в застенках? — Малфой застыл, глядя в одну точку на потолке. — Так я и думала… Проблема не в них, Драко. Мы оба знаем, что миссис и мистер Малфой — люди своего времени, привыкшие помыкать собственными детьми. Мои родители, поверь, поступили бы также, а может, придумали бы и что-то похуже, окажись я в такой ситуации. Проблема в твоём отношении ко всему. Тебя ведь устраивала твоя жизнь до сегодняшнего дня?       — Начала устраивать, — шёпотом, будто боясь заявить об этом в полный голос, поправил Драко.       — Ну, хотя бы так, — Пэнс улыбнулась уголком губ. — Что же сейчас мешает тебе быть счастливым?       — Пропасть, — ни с того ни с сего слетело с языка. — Огромная бездонная пропасть. Я будто смотрю в неё с обрыва, и боюсь сделать шаг вперёд… Потому что там, во тьме — безызвестность. А идти назад — противно. Позади — ложь. Такая искусно сотканная, красивая, как кружево… Но это не делает её хоть сколько-нибудь приятной. Я не могу больше… Не хочу погружаться в неё, какой бы сладкой она не казалась. Потому что суть от этого не меняется: ложь всегда останется ложью, а правда — страшна, неизведана, но… Гораздо более проста и понятна.       — Над пропастью во лжи? — язвительно хмыкнула Паркинсон. — Выходит, ты чувствуешь себя растерянным? — протянула она, догадавшись. — Одним во всём мире… И больше всего на свете желаешь уничтожить эту пропасть, чтобы пойти, наконец, вперёд?       — Ну… Да, — вздохнул Драко, вновь отпивая виски. — Для этого… Я должен рассказать Грейнджер. Понимаю, что, скорее всего, снова останусь один. И наши вечера, — он прикусил щеку изнутри, чтобы хоть немного приглушить боль от невидимой спицы, вонзившейся между рёбер при мысли о том, что будет, узнай Гермиона обо всём. — Что наши вечера и ночи останутся только в моей памяти… И я, несомненно, буду жалеть об этом до конца своих дней. Но... Рано или поздно всё вскроется. Лучше рано. И с моей подачи. Достаточно боли, лжи, недомолвок… Она — лучшее, что случалось со мной… И имеет право знать правду.       — А это лучшие слова, что я слышала в этом кабинете, — призналась Пэнс. — Ты молодец, Драко, я думаю, что правда станет испытанием на прочность для ваших отношений.       — Если их можно так назвать, — фыркнул Малфой, пожимая плечами. — Всё построено исключительно на сексе. Да и то…       — Ни за что не поверю, что Гермиона Грейнджер способна переспать с человеком, который ей ну настолько уж противен! — строго сведя брови почти к переносице, протянула Паркинсон.       — Если верить Поттеру — вполне, — болезненно морщась, сообщил Драко. — Но лишь один раз. Я провёл с Грейнджер четыре незабываемых ночи. И сегодня всё ещё планирую… устроить ей парад немыслимых развратных развлечений.       — После того, как твоё признание и дальнейшие объяснения прокатят? — заговорщицки подмигнула Пэнс, сияя хитрющей улыбкой. — А они прокатят, я уверена.       Сердце пропустило удар. Он тоже хотел верить…       — Ага, — улыбнувшись в ответ, хмыкнул Малфой, начиная мысленно строить новый коварный план спасения себя от одиночества и депрессии. — Выходные точно будут нескучными, если… Да, если мои объяснения прокатят.       Если слова значат для Грейнджер хоть что-то.