***
— Сегодня я спер бутылку виски. Не благодари, — возвестил Питер, бухаясь на пол и разминая ногу. — Черт, растянул, кажется. Эрик нахмурился. — Тебе же эту ломали? — спросил он, не возражая против виски в пластиковых стаканчиках. — Ломал. Один синий-синий страшила. — Мне жаль. — Эрик сжал губы и отвернулся. Он всегда отворачивался, когда ему было неудобно. Питер уже заметил эту особенность. — А ты-то тут при чем? — спросил Питер. — Разольешь? Мне немного. Я себе еще колы захватил. — Ты спаиваешь меня, — хмыкнул Эрик. — Ты бы и так вечером с профессором накатил. — У тебя ужасный сленг, Питер, — поморщился Эрик на «накатил». — Ну, а как надо сказать? «Вы бы и так с профессором сообразили на двоих»? «Вы бы и так хлопнули по стакану»? «Вы бы…». — Ладно, хорошо, забыли. — Эрик отмахнулся. Питер улыбнулся профилю отца, который занялся тем, что снял перчатки и плеснул себе и напарнику на самое донышко, чтобы только горло промочить. Питер заметил, что себе Эрик налил больше, чем ему. Сказывался предрассудок, что Питер был слишком мал в глазах Эрика. Это было то ли мило, то ли смешно. Питер не спорил. Он и правда был в два с лишним раза младше своего коллеги по трубам. Еще Эрик отказывался воспринимать метаболизм Питера и скрипел что-то о вреде пьянства, если Питер, мучаясь жаждой, выпивал за вечер пару-тройку бутылок пива. То, что для Питера были одинаково равны что чай, что алкоголь — разницы не имело. Эрик все равно скрипел. Питер не спорил и с этим, понимая, что людям сложно в полной мере осознать, что у кого-то другого базовые функции организма работают иначе, чем у прочих. — Спасибо. — Питер забрал свой стаканчик и поставил его на пол рядом, продолжая растирать ноющую ногу. Зажила та быстро, но перелом в трех местах давал о себе знать, время от времени доставляя дискомфорт, сегодня — из-за мелкого растяжения, на которое раньше Питер не обратил бы внимания. — Моей дочери вчера исполнилось бы десять, — вдруг заявил Эрик. Питер замер, во все глаза глядя на Эрика. Тот пожевал губами и отпил из стакана. — А какой она была? — спросил Питер, сам не поняв, как этот вопрос вырвался на волю. — То есть, ты, конечно, не обязан сидеть тут и предаваться воспоминаниям. Я все понимаю. — Она была волшебным ребенком. Сейчас вспоминается только хорошее. — Эрик улыбнулся, мягко и тепло. Питеру еще не доводилось видеть такую улыбку у отца, но он знал, что умел улыбаться своим сестрам и матери точно так же. — Хотя всякое случалось. И упрямства ей было не занимать. Каждую неделю у нее менялись предпочтения: сегодня она коллекционирует камешки, завтра — собирает гербарий. Питер улыбнулся. Он прекрасно понимал такую тягу к переменам. Сам он до сих пор менял вкусы. Даже музыка в плеере была всех оттенков звучаний, начиная от классики для меланхолии и заканчивая безумным металлом для боевого настроя. — Сколько твоей сестре? — спросил Эрик. — Какой? — встрепенулся Питер. — А у тебя их сколько? «Включая твою дочь, три». — Две. Лорна и Ванда. Лорне шестнадцать, Ванде семнадцать. — Взрослые уже. И кто из них мутант? — Ванда. Она… Я зову ее ведьмочкой. У нее своеобразная сила. — У всех сила своеобразная. Хотя моей Нине передались мои способности. Не в полной мере, но все же. Ты знал, что дети могут наследовать силу родителей? В голосе Эрика промелькнула гордость. Питер позавидовал и тут же устыдился этого неподобающего чувства. Зависть к мертвым — хуже не придумаешь. — Да, знал. Питер сжал губы, совсем как Эрик недавно. Отец зачем-то подтолкнул его, и Питер поспешно сменил выражение лица. Пока Эрик опустошал стакан, в ногах у Питера дернулся молоток и гаечный ключ, которые он выбросил из чемоданчика, но не удосужился убрать обратно. Эрик смотрел на стену, а Питер придавил шевелящийся металл пяткой, больно ударившись при этом. — Что? — Эрик посмотрел на охнувшего Питера. — Нич-его. — Питер улыбнулся, отхлебнул из стакана и закашлялся. — Ну что ж ты… — Эрик похлопал его по спине. Молоток дернулся еще раз и затих. Питер вытер рот и покосился на прочие инструменты. Те вели себя смирно. Эрик, заметив, что Питер озирался, тоже огляделся, силясь понять, что случилось. — Да просто… Почудилось… — Питер фыркнул как можно натуральней. Почему-то после никакой реакции Эрика на сообщение о том, что от сильных эмоций Питер ронял люстры с потолка, заминать вспышки металлокинеза казалось еще важней. То ли Питер был параноиком, то ли никакая реакция успешно посеяла обидную уверенность в том, что Эрик даже думать не желал о возможных родственниках. Тем более в лице Питера. Питер видел, как объединяет людей одно свойство на двоих, значительное или нет. Джин была близка к профессору Ксавье настолько, что казалась его дочерью в какие-то моменты. Рэйвен благоволила Курту и его синей коже. Ороро спелась с Матильдой, младше ее на два года, потому что обе говорили с явным акцентом и были новичками. Подобное притягивало подобное. Но это правило работало не всегда. А может, Эрик и не понял, что упавшая люстра была следствием подобной его способностям силы. Разжевывать Питер стыдился: он сам соврал о матери, нечего было теперь спихивать вину на отца. Бессильная злость на самого себя дернулась под ногой молотком. Питер, мысленно сыпля проклятьями, велел молотку вернуться в состояние покоя. Тот дернулся и успокоился.***
На ужин Питер опоздал. Зачитался. Хотя сложно было назвать чтением бездумный взгляд в одну точку на странице. В итоге, ужинать пришлось в компании пары не очень знакомых совсем еще юных мутантов, игравших на кухне в салочки. Питер пил чай, закусывая его бутербродами с колбасой; мутанты, периодически пробегая по кухне, что-то обязательно задевали, и Питер подхватывал кружку с чаем, чтобы содержимое не вылилось на стол. Орать на детей он не умел — привык за годы общения с сестрами к терпимости, граничащей с пофигизмом. Когда мутанты разошлись, Питер тоже не стал задерживаться и побрел в комнату. Погруженный в себя, он не заметил, как преодолел большую часть пути и выдернуть из задумчивого состояния его смог только раздраженный голос отца, раздающийся из-за приоткрытой двери какого-то учительского помещения. — … нас держат? Это, по их мнению, смешно? — Почему это должно быть смешно? Вполне адекватная просьба, как по мне. Они имеют право беспокоиться после выходок наших братьев. — Выходок? — Бог мой, Эрик, мутанты что, безгрешны? Не столь давняя практика показала, что среди нас достаточно тех, кто пойдет по головам. Псайлок, Ангел, Апокалипсис… Помнишь таких? Их не двое и не трое в мире. Тон у профессора был именно тем, давним — с нотками язвительности и негодования. Питер замер на месте. Подслушивать было нехорошо, но полезно. Остановило его вовсе не любопытство, а голос отца. Если бы не он, Питер, скорей всего, махнул рукой на все раздраженные голоса и пошел дальше. — И они хотят, чтобы мы подчинялись их законам, — сказал Эрик. — Да. И я собираюсь согласиться на их условия. Мы должны жить в мире и сотрудничестве, а не в войне и противостоянии. Мы не будем использовать свои силы во вред им… Да, не смотри на меня так, Эрик. Это законное требование! Если обычный человек причинит вред другому — это уголовное преступление, а если мутант человеку — не считается? Давай без дискриминации. — А если ребенок-мутант ненамеренно покалечит кого-то? — Пункт «ненамеренно» будет прописан, не волнуйся, я не собираюсь подставлять детей под удар. И в школах выделят специальные классы для мутантов. — А как же травля? — Я думаю, пара ударов в морду обидчику здорово поможет. — Хороший совет от педагога. — Эрик, дети дерутся, это нормально. Я не могу поселить у себя всех, это физически невозможно. Начнем с малого. Я уже сказал про специальные классы? Сказал. Интеграция должна происходить постепенно. Мутанты не перестанут рождаться, нас нельзя будет отделить и поселить на другом континенте, и это все понимают. Пораскинь мозгами! Мы всегда живем и работаем в социуме. Что лучше: быть учеником-мутантом, когда об этом все знают, и не быть защищенным законом и правилами школы, или быть учеником-мутантом, который имеет полное право наравне с другими детьми ходить в учебное заведение? Для инвалидов, для отстающих есть специальные школы и классы. Мутанты тоже «особенные» дети. — И их могут посадить за… — За причинение вреда? За убийство? А что, не должны? Ты отомстил убийцам своей семьи? Я не вижу здесь отряда полиции, Эрик! Знаешь, почему? Потому что люди не такие дебилы, какими ты их порой считаешь. Они умеют понимать. Дело замяли, а ты под подпиской о невыезде, иначе опять станешь криминальным элементом номер один. — И… — Эрик скрипнул зубами, — правительство хочет, чтобы мы помогали им? — В критических ситуациях иногда только сверхспособности спасают. Питер вытащил из дома всех детей, когда этот особняк взлетел на воздух. Никто другой не успел бы. Если ребята захотят, они могут стать своеобразным подразделением. Эрик промолчал. Чарльз выдохся. «Еще бы, — подумал Питер, — говорил почти пулеметной очередью». — Ты не собираешься их заставлять? — спросил Эрик. — Заставлять? За кого ты меня держишь? Нет, только предложу. — Не дави на них. — Эрик, я не собираюсь. — Питер согласится. — Он будет не один, если тебе интересно, — заметил Чарльз. — Это опасно — бегать в качестве палочки-выручалочки в горячие точки. — Эрик, их никто не просит быть обязанными всему роду людскому. Но, если без сверхспособностей будет не обойтись, нас могут попросить помочь. Попросить — не принудить. — Ага. И самые частые просьбы будут адресованы тому, кто может быстрее пули предотвратить почти что угодно, если вовремя отреагирует? Мягко прошуршало по полу кресло. Питер почти врос в стену. — Ты волнуешься о мутантах или о Питере, Эрик? — Залезь мне в голову и посмотри, — прозвучало почти угрожающе. Питер уже собирался ворваться в помещение и предотвратить драку, но той не последовало. Звякнуло стекло о стекло, раздался характерный звук наливающейся в стакан жидкости. Питер заглянул в щелочку между дверью и стеной, чтобы убедиться, что нигде не лежало тел. Тел не было, был только спокойно пьющий точно не чай профессор, откинувшийся на спинку кресла, и Эрик Леншерр, который присел на край стола. — Мне не нужно залезать в головы, чтобы все понимать. И я не использую свою силу во вред. Я не использую и никто не должен. Иначе это будет не мир, а анархичное общество с сотнями лидеров, которое погубит само себя. Никому это не нужно. — Не вздумай давить на совесть, когда будешь толкать речи. — Эрик, да успокойся ты! Я же сказал: предложу и уйду. Точнее, уеду… Но закон — это непреложное правило. Мы не должны чувствовать себя лучше обычных людей. — Но мутанты и правда лучше. — Это с чего ты взял? Среди нас нет террористов? У Эрика дрогнули уголки губ. — Иди ты, Чарльз. — И ты иди, — не остался в долгу профессор. — Выпьешь? — Да, только немного. — Вы там с Питером работаете или спиваетесь? — Я уже говорил «Иди ты»? — Даже минуты не прошло… Эрик, а почему вы работаете со скоростью черепахи? Растягиваете удовольствие? — Дума… Колено оглушительно хрустнуло, когда Питер переступил с ноги на ногу. Голос Эрика оборвался. Он не успел сделать и одного шага по направлению к двери, когда Питер уже оказался в своей комнате на кровати с комиксом в руках.