Точки пересечения

«Он не слышит меня», — пожаловалась Нина. Питер ущипнул себя за руку, но не почувствовал ничего — будто не кусок кожи прихватил, а пластилин. Выходило, что он спал. Уснул, даже не заметив того, в библиотеке особняка на кресле, куда сел якобы просто посидеть. Его занесло на лесную поляну, и она была сюрреалистично черно-белой, как в фильме или на фотографии: серая трава, черные деревья, белые пятна просвета между ними. — В каком смысле не слышит? — спросил Питер. «Не знаю». Питер был уверен, что призраки не должны были задумываться, но озадаченное лицо самой младшей из сестер говорило об обратном. — Ты понимаешь, что умерла, да? «Правда?». — Ответ был равносилен слову «нет». — Да. Ты… Впрочем, это не имеет значения. Мы же с тобой как-то беседуем. — Питер не чувствовал усталости, но сел на землю. — Я не понимаю, как это происходит, но мое подсознание выбрало странный способ, чтобы поговорить со мной. Зачем оно использует твой образ? Это… Не обижайся, но мы не были знакомы. Разве что я мельком видел твое фото, а сочувствие к отцу как-то повлияло на… На все это. Питер посмотрел на Нину, но та была слишком мала, чтобы понимать его слова. Она нахмурилась и после недолгого молчания выдала то, что понимала: «Прошу, помоги мне уйти отсюда». — Уйти откуда? «Отсюда! — воскликнула Нина, и Питеру показалось что, в момент, когда она сердито топнула ножкой, деревья подпрыгнули, как картонный макет. У Питера похолодели пальцы на руках, хотя не должны были — это был всего лишь мир грез, здесь было нормальным нарушение всех существующих законов природы. — Здесь холодно! И страшно! Я не проснусь, я знаю. Но я не могу открыть дверь!». — Какую дверь? Сюрреализм начал походить на ужастик, когда картонный лес исчез и его место заняла старинная дверь с коваными замками, сошедшая с картинки из детской сказки. Питер машинально протянул к ней руку, но голос сестры осадил его: «Лучше не трогай». — Это еще почему? — возмутился Питер, но дверь не тронул. «Вот эту дверь мне не открыть. Поможешь?». — Это как? Если мне ее трогать не положено. Нина, как это мог сделать только ребенок, пожала плечами, перекладывая с себя ответственность на более умного и взрослого. Питер знал, как открывать двери, но предостережение маячило перед глазами. Почему не трогать? Нина не уточняла. Дверь выглядела почти безобидно, если бы не сказочность, бросающаяся в глаза. — Почему не трогать? — озвучил вопрос Питер. «Не знаю». Ответ ничего не дал. Двери были созданы, чтобы открываться. Питер протянул руку, подержал ее возле поверхности какие-то секунды, но ничего не произошло. «Была — не была», — подумал он и толкнул дверь. Это было равносильно тому, чтобы сдвинуть скалу. Дверь даже не дрогнула, когда Питер навалился на нее всем весом. «Ничего не выйдет», — вздохнула Нина. Питер пнул несговорчивую дверь. Пальцам во сне было не больно. Питер протянул было руку, чтобы постучать по поверхности, но заметил черные нитки бегущие по рукам — от ладоней вверх. Они забирались под толстовку, становились толще и больше. В панике Питер отшатнулся от двери, закатывая рукава; черные нитки, похожие на набухшие пульсирующие вены, стремились дальше, и их конца было не найти. — Черт-черт! Черт! — заорал Питер. Он распахнул глаза, слыша грохот и стук. Металлические подпорки у нескольких полок лопнули, и книги рухнули на пол; какие-то из них снесли легкий столик, куда Питер не так давно ставил банку с колой. — Черт, успокойся, успокойся, — зашептал самому себе Питер, слетая с кресла и рассматривая руки. Никаких черных вен на них не было. Питер отчаянно потер кожу, а в это время еще одна подпорка отлетела в сторону и, стукнув Питера по плечу, упала. Питер зачертыхался еще сильней и сжал кулаки, впиваясь ногтями в кожу ладоней. — Успокойся, придурок, успокойся. Все хорошо, все живы… Долбаная дверь… — Что здесь происходит?! — В библиотеку влетел Эрик Леншерр в кое-как застегнутой рубашке. Подпорки буквально за секунду до его появления перестали вылетать, вырывая саморезы из досок с мясом. Но книги рассыпались по полу, столик валялся на боку, снесенный толстой энциклопедией. А Питер пытался отдышаться и выглядел, как загнанная лошадь. — Это что вообще? — Эрик огляделся кругом. В дверях библиотеки стали появляться другие ученики, которых привлек шум. Питер покосился на один из металлических уголков, который валялся у подоконника — он чудом не разбил окно. — Я… — Голос был сиплым. Питер кашлянул. — Я… не хотел. Он посмотрел на двери, куда набежали любопытные. Эрик обернулся туда же и громко сказал: — Ничего интересного, расходимся! С Магнето спорить духу не хватило ни у кого, хотя Питер видел с каким любопытством маленькие мутанты рассматривали бардак. — Я уберу. — Питер начал собирать книги. Эрик несколько секунд наблюдал за тем, как Питер поднимал с пола, складывая в стопку, книги, а после ушел из библиотеки. Питер проводил его взглядом, вздохнув с облегчением. Он подумал, что будет отлично, если он быстро все исправит и поправит, и все забудут о маленьком инциденте, не требующем особого внимания. Питер умел быть занозой, он прекрасно знал об этом, но находиться в центре событий — удовольствие сомнительное. С Эриком их это тоже отличало, хотя теперь и тот стал больше времени проводить в тени. Эрик вернулся, когда Питер расставлял книги на уцелевшие полки: три он безжалостно обрушил. — Что ты… Питер не закончил вопрос, а Эрик, ни слова не говоря, поднял опрокинутый столик, подбросил в воздух молоток с гвоздями, и те, подчиняясь его мысленным приказам, принялись за дело. Эрик только держал доски. Питер ставил книги, думая, мог ли он так же, или все, на что его хватало — это рушить, ломать и бить. Он не припоминал, чтобы металлокинезом сделал хоть что-то полезное в этой жизни. Зачем вообще нужен был этот проклятый дар? Для родственных чувств? — Дерьмо, а не дар, — прошептал Питер. — На что ты так разозлился? — Я не злился. Это… был страх. Питер выплюнул это слово и подумал, что в трусости еще не признавался. Два прокола за день, бинго! На секунду Питера даже одолела шальная радость, что Эрик не знал об их родстве. Он-то точно ничего не боялся в отличие от сына, которого напугал сон. — Страх — это нормально. Что, в двадцать пять до сих пор не знаешь таких элементарных вещей? О чем еще тебе поведать? — Голос у Эрика был раздраженным. — О том, что не все могут контролировать себя? О том, что нужно учиться управлять даром, каким бы «дерьмовым» он ни был? Знаешь, Чарльз тоже не был в восторге от себя, Хэнк не был, Рэйвен не была! Свою подругу Джин спроси или того парня — Скотта. — Это мой дар. Что хочу, то и говорю про него! — Да говори на здоровье. Но бояться нормально. Думаешь, мы все тут бесстрашные? — Не знаю. — Питер устало прикрыл глаза, присаживаясь на подлокотник кресла. — Все боятся, Питер. Чего-то, кого-то. — Молоток ударил слишком громко. — Я, черт меня возьми, до сих пор боюсь вернуться в Польшу! Я настолько боюсь, что Чарльзу пришлось просить, чтобы моих жену и дочь похоронили без меня! Понятия не имею, где они лежат. — Эрик усмехнулся, что было не уместно. — Как это: нормально, по-твоему? Питер попытался представить, как бы он себя вел, если бы умер кто-то из родных, будь то мама, Ванда, Лорна или тот же Эрик. Наверно, в точности до миллиметра повторяя отца, сперва психовал, проклиная жестокий мир, а после окопался где-нибудь подальше от дома. Поэтому Питер ответил: — Нормально. — Тогда хватит этого презрения к самому себе, когда ты чего-то боишься! — Презрения? Я думал, ты начал беситься из-за того, что я не контролирую это. — Это… — Эрик покачал головой. — Да, научиться следовало бы. Дверь в библиотеку открылась, и на пороге показалась коляска с сидящим на ней Чарльзом. Профессор выглядел озадаченно. Увидев Питера и Эрика, он поднял брови. — Сказали, здесь что-то случилось? — спросил он. — Ничего, — в один голос, но с разными интонациями ответили Эрик и Питер. Профессор поднял брови еще выше и кивнул. — Ну хорошо. Приколачивай поровнее свое ничего, Эрик. И хватит уже рушить этот дом, честное слово! — Я немного, — пробормотал Питер. — Ну если немного, то все чудесно. Я даже не буду уточнять, что именно «немного», — сказал Чарльз и скрылся за дверью. Питер натужно улыбнулся. Эрик тоже улыбнулся. Питеру показалось, что таким образом Эрик пытался его подбодрить, и это помогло. Питер отпустил скрещенные на груди руки и выдохнул. С полками Эрик управился быстро. — Ну что, я молодец? — спросил он, рассматривая результат своих трудов. — Да. Спасибо тебе. Эрик вдруг нахмурился и покачал молоток в руке, посмотрел на Питера. — Не-не-не, только не бей меня этой штукой, — попытался пошутить Питер, но Эрик не заметил. — Что ты чувствуешь? — Он ткнул молотком в сторону Питера и потряс им. — Ну же, я не шучу! Есть контакт с металлом? — Я… Я… — Ты-ты. Что там? Чувствуешь что-нибудь? Да не смотри так, он не укусит! — Ладно, сейчас. Питер уставился на молоток и сосредоточился. Он понятия не имел, каким именно образом должен был сосредоточиться, чтобы услышать или почувствовать что-либо. Со скоростью было проще — он ускорялся или замедлялся так же просто и непринужденно, как вдыхал и выдыхал воздух. Металлокинез был родным и чужеродным одновременно. Он прислушался к себе, ища что-то странное, что можно было бы связать с отцовской силой. — Может, так будет проще? — спросил Эрик у самого себя и провел инструментом из стороны в сторону. — На движение реагируешь? Так легче, чем когда предмет в состоянии покоя. Легкая вибрация. Питер уловил ее. Легче перышка или того, что было легче перышка. От волнения пересохли губы. Питер нервно улыбнулся и протянул руку вперед: молоток в руке Эрика дернулся, но с места не сдвинулся. — Очень хорошо. — Эрик энергично кивнул. — Давай еще. — Я… — Какие ощущения? — Как будто оно испускает волны. Как… Как вода, куда бросили камень. — Да, отлично. Прекрати бояться этой силы, покажи ей, кто хозяин. Кто хозяин, Питер? — Я? — Покажи это! — Да-да, я пытаюсь. — Покажи! Давай! — крикнул Эрик. Приказ сломал преграду. Молоток взмыл в воздух, подчиняясь Питеру. Тот набросил на него невидимое лассо и заставил крутануться по часовой стрелке. Волны, исходившие от металла, стали отчетливей, ярче. Питер засмеялся от облегчения и посмотрел на отца, наблюдавшего за маленьким представлением. В его глазах стояло что-то такое, от чего Питеру вдруг захотелось сжать отцовское плечо и почувствовать, как его хлопнут по спине, говоря «Я здесь, и ты молодец». Хрупкое равновесие было нарушено открывшейся дверью. Молоток упал на пол, а Питер обернулся на Скотта и Джин. — Что? — спросил он сипло и не узнал своего голоса. — Нам сказали, что ты здесь. Мы там фильм собираемся смотреть. Есть кола и попкорн. Не хочешь присоединиться? — спросил Скотт. — Фильм? Да, сейчас. Питер снова уставился на молоток, пытаясь поднять его в воздух, но Джин успела первой. — И чего ты все раскидываешь? — спросила она со вздохом. Молоток, а так же пара гвоздиков со стола взмыли в воздух и опустились в ладони Эрику. Девчонка с чудовищной силой внутри себя как-то справлялась. Питер закусил губу. Завидовать было плохо с чьей-то точки зрения, но Питер завидовал. Он тоже хотел бы управлять металлом и не потеть. Смотреть на Эрика не было никакого желания. Увидеть разочарование? Эрик не знал о связывающих их узах, и что каждая его эмоция воспринималась Питером в тысячу раз острее, чем эмоция незнакомого человека. Эрик не был в этом виноват. — Я пойду, — сказал он. Хлопок по спине стал неожиданностью. Питер растерянно выпучил глаза, а Эрик сказал ни капли не разочарованным голосом: — У тебя хорошо получилось. Нужно только практиковаться. — Да-а-а… Ага, — протянул Питер. — Я не шучу. — Еще бы! Ты же Эрик Леншерр. Какие шутки? — А ты Питер Максимов, — фыркнул Скотт от двери. — Тебя ждать вообще или можно идти? Питер забыл, что Джин со Скоттом все еще стояли в дверях. Он зыркнул на них и сказал: — Иду я, иду. Рука отца с его спины исчезла. Но она там была — это уже отлично.