***
Наблюдать за людьми, используя свои способности, было нечестно, но интересно и познавательно. Питер наблюдал не за всеми, все ему были не так любопытны, как один из. Джин что-то рассказывала о психосоматике, вычитав нечто любопытное в одном научно-популярном журнале. Скотт слушал, скрестив руки на груди. Слишком внимательно для Скотта; Питер подумал, что, спрятанный от мира за очками, Скотт просто-напросто дремал, устав от занятий. Питер слушал в пол-уха. — Тело и психика вертятся в одном, так скажем, барабане стиральной машинки: соприкасаются, красят друг друга. Стресс сказывается на здоровье, так же как и состояние эйфории, — говорила Джин. — Ну это ясно. Как мутация: психоз и нервы ведут к вспышкам неконтролируемого выброса энергии, — пробурчал Скотт. — Именно. — Ты не рассказала ничего нового, — произнес Питер, вглядываясь туда, где сидели Чарльз с отцом. Он не слышал, что сказала Джин, полностью сосредоточившись на руках Эрика, которыми тот ел, и его лице, которое то хмурилось, то создавало и разглаживало складки на лбу. Питер думал, что, решив, будто с отцом его мало что связывало, погорячился. Починив с ним трубы в подвале, поупражнявшись в управлении металлическими предметами, поговорив, серьезно и не очень, Питер видел те самые точки, где кривые его и отца пересекались. Это были незаметные мелочи вроде того, как одинаково они смущались или держали в руке стакан или кружку, как умели улыбаться одним уголком губ, чуть сужая при этом глаза. Еще были похожести покрупней, вроде одинаковой линии роста волос или изгиба губ, вроде длинных ног или аккуратно подстриженных круглых ногтей. — У меня есть мой собственный отец, — сказал Питер вслух, чтобы лучше прочувствовать фразу, приятную, как кружка чая после куска сладкого торта. — Что? — рассеянно переспросил Скотт. — Ничего. — Питер еще раз взглянул на Эрика и удовлетворенно вздохнул.***
Эрик мыл кружку в раковине, а Питер отряхнул футболку, хотя она и не была запачкана. Натянув на лицо улыбку и понадеявшись, что она не была дебильной, он зашел на кухню. — О, привет, Питер. — Эрик звякнул кружками, когда убрал свою в шкаф. — Привет. Как дела? — Неплохо. Дома выходные провел? — Откуда ты знаешь? Эрик поднял брови. — Вообще, ты Чарльзу сказал. И еще половине школы. — А… Да. — Питер почувствовал себя куском идиота, большей его частью. И улыбка недебильная уже не спасала. Случались моменты, когда был в чем-то уверен настолько, что казалось невероятным еще недавнее сомнение и ночные скачкообразные мысли, устраивающие прямо посреди черепной коробки американские горки. Эта уверенность появлялась сама, рожденная то ли временем, то ли большим пониманием. Питер смотрел на Эрика, своего коллегу по дерьмовой работе с трубами, и думал, что он просто обязан сказать правду. А что будет — это неважно. Неважно абсолютно. — Знаешь, я тебе соврал, — Питер решил начать с середины. Эрик непонимающе и рассеянно улыбнулся. — Надеюсь, не в том, во сколько попробовал курить? — Он почему-то не напрягся из-за слова «соврал». Словно Питер не мог солгать в серьезном вопросе — только в шутливой мелочи. Питер опешил из-за фразы про курение. Он не помнил, какой возраст назвал Эрику — всем врал по-разному. — А я сказал, в двенадцать? — решил уточнить он. — В шестнадцать. — А, ну да. Конечно, в шестнадцать. Естественно, в шестнадцать. Эрик усмехнулся. Почему они заговорили о такой ерунде? Питер не собирался говорить об этом, он хотел сказать то, что должен был сказать! Сказать в спокойной, дружелюбной, миролюбивой обстановке, как сейчас. — Так о чем ты хотел поговорить? — спросил Эрик. — Я хотел… — Питер проглотил ком неловкости. — Я хотел сказать, что… Хэнка Маккоя Питер любил: Хэнк был самым понимающим и терпеливым человеком, кроме Курта Вагнера. Но тогда, когда Хэнк срывал важные переговоры, Питер не любил. — Эрик! Я жду тебя уже десять минут, — сказал Хэнк, встав в дверях кухни. — Черт. — Эрик потер нос. — Прости. Я иду. Питер, мы отложим разговор? Я обещал… эээ… помочь. — Да, без проблем. — Ничего, кроме как смириться и проводить отца взглядом, Питеру не осталось. Питер честно пробовал читать, играть в теннис или вникать в газетную статью, но несказанное жгло горло и крутило в животе, то срывая с места метаться по комнате, то усаживая на кровать и веля чем-нибудь заниматься. Часы тикали. Медленно. Питер поймал себя на том, что внимательно наблюдал за движением секундной стрелки, которая с черепашьей скоростью меняла деления. Так и хотелось подтолкнуть ее пальцем и сдержанно попросить поторопиться. — Черт, — с чувством сказал Питер часам. Часы в ответ тикнули. Скотт листал журнал с автомобилями в компании тихого, как тень, Курта. — Что читаешь? — из вежливости и от скуки поинтересовался Питер у Курта. Тот оторвался от чтения и прикрыл книгу, показывая обложку. Новый завет. Питер сглотнул, покивал с умным видом и предпочел компанию Скотта и его журналов. Машины были ему ближе бога. — Ты сегодня суетливый, — заметил Скотт. — А обычно — нет? — Сегодня чуть суетливей… О, кстати, Джин согласилась сходить со мной в кино! Питер закатил глаза. Сольный концерт Скотта Саммерса под названием «Дни с Джин Грей» он боялся, что не досидит до конца. Говорить о девчонках было интересно, но не в те дни, когда Питер хотел признаться отцу в том, что у того вот уже двадцать пять с половиной лет был сын. Натуральный — не подделка. — Как думаешь, чем занимаются Хэнк и Эрик? — спросил Питер. — А они чем-то занимаются? — удивился Скотт, глядя в журнал. — Если я спрашиваю чем, значит занимаются. — Луну хотят взорвать? — Скотт зевнул. — Хотя нет, им профессор не позволит. — Что ты несешь? — Куда? — Скотт весь был в журнале. Питер понял, что найти компанию на этот вечер не удастся. В библиотеке было тихо и пусто. Питер проскользнул в помещение, но не стал включать свет. Свет горел в соседних окнах, светила полная луна, горя на темно-синем небе круглым ярким бра. Постояв какое-то время у окна, Питер сел в кресло. Он чувствовал себя немного бабушкой, когда, сложив руки на животе, уставился в окно. Только пряжи не хватало. Луна притягивала взгляд, и Питер не сопротивлялся. А потом заснул. Встретить Нину в собственном доме было непривычно и жутко, но Питер постарался не думать об этом. Она гуляла по его подвальной комнате, разглядывая плакаты рок-групп, которые мать так и не сняла. А у Питера на них рука не поднималась. Казалось, что, избавившись от детских привычек, он мгновенно станет слишком взрослым и. Это было глупостью, конечно. «Я устала», — пожаловалась Нина, стоя к Питеру спиной. — От чего? «Ты сказал, что умерла. Почему тогда я устала?», — Нина с вопросом на лице обернулась к нему. Питер был не силен в подобных вещах, поэтому пожал плечами. Он не знал. Нина грустно вздохнула и поправила челку, лезущую в глаза, погладила пальцами стол. «Здесь красиво, — заметила она. — Только игрушек нет». — Так это потому, что я уже большой мальчик. «Да. Очень большой, — согласилась Нина. — Папа в порядке?». Как? Питеру хотелось проорать этот вопрос. Как она понимала то, что говорила? Как она связывалась с ним? Посредством космоса, черных дыр или общих генов? Питер никогда не встречал приведений, но думал, что те не снятся, а, как в кино, белыми тенями слоняются по коридорам, проходя сквозь стены и протяжно воя. Чем была его сестра? Она, как живая, думала, ходила, говорила. Нематериальная, но настоящая. Питер сел на кровать, рассматривая ее, пока она гуляла по комнате, примерно сложив руки. — Что-нибудь чувствуешь? — спросил он. «М? Ну… Мне холодно». — Здесь или постоянно? «Постоянно», — задумавшись, ответила Нина. Питер отчего-то вспомнил Джин и ее сон, о котором она вскользь упомянула как-то. «Боль и холод. Я лежала в морозильной камере, слепая и беспомощная». «Ты придумал, как открыть дверь?», — спросила Нина. — Нет, прости. Я… Я не знаю ни что это, ни как оно открывается. Нина вдруг поморщилась и потерла виски. — Эй! — всполошился Питер, вскакивая с кровати. — Что случилось? «Просто стало больно. Сейчас уже нет. — Нина посмотрела ему в глаза. — Помоги мне, пожалуйста. Я очень-очень устала». — Когда пойму, как тебе помочь, сделаю все. Хорошо? Нина не успела ответить, а Питера мягко потормошили. — Что? Где? — Он потер глаза и уставился на отца, который выпрямился, разбудив его. Эрик был одет и держал в руках пиджак. — Мы с Чарльзом уезжаем. На сутки примерно. Если не повезет, то на двое. — Что — сейчас? — Да. Я пришел сказать, что, пока нас не будет, присмотрите за малышней и проблемными мутантами. — А… А куда это вы? Тебя опять в чем-то обвиняют? Эрик покачал головой. — Нет, наоборот. Жаждут сотрудничества. Надо съездить на переговоры. — Не все люди плохие. — В любом случае, похуже мутантов, — хмыкнул Эрик. — Ладно, Питер, надеюсь, за время нашего отсутствия вы не превратите дом в кучку углей. Чарльз, боюсь, такого не переживет. — Со всей ответственностью уверяю, что прослежу за безопасностью и соблюдением порядка в этом доме, — заявил Питер. Эрик кивнул с тем же выражением на лице, какое порой появлялось у Магды. — Я тебе не верю, но надеюсь на тебя. — Ну спасибо, — пробормотал Питер. Эрик ушел. Питер подошел к окну и посмотрел, как от особняка отъехала машина. Сон не шел из головы. Питер заметил, что гвоздик в окне затрясся, чувствуя нервозность Питера. — Сидеть, — велел ему Питер, как собаке. И гвоздик угомонился.