Точки пересечения

Питер иногда забывал, что люди не могли перемещаться так же быстро, как он. Он ждал приезда профессора и компании с тех самых пор, как Джин связалась с ним, ждал возле окна, надеясь, что вот-вот к воротам подъедет машина, но та никак не подъезжала, а Питер вспоминал, что прошло слишком мало времени и никто из уехавших не умел телепортироваться. Он боролся со сном изо всех сил, сидя на кухне, сидя в комнате, лежа на диванчике в зале. Когда моргал и держал глаза закрытыми дольше необходимого, открывал их с ощущением, что внутри него сидел предатель, собирающийся, как только он отвлечется, ударить в спину и заставить окунуться в мир злополучных сновидений, где его могла подловить Нина. Стыдно было за все: и за то, что он мог заснуть и сказать, что еще не понял, как открыть дверь, и за то, что она была одинока, а он не хотел составить ей компанию. Бессердечный ублюдок. Настолько бессердечный, что от волнения заболело слева под ребрами. В аптечке Питер нашел успокоительное. В больших дозах его употреблять не рекомендовалось. Инструкция говорила нечто вроде бла-бла-бла и бла-бла. Питер не любил читать неинтересные бумажки, а его метаболизм определенно не почувствовал бы маленькой дозы, поэтому было налито столько, сколько вылилось из пузырька. Под ребрами заныло снова, жалобно и грустно, и Питер проглотил пойло. Он пришел в библиотеку и опустился в кресло, где его оставил отец, когда уезжал. Было темно, одиноко; тревога беспокойно гоняла кровь по венам. Звуки казались слишком громкими, а время ползло и ползло, как будто участвовало в злодейском заговоре с целью свести Питера с ума. Чей это был заговор? Зачем? Одни мысли накладывались на другие, менялись местами, тасовались, как карточная колода. Эрик, Нина, Джин, профессор, мама, Эрик, Джин, дверь, кошмары, кладбище, Эрик и мама, Ванда и алые пряди волос, небо и звезды, морг, Эрик, Нина и ее мертвая мать. Каково будет Эрику? Он снова пойдет убивать кого-нибудь и за это его упекут в тюрьму лет на сорок? Через сорок Питеру будет шестьдесят пять, это слишком долго. Питер не представлял, как бы сам отреагировал на весть о пустой могиле дочери. Сошел бы с ума? От счастья? От ярости? Захлебнулся цунами эмоций? Слишком много для одного человека. Если в мире существовал баланс — а это вряд ли — значит, кто-то проживал счастливую, беззаботную жизнь, тогда как Эрик Леншерр получал тумаки. Питер желал такому балансу подавиться и сдохнуть. Успокоительное не успокаивало. Питер вздыхал, тер глаза и рассматривал вечерний мир. Он мог бы убежать куда-нибудь проветриться, но это казалось верхом подлости, да и не было никакого желания бежать — только ждать. Чуда, к примеру. Джин нашла его после отбоя, принесла кружку какао, погладила по плечу и ушла спать. Питер хотел сказать ей спасибо, но промолчал. Когда его жизнь была спокойной? Когда он знать не знал, кто его отец? Нет, тогда он попадал в переплеты через день и не переставал думать над кандидатурами своего биологического родителя. А когда узнал, даже зачатков спокойствия не осталось. Питер выпил всю кружку какао. А глаза закрылись сами. Нина рисовала. Она сидела за столиком здесь, в той же библиотеке, где уснул Питер, перед ней лежал третий листок, а она сосредоточенно выводила на нем что-то цветными карандашами. Питер подошел сзади и заглянул ей через плечо, чтобы понять, над чем корпела сестра. Та непринужденно подвинула в сторону руку, показывая ему: она рисовала себя, отца и его, Питера. — А твоя мама где? — спросил он. «Здесь я рисовала тех, кто остался. А мама была на первом рисунке». Нина вытащила нижний листок и показала его Питеру. Особенной красоты Питер не увидел — Нина рисовала так же, как любой ребенок, — но улыбнулся кое-какой схожести картинки с оригиналом. — Умница, — похвалил он. «Ты не придумал, как открыть дверь?» — поинтересовалась Нина. — Мы над этим работаем, — уклончиво ответил Питер. Он присел на стул рядом с ней, а Нина снова склонилась над рисунками. Она выглядела так, будто сидела здесь одна, ждала его и терпеливо скрашивала собственное одиночество карандашами. Словно Питер не уснул, а запоздало пришел погостить. — Слушай, ты слышишь что-нибудь? — спросил он. — Мне бы пригодилась любая информация. «Что я слышу? — Нина напряженно прислушалась к тишине. — Кажется, что-то шумит». — Как? «Ну как обогреватель или… — Она не могла подобрать аналогию. — Или…» — Монотонно? «Да! Но иногда оно выключается». — А еще? «И мне холодно. И руку колет как от укола. И…» — А голоса ты слышала? «Смутно. Но кто-то говорил про „Папу“ Дрейка». — Папу Дрейка? — не понял Питер. «Да, я не знаю, что это значит. А ты?» — Понятия не… — Питер, просыпайся давай. — Скотт тряс его, устраивал личное землетрясение. — Я что, твоя нянька? Бужу как ребенка вечно. — Что? — Питер продрал глаза и отшатнулся от слишком близкого лица Скотта и его ужасно стильных и в такой же степени стремных очков. Скотт сделал вид, что его это не задело, но язык пожевал. Питер вскочил и кинулся к столу, за которым во сне-не сне сидела Нина, но на нем не было ни листов, ни карандашей. Этого стоило ожидать, но Питер злобно пнул невинный стул по ножке и оперся кулаками о столешницу. — Ты чего? — удивленно спросил Скотт. — Я хочу, чтобы все стало хорошо. — Но так ведь не бывает. Это утопия, как коммунизм или драконы. — Скотт покачал головой. — Что я несу? Там профессор приехал, тебя к себе требует. — Приехал? — Питер ошалело оглянулся на окно и заметил, что вовсю светило солнце. — А который час? — Только-только позавтракали. Если хочешь, там еще остался омлет и… — Спасибо, потом. И Питер исчез из библиотеки, оставив Скотта договаривать в пустое пространство. Питер не водил дружбы с профессором, но знал, что тот умел быть как милым, так и крайне неприятным человеком. О его суровом и непреклонном взгляде ходили легенды. Питер и сам догадывался, что нести груз массой в кучу мутантов с жуткой головной болью в виде телепатии не под силу было бы, не расти в профессоре стержень. Стержень был крепким. Питер думал, что уже давно послал бы лесом все проблемы и скрылся в Сибири, если был бы на месте Чарльза. А тот, как упорная и настырная лошадка, тащил и тащил бремя ответственности за себя и за остальную школу. Питер в безумно редкие секунды задумывался над таким понятием как уважение, но, задумавшись, знал, что в качестве примера человека, достойного этого понятия, указал был на профессора. Ему импонировали сильные люди с ярко выраженными лидерскими и пацифистскими качествами, хотя сам он предпочитал к ним не относиться. Профессор был на взводе, но пытался скрыть этот досадный факт. Его нервная улыбка, встретившая Питера в кабинете, мало тому способствовала. Здесь же сидели Джин и Рэйвен. Эрика, к облегчению Питера, не было. — А где… — решил уточнить он на всякий случай. — Позже. Если все ему сказать вот так, придется потом хоронить людей и навещать его в тюрьме. Ни того, ни другого я делать не намерен. А ты? — Ваша правда. Джин уже ввела профессора в курс дела, а Рэйвен дополнила рассказ слухами о двух пропавших якобы мертвых мутантах. Двух, не считая Нины. — Я общался с глазу на глаз с комиссией по сотрудничеству, — добавил Чарльз. — Они не в курсе таких странных пропаж. — Конечно, — фыркнула Рэйвен. — Может, это опять какая-то правительственная группировка террористов решила над нами поиздеваться. Страйкера не напоминает? Чарльз выразительно посмотрел на Рэйвен. — Мы не знаем, кто это. Презумпция невиновности, Рэйвен. Не вешай на людей обвинения, если не знаешь наверняка. — А что, мутанты тоже могут быть причастны? Да ла-адно, это даже смешно. Я за тебя, Чарльз, но давай будем в кои-то веки объективны. Люди могут жить с нами в условном мире, но только в условном. — А мы зачем на переговоры ездили, не подскажешь? — Переговорить, очевидно. — Рэйвен, ты не можешь объективно судить о вещах, будучи настолько субъективной. — Так, господа, — прервал трогательный диалог Питер, пока он не превратился в склоку, — что там с похищениями? Он посмотрел на Чарльза, тот посмотрел на Рэйвен. Рэйвен вздохнула. — Слышала уже несколько месяцев как в паре мест, что из морга пропали трупы мутантов. Ну как… Их только привезли и — бах! — тел нет. Но это было на уровне досужей сплетни, никто не хватился. — Я видела сон. Не один, — сказала Джин. — Чувствовала чужую боль, холод, как в морозилке, и ничего не видела. Может быть, это как-то связано с пропажами? — А ты, значит, видел дочь Эрика? — Чарльз кивнул чему-то и подкатил коляску ближе к столу. — Черт, надо было прилететь туда и лично проследить. — Не вини себя в том, в чем не виновен, — попросила Рэйвен. — Если есть на свете ублюдки, это не твоя заслуга. Они просто ублюдки. Чарльз кивнул, раздумывая о своем. — А вы не можете найти их с помощью Церебро? — Не все можно сделать с помощью Церебро, — ответила Рэйвен за Чарльза. — Он еще не до конца достроен. Но… Кажется, Хэнк говорил, что можно провести тестирование. Самое время, верно? Питер кивнул. Он не хотел допросов, но не понимал, почему никто не удивился тому факту, что для контакта Нина предпочла его, если они были друг другу чужими людьми. Никто даже не моргнул подозрительно, не вздернул брови, не подумал задать какой-нибудь наводящий вопрос. Словно все нормально. Нормально, несомненно, но о его родстве с Эриком в этой комнате знала только Рэйвен и, кто не был болтливым созданием, так это она. Ситуация не располагала к такой мелочи — была проблема посерьезней, — но Питер на всякий случай смерил троицу в кабинете изучающим взглядом. Взгляд не помог — всем было плевать на причины, всех интересовало следствие. — Позвоню друзьям в Чикаго. — Рэйвен поднялась. — И еще кое-куда. — Джин, ты идешь со мной. Поможешь, — сказал Чарльз. — Питер, ни слова Эрику. — А… Извините. — Питер тоже встал, и все посмотрели на него. — А если ваши действия нам не помогут? — Питер, похитители далеко не гении, раз допускают столько ляпов. Придумаем план «Б». — О, ну если так…

***

Питер заставил себя уснуть, но ему ничего не приснилось. Чарльз с Джин пропали в Церебро без вести и не пришли на обед. Хэнк тоже пропал. Питер надеялся, что это потому, что у них получалось. На отца без сожаления, скребущего в груди, Питер смотреть не мог. Он бы хотел подойти, вывалить все, как есть, но реакция была непредсказуема. Однако, в деле был замешан человек, которого Эрик безумно любил и которого потерял. Только недавно собранный по кускам и не до конца Эрик не должен был развалиться снова. Усыпить бы его и разбудить, когда все закончится. — Что не так, а? — Эрик подловил его в коридоре, когда Питер думал, бесцеремонно или нет будет прервать уединение Чарльза и его протеже. — М? — Питер пихнул руки в карманы, но там они были не к месту. — Ты плохо выглядишь и наблюдаешь за мной. — Я не плохо выгляжу, — засопротивлялся Питер, не став спорить со вторым утверждением. — Мне видней. Не спал? — А? Эрик вдруг быстро потрогал ему лоб. Питер сперва онемел, а после фыркнул: — Не становись моей мамой. Я взрослый и самодостаточный… — Да-да. Что с видом, Питер? Пришлось смириться, что его не считали достаточно взрослым, чтобы не обращать внимания на несвежий вид. Да и когда человек становился достаточно взрослым для того, чтобы можно было перестать за него волноваться? Мать у Питера была старше него в два раза, а Питер волновался за нее. И за Эрика. И за Ванду, а та за него. Кажется, забота никак не зависела от возраста и степени самостоятельности объекта заботы. — Мне снятся хреновые сны, — признался Питер. — Много хреновых снов. — И? — И еще сейчас есть проблема. Она деликатная и… В общем, пока что не до покоя. — Я могу помочь? — Не знаю, не уверен. Эрик добро улыбнулся, как Санта Клаус или Стив при разговоре с Вандой и Лорной. У Питера внутри ёкнуло. Он дергано пожал плечами и отошел с середины коридора, чтобы не мешать передвижению. Из-за отсутствия профессора уроки сместились, и теперь дети недружной толпой шли в сторону класса биологии и химии. — У меня это… Есть сестра. И ей нужна помощь, — неловко пробормотал Питер. — Мне уже помогает профессор. Эрик мгновенно напрягся. — Дело серьезное? Раз уж даже Чарльз участвует. Школу вдруг тряхнуло. Кто-то испуганно взвизгнул, Питер схватился за стену, готовясь бежать, если понадобится, но толчок был единовременным. — Это Церебро, — сказал Эрик. — А, профессор, видимо, учит Джин, — понял Питер. — Хороша ученица. — Да не плоха! — Питер встал на защиту Джин. — Она тебе нравится? Извини. — Эрик примирительно поднял руки. — Безумно, но она мой друг. Если хочешь поговорить о девчонках, то мне по вкусу брюнетки. — Солидарен. — Я знаю. — Правда? — А… Ну… — Питер замешкался, поняв, что сболтнул лишнее. — Видел мою жену в новостях, — помог с ответом Эрик. — Да, точно. — Что за сестра-то? — Эрик чуть расслабился. — Эм… Младшая. Самая младшая. — Та, которая Лорна? — Эрик скорее утвердил, чем спросил. Питер же помотал головой. Нина, как живая, встала перед глазами. Он был нужен ей и уже давно. Волосы начинали шевелиться на голове, когда Питер думал, что могли с ней делать. И была ли она жива по-настоящему? Думая о Нине, Питер пробормотал: — Нет, не Лорна. У меня есть еще одна сестра. Она… Она снится мне, просит помощи, а я как какой-то идиот не знаю, чем помочь. По лицу Эрика с грацией проскользила тень. Он весь словно помрачнел, и Питер почувствовал, как металлическая пряжка ремня на его светлых джинсах потяжелела. — Питер, что за сестра? — Даже голос Эрика оброс металлической броней, стал твердым и холодным. — Слушай, я… — Ты говорил про двух сестер. — У меня есть третья… По отцу… Так что… Глаза и правда могли потемнеть и превратиться в лед, магическим образом замораживающий любого. От трех ближайших дверей оторвались ручки. Одна задела кисть Питера; он вскрикнул и схватился за руку. Эрик моргнул. Он развернулся, чтобы уйти, но Питер, неожиданно для себя, остановил его, цапнув силой за цепочку на шее. — Стой. Куда ты? Металлокинез в Эрике был сильней, поэтому хватка Питера была недолгой: Эрик отмахнулся от него, как от комара. — Нет, стой! Что происходит? Ты к Чарльзу? — Не мешай, — сдержанно попросил Эрик. Он снова пошел. Питер рванулся за ним, но предательский ремень словно приклеило к стене. И чертову глупую фенечку на руке. Питер не понимал, что сказал такого, что Эрика подменило его альтер-эго, еще недавно бывшее с врагом в Каире. Что он брякнул? Эрик не мог знать, о какой сестре говорил Питер, потому что, если бы он знал это, он знал бы и то, другое, о чем Питер так до сих пор и не сказал. Тогда он знал бы, кто чей сын и кто чей отец. Питер в ужасе посмотрел на каменную спину удаляющегося Эрика, и по его собственной прокатился пот. Эрик понял про сестру, потому что все прекрасно знал! — Отпусти меня! — возмущенно заорал Питер во всю мощь легких. Дети испуганно переговаривались. Эрик скрылся за поворотом, не отреагировав на крик. Питер, вопя и чертыхаясь, пытался освободиться от хомута силы, опоясывающей его. — Я тоже так могу! — крикнул он снова в бессильной злобе. Один парень попытался помочь ему. Питер сам второй рукой хотел оторвать весь металл, который на нем был, но не добился ничего. Он закрыл глаза и наткнулся на чужую силу, большую, чем его собственная. Эрик мог одним поворотом головы разнести школу по винтику, а он не мог стрясти с себя две побрякушки. Он взвыл от напряжения, из одной ноздри капнула кровь. Школу тряхнуло второй раз, и Питер был уверен, что это уже не Джин училась. Издалека слышались крики. Питер различил Чарльза. Он снова зажмурился, задергал рукой. Сила кружила вокруг него, загибая пружины в упавшей тетради Ороро, вырывая петли из дверей, уже стоявших без ручек. — Что за твою мать? — заорал Скотт, когда школу тряхнуло в третий раз. — Что случилось? — Мой отец случился! — рявкнул Питер в ответ. Он дергал свободной рукой вторую руку. — Черт, черт, черт! — Твой кто? Заплакал ребенок, за ним второй. Из коридора полилась вода. — Синтия! — выкрикнул Скотт имя девочки, управляющей водой, и скрылся в соседнем коридоре. Паника начала набирать обороты, а Питер не мог сдвинуться с места. Даже увлеченный руганью, Эрик знал свое дело, и контроль не слабел ни на йоту. Рэйвен пробежала в сторону Церебро. Школу трясло, как при урагане. Дети сгрудились в коридоре дальше от того места, где гнул металл Питер в бесплотных попытках победить отца его же силой. — Да черт, здесь же дети! — Питер сам начал впадать в истерику, когда увидел ошалевшие от страха глаза двух близняшек. — Господи, кто-нибудь, успокойте Эрика и Чарльза! Скотт! Скотт! Вокруг близняшек начало светиться пространство. Питер перестал орать и уставился на них. — Нет-нет, все хорошо, — проговорил он быстро. — Небольшая ссора, ничего страшного. Но страшное было, особенно когда паниковали сильные мутанты. А, судя по свечению, близняшки собирались разнести что-нибудь. — Эй, смотрите на меня. Все хорошо. Все очень хорошо! Скотт! И за одно мгновение случилось несколько вещей. Ороро приблизилась к близняшкам, чтобы успокоить их, но те уже закричали. Их страх материальной волной разрушения пополз в сторону столовой и Церебро, ударив при этом по стене, к которой был прикован Питер. Он отлетел вперед, ударился головой о перила, но тут же, не обращая внимания на мокрое от крови лицо, рванул к столовой, по которой пришелся один из ударов. В столовой были только Скотт и Синтия, которую тот гладил по голове. Вынести их в безопасную зону не составило труда. Второй удар был нацелен в Церебро. Питер уже не в первый раз бежал и боялся опоздать, потому что не был богом. Он мог опаздывать и делал это чаще, чем позволяли правила приличия. В недостроенном Церебро были четверо. Питер убрал Джин и Рэйвен, отшвырнул в коридор профессора, на которого нацелилась сломанная близняшками труба. Под Эриком треснул пол. Питер схватил отца за грудки, кидая к профессору и Джин с Рэйвен, и осознал, что все-таки опоздал, когда секундная стрелка шагнула дальше по делению.