***
Проснуться внутри своей головы было неприятно, но, в какой стороне находилась реальность, Питеру не сообщили и указателей не повесили. Он застыл у какой-то речки. Вода шумела, а Питер совершенно не чувствовал ветра, но ощущал запах медикаментов, лишних в этом месте. Он огляделся, но не увидел ничего похожего на выход. — Эй! Эхо разнесло его крик по всей реке, однако ответа не пришло. Он одновременно понимал и не понимал, что спал. Это чувство было сродни беспокойной ночи, когда без одеяла стынешь от холода, а с одеялом как на пирушке в аду. Вроде, и река была красивой, но неправильной, вроде, и очнуться хотелось, но и спать тоже. Сколько наркотиков в него накачали? Или тому виной было не обезболивающее? — Эй! — снова крикнул он. Вода плескалась о берег.***
Уже больше суток Эрик не спал. Периодически он клевал носом в кресле, но уходить в комнату, чтобы выспаться нормально, как предлагал уставший Хэнк, отказывался. Он опасался, что у Питера снова взорвется пульс, что неконтролируемая сила вновь устроит бардак в палате, что какой-нибудь прибор сломается, а Эрик не успеет вовремя среагировать, и с Питером что-то случится. Хэнк говорил, что самое страшное позади, но пока Питер лежал бледный с капельницей в руке, с забинтованным животом и в проводах, Эрик не собирался успокаиваться. Слишком живым и свежим было воспоминание о перепачканных кровью одежде, кровати, халате Хэнка, руках Рэйвен. Все случилось так быстро, что никто не успел ничего сделать. Самый быстрый человек на свете не успел, что там говорить про них! Питер убрал его и Чарльза из опасной зоны, а сам попал под раздачу, встретив телом кусок трубы, а руками осколки треснувшего пола. Когда Эрик положил Питера на операционный стол, в глазах защипало, а в голове взорвалась граната, в мясо разнося мысли и эмоции, оставляя одну-единственную: «Только не это». Пока Хэнк спасал Питеру жизнь, которая так и стремилась вытечь на пол, а Рэйвен помогала, Эрик бесполезным камышом шатался по палате и выпадал из настоящего, перемещаясь в прошлое, где он держал на руках жену с дочерью, и в еще более далекое прошлое, где на его глазах убивали мать. В конце концов, Хэнк попросил Эрика отойти подальше и не мешать. Эрик отошел, но не слишком далеко, чтобы продолжать видеть Питера. Тот был совсем мальчишкой. Двадцать пять — это не возраст. Вот тридцать пять уже более солидная цифра, а это… Техника взлетела в воздух, когда Питера штопали. Обезболивающее практически не помогало, а регенерация у Питера была быстрее, чем у прочих, но не мгновенной. Приборы взлетели, Питер прерывисто задышал, а Эрик ощутил магнитное поле силы, сравнимой с его собственной, когда он еще только учился. Но сейчас он был куда сильней, поэтому приборы встали на место, а сам Эрик сжал руку Питера и начал говорить, надеясь, что его слышали: «Я с тобой. Ты поправишься, просто потерпи немного». Может, это его слова подействовали, может, новая доза из шприца Хэнка помогла, но Питер притих. С тех пор Эрик почти не покидал это помещение. — Ты бы поспал, — предложила Рэйвен сухо. Эрик вздохнул. — Я спал. — Здесь? — Да. — На стуле неудобно. — Рэйвен, что тебе нужно? — Эрик сложил руки на животе и прикрыл глаза. — Поддержать хотела. — Она помолчала, и они оба посмотрели на Питера. Он до сих пор спал. Уже два дня. — Давно ты знаешь? — Что именно? — Что он твой сын. Рэйвен смотрела спокойно, но выразительно, как умела. Эрик не хотел говорить, но полагал, что, возможно, разговор был полезней одинокой тишины. — Достаточно. Почувствовал его силу и… И эта фамилия. И его неумелое вранье. Достаточно. — И как оно? — Понятия не имею. Он просто мой сын. — А он знает, что ты знаешь, или вы друг друга стоите? Эрик улыбнулся. За два дня он делал это впервые. — Наверно, догадался. — Да, вы определенно стоите друг друга, — подытожила Рэйвен. Она мягко потрепала Эрика по колену и, взглянув на Питера, ушла.***
Эрик уснул, но сон этот был прерывистым, с рваными краями и черной дырой вместо середины. Эрик чувствовал свое тело в кресле и одновременно видел нарезку из беспокойных картинок. Призраки прошлого, безумные варианты будущего в полубредовой степени, беспомощность и ярость, слившиеся воедино. Поэтому когда запищал кардиомонитор, Эрик еще некоторое время соображал, в каком измерении находился и что тому предшествовало. Пульс Питера находился за пределами возможностей техники Хэнка, по экрану бежала линия, словно у пациента была остановка сердца, но Эрик видел, что это не так. Питер дышал, а его руки вибрировали. Эрик подлетел к сыну и накрыл его кисть своей, привычно усмиряя аппаратуру, которую случайно взбудоражил бессознательный Питер. — Все хорошо, я здесь и ты тоже здесь. Все в порядке, Питер. Успокойся, слышишь? Все хорошо. Эрик повторял это заклинание несколько раз, тасуя слова и предложения, но оставляя смысл одинаковым. Больше всего хотелось, чтобы этот очередной дерьмовый момент жизни закончился, чтобы Питер встал на ноги, и все снова было в относительном порядке. Эта палата, эти датчики и бледная кожа Питера угнетали. А Эрик до смерти устал бояться и терять. В конце концов, все должно было прийти к логичной концовке. И тут два варианта финальной сцены: либо лимит невезения и потрясений исчерпан, либо пора задуматься над выстрелом в череп, чтобы после уже ни над чем не задумываться. — Слушай, ты должен очнуться и выздороветь. Потому что по-другому никак, понимаешь? — сказал Эрик тихо, глядя на Питера. Тот никак не отреагировал. Эрик протянул руку и убрал его светлую челку в сторону. Сколько времени он пропустил? Он старался не думать об этом лишний раз, старался жить настоящим и не смотреть в грязное, как осенняя дорога, прошлое. Невыполнимое задание. Эрик все равно думал, пусть и нехотя. Он снова погладил руку Питера. Он не солгал Рэйвен, сказав, что Питер просто был его сыном. Он и правда быстро вживил в себя это знание, будто оно было частью его, будто паззл принадлежал его картинке. Но ощущения от этого не становились менее запутанными. Питер был клубком, а не линейкой — прямой и плоской. Раскладывая кашу у себя в голове по тарелкам, Эрик думал, что «Питер — мой сын» — это простая мысль, чего нельзя сказать о мысли «У меня есть сын». — Давай-ка я сменю тебя на посту. — В палату вошел Хэнк с красными от регулярного недосыпа глазами. Он быстро проверил состояние Питера. — Эрик, тебя Чарльз позвал. Это касается твоей дочки. Эрик чувствовал себя дряхлым, рассыпающимся стариком, когда поднялся из кресла и услышал хруст суставов. Спина болела, шее требовалась разминка длиною в несколько часов, чтобы прийти в норму. Он еще раз посмотрел на Питера, услышал обещание от Хэнка следить за пациентом и ушел. Чарльз с кем-то занимался проблемой Нины уже двое суток. Эрика почти не посвящали в происходящее. Чарльз периодически звонил, Рэйвен напару с Куртом пропадала в неизвестных краях, Джин бегала как посыльный в разные точки здания. Кто еще участвовал, Эрик не знал. Он старался закусить губу и не лезть. Его руки испортили слишком многое, чтобы можно было рисковать. Чарльз впервые с ранения Питера решил поговорить с ним о Нине. Эрик не знал, чего ждать, когда заходил в кабинет Чарльза. Может, там сидел секретный штаб, и все перекрикивали друг друга, предлагая идеи и стуча ручками о бумаги? Ничего подобного не наблюдалось, а кабинет Чарльза не изменился, кроме того, что в нем находились незнакомые Эрику люди: трое мужчин в костюмах, Мойра Мактаггерт и теребящая край кофты девушка с каштаново-алыми волосами. Кажется, из пятерых гостей только она и была мутантом. Эрик нахмурился, прислоняясь к стене и скрещивая руки. — Ты выбрал обратиться в ЦРУ, а не справляться силами мутантов? — спросил Эрик. — Браво, Чарльз. Откуда ты знаешь, что это не люди во всем виноваты, как это уже было сотню раз? — Не за что, — откликнулась невозмутимая Мойра. Она улыбнулась Чарльзу краешком губ, и Чарльз кивнул ей. Эрик хотел сказать, что, кроме миссий по спасению обездоленных, Чарльз мог бы иногда думать о личной жизни, но проглотил заготовленную едкую фразу. Нечего было завидовать чужим осторожным взглядам, и уж точно Эрик не являлся специалистом по отношениям. Он угробил все свои. Девушка рассматривала Эрика со смесью настороженности и любопытства. Она была совсем юной, но, как у Джин Грей, под мягкими чертами и тонкими руками скрывалась мощь, повергающая на колени. Увидев, что ее любопытство заметили, девушка моргнула и отвела глаза. — Итак, Эрик, эти небезучастные люди приехали сюда в стремлении помочь, — сказал Чарльз. — Мойру ты уже знаешь. Она ищет некого Дрейка, о котором сказал Питер. Эти господа — Коул, Дженсен и Гарри — уже побывали в Польше. А молодая особа… Эм, Эрик у тебя есть вещь Нины? — Что? — Что-то, принадлежавшее твоей дочери? Я уверен, что что-то найдется. — Да, медальон. Он в комнате, сейчас принесу. — Спасибо. Медальон лежал в ящике шкафа. Эрик погладил его большим пальцем и улыбнулся, вспоминая, как Нина гордо носила его на шее. Руки были холодными. Эрик уже два дня пребывал в трех состояниях: оцепенения, когда сидел возле постели Питера, страха, когда думал о Нине, и жуткого ожидания, пока приходилось ничего не делать, вручая поиски тем, на чьем счету не было убийств и попыток уничтожить мир. Это должно было закончиться. Однажды. Эрик вернулся, и Чарльз, переговаривавшийся с Мойрой и ее подручным, замолчал. — Дай медальон Ванде, пожалуйста, — попросил Чарльз. Ванде? Эрику не представляли никакой Ванды, но метод исключения подсказал, что ей могла быть только та девушка, теребящая то кофту, то прядку волос. Имя показалось знакомым. Пока Эрик протягивал девушке медальон, он вспоминал, откуда знал некую Ванду. — Ты — сестра Питера? — вдруг дошло до него. — Да. — Она замешкалась с медальоном. — Профессор Ксавье знает о моих способностях от Питера. Он позвонил вчера и попросил приехать. Медальон все еще лежал у Эрика на ладони. Ванда обреченно кивнула самой себе и быстро схватила медальон, зажимая его в ладони и закрывая глаза. Пялиться столь откровенно было невежливо, но весь кабинет уставился на нее. Люди чего-то ждали. Чего? Молний? Искр? Сальто с переворотом? Ванда не показывала трюков: она сидела, заломив брови и кусая себя за губы. Затем открыла глаза и, так же быстро, как взяла, отдала медальон Эрику, словно он был ядовитой змеей. — Ваша дочь определенно жива, — сказала она. До этого момента в Эрике жило неопознанное существо, замороженное и заторможенное. Он не знал, чему верить, эмоции приливами опустошали все свои запасы. Никто не знал, куда делась Нина, а Эрик строго-настрого приказал себе ни на что не надеяться, но, услышав Ванду, с выдохом, кольнувшим грудь, словно он выдыхал не воздух, а игольницу, понял, что все равно надеялся и ждал именно этих слов. Наверно, на его лице был написан предельно ясный текст, потому что глаза Чарльза были слишком понимающими, а Ванда перестала теребить кофту и не моргала, рассматривая его. — Так, мы знаем, чего именно ожидать. Мисс Дейн, вы нам крайне помогли. — Чарльз выбрал верную тактику в волнительной тишине — заняться делами. Так внимание было отвлечено от Эрика. Все суетливо говорили, со всех сторон звучали приказы, просьбы и предложения. Агенты Мойры предлагали копать в Америке, Мойра обещала найти все упоминания о подозрительном исчезновении мутантов. Эрик выхватывал по куску из каждой реплики. Слов было много, а он не успевал. Его отвлекли, тронув за руку. Ванда смотрела на Эрика и ее взгляд точно говорил, что она знала, кто и что он такое. — Извините, мистер Леншерр, мне никто не говорит. Где мой брат? Края медальона врезались в кожу ладони, когда Эрик сильнее сжал кулак.