Самая снежная ночь

      На самом деле, в тот момент мне просто хотелось оказаться как можно дальше от своего жениха, и не важно чем заниматься: мороженное у барной стойки есть или заказать что покрепче, праздник всё равно был безнадёжно испорчен. А ведь я всего лишь хотела немного тепла, но просить об этом бесполезно. Да и не стану. Пусть упивается своим королевским высокомерием сколько угодно. Если ему нравится быть Снежным Королём, то это не лечится, тут никакие лекарства и весна не помогут. Даже маленькая эльфийка, которая продолжает чувствовать себя человеком, бессильна. Пусть она и надела умопомрачительное платье, от которого у любого нормального мужика крышу снесёт.       Вот именно. Нормального. Мужика. А тот, в кого меня угораздило влюбиться, к нормальным мужикам никакого отношения не имеет. Дас ис фантастиш. Дас ис эльф. Что там Толкин про эльфов писал? Что после появление на свет детей у них либидо и прочее интересное усыхает за ненадобностью. А кто, как не Его Величество, всё это Профессору по дружбе рассказал? А ребёнок, то есть Леголас, у Трандуила уже имеется и очень давно. Так что же получается? Конец не просто худой, он успел отсохнуть ввиду того, что уже был использован по назначению? Конечно, это целиком и полностью объясняет равнодушие Владыки, тут даже к бабке не ходи — он импотент со стажем. Господи Единый, за кого же я замуж собралась? Ему-то, понятно, в Валинор попасть хочется, только меня что там ждёт, если он целует и то только по праздникам, хотя говорил, что не только? Я — дура. Первостатейная. А Валар — садисты-извращенцы. — Вам плохо?       Вздрогнув от ворвавшегося в сознание обеспокоенного голоса бармена, я поняла, что слишком громко всхлипываю от жалости к себе, а по щекам текут предательские слёзы. Надо же, так увлеклась своими бедами, что не заметила, как устроилась на свободное место у барной стойки. И теперь нужно что-то сказать этому темноволосому парню с именем Андрей на бейджике, чтобы он с чистой совестью забыл про меня и продолжил накачивать алкоголем своих шумных клиентов.  — Ничего особенного, просто мой кавалер даже пригласить танцевать меня не хочет, а это ужасно обидно, — в любом случае, правда лучше, чем байки о сломанном ногте или фотке несчастной бездомной кошки в инстаграме. Тем более, что он не дурак, и на своей работе насмотрелся всякого. Так какой смысл лукавить и строить из себя принцессу на горошине? — Можно мне чего-нибудь покрепче шампанского, но так, чтобы от одного запаха не окосеть?  — Одну минуту, думаю, коктейль с кокосовым ликёром подойдёт, — улыбнулся бармен, начиная смешивать напитки. Кажется, он остался вполне доволен тем, что я не отыгралась на нём и не начала строить из себя напонтованную фифу. Просто не знает, что у моего жениха такое Эго, что его на целую армию хватит, а значит, мне это точно без надобности. — Может, он просто ревнует из-за откровенного наряда?       Ну хоть кто-то оценил моё платье! Спасибо Всевышнему и за малые радости.  — Вряд ли он на это вообще способен.       Приготовленный коктейль оказался довольно вкусным, а самого Андрея тут же вовлёк в разговор другой клиент: ещё бы, ведь для многих бармен и бесплатный психоаналитик —  это два в одном флаконе. Так что я снова оказалась предоставлена сама себе и принялась рассматривать танцующие и веселящиеся парочки. Счастливые, они беспечно смеялись, громко шутили и целовались, а вот моя попытка хотя бы сегодня, в День всех влюблённых почувствовать себя хоть немного любимой, а не невестой ледяной статуи, с треском провалилась. Главное, теперь не потонуть на дне бокала, я ведь не Титаник, столкнувшийся с айсбергом. Всё намного хуже — я маленький пингвинчик, которого айсбергом накрыло.       Ощущая недовольный взгляд Трандуила, я искоса взглянула в его сторону и обнаружила, что взгляд эльфа не просто холоден, он был убийственным. И смотрел он не совсем на меня, а скорее за мою спину. Вот те раз. Планирует бармена изничтожить за то, что тот посмел мне спиртное налить? Так мне, если что, уже есть восемнадцать лет. Но обернуться всё же стоило. Вот только зря. Обнаружить рядом Филиппа — не самый восхитительный подарок в этот вечер. И откуда он опять узнал, где я нахожусь? Шпионит что ли? Расфуфырился, как павлин, только стразов из битого стекла на синем спортивном пиджаке не хватает.  — Скучаешь, красавица? — сладко улыбнулся друг моего братца, картинно поправляя свои каштановые нагеленные волосы. Надо же — ни дать ни взять самец-ударник на охоте.  — Нет, — какой у него взгляд липкий, уж лучше паранджу было сегодня надеть. Может, такой наряд и Трандуилу бы больше понравился? — Что ты здесь делаешь?  — Решил, что обязан быть в этот день рядом с прекрасной нимфой, в которую влюблён.       Ух ты, как павлин заговорил! Интересно, долго контент тематических сайтов изучал, чтобы найти и выучить такие слова? Он же не умеет говорить ни о чём, кроме своих бицепсов и трицепсов, а тут прямо прогресс налицо.  — Ну и где она? — демонстративно покручивая на пальце подаренное Трандуилом кольцо, я окинула мажора предельно равнодушным взглядом. — Сбежала?  — Похоже, — подмигнул красавчик, окинув одобрительным взглядом мои длинные ноги и минимально короткий красный подол. — Только не от меня.  — Ну, это дело не хитрое, — в самом деле, забыл что ли, как я в ноябре от него смылась? Мне и сейчас неслабо. От обоих. А потом ещё выясню, откуда стало известно, что мы поехали именно в это кафе, я ведь только папе сказала. Н-да. Отсель и вестимо. — Ты что-то хотел? — Позволишь пригласить тебя на танец?       Ну да, мы же на балу, а я определённо Наташа Ростова. Взгляд в поиске защиты метнулся к Трандуилу, но тот и не подумал поспешить мне на помощь, напротив, наблюдал за происходящим с выражением абсолютного равнодушия. Что ж, раз так…  — Почему бы и нет?       Не сказать, что Филипп двигался как-то неумело или был неуклюж, напротив, он вёл себя на удивление галантно и даже не пытался распускать руки, но всё равно от его лежащей на талии ладони было тошно, и только обида на эльфа заставляла оставаться в кругу танцующих пар. Нужно улыбаться и казаться счастливой, и я бы была такой, если бы меня сейчас обнимал тот, к кому так отчаянно рвётся сердце, только он не хочет этого делать. В какой-то момент мне показалось, что я начала хотя бы отчасти его понимать, но в то время и он пытался быть ближе, порой с ним было даже тепло, а от поцелуев королевских губ кружилась голова, но потом Трандуил словно спохватился, что подпустил меня слишком близко, и мы вернулись к тому, с чего всё начиналось. Он сам так решил. И вот опять холод, снегопад, колкости и… Филипп. Куда же от него денешься?       Снегопад?       Вырвавшись из хаотичного потока расстроенных мыслей, я устремила взгляд к одному из высоких окон, за стёклами которого в желтоватом свете фонарей кружили невесомые хлопья снега. Так и есть. Снегопад. Но откуда он взялся? Ведь когда я вышла из подъезда, небо было чистым и усыпанным звёздами. Да и днём солнышко светило, поэтому и мороз такой сильный. Однако с увиденным не поспоришь: похоже, город скоро накроет очередная толща снега, хотя на его недостаток и так никто не жалуется. Неужели Снежная Королева решила погрести нас под толщами ледяного крошева? Или Снежный Король? Вот это уже больше похоже на истину.  — Чем занималась сегодня?  — Объясняла Мурке, что до марта ещё две недели, и женихи не придут, как бы она ни голосила на всю квартиру, — вздохнув, я ответила на пристальный взгляд Филиппа, который, похоже, решил до упора строить из себя пай-мальчика. Только поздно пить Боржоми, когда почки отказали — мне уже давно известно, что он из себя представляет. Хотя подыграть стоит. Вдруг это вызовет хоть какие-то эмоции у одной остроухой личности? Ладно, Трандуил — не единственный остроухий в кафе, но с чувствительностью напряженка именно у него. Даже у моей кошки оказалась более пылкая натура, чем у Его Величества. — Папа грозился выкинуть её с балкона, если не прекратит на шторах висеть.  — Выпустили бы в подъезд, она бы сама определилась, когда весну справлять.       Это ты на что, мил друг, намекаешь? Что если меня выпустить на волю, то я тоже сама определюсь? Как бы тебя не разочаровать, но я уже определилась, и тебе ничего не светит! В этой жизни. А следующей у меня нет. Только одна, бесконечная.  — Ага, соседей развлекать, — лучше не вспоминать, как в прошлом году Мурка забралась в урну и оккупировала её на три дня, истерически завывая и устраивая драку с любым котом, который пытался приблизится на пушечный выстрел. В общем, перебесилась и приплода не было, чему родители, в отличие от меня, только порадовались. — Может и выпущу, только потом цветы её любви тебе бандеролькой пришлю.  — Садистка. — Ещё какая.       Почувствовав, как ладонь Филиппа начала настойчиво и весьма недвусмысленно спускаться ниже, я поняла, что разговор вот-вот перетечёт с нейтральной темы на более животрепещущую и совершенно для меня не интересную, чего допускать никак нельзя. Хуже того, стоило начать аккуратно высвобождаться из его настойчивых рук, как в поле зрения попал наш с Трандуилом столик, с которого торопливо убирал тарелки официант. А где мой жених? Вроде бы мы ещё не собирались уходить. И почему он мне ничего не сказал?       Тревожно заозиравшись, я поняла, что совершенно нигде среди шумно отмечающих не вижу высокую светловолосую фигуру Трандуила. От этого по коже прошёл противный холодок. Он перерос в колючие мурашки паники, пока объясняла настырному кавалеру, что музыка вообще-то закончилась, и больше танцевать мне не хочется, если только он не закажет что-нибудь из репертуара Стаса Михайлова. Знаю, это пошло, но зато Филипп на несколько минут оставил меня в покое, и этого времени хватило, чтобы, убедившись, что Владыка покинул зал кафе, спешно натянуть куртку и выбежать на улицу. В голове не укладывалось, что эльф мог уехать, вот так просто оставить меня одну, но его Ламборджини на забитой автомобилями парковке не было, а значит именно это он и сделал.       Паника — не лучший советчик, но когда подумала о том, что оскорбила жениха своим поведением до такой степени, что он предпочёл уйти, кроме неё ничего не осталось. Не может быть, он ведь не такой неженка, чтобы обидеться на уязвленную им же девушку, да и о моём отношении к Филиппу прекрасное знает, однако, что я сама знаю о болезненной ранимости эльфийской души? По себе судить нельзя, во мне всё ещё много человеческого, а вот Леголас до сих пор, ностальгируя, разъезжает по любимым местам русской глубинки — прощается перед тем, как навсегда отбыть в Валинор. Так может и Трандуилу гораздо больнее, чем он хочет показать, просто умеет мастерски прятать свои чувства? Ещё и в очередной раз выслушал все глупости, которые творятся в моей голове, когда злюсь. Плохо. Очень плохо. Что же теперь делать? Где теперь его искать, чтобы просить прощения за своё отвратительное поведение и это дурацкое платье? Хуже того, как выдержать праведный королевский гнев? Впрочем, какой из него праведник? Это же как нужно было взбесить Валар своими внебрачными амурными похождениями, чтобы нарваться на персональные розги? Небось, гулял как мартовский кот без продыху, вот они и снизошли искать воспитательные методы.       Гоня от себя мысли о том, что в прошлом Трандуил уделял барышням гораздо больше внимания, а меня даже с Днём Влюблённых поздравить не пожелал, я быстро сбежала по ступенькам и поспешила к единственном припаркованному у бордюра такси. В конце концов, то были лишь любовницы, а я — невеста, и это что-то да значит. Должно значить. Или после сегодняшнего вечера уже нет? Может поэтому он и уехал по-английски, не прощаясь? Быть того не может! Правда, эльф так сильно отдалился от меня за последнее время, что уже ни в чём нельзя быть уверенной. Горло сжало от подступивших слёз, пальцы дрожали, когда открывала дверцу старенькой серой Волги, однако объяснить удивлённому водителю, что мне срочно нужно на Старое Кладбище, всё же кое-как смогла.  — Уверена? — спросил дородный рыжий дяденька, заводя двигатель и выруливая на своей колымаге на обледеневшую дорогу. — Чего это ты на ночь глядя туда собралась?  — Согрешила, свечку в церкви поставить хочу.       Обычно я не против поболтать с разговорчивыми таксистами, к тому же у этого вроде бы лицо знакомое — кажется, он раньше куда-то уже меня возил, но сейчас, когда поджилки тряслись от страха, слова просто не шли с языка. Хотелось только одного — обрести наконец хотя бы крупицу взаимопонимания со своим ледяным любимым, и не важно, все ли органы у него на месте и в рабочем состоянии, пусть только хоть ненадолго оставит своё величие в сторонке и побудет обычным и тёплым. Если, конечно, такое возможно.       Сыпавший с низкого дымчато-чёрного неба снег плотной завесой окутывал город, едва позволяя различить, где проезжая часть, а где дома. Поэтому, когда автомобиль затормозил, я не сразу поняла, что мы уже на месте, да и вопрос о том, стоит ли подождать, чтобы отвезти обратно, вверг в недоумение. Нет, ждать меня определённо не нужно — дальше я сама, и обратно, возможно, тоже.       Получив расчёт, таксист поспешил уехать, я же, натянув капюшон, направилась по аллее к знакомым воротам с херувимчиками, которые все, как один, сейчас были на месте, что вызвало ещё больше беспокойства — разве им не положено разлететься? Разве сейчас не должна появиться узкая кованная калитка и вязы за ней? Может и нет, ведь когда мы с Трандуилом заезжаем средь бела дня, то ворота собственно находятся на месте. Ладно, пусть. Главное, найти нужный склеп — там ведь гараж его Ламборджини. И оленюшня рядом. Так что бояться совершенно нечего. В конце-концов сегодня не полнолуние, чтобы покойники из могил вылазили. Или им фазы луны без разницы? Ну вот кто просил об этом думать именно сейчас? Хотя о чём другом можно думать, когда в потёмках на негнущихся ногах подходишь к кладбищенской ограде, за которой уже видны старинные кресты? Говорят, в прежние времена матери и жёны, ждавшие своих сыновей и мужей с фронта, приходили сюда на закате, чтобы просить у последнего привезённого о милости — о том, чтобы вернул их близких живыми и невредимыми. Последний имел власть и мог помочь, но взамен он всегда что-то забирал. Или кого-то. Подходил к ограде и спрашивал, что готова отдать за исполнение своей просьбы? Если оставался доволен откупом — помогал. Интересно, ведь на этом кладбище давно уже не захоранивают, и самый последний всё ещё бродит, или уже упокоился?  — Господи, помилуй… — перекрестившись, я обхватила себя руками за плечи и лишь тогда решилась шагнуть за ворота. Под ногами захрустел снег вперемешку с гравием, и почему-то тут же вспомнилось о том, что городские чиновники зажали деньги не только на светильники, но и на асфальтирование дорожек. А ведь есть много людей, которые через кладбище домой и на работу ходят. И собачники здесь своих питомцев выгуливают. Только вот в светлое время суток, по темноте разве что бомжи и алкаши шляются. И меня занесла нелёгкая. На Амура и Святого Валентина точно не сошлёшься, вряд ли они своим промыслом по ночам занимаются. Хотя, кто их знает?       На глаза, как нарочно, попалась металлическая трафаретка с чёрно-белым мужским фото и подписью Валентин Яковлевич Анушко. А чего уже не Амурович, твою дивизию? Снова перекрестившись, я свернула на соседнюю дорожку, клятвенно обещая себе больше не читать того, что написано на могильных табличках, но какое там — сугробы искрящегося снега словно нарочно высвечивали ритуальные надписи и цветы из ткани, пластика и воска.  — Святый Боже, Святый Крепкий, храни меня…       По коже всё быстрее бежали мурашки, которые были вызваны не столько жгучим морозом и усиливающимся снегопадом, сколько сумасшедшей паникой — шли минуты, и начинало казаться, что уже не найду заветных белых стен склепа, зато со всех сторон с фотографий и мраморных плит на меня глазели покойники, от пристальных взглядов которых было не скрыться ни за ветвями елей, ни за стволами старых акаций. Они были повсюду, и из горла уже готов был вырваться вопль отчаяния и страха, когда впереди показались выбеленные кирпичные стены. Не веря своему счастью, я бросилась к ним, изо всех сил стараясь не наступать на укрытые пушистым белым саваном могильные холмики. Но счастье было недолгим — обледеневший камень совершенно не торопился пропускать меня внутрь. В отчаянии закусив губу, я обошла строение вокруг и, найдя перекошенную деревянную дверь, потянула за ручку, но и здесь ожидала неудача — заперто.  — Тебя тоже не пускают?       Мраморный скорбящий ангел у тёмного провала окна не ответил, лишь с распростертых за его спиной крыльев беззвучно сорвался налипший снег.       Камень не может взлететь.       Камень не может любить.       Камень не может уйти.       Так куда же девался мой гранитный рыцарь? Почему так легко отказался от меня, исчез, будто его и не было?       Разве можно столько времени ждать, чтобы потом уйти из-за нелепой ссоры, в которой сам и виноват?       Или это я во всём виновата? Только говорила о том, что научусь понимать его, а сама всё равно ждала человеческих поступков, на которые эльф не способен. Как же всё сложно, как пусто, горько и холодно сердцу, которое не хочет верить в то, что наша сказка может закончиться. Только ведь я стою посреди кладбища, а не Мирквуда, и вокруг вместо шумящих кронами вязов — могильные оградки, из-за которых строго взирают с фотографий лица давно ушедших людей. Из глаз покатились горячие слёзы, и лишь тогда я почувствовала, как замёрзла, как болят щёки и окоченевшие в тонких колготках ноги. Пальцы дрожали от холода и только размазывали солёную влагу, когда пыталась смахнуть её, а снег всё сыпал и сыпал, совершенно не собираясь останавливаться. Он забивался за края ботфортов, под шарф и капюшон, больно колол кожу, напоминая ту ночь, когда мы встретились с Трандуилом в первый раз. Как будто её вообще можно забыть. Несколько месяцев назад Владыка защитил меня от лютой непогоды, теперь же его гнев настолько велик, что он, похоже, решил им заморозить. Может написать ему смску или просто идти домой, пока ноги слушаются? Хотя слушаются ли? Сил совсем ни на что не осталось, а в голове так шумит, словно в церкви в колокола бьют. Точно, хорошо бы в церковь попасть, может там вечерняя служба сейчас? Но для этого нужно шевелиться, а я замерла столбом, озираясь на надгробья, из-под которых, кажется, начал доносится то ли шорох, то ли шёпот, от которого стыла не то что кровь, сама душа. И гравий, кажется, опять шуршит. Разве этот звук не должен заглушать толстый слой снега? Или это последний идёт к мне, чтобы спросить о желании?       От ужаса ноги подкосились, снова дёрнув за круглую ручку, я заколотила руками по деревянной двери склепа.  — Трандуил!       Имя эльфа слетело с губ вместе с жалобным всхлипом, но кроме отозвавшихся хриплым карканьем ворон меня никто не услышал.  — Трандуил!