Самая снежная ночь

      В ту февральскую ночь, когда Трандуил просил меня не торопиться, он, несомненно, был прав, но это касалось только нас двоих, а вот остальная моя жизнь — она неслась бурным потоком, и лишь в июне я вдруг поняла, как сильно хочу остановить её, заставить замереть хоть ненадолго. Это случилось в тот день, когда мы забирали из роддома маму. Если до этого, несмотря на её округлившуюся фигуру вкупе с покупкой пелёнок и распашонок, я едва ли осознавала важность того события, которое должно вот-вот произойти, то теперь, глядя на новорожденного брата, почувствовала, как замерло, пропустив удар, сердце.        Обычно скупой на эмоции папа не скрывал слёз радости, мама смеялась, прижимая к груди драгоценный свёрток, фотограф суетился на ступенях роддома, стараясь расставить щедрых на добрые пожелания и шутки родственников для удачного снимка, а я внезапно с невероятной яркостью вспомнила, как в детстве мечтала, чтобы родители подарили мне братика или сестричку. Как представляла, что буду помогать маме купать и пеленать малыша, а потом он подрастёт, и мы будем вместе сбегать во двор, чтобы поиграть в песочнице и на детской площадке. Эти несбывшиеся детские мечты давно позабылись, и вот теперь у меня появился маленький брат — рыжий, как июньское солнце, Даня, а времени, чтобы узнать друг друга, у нас было так мучительно мало, что от боли дрожали губы. Но нельзя, нельзя плакать в один из самых счастливых для нашей семьи дней. И даже позже, помогая маме гладить пелёнки, стерилизовать соски и менять бесконечные памперсы, тоже нельзя.       Первые недели после родов она быстро уставала, поэтому, выпросив у Фёдора Олеговича отпуск, я старалась всё время быть рядом и почти не выходила из дома. Конечно, начальник не слишком обрадовался тому, что его лучший дизайнер по интерьерам в самый разгар строительного сезона запросила передышку. Поэтому всё равно приходилось делать эскизы и чертежи, которые потом отвозили в офис. Однако, несмотря на нагрузку, это позволило мне взять на себя кухню и помогать укачивать Даню, который, опровергая распространённое мнение о том, что младенцы больше спят, чем бодрствуют, предпочитал заниматься этими процессами с точностью до наоборот. Его серо-голубые глаза всегда полнились любопытством, густые светлые ресницы были как лучики, а на крохотном носике можно было различить несколько проступивших светлых веснушек. Такой маленький, он уже умел проявлять характер — в течение пары минут разматывать пелёнки и громким плачем добиваться, чтобы его взяли на руки — лежать в манежике и наблюдать за подвесными яркими лошадками ему было определённо скучно.  — Олеся, ты его совсем избалуешь, — пожурила заканчивавшая гладить белье мама, когда, отложив линейку с карандашами и чертёж, я поднялась, чтобы взять из кроватки захныкавшего брата. — Вот привыкнет всё время быть в центре внимания, и что тогда?  — Будет королём, — стоило коснуться губами волос довольного Дани, как он тут же забавно засопел, словно хотел сказать: «Вот так и нужно со мной обращаться, и никак иначе». — Вы же сами с папой с ним постоянно нянчитесь.  — Нянчимся, и с тобой нянчились, — её родное красивое лицо осветила мягкая улыбка, а от прозвучавших слов больно кольнуло в сердце. — Избаловали тебя так, что отказывалась спать, если не брали с собой в постель. Отучать потом было трудно, только к трём годам получилось.  — Но ведь получилось?  — Скоро выйдешь замуж, сделает тебе Толик ребёночка, тогда поймёшь, что по ночам ему лучше спать в колыбели, — убирая гладильную доску, мама, кажется, даже не заметила, как, зажмурившись, я прижалась носом к мягким кудряшкам притихшего Дани, вдыхая его сладкий молочный запах. Мне уже приходили в голову мысли, которые нужно было прятать как можно дальше от моего жениха. Сомневаюсь, чтобы они ему понравились. Вряд ли Трандуил хочет ещё детей кроме Леголаса. И с моим мнением он, конечно, считаться не станет. — Вы уже решили, когда будете подавать заявление?  — Да, конечно, — подобный вопрос не мог застать врасплох, потому что мой Владыка считал дни и, разумеется, уже известил меня, когда, соблюдая человеческие свадебные обычаи, мы отправимся подавать документы во Дворец бракосочетания. Гораздо труднее было подавить в себе страх никогда не стать матерью, не выносить своё дитя, не прижать его к груди. Возможно, брат — это единственный младенец, которого мне отведено судьбой качать на руках. Кто знает, рожают ли вообще в блаженном Валиноре, или время там для всех застывает, как в православном раю? От нахлынувшей боли подкосились ноги и, чтобы скрыть это, пришлось спешно опуститься в кресло и устраивать весело агукнувшего Даню в лодочке из рук. Такова цена. Я согласилась на неё за право быть рядом с любимым, и я расплачусь сполна. Только лучше не думать сейчас о том, что ждёт после. — Через неделю после крестин, в середине сентября.  — Сколько же у нас дел впереди, — всплеснула мама руками, однако её карие глаза довольно сверкнули. — В церковь много народу звать не будем, не положено, а вот свадьба это дело большое, как бы управиться и ничего не упустить. Ну, да не беда, баба Лида поможет с невестками, они стольких девиц уже замуж выдали, что хоть своё свадебное агентство открывай.  — Толик просил посчитать количество гостей, чтобы он знал, на сколько персон нужно будет заказывать банкетный зал.  — Жаль, что он не хочет отмечать в кафе у Глеба, там всё же привычней и уютней было бы, только у вас размах другой.       Преимущества любимого кафе перед шикарным банкетным залом можно обсуждать бесконечно, разве что не при Трандуиле. Королевское Величество от подобных сравнений точно бы перекосило. Спору нет — по большому счёту стоит мне раскапризничаться, и он, возможно, пойдёт на некоторые уступки, но какой смысл, если правда на его стороне? Ведь не пристало эльфийскому Королю отмечать торжество в цыганском кафе, а вот цыгане с удовольствием споют и спляшут и в люксовых апартаментах. Нам не привыкать, а он знает, кого берёт в жёны. Не Эсмеральду, конечно, но это только потому, что в Париже не была.        Зато у неё айфона не было.       И смс-ки ей никто не слал.       А мне вот пришла.       Значит, Трандуил уже приехал и готов помочь спустить Данину коляску для утренней прогулки. Вечером это делал возвращавшийся с работы папа, сейчас же было наше с ним время позаботиться о моём брате, чтобы мама могла хоть немного отдохнуть после почти бессонной ночи. Конечно, она души не чаяла в своём рыжем отпрыске, но от помощи никогда не отказывалась, приговаривая, что первый год младенчества ребёнка самый трудный, и каждый час сна на вес золота.       Поприветствовавший меня первым Леголас забрал готовые эскизы и, приложив к ним чертежи, которые продолжал помогать делать для театра, отправился в офис, мы же предпочли привычный маршрут в сторону ближайшего сквера. Конечно, я была благодарна Аранену за заботу, помощь и время, которое он на всё это тратил, однако трудно даже представить, сколько вопросов от коллег на меня обрушится, когда закончится отпуск. Что там коллег?! Наверняка даже начальство поинтересуется, откуда в нашей провинции такой красавчик, против которого даже Ди Каприо со своим Титаником блекнет? А уж сколько девиц начнут требовать его номер телефона… Н-да, нужно срочно начинать брать уроки вежливости и терпимости у Зинаиды, иначе жить спокойно мне осталось совсем недолго.  — Может тебе пора увольняться? — вздрогнув от вырвавшего из мыслей голоса Трандуила, я неуверенно улыбнулась в ответ на его проницательный взгляд. — Я скоро стану твоим мужем и вполне могу заботиться о тебе сам.  — Спасибо, я подумаю об этом.        Продолжая катить коляску с задремавшим Даней к одной из самых тенистых каштановых аллей, я пошла ещё медленнее прежнего, понимая, что как только мы устроимся на любимой лавочке возле клумбы с цветущими петуниями, Его Величество тут же начнёт убеждать меня в своей правоте. И он, несомненно, прав. Просто чем стремительнее приближалась годовщина нашей первой встречи и предполагаемая свадьба, тем больше пугали предстоящие в жизни перемены.  — Олеся…  — Трандуил, скажи, почему девушки ложатся перед Леголасом штабелями, а перед тобой нет? Тебя словно никто кроме меня не замечает. Почему? Это как-то связано с тем, что в твоём сыне течёт человеческая кровь его матери?  — Лишь отчасти, — не любивший, чтобы я его перебивала, эльф недовольно свёл брови. — Он не может ставить полную защиту от людских взглядов, так как владеет магией нашего рода не полностью.       Ну, наконец-то он это сказал — магия есть. Я вот почему-то даже не сомневалась.  — Что, разве ему не дано морочить чужое сознание?  — И тебе не стоит пытаться.  — Что?  — Морочить мне голову.  — Я этого не делаю.  — Серьёзно?        В голосе Трандуила было столько скепсиса, что, опустившись, наконец, на скамейку, я даже не решилась ещё раз взглянуть ему в лицо. Гораздо безопаснее было укрывать тонким одеяльцем брата, чем в тысячный раз утонуть в зелёных всё понимающих глазах любимого мужчины. Полгода, которые прошли с запомнившегося грандиозной ссорой Дня Всех Влюблённых, казались лишь чередой слишком быстро пролетевших часов разговоров, тщательного стремления научиться говорить на странном певучем языке синдар, лучше, чем рыночные Гоги и Ашоты на русском, и восхитительных порывов нежности и тепла, когда мой жених позволял себе хоть немного расслабиться. Так быстро, словно один день, так глубоко и невероятно, что до сих пор были мгновения, когда не верилось, что всё это происходит со мной. Особенно сказочными были те ночи, когда Трандуил катал меня на одном из своих оленей по набережной. Он вёл его под уздцы, рассказывая о тех далёких временах, о которых не пишут в учебниках, и нас не видел ни один из полуночничающих прохожих. Разве это не чудо? Разве не покажется в такие мгновения, что времени вовсе не существует, а тёмные воды моря и бриллианты звёзд на бархатном небосклоне бесконечны в своём совершенстве? И всё же время существовало, и сейчас оно сжималось как пружина в заведённом будильнике, готовясь отбросить меня куда-то далеко, где и есть привидевшаяся теми ночами бесконечность. Туда, где не будет родителей, близких и моего братика, который так забавно сопит и сжимает во сне кулачки. Такой родной и любимый, как мне набраться сил, чтобы проститься с ним, зная, что уже никогда не увижу моего маленького принца? И как можно решить, что у меня есть желание морочить кому-то голову, если все мысли совсем о другом?  — Ты можешь обманывать себя, но не меня, — присев рядом, Владыка положил ладонь поверх моих, сжимавших кулачок Дани пальцев. — Тебе больно, не стоит это скрывать. Я не настолько эгоистичен, чтобы не понимать твои чувства.  — Нет, ты не эгоист, — придвинувшись ближе, слишком сильно нуждаясь в поддержке, я опустила голову на его плечо. — Просто ничего нельзя изменить.  — Можно, если ты этого хочешь, — обняв меня, хотя довольно редко этот делал в людных местах, Трандуил дождался того момента, когда я удивлённо взглянула в его глаза. — Мы можем оставаться здесь столько, сколько тебе потребуется, уплывать сразу после свадьбы не обязательно. Моя жизнь такая долгая, что сотня лет не сыграет большой роли, а тебе, возможно, так будет легче.  — Ты хочешь подарить мне сто лет?  — Да.        Ну и кто из нас пытается сейчас лгать себе и обмануть другого? Словно я не вижу дымки в его хрустальном взгляде, той самой туманной прохлады, когда он прячет эмоции, чтобы добиться того, что в своём королевском разумении считает единственно верным. Только даже если он даёт выбор, мне не нужно это время, потому что уход будет одинаково болезненным хоть сейчас, хоть через десять или двадцать лет. А кто сказал, что дождаться последнего вздоха близких, видеть их последние часы на этой земле легче, чем уйти сейчас? Может это и малодушие, слабость, но боюсь, от такой боли я просто сойду с ума. Если, конечно, эльфы подвержены безумию.  — Нет, мне этого не нужно.  — Уверена?       Вместо ответа я потянулась к губам Трандуила за поцелуем, который в этот раз получился более страстным и пылким, чем обычно. В нём смешались мой страх перед будущим и его сила, уверенность, обещание защиты от всего, что так пугает. А отголоском была нежность, которой с каждым днём между нами становилось всё больше.  — Знаешь, ты стала больше эльфом, чем мне казалось. Один мой друг тоже предпочёл уплыть прежде смерти дочери.