Такого снегопада, Такого снегопада Давно не помнят здешние места. А снег не знал и падал, А снег не знал и падал, Земля была прекрасна, Прекрасна и чиста. Снег кружится, Летает, летает, И позёмкою клубя, Заметает зима, заметает Всё, что было до тебя.
Снегопад начался ещё ночью, когда не в силах уснуть, я забрала у утомлённой последними предсвадебными приготовлениями мамы разгулявшегося Даню и, прижимая его к груди, расхаживала по своей спальне. Отец тоже давно спал, и только мы двое в этот поздний час ещё не ложились. Крупные белые хлопья за стеклом наполнили густую мглу светом, будто землю окутало звёздное свечение, которое так любят эльфы. — Видишь? — устроившись с братом на краю подоконника и покрепче перехватив его, я указала на невесомые белые блёстки за стеклом. — Это колдует Снежный Король. Очень скоро он уплывёт, и зима уже не будет приходить так рано. Звонко агукнув, Даня протянул ручку словно хотел поймать одну из искрящихся снежинок, а затем опустил голову на моё плечо, прижимаясь так ласково, что на сердце стало жгуче-горько и невероятно тепло одновременно. — Я должна уплыть вместе с ним, но тебе не о чем переживать: очень скоро ты забудешь меня, словно никогда и не знал, — стоило прикоснуться губами к его нежной бархатистой щеке, как из глаз скатились непрошеные слёзы. Мягкие рыжеватые волосы сладко пахли детским шампунем, и от этого сердце саднило ещё сильнее. — А я, знаешь, я никогда не забуду о тебе. Обещаю. Вряд ли четырёхмесячный малыш понимал то, о чём я говорила, уютнее устроившись в моих руках, он сонно зевнул и сомкнул веки, демонстрируя густые пушистые ресницы. Такой кроха, Даня был невероятно обаятелен и обладал весьма беспокойным нравом, но за вечер, похоже, утомился и собирался уснуть. — Сейчас, мой хороший. Выключив свет, я направилась вместе с ним в спальню родителей, и, повинуясь порыву, устроилась на кровати рядом с мамой. Было что-то важное и драгоценное в том, чтобы провести эти последние ночные часы рядом с ней и папой — в детстве я искала в этой большой кровати защиту от гроз и полуночных монстров, а теперь — от будущего, которое наступит уже завтра. Пусть я всё для себя уже давно решила, но всё же сегодня не смогу уснуть, если останусь одна в своей комнате. Уже завтра начнётся новый виток судьбы, в который мне предстоит вступить с самым прекрасным на свете эльфийским Королём, но сейчас я ещё здесь, рядом с родными, и могу, прижав к груди сладко спящего Даню, опустить, наконец, голову на мягкую подушку. Счастье, оно такое разное и такое хрупкое, вот бы, прощаясь с тем, что так дорого с самого рождения, хотя бы во сне увидеть, узнать, как сберечь его, как найти равновесие? Найти в том самом сне, где улыбается светловолосый властный синда, и снег, падая, тает на лепестках распускающихся в его лесу алых тюльпанов. На выпавший, на белый, На выпавший, на белый, На этот чистый Невесомый снег, Ложится самый первый, Ложится самый первый И робкий, и несмелый На твой похожий след. — Сиди ровно, мы ещё не закончили, — голос маминой сестры, тёти Гали, которая вместе с дочкой завивала мои волосы, лишь на миг отвлёк от мыслей о завалившем весь город непроходимыми сугробами снегопаде. — Будешь самой красивой невестой, если позволишь нам с Тасей сделать всё как нужно. Конечно буду. Трандуил, следуя цыганской традиции лично выбирать своей невесте свадебное платье, заказал такие невероятные и дорогие наряды, что в них и лягушка царевной станет, что уж говорить обо мне? И кто бы сомневался в том, что он воспользуется возможностью показать и утвердить свой вкус? Хорошо, золотом и каменьями с головы до ног не обвешал, как в русских сказках. Наверное, решил, что это будет слишком вычурно. Проворные руки укладывали на моей голове замысловатую причёску, на которую ещё нужно было закрепить невесомую фату, а я смотрела на своё отражение: на худенькую девушку с бледным лицом и испуганными серыми глазами. Да, страх не скроешь никаким самым красивым макияжем и белоснежным, расшитым кружевами и жемчугом платьем. А я ужасно боялась. Боялась того, что дороги не будут расчищены от снега, и, если свадебный кортеж по ним проехать не сможет, то придётся пробираться к ЗАГСУ через сугробы самостоятельно, что в туфлях не представляется возможным. Да ещё и на шпильках. Из-за нашей немаленькой разницы в росте мне пришлось согласиться на каблуки, чтобы хотя бы до груди своему жениху доставать, а не казаться рядом с ним ребёнком, однако лазить в них по сугробам я не подряжалась. Впрочем, страшно не только от этого, но об остальных причинах лучше не думать, иначе в животе будет не просто прохладно, его так скрутит от спазмов, что у меня стоять ровно, не то что идти, не получится. В конце концов, я не первая невеста, которая, выходя замуж, покидает отчий дом и родину. История знает немало подобных примеров. Ну и что, что они были давно, прежде, чем настоящие рыцари вымерли вслед за мамонтами? Ведь были же? Как-то те девушки находили в себе силы строить новую жизнь в чужих землях, при том, что их избранники не были и в сотую часть так хороши, как мой будущий муж, от одной мысли о котором сердце несмотря ни на что наполняется радостью и начинает быстрее биться. Нельзя сейчас ни о чём думать — он слишком близко, а я слишком взвинчена. — Мама, Олесин жених отдал дядя Максиму в выкуп за невесту свою машину! — ворвавшийся в спальню смуглый шестилетний Димка от восторга сбивался со слов и крепко схватился за подол зелёного платья тёти Гали. — Представляешь, ту самую… которой и у президента нет… представляешь, мам? — Да, золотко. Да уж, слухи о богатстве моего будущего мужа уже полгода не утихали ни между родственниками, ни на работе, ни среди соседей, а сейчас так и вовсе было неловко смотреть в лицо маминой сестре и пришлось скромно потупиться. Не приведи Господи, опять спросит, где я познакомилась с таким знатным бароном, и нет ли среди его друзей ещё одного неженатого. Для Таси, разумеется, у которой от принесённой братом новости взгляд так и загорелся. Представляю, какой ажиотаж вызвало в гостиной появление Леголаса. Жаль, сама взглянуть хоть одним глазком не могу — невесте положено вести себя тише воды ниже травы и не отсвечивать из-за спин родственниц. А ещё молчать, не проронив и слова, как заправской скромнице-монашке. Ничего не поделаешь — таковы традиции. Только «да» можно сказать в ответственный момент и то не слишком громко, и глаза при этом — в пол: баба Лида уже несколько раз вчера и сегодня наставляла меня, как положено вести себя во время брачной церемонии и венчания в церкви. Как будто я сама этого не знаю. Хотя да — в первый раз ведь замуж выхожу, а характер мой все знают — вдруг чего-нибудь начудачу? При мысли о венчании, на котором настоял папа, очевидно надеясь на то, что Трандуил по каким-либо причинам не сможет переступить церковный порог или благополучно растворится в воздухе от запаха ладана, тут же вспомнилась новогодняя ночь и песня, которую горланил набравшийся Филипп. Правду говорят — новогодняя ночь самое магическое время, только замуж я выхожу по такой сильной любви, которую может вместить только эльфийское сердце, не человеческое, а жених хоть и старше меня во столько раз, что калькулятор сломается, если попытаться подсчитать, вовсе не стар. Он, как Карлсон — в самом расцвете сил. И передвигаться теперь, наверное, будет исключительно на пропеллере, раз решил в качестве откупа за меня своё шикарное авто отдать. И ведь, если решил его папе подарить, то мог потом без такого количества свидетелей это сделать, но нет, понты — наше всё — обязательно нужно было продемонстрировать столь щедрый жест. Как говорится, ничто человеческое эльфам не чуждо, и выпендриваться они тоже любят от души. Ладно-ладно, шучу. Ясно, что он хотел таким образом продемонстрировать, как высоко ценит меня, да так, чтобы все об этом знали, но мог бы и о сыне подумать. Леголаса ведь теперь перезнакомят со всеми незамужними цыганками от года и старше, так что не завидую я тому, через что ему придётся пройти за сегодняшний день. Надеюсь, нервы у Аранена крепкие, а терпение железное. Хотя, он ведь выдержал домогательства Леночки в офисе, а то были цветочки против сегодняшних сладких ягодок. Так что переживёт. Если повезёт, то даже без психологических травм. Через несколько минут в дверном проёме появился папа, и пришлось прятать слёзы за тонкой тканью фаты — мне предстояло навсегда покинуть родные стены. Я ведь не обычная невеста, а та настоящая русская невеста, которая, выходя замуж, навсегда умирает для своих родных. И прекрасное белое платье — не дань моде, это саван для моей прошлой жизни. Невесомый, как и снег, что устилает городские улицы. Похоже, Трандуил и впрямь творит колдовство, а мне остаётся лишь подчиниться его воле. Снег кружится, Летает, летает, И позёмкою клубя, Заметает зима, заметает Всё, что было до тебя. Мне едва ли запомнилась церемония во Дворце бракосочетания. В памяти осталось только то, что по дорогам всё же можно было проехать, тёплые глаза мамы, крепко прижимавшей к груди Даню, и белые цветы, которых было так много, словно мы оказались посреди весны, а не в промозглом ноябре. Лишь когда ставший мужем Владыка надел на мой палец золотой ободок кольца и прикоснулся к губам быстрым, но далеко не целомудренным поцелуем, в выбеленный мир вернулись краски. Похоже, несмотря на притихшие мысли, Трандуил чувствовал мой страх, который медленно перерастал в апатию, и решил поддержать самым кардинальным способом. У него получилось. Особенно тем, что держал за руку, пока ехали в церковь Всех Святых, которая маленьким островком жизни царила посреди заметённого снегом Старого кладбища. Могильные кресты не казались в те минуты мёртвыми, а лики на иконах будто следили за каждым шагом, и было не отвести, не спрятать глаз от образа Богоматери. Я сделала свой выбор, но никогда не забуду того, что закладывали в меня с детства родители, не сниму православного крестика — он со мной с крещения, пусть так и останется. Бог един, как его не назови, я не тот эльф, который поверит во что-то иное. Тихо таяли венчальные свечи, отец Виктор нараспев произносил молитвы, а мне вспомнился тот далёкий первый поход в церковь, когда от горшка ещё была два вершка, а иконы казались огромными сказочными картинами. Теперь можно не сомневаться в том, что и тогда Трандуил наблюдал за мной. Ждал этого дня, наверняка даже не сомневаясь в том, что он наступит. Ведь кто же не влюбится в такого статного красавца, особенно если он умеет ловко манипулировать людьми и событиями? Хотя разве в красоте дело? Есть в Его Величестве что-то такое, что магнитом притягивает меня к нему. Вот так и прилепляется жена к мужу. Из-за усиливающегося мороза и новой порции сыплющего снега фотосессия по городским достопримечательностям культуры и славы прошла в ускоренном порядке, а затем мы, наконец, приехали в заказанный Трандуилом банкетный зал, который встретил нас теплом, накрытыми столами и новым морем цветов и алых лент, арки из которых переплетались над головами. Устроившись на женской половине и немного отогревшись, я с интересом наблюдала за тем, как Леголас стоически терпит наплыв словоохотливых барышень и их маман, которые «щебетали» одна нежнее другой, позабыв о том, что по традиции им не положено находиться на мужской половине, пока туда не усадят молодую. Интересно, что их больше привлекает: деньги или ангельски-голубой взгляд моего пасынка, и как долго он сможет терпеть все эти заигрывания, если левый глаз у него уже дёргается — мне и отсюда видно. На счастье принца мило беседовавшая с тамадой Зинаида очень быстро заметила, что происходит, и поспешила к нему на помощь. За общим гулом голосов и музыкой мне не удалось расслышать ни слова из того, что она высказала взволнованным перспективой выгодного брака милашкам и их родительницам, но, судя по косым взглядам, которые они, ретируясь, на неё бросали — свадьба без драки не обойдётся. Стоило только представить, с каким лицом и словесными выражениями Трандуил будет растаскивать сцепившихся из-за его его сынка девиц, как губы тут же расплылись в довольной улыбке. Но радость моя продолжалась недолго — ровно до того момента, пока баба Лида не сказала, что хватит тыкать вилкой в несчастный салат и пора направляться в ритуальный шатёр, установленный возле небольшой сцены, на которой сейчас во всю резвилась детвора, и собирались выступить несколько местных бардов. Чувствуя, как к щекам приливает кровь, под одобрительные крики успевших поднять не один тост гостей, я неуверенно встала из-за стола и, если бы не сопровождавшие мама и тётя Галя, метнулась бы не к шатру, а к дверям. Одно дело — присутствовать на чужих свадьбах и с любопытством наблюдать, как там всё происходит, и совсем другое — быть невестой самой. Ноги уже едва слушались, а перед глазами всё плыло от волнения, когда принявший у матери муж подтолкнул меня к пологу, а затем и сам, наклонившись, вошёл в шатёр. — Ты совсем белая. Вроде румяная, но тебе видней, милый. — Ну-ка, дай внимательнее взгляну. Тон был шутливым, но когда, обхватив моё лицо ладонями, он заставил взглянуть ему в глаза, в них полыхнуло столько глубокой страсти, что ноги перестали слушаться окончательно. Мысли тоже. А вот с поцелуем идея гораздо лучше, чем с эльфийским гипнозом. Похоже, поцелуи — это единственное лекарство, которое мне помогает в самых непредвиденных ситуациях. — Я запомню это, — улыбнулся Трандуил, и сейчас его улыбка была такой тёплой, а новая ласка прижавшихся к моим губам губ такой нежной, что несомненно решение выйти за него замуж — самое верное из всех, что я принимала в жизни. — И это тоже. Запомнишь или одобряешь? Хрипловато рассмеявшись на моё стремление, как того требовали традиции, хранить молчание до заката, Трандуил помог мне снять венчальное белое платье и, ловко справившись с крохотными застёжками, надел новое, из тончайшего алого шёлка — символ того, что наш союз основан на любви и кипучей страсти. Вторым символом, говорившим о моей невинности при вступлении в брак, стала моя белая рубашка, которую он, выйдя из шатра, вместе с букетом роз вручил маме. Я видела, как заблестели слёзы в её глазах, но впереди ещё был третий ритуал, который больше всего заставлял дрожать — я до паники боялась физической боли. Может сказалось волнение, а может старейшина общины действовал так умело, но я ощутила лишь острый щипок, когда он сделал надрез на моём запястье. Гораздо больше ощущений было, когда Трандуил прижал к этому разрезу своё рассечённое запястье, и наша выступившая кровь смешалась. Горячо. Очень. Словно залпом стопку спирта выпила. Не продохнуть. А баба Лида уже завязывала на моих волосах белую косынку — теперь я окончательно и бесповоротно была замужней. Когда одобрительные крики и советы молодожёнам стихли, на сцену вышел дед Игнат, которого я видела лишь пару раз и то давно, а потому помнила очень смутно. Он долго поздравлял и произносил напутствие в счастливую супружескую жизнь, а затем затянул старинный романс, после которого мы заняли места во главе стола — там, где соединялись мужская и женская половина. Чем дольше шло празднование, чем больше лилось спиртное, тем более шумными становились гости, и, когда после очередного перепляса Трандуил сказал, что нам пора уходить, я почти не расстроилась, и лишь от осознания, что настали последние минуты прощания, из глаз потекли слёзы, и мучительно сжалось сердце. Мы стояли в фойе «Метелицы» семером: Леголас о чём-то переговаривался с Зинаидой, Трандуил препирался с отцом, который пытался отказаться от документов об оформленном на его имя банковском счёте, куда были переведены эльфийские средства, а я обнимала качавшую на руках заснувшего Даню маму. Она считала, что мы отправляемся в свадебное путешествие, и потому совершенно не понимала, почему мне вздумалось так разреветься вместо того, чтобы радоваться поездке. У меня так и не получилось сказать ей правду, и от того осуждение в глазах папы, его последние объятия и поцелуй в щеку ранили ещё сильнее. Он не ругал, и, возможно, когда-то сумеет простить, но сейчас шаг за шагом я отдалялась от них, уходила вместе с двумя белокурыми эльфами в снегопад. Раскинутся просторы, Раскинутся просторы До самой дальней Утренней звезды. И верю я, что скоро, И верю я, что скоро По снегу доберутся Ко мне твои следы. Удивительно, но приехавший таксист даже не спросил, что нам понадобилось в такую непогоду на кладбище, просто отвёз куда требовалось, получил расчёт и уехал. Херувимчики вновь разлетелись, калитка была распахнута настежь, вязы что-то шептали, подрагивая на ветру листвой густых крон. Впервые дворец казался пустым, почти нежилым — со стен были сняты картины, да и вообще всё, что Трандуил собирался забрать вместе с содержимым своей сокровищницы, было упаковано и доставлено в порт ещё неделю назад. Отопление и электричество были отключены, а стражница и Клавдия Петровна получили свой расчёт. Холодные стены, среди которых гуляло гулкое эхо, больше не были тем прекрасным тёплым убежищем, в которое я вошла год назад. Теперь они были лишь ледяными камнями, а не обителью эльфийского Владыки. Только витражи, пропускавшие искрящееся свечение звёзд, ещё не казались заброшенными своим хозяином, и именно там, в зале, посреди этой стужи я вторила свадебным клятвам Трандуила, свидетелем которых был Леголас. Через несколько минут мы вывели из стойл оленей и, устроившись в сёдлах, навсегда покинули Ласгален, плотно затворив калитку, за которую никто и никогда уже не сможет пройти. Где-то там, позади, я была счастлива, впереди тоже мерцало счастье, но между ними была боль, от которой застывало сердце, и не было слов, которые могли бы принести хоть крупицу утешения. Я сама сделала свой выбор, мне одной расплачиваться за него все бесконечные дни будущего. И каким оно будет, я тоже решила сама. Мы оказались в порту как раз в тот момент, когда, решив, что начну плакать позже, а не сейчас, я заметила, что снегопад, наконец, начал утихать. На непроглядной, как ночь, морской глади бесшумно качался корабль-ладья, расправивший лебединые крылья, словно готовясь отправиться в свой долгожданный заплыв-полёт. Цокот копыт звонко простучал по сходням, и вот мы уже были на борту. Трандуил встал у штурвала, Леголас занялся оленями, а я, замерев, наблюдала за тем, как стремительно отдаляется родной берег. Как же быстро наступила эта минута, как долго её ждал мой муж! Снег кружится, Летает, летает, И позёмкою клубя, Заметает зима, заметает Всё, что было до тебя.Глава 19. Белым снегом прощаясь
20 марта 2018 г. в 13:26