***
У Юлии Люричевой он провёл чудесные полтора часа за кофе и интересными беседами. Она оказалась довольно привлекательной женщиной и, будь ситуация иной, Александр Блок, пожалуй, взялся бы поухаживать за ней. Или бы задержался на ночь — её намеки и взгляды были весьма недвусмысленными. Ни малейшего страха перед ним она не испытывала, да и, как выяснилось, затеяла всю эту историю, чтобы познакомиться со знаменитым полководцем. Он оценил приложенные усилия, но ситуация, увы, не располагала к развлечениям. Охрану у её дома перестреляли, и с тел пропали пять карабинов и все патроны к ним. И где-то они должны всплыть, наверняка вместе с человеческими жертвами. Надо будет поставить дополнительную охрану к вагонам с остальным оружием и призвать подчинённых к повышенной бдительности. — И вы ничего не видели, госпожа Люричева? — Нет, — пожала плечами она, — даже не слышала. Я полдня провела в ванной. «Готовилась к вашему визиту», — повисло в воздухе, и Александр Блок смущённо кашлянул. А может, всё же задержаться? В жизни мужчины должны быть радости и помимо войны. И, признаться, он имел слабость к таким уверенным и рисковым дамам. Но убийство его солдат было важнее. Инцидент необходимо было расследовать, причём как можно скорее, а виновных покарать по всей строгости законов чрезвычайного положения. Так что с госпожой Люричевой он распрощался, пожурив её за авантюру (она старательно изобразила раскаяние и прямо попросила один поцелуй на память. Разумеется, он не мог ей в этом отказать) и поспешил вернуться в Управу. Отдал несколько распоряжений адъютантам и узнал, что, несмотря на поздний час, к нему пришла просительница. Принял. Хрупкая маленькая женщина была похожа на замёрзшего воробушка и очень боялась солдат. Но всё равно пришла. Александр Блок провёл её в свой кабинет и предложил излагать своё дело. — Простите, — тихо сказала просительница, — но это личное. Я не могу рассказать при всех. Он пожал плечами и приказал очистить помещение, продолжая разглядывать её. Белокожая, черноволосая, она была довольно привлекательна и напомнила ему Белоснежку с иллюстраций Крыжовского. — Прошу вас, говорите, госпожа Равель.— Он постарался произнести это как можно мягче, понимая, насколько подавляет её одним своим видом и репутацией. Она посмотрела на него совершенно несчастными глазами и вытащила пистолет. Наставила на него. Александр Блок приподнял брови. Дерринджер, женская модель. Подходит только для самых изящных ручек, но чтобы убить из него, нужно постараться. Если выстрелит в корпус (а целилась незадачливая убийца куда-то в область рёбер), то ранение не будет слишком серьёзным. Это если маленькая пулька пробьёт плотный армейский мундир и пальто. Хотя с трёх шагов-то пробьёт, но для этого нужно спустить курок, чего трепещущая госпожа Равель сделать не сможет. Его молчание явно начало нервировать её. — Я пришла вас убить, генерал Блок. — Попробуйте. Лара Равель нервно прикусила губу. — Почему вы не зовёте на помощь? — Потому что она мне не нужна. Господи, да он станет посмешищем, если кто-то сейчас войдёт! А эту дурочку могут посчитать «угрозой» и отреагировать жёстко, как и полагается при покушении на генерала. Нужно завершать ситуацию, пока она не вышла ей боком. — А если я вас застрелю? — Не застрелите. — Почему? — Вы сказали «если». И вы не сняли пистолет с предохранителя. — Что? — Предохранитель. С ним вы не сможете выстрелить. Госпожа Равель растерянно посмотрела на него, потом на дерринджер в своей руке. — Я не разбираюсь в оружии и не знаю, где он. — Это заметно, — вздохнул Александр Блок и забрал у неё пистолет.***
— ...А потом она ревела у меня на груди, и я добрых два часа её успокаивал. Отпаивал трофейным коньяком, расспрашивал, объяснял, что не имею отношения к смерти её отца. Ещё немного — и мне, как порядочному мужчине, пришлось бы на ней жениться! Бакалавр Данковский сочувственно поцокал языком и покачал головой. Лару он уже навестил с утра, убедился, что она в порядке, только изрядно смущена своим безумным поступком (или ещё чем-то, Данковский не брался судить, но, если вспомнить, с какой нежностью она отзывалась о суровом генерале, о некоторых успокоительных мерах тот явно предпочёл умолчать), и только после этого направился в Управу. На женщин Александр Блок, с его характером и воспитанием, сорваться не мог, а потому всю бурю его возмущения пришлось принять Данковскому. Ладно, хотя бы весь этот водевиль завершился без потерь, уже хорошо. Грозный полководец недобро уставился на него. — Из-за всей этой кутерьмы я не сразу сообразил, но теперь мне всё стало ясно. Исключительно из уважения к вам, бакалавр, я даю три минуты на объяснение. Время пошло. — О чём вы, генерал? — Вы знаете. Не считайте меня идиотом. Данковский напрягся. Если Блок понял про карабины, то ему конец, никакая репутация не спасёт от расстрела. А ведь он сдуру попросил вчера у Блока целых два, и тот обратил на это внимание. И в тот же день пропали ещё пять. Сложить одно с другим и получить имя напавшего на Юлину охрану нетрудно. — Я не понимаю, о чём вы. — Час назад я получил ещё одно письмо, в котором говорится, что это вы достали пистолет для Лары Равель. И я склонен этому верить. Анна. Гадина. Ну, держись, меццо-сопрано! Данковский изобразил удивление. — С каких пор вы верите нелепым доносам, генерал? — С тех самых, как они уложились в стройную картину произошедшего. Эмоциональное письмо утром. Ваши намёки днём. Юлия Люричева вечером. Это всё было шутками, но Лара пыталась убить меня всерьёз, хоть и не имела шансов на успех. — Это всё ещё не объясняет, почему вы поверили доносу. — Я проверил её дерринджер. Все патроны в нём — холостые. Конечно, холостые. Дурак он, что ли, — давать настоящее оружие в неподходящие руки? Хану к карабинам тоже достались пули, которыми нельзя серьёзно навредить. Хотя бакалавр Данковский предпочёл бы раздать всем этим людям таблетки от глупости. Жаль, что их ещё не изобрели. Впрочем, в этом грехе можно покаяться. Пусть размышляет о дамском заговоре, а не о карабинах. Он развёл руками и широко улыбнулся. — Признаюсь: вы угадали. Это моих рук дело. Не мог же я допустить, чтобы вы её убили... или чтобы Лара убила вас. Александр Блок нахмурился. — Почему вы просто не рассказали всё как есть? — А вы бы мне поверили? Особенно предъяви я вам вашу «убийцу»? — Нет. Резонно. — Вы — мой друг, Блок, вы буквально на руках вынесли меня из Боен, — продолжил Данковский, включая всё своё обаяние. — Я успел убедиться в вашей порядочности и безукоризненной чести. Но Лару нужно было угомонить, ведь ни я, ни Юлия — никто не сумел убедить её отказаться от попытки покушения. Только вы могли с этим справиться, что, собственно, и произошло. Вы сердитесь на меня за это? Александр Блок покачал головой. — Нет. Но я ненавижу манипуляции за моей спиной. — Обещаю больше так не делать. — По-моему, вас вся эта история веселит? — Нет, что вы. Данковский пригасил улыбку. Грозный полководец потёр шею под жёстким форменным воротником и спокойно (да он и не сердился, дошло до Данковского, просто демонстрировал гнев) заметил: — Я сейчас скажу странную вещь, бакалавр. Прошу не обижаться. — Я не из обидчивых. — Мне несказанно повезло, что вы — не женщина. Иначе ваш «вынос на руках из Боен» имел бы для меня ужасные последствия. Данковский опешил, а затем, сообразив, расхохотался. Блок присоединился к нему, после чего вытащил и разлил по рюмкам остатки трофейного коньяка.