void

Руслан вертит в руках череп и сжимает губы. Вся паршивость ситуации упирается в её неразрешимость, поэтому он снова читает Шекспира и шутит про мёртвых отцов — некоторые вещи прикипают к текстам. Юлик сидит рядом, и они вдвоем наблюдают за тем, как парит за окном, во дворе, воронья стая. Не смотря на хаотичную веру и почти раболепие, Юлик понимает, что ничем хорошим вся эта история не закончится. Он старается не думать об этом, но страх — липкий, парализующий, бежит по венам, когда он смотрит на Руслана — тонкого, почти сломанного, но всё еще живого. Череп в его руках — отождествление с пустотой, и Юлик очень хочет заполнить эту пустоту. — Давай чем-то займёмся, — предлагает он. Хочет сказать: «давай останемся живы, пожалуйста», но не осмеливается, к тому же это всё равно прозвучит глупо. Юлик думает, что в один прекрасный момент Руслан не успеет. Не успеет, или не захочет, или будут пробки на дорогах, или они разбегутся еще раньше и тогда, Юлику будет уже совсем всё равно, что там за Руслан, откуда берется смерть, как он умр… Нет, этого не произойдет. Точнее, произойти-то может совсем всё что угодно, кроме того, что они расстанутся и что Руслан не успеет. Все время успевал. Руслан наблюдает за Юликом, касаясь тонкими пальцами пустых глазниц. Вечер на удивление спокоен, по сравнению с пережитым на прошлой неделе эмоциональном коллапсом, поэтому сейчас он может себе позволить несколько часов передышки. Он чувствует как напряжен Юлик, как он нервно ведет плечами, как разминает руки, до хруста, и почти вывернутых конечностей. — Давай, — он жмёт плечами и откладывает череп в сторону. Мимо окна проносится черная, каркающая тень и скрывается за оконной рамой. Руслан заметил, ему совсем немного страшно, но он усиленно игнорирует птицу, поднимаясь с широкого подоконника и делая шаг в комнату. Юлик поднимается следом. — Хочешь, гомункулов приготовим? Наигранная храбрость в голосе чувствуется одной большой ложью (то ли себе, то ли Юлику), но Юлик улыбается: — Дичь, — он тянется руками к Руслану и обнимает его, чувствуя как тонкие руки обхватывают его плечи. Время становится уютным, а вранье — почти незаметным, когда они целуются, стараясь успокоить друг друга. В комнату пробирается Ра, и вертится в ногах, недовольно поглядывая на оконную раму — птицы его пугают. Юлик отстраняется от Руслана и берёт кота на руки. — Ты можешь поиграть во что-то, я посмотрю, — Руслан жмёт плечами. Не смотря на то, что у них было два компьютера, Руслан практически перестал использовать свой, лишь изредка вычитывая новостные сводки и проглядывая некрологи. Мрак. — Как думаешь, если бы это был кто-то другой? — Юлик выбирает весьма навязчивую, на первый взгляд, игру: бороться за выживание против маньяка. Руслан клятвенно заверяет его, что всё в порядке, и они болтают, изредка отвлекаясь на происходящее на экране. Руслан отрывается от листика, на котором что-то старательно выводит, и закусывает кончик карандаша. У Юлика сердце слетает куда-то вниз, когда он видит эти губы, сжимающие металл, но он старается не отвлекаться от игры — девушка по имени Мэгги, за которую он играет, как раз попалась на крюк. — Другой человек? — Руслан задумчиво хмурит брови. — Не знаю. Мне кажется, это в человечестве. Мы все, абсолютно неосознанно желаем помогать — вне зависимости от логики и морали. Одно большое чувство. — Сострадание? — Возможно и сострадание, но скорее еще что-то больше. Абсолютная любовь, может быть. Юлик проигрывает и опять переводит глаза на Руслана. Он всё еще идеально худ, идеально бледен и идеально его. Юлик тянется за поцелуем, а потом они вдвоем смотрят на листочек, на котором неумелой рукой нарисована девочка, с косичками и боевой улыбочкой на лице. — Кто это? — Юлик рассматривает рисунок, пока руки Руслана опять его обнимают. Руслан переводит взгляд на лист, и удивленно жмёт плечами, как будто не он это нарисовал, и вообще видит это впервые в жизни: — Мэгги. Юлик опять улыбается, на этот раз подольше затягивая поцелуй. Он чувствует, как Руслан старается притереться ближе и позволяет ему в итоге стащить с себя футболку. Он очень рад, что у Руса неожиданно хорошее настроение, поэтому он позволяет несколько раз чувственно поцеловать его в шею, прежде чем спросить: — Которая не боится ворон? Руслан уже тяжело дышит, и готов сбросить с себя пару элементов ненужной одежды. Ему нужно это продолжение как свежий воздух, чтобы он мог сказать — да, я человек, мне двадцать два, я готов и хочу жить, ну, хотя бы на минуточку. Он смотрит на листочек и видит там себя, окруженного черным, страшным лесом. — Мэгги, которая больше не боится ворон, — он делает акцент на слове «больше», хотя ничуть не уверен в том, что он сам не боится. Юлик не слышит этого в голосе, поэтому они перемещаются на кровать, и уже через несколько минут Руслан глухо стонет, вынуждая стонать Юлика — он действительно хорошо работает ртом, особенно при правильной стимуляции. После, усталые, они лежат на кровати, и разомлевший Руслан прикрывает глаза, всё еще надеясь провалиться в сон без сновидений. Юлик не задает вопрос, который вертится у него на языке только потому, что чувствует умиротворение Руслана. Он старательно сжимает губы, чтобы не выдать: «бедный мой, человечный, высокоморальный… как мне тебя спасти?», и понимает, что не знает где выход. Юлику хочется верить в то, что он сейчас закроет глаза, а проснется утром, со счастливым человеком рядом, который не сгорает из-за чужих смертей, принятых на свой счет, но утро не приходит, и ему остается только крепче прижать к себе случайного пророка. Юлик закрывает глаза. С той стороны окна на подоконник, приземляется ворона, одна из многих гнездившихся во дворе. В комнате нет никого, кроме белого, гипсового черепа, равнодушно разглядывающего действительность и реальность. Птица вновь улетает, оставляя его в абсолютной тишине.