***
Приоткрывает дверь, проходя внутрь комнаты. Садится на аккуратно заправленную постель, оглядывая все. Сколько она здесь не была? Кажется, почти полгода. С тех самых пор, как ее мальчик исчез. Берет в руки фотографию, на которой они все счастливо улыбаются. Ему здесь всего двенадцать, и ей кажется, что это было так недавно. Буквально пару дней назад она за руку вела его в парк аттракционов, а он весело смеялся, радуясь, как пятилетний мальчишка. Говорил ей тогда, что самый счастливый человек в этом городе, и она думала, что он лжет. Она самый счастливый человек, потому что держит за руку сына, который наконец-таки узнал, что Стейси его мать. Он тогда так крепко ее обнял, а она тихо роняла слезы, которые терялись в его темноволосой макушке. Прошептал, что безумно рад, узнав правду, и неловко поцеловал ее в щеку. А она тепло улыбнулась, сгребая мальчишку в объятия, в которых они оба растворились, ставя время на паузу. Помнит, как она умоляла сестру, чтобы та привезла его одного, ведь хочет все ему рассказать. Стейси так устала от вечного вранья. Ее так душили слезы, когда он пробегал мимо, крича что-то о том, что у него лучшая тетя на все. А это «тетя» выжигало в ней все радостные эмоции. Она ведь мать. На фото падают несколько капель слез, и она грустно улыбается. Как ей хочется, чтобы он сейчас зашел в комнату; чтобы он присел рядом, приобнимая одной рукой; чтобы он тепло улыбнулся, утыкаясь носом в шею; чтобы она могла потрепать его по волосам, а он бы возмущенно просил не портить его прическу; чтобы он просто был. И кто бы знал, что их последняя встреча произойдет не в старости, когда он будет молча ронять слезы на ее только что закопанную могилу. Кто бы знал, что это она будет биться в истерике, когда ее мальчика буду засыпать кладбищенской землей. Кто бы знал, что это она будет лежать у него на могиле, целуя только что поставленный крест с его фотографией, где он так лучезарно улыбается. И она так старается делать вид, что все прекрасно, но иногда ей так хочется крикнуть Аляске в лицо, мол, очнись, его уже давно нет. Он уже полгода кормит червей, маленькая ты девчонка. Но понимает, что это так по-детски, ведь каждый справляется с горем по-своему. Кажется, так ей сказал психолог, которого она посещала в тайне от всех. — Мой мальчик, — тихо всхлипывает, — Тайлер. — Не плачь, Стейси, — и она вздрагивает, когда слышит такой надломленный шепот. Клянется, что чувствует теплую ладонь на свое плече, которое он несильно сжимает. И кажется, что если она сейчас обернется, то вновь увидит его легкую улыбку и теплые глаза, но там лишь пустота. Она одна в этой комнате, как и в своих страданиях. — Стейси? — Стив присаживается рядом, поглядывая на фотографию в руках женщины. — Ох, милая, я тоже так скучаю по нему. И у нее внутри что-то надламывается, когда она слышит его слова. Он любил Стива, как собственного отца. Каждый раз, когда парень появлялся на пороге, они оба летели в объятия друг друга, а Стейси оставалось лишь улыбаться, наблюдая за ее любимыми мужчинами. Они все становились маленькой семьей, огражденной от всех проблем мира, когда Тайлер приезжал к ним. — Мне надо кое-что тебе рассказать, — еще раз смотрит на фотографию, понимая, что приняла правильное решение.***
Окружающая обстановка напрочь сбивает с мыслей, теряющихся в пучине безысходности и абсурдной трагичности. Если бы Джулия увидела, какое прощание ей решили устроить, то она бы смело рассмеялась всем в лицо, потому что половину народа и знать не знала. И мне хочется кричать, что за подобную вакханалию неплохо было бы, например, арестовывать. Ведь на самом деле, это преступление — всяческим образом не обращать внимания на человека, а потом нагло со слезами на глазах сожалеть родственникам. Вы все просто аморальные и лживые ублюдки. И вся эта мрачность нагнетает еще больше, заставляя буквально на вкус ощутить витающие в воздухе горечь и разбитость. И кажется, если прикоснуться пальцем к куполу, выстроенному из всех этих отрицательных эмоций, местами до скрежета зубов лживыми, то он рассыпется на части, оставляя после себя лишь легкую дымку, обволакивающую сознание. И ты буквально тонешь в омуте всеобщей печали, не имея шанса на спасение. — Ты не видел Дилана? — одергиваю мимо проходящего Тайлера за лацкан пиджака, и он отрицательно мотает головой. — Ладно, — оглядываюсь по сторонам. — Ищешь Энди? — Да, думаю, ей нужен кто-то рядом, — горько усмехаемся, чувствуя, как накатывает что-то ностальгическое и до одури угнетающее. — Так у вас все хорошо? — мнусь, еще раз окидывая взглядом толпу, в которой в очередной раз не могу найти Дилана. — Не знаю, — вздыхает, потирая покрасневшие от холода пальцы, — но сейчас тяжелое для нее время, так что я решил пока оставить все эти выяснения отношений. Хлопаю брата по плечу, намекая, что он поступает правильно, и наблюдаю, как он спешно удаляется, замечая макушку Энди недалеко от нас. Поеживаюсь, когда сильный порыв ветра задувает под тонкое пальто. Казалось, будто погода пропитывается до краев атмосферой опустошенности и беспомощности. Кто-то пытается прочитать речь, прерываясь изредка на фальшивые рыдания, и у меня в горле ком встает от этого пиздецки наигранного траура. Слишком сложно понять все это лицемерие собравшихся в зале, как и то, что все это происходит на самом деле. Джулия была слишком солнечным человеком, без всякой задней мысли переживающем о Дилане. И пусть я знала ее пару дней, но не думаю, что она стоила только этой тупой имитации скорби. Идите-ка нахер, фальсифицированные скорбящие. — Прошу минуточку внимания, — хриплый голос заставляет меня обернуться к источнику шума, замирая на месте. Дилан стоит у закрытого гроба Джулии, весело улыбаясь. Ноги немного подкашиваются, и он хватается рукой за стойку с фотографией сестры, отчего та немного наклоняется, грозясь упасть. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты, неприлично обнажая юношескую грудь. Смеется, и я различаю тихое «ой», когда он нечаянно наваливается всем телом на крышку гроба. И во всем зале повисает вопрос, сжимающий горло, отчего хочется зайтись в удивленном кашле. Дилан пришел на похороны пьяным? — Так, упс, прости, Джулия, — Дилан неаккуратным движением поправляет фотографию сестры. — Дамы и господа, сегодня мы собрались по не очень приятной причине, а точнее из-за кончины моей кузины Джулии. Театрально взмахивает руками, снова задевая фотографию и все-таки сваливая ее на пол. Подрываюсь с места, чтобы схватить О'Брайена и избавить его от всех этих осуждающих взглядов, которые тоже неплохо было бы осудить. Гребанные притворщики. Меня опережает его отец, который хватает сына за руку и, неловко улыбаясь, пытается увести Дилана. — Убери, блять, от меня свои руки, — Дилан морщится, пытаясь избавиться от хватки отца. — Я имею право на прощальную речь, так что захлопнитесь все и слушайте, — все в зале затихают, поглядывая на уже раздраженного Дилана. — Джулия была великолепным человеком, и вы все даже гроша не стоите по сравнению с ней. Она вернулась ко мне, сбегая от своего ебанутого папаши, но какой-то урод убил ее, представляете? И я не понимаю, какого хера большая половина народа притащила свои задницы сюда, потому что вы ж даже не знали ее. И я хотел бы сказать вам, чтоб вы валили отсюда к херам, но мне слишком плевать на вас. Закрывает на секунду глаза, замечая меня и рядом стоящих Тайлера с Энди в толпе. — Давайте, скорбите хоть до самой смерти, пока вас не найдут бьющихся в конвульсиях, лживые ублюдки. Кланяется, словно после какого-то выступления, и спешно покидает зал, игнорируя причитания отца о непристойном поведении. Рядом стоящая Энди всхлипывает, утыкаясь в грудь Тайлера, и тот крепко обнимает ее, переводя на меня взгляд, в котором плещется понимание и призыв к действия. И я благодарно киваю ему головой, напоследок целуя плачущую Энди в макушку.***
Останавливается у выхода из этой чертовой церкви, судорожно хлопая по карманам в поисках пачки. Дрожащими пальцами вытягивает сигарету, поджигая ее огнем от зажигалки, что опаляет подушечки пальцев жаром. Затягивается, выпуская спасительный сгусток дыма, растворяющийся в сумерках. Пальцы неприятно покалывает от холода, и он прячет одну руку в карман куртки, чтобы потом она смогла сменить замерзшую. И на самом деле ему плевать на этот мороз на улице, когда внутри все и так холодит от мысли, что его Джулс больше нет. Его, блять, изнутри разрывает от осознания, что она лежит в чертовом гробу, не имея больше возможности заговорить с ним. И ему кажется заманчивой идеей выйти на трассу, чтобы какая-нибудь проезжающая машина, не успев затормозить, сбила его, желательно протащив за собой еще несколько метров, чтоб наверняка. Шипит, когда тлеющим концом сигареты надавливает на внутреннюю сторону ладони, где остается маленький ожог. Он знает, что весь этот эффект ненадолго и совсем скоро физическая боль отступит, расчищая дорожку перед бессмысленностью всей его жизни. Оглядывается на звук открывающейся двери, замечая в ее проеме Аляску Доусон. Она неловко переминается с ноги на ногу, боясь сделать что-то неправильное. Закусывает губу, прожигая взглядом в Дилане дыру, и он усмехается. Без нее никак не могла обойтись. И это было бы так до нелепости смешно, если бы не было так паршиво. И он думает, что это так аморально и чертовски оскорбительно по отношению к Джулии, но Дилан рад, что ее смерть хотя бы принесла чуточку положительного в его давно проебанную жизнь. Ведь Аляска Доусон стоит сейчас здесь, рядом с ним, забивая на все, по их мнению, глупые обиды, и это его уже успокаивает. Когда она так близко, он бросает все свои бредовые, а именно такими они кажутся ему теперь, идеи по окончанию жизни. И он уже задолбался сравнивать ее с каким-нибудь морфием, который позволяет ему хоть на секунду забыть о реальности, пропитанной безысходностью. В пару шагов настигает ее, сокращая мизерное расстояние между ними, захватывая в плен своих рук. Она выдыхает, кладя свои еще теплые ладони ему на шею. И он в кои-то веки дышит, не сбиваясь на раздражающий легкие кашель. — Мы всегда будем рядом с тобой, Дилан, — тихий шепот ласкает его слух, и он позволяет себе закрыть глаза, утопая в звуке ее голоса. — Мы все тебя любим, пьяный ты придурок. Смеется куда-то ей в макушку, понимая, что она права. Сколько бы он ни пытался окончательно добивать себя, его всегда поднимали со дна. Вечно забывает, что у него есть друзья и отец, которые в лепешку расшибутся, чтобы вытащить его из самой беспросветной тьмы. — Джулия всегда будет с тобой, Дилан. — Я верю, Доусон, — хрипит, утыкаясь носом в темноволосую макушку. Знает, что его Джулс никогда больше не оставит своего маленького братишку. — Этот псих еще поплатится за содеянное. И она коротко кивнет головой, продолжая нашептывать глупости, как это всегда делал он. В голове обоих промелькнет мысль о непостоянности их ролей. И они на время забудут о том, почему из всех возможных ролей им выпала пресловутая роль детей, лишенных счастья.