Bon Voyage!

- Чонгук-а, вставай, мы уже приземлились, - слышится сквозь неуютную дрёму голос Чимина, и Чонгук кое-как открывает глаза, щурясь от света из иллюминаторов и осматриваясь. В самолёте шумно: хлопают дверцы полок, шуршат пакеты из дьюти-фри, возбуждённо переговариваются люди. Чонгук, пытаясь сообразить, где его вещи, вспоминает про убранную вчера под кресло камеру, но вместо неё нащупывает там только какой-то пакет. - Блин, Тэхён-хён, не знаешь, где моя камера? – спрашивает он, безуспешно оглядывая пол вокруг. - Я, конечно, не Тэхён, но камера у тебя вроде лежала наверху, вместе с сумкой. Чонгук удивлённо оборачивается, только сейчас замечая, что в кресле рядом Чимин, и начинает оглядываться в поисках Тэхёна, который зачем-то посреди ночи решил поменять место. Впереди всё так же сидят Хосок и Юнги, сзади – Сокджин и… Намджун? - А где Тэхён, и почему здесь Намджун-хён? - Я, типа, лидер ваш, - бурчит Намджун в ответ, - где мне ещё быть. - В общежитии, - растерянно отвечает Чонгук. Чимин подталкивает его к выходу, ворча, чтоб не мешал, и лезет за сумками. - То есть вы – в Норвегии, а я – в общежитии? - Что это, неужели попытка государственного переворота? – Хосок, довольно улыбаясь, хлопает Чонгука по плечу. - Первый день как совершеннолетний, и уже такие заявочки? Почему первый день? Какая Норвегия? Где, в конце концов, Тэхён? - Хватит, блять, тупить, проходите уже, а, - просит Юнги, выглядывая из-за кресел впереди, и ожидая, пока затор в проходе рассосётся и можно будет выйти, и тут до Чонгука начинает доходить. - Это что, розыгрыш? Намджун-хён на самом деле не терял паспорт? А Тэхён где прячется? - На съёмках Тэхён, - вздыхает Чимин, вручая Чонгуку в одну руку сумку, в другую – камеру, - ты что, не проснулся? Чонгук послушно перекидывает ремень сумки через плечо, позволяя дотолкать себя к выходу из самолёта. Он вертится в поисках хёнов – серьезно, ему, может, объяснит кто, почему тут Намджун, и куда делся Тэхён? – но все или идут впереди, или сзади где-то, а поток людей всё несёт его по телетрапу, не давая задержаться ни на секунду. - Хён, - зовёт Чонгук, не важно кого, лишь бы откликнулся кто, - серьёзно, ну. Это скрытая камера? Парни-операторы, что идут рядом, удивлённо переглядываются без тени улыбки, и Чонгук пристыженно замолкает. У конца телетрапа уже ждут в стороне, чтобы не мешать, Юнги и Хосок, маша рукой, чтобы Чонгук не прошёл мимо. Тот оглядывается по сторонам – здание совсем не похоже на Инчхон, и ни одной таблички на корейском. Откуда-то сзади тут же выныривает Чимин, оттаскивая Чонгука в сторону: - Чонгук-а, просыпайся давай, чего с тобой сегодня? Встал не с той ноги? Успеешь отоспаться, у нас впереди почти две недели… - Мы что, с пересадкой летим? – прерывает его Чонгук, вчитываясь в надпись на незнакомом ему языке, продублированную внизу по-английски. - И такой вот он сразу, как проснулся, - жалуется Чимин. - Мы везде уже прилетели, успокойся, - терпеливо объясняет Хосок, - доедем до гостиницы и ещё поспишь, если захочешь. Чонгук спать не хочет, он хочет, чтобы ему объяснили, что тут происходит, как они посреди океана в самолёте достали Намджуна и где, в конце концов, прячется Тэхён. И почему они собрались в гостиницу, а не в общежитие. Но Хосок уже отворачивается в сторону, что-то говоря подошедшему Намджуну, и только треплет Чонгука по голове. Надо сказать, что если это скрытая камера, то в актёрской игре они все очень хороши, зря только Тэхён наговаривал. Чонгук обиженно отходит в сторонку, доставая телефон и отключая режим «в самолёте», и тот тут же вибрирует, извещая о входящих. «Не забудь написать, как приземлитесь», - от мамы, которая знает о рейсах их самолётов едва ли не лучше его самого, и беспокоится, даже если они летят куда-нибудь на Чеджу. Фото с репетиции от Югёма – кажется, он её уже присылал? Куча сообщений в групповом чате от Тэхёна. «Я вернулся со съёмок, собираю чемодан». «Седжин-хён отказывается мне помогать тттт». «В Норвегии холодно?» Чонгук вчитывается, ничего не понимая – кажется, что-то с телефоном или какао, ведь эти сообщения он видел уже давно, когда отпуск только начинался. Он включает экран блокировки, отмечая краем глаза сбившуюся дату – шестнадцатое мая вместо двадцать шестого, и тут же жалуется стоящему рядом Чимину: - Хён, у меня телефон глючит. - Вы с ним сегодня на одной волне, значит, - закатывает глаза Чимин. - Может, сегодня какая-нибудь магнитная буря? - Я серьёзно, он дату синхронизирует неправильно и показывает старые сообщения непрочитаными. У тебя такое было? - Пойдёмте, потом разберёшься с телефоном, - торопит Намджун, и Чонгук только сейчас замечает, что половина съёмочной группы уже ушла. Чонгук, убирая телефон в карман сумки, бежит за ними, оставляя позади возмущённо вопящего Чимина и Намджуна, шутливо подталкивающего его сумкой. Аэровокзал кажется Чонгуку смутно знакомым, но он не понимает, откуда, пока они не выходят, наконец, на улицу, сворачивая в сторону автобусных остановок, и Чонгук понимает, останавливаясь прямо посреди улицы и шокированно спрашивая, не замечая врезавшегося в него с тихими ругательствами Чимина: - Мы что, в Норвегии? Намджун пристально смотрит, словно бы раздумывая, начинать ему беспокоиться, или ещё рано: - В Бергене, да. Швеция и Финляндия будут потом. - Мы же там уже были, - медленно говорит Чонгук, переваривая услышанное, - И тут тоже уже были. - В Швеции были, но в Норвегии нет. Чушь какая-то. - Неделю назад же были. - Неделю назад у нас был промоушен. Чонгук, ты чего? Чувствуешь себя нормально? – Намджун понижает голос, отводя его немного в сторону, подальше от камер. - Мы закончили промоушен четырнадцатого. - А сегодня, по-твоему, какое? - Двадцать шестое? Или двадцать пятое? Я с этой разницей во времени теряюсь, мы вперед летим или назад? - Сегодня шестнадцатое. Мы только вчера из Кореи вылетели, ты что, не помнишь? - Вы меня разводите, - отвечает Чонгук недоверчиво, - мы после Кореи уже успели объехать всю Северную Европу. - Намджун, - слышится крик Хосока, - помоги разобраться с билетами! - Сейчас, - кричит Намджун в ответ и обеспокоенно смотрит, собираясь что-то сказать. - Рэпмон! – зовёт на этот раз Юнги, и это значит что-то вроде «у нас съёмка, неси свою задницу сюда», так что Намджун, бросая многозначительно-предупреждающий Давайте-Будем-Поаккуратнее взгляд на Чонгука, возвращается назад к камерам. Съёмочная группа всей толпой стоит на остановке у автоматов, пытаясь, по-видимому, купить билеты. «Можно же ехать за наличку», - вспоминает Чонгук заторможенно. В сумке призывно вибрирует телефон, извещая о сообщении, и Чонгук на полном автомате лезет за ним, читая новое сообщение Тэхёна в общем чате. «Эй, я же вижу, что кто-то прочитал, чего не отвечайте?» Этого, кажется, раньше не было. Чонгук лезет в браузер, забивая «Какое сегодня число?» в строку поиска и открывает один результат за другим. Шестнадцатое – выдаёт сайт за сайтом. Шестнадцатое мая. «Какое сегодня число?» - пишет Чонгук Тэхёну в личку; сообщение прочитано сразу же, но ответа всё нет. - Чонгук, пойдём, Намджун узнал, что можно ехать за наличку, - Сокджин появляется рядом внезапно, приобнимая за плечи и уводя в сторону стоящего рядом автобуса, - ты чего такой замороченный? В голосе Сокджина слышится неподдельное участие, и Чонгук, не желая его волновать, мотает головой, пытаясь улыбнуться и показывая, что всё в порядке. Все уже расселись в автобусе так же, как и в прошлый раз по дороге из аэропорта в Бергене, оставив Чонгуку место рядом с Намджуном, который вопросительно смотрит, пытаясь понять, всё ли нормально. - Всё хорошо, - одними губами шепчет Чонгук, глядя, как Чимин фотографирует аэропорт, когда они отъезжают. Точно! Ведь с прошлой недели должны остаться снимки! Чонгук судорожно листает фотографии на камере, открывает галерею на телефоне – но последние снимки сделаны ещё в Корее. Ничего даже не напоминает о прошедших днях в Европе, даже добавленные в айтюнс песни и заметки в телефоне за прошедшие девять дней исчезли без следа. «Если это тонкий намёк на твой день совершеннолетия, то я помню. Поздравил тебя в общем чате», - приходит, наконец, ответ от Тэхёна. «Как у вас погода?» Без смайликов и стикеров, в сообщениях сквозит интонация какой-то настороженности, которая была между ними до той поездки на корабле и трех дней в Финляндии, от чего у Чонгука внутри всё до боли сжимается. Всё вокруг словно откатилось на девять дней назад, и никто не помнит того, что помнит Чонгук. И правда ли Чонгук это помнит? Или ему просто приснилось? - Выходим, - командует Намджун, и Чонгук только сейчас замечает, что автобус уже остановился, доехав до их остановки. За окном – знакомые ему озеро и фонтан, и откуда же он, чёрт возьми, их знает, если ни разу тут не был? - Хён, - Чонгук догоняет Хосока, который отошёл в сторону, забрав вещи из автобуса, - у тебя нет чувства, что это всё уже было? - Дежавю? – понимающе кивает тот. - Да нет, - отмахивается Чонгук, - на самом деле было. Я помню, как мы сюда приезжали. - Приснилось, может? - Может, - вздыхая, тянет Чонгук, всматриваясь в горизонт, - но откуда тогда я это место знаю? - В путеводителе увидел, или в фильме каком-то, - пожимает плечами Хосок. - Мало ли. К ним подходит один из операторов, и тут же стоящий неподалёку Чимин резко подрывается с места, убегая обратно к отъезжающему от остановки автобусу. Хосок провожает его удивлённым взглядом, толкая Чонгука в бок: - Куда это он? - Чемодан в автобусе забыл, - растерянно отвечает Чонгук. Что же, если ему и снился сон про эту поездку, то он, видимо, был вещим. *** - «Давайте будем поаккуратнее»! Давайте будем поаккуратнее, давайте перетеряем все вещи, которые у нас есть! - Завалите, хённим. Ты тоже сегодня билет потерял. Чонгук вслушивается в разговор, который он словно бы уже слышал, и вздыхает, потому что со вчерашнего дня не изменилось совершенно ничего. Вчера он знал наперёд, что Чимин пойдёт за чемоданом, пока они будут сидеть в кафе; что чемодан найдёт оператор, а не сам Чимин; что хёны решат устроить ужин по случаю его дня совершеннолетия; что Юнги всю ночь будет писать песню, а на следующий день останется в гостинице вместо того, чтобы гулять с ними по Бергену. Чонгук даже помнит ту самую песню, слово в слово. Это всё похоже на дурацкий сон, который ты сам контролируешь сознанием. Происходит ли всё вокруг только потому, что Чонгук думает, что оно должно произойти? Или он и правда видел вещий сон? Или он сходит с ума? Может ли быть, что всё это ему кажется? Вагончик останавливается, и Чонгук невольно улыбается, вспоминая, что на скамейке у остановки фуникулёра должен ждать Тэхён. Они не виделись всего-то с Финляндии (с Кореи? Что из этого было на самом деле?), но по ощущениям – словно целую вечность. - Там Тэхён, - словно подтверждая его мысли, говорит один из операторов, и Чонгук едва сдерживается, чтобы не побежать к скамейке самым первым, и тут же машет рукой Тэхёну, который в ответ улыбается, но смотрит куда угодно, но не на Чонгука. Тэхён разговаривает о чём-то с Намджуном и внезапно вскакивает, танцуя, пока остальные демонстративно отворачиваются, делая вид, что попытками выпендриться не впечатлены – всё так, как и помнит Чонгук. Тэхён так же стоит со всеми перед камерой, с краю, чуть поодаль, и так же легко вздрагивает, чувствуя прикосновение ладони Чонгука к шее. - Я соскучился, хён, - тихо говорит Чонгук, вспоминая, что так и не написал это в сообщении этой ночью. Тэхён оборачивается, улыбаясь, и словно бы расслабляется, когда Чонгук перебрасывает руку ему через плечо, облокачиваясь и делая вид, что внимательно слушает разговор хёнов со съёмочной группой. - Чем ты занимался без меня вчера весь день? - Ел, спал, фотографировал, - вздыхает Чонгук, поняв, что и этот разговор идёт по знакомому сценарию. - А Юнги-хён где? - Писал всю ночь, отсыпается. Чонгук оглядывается на Хосока, который в прошлый раз и дыхнуть в их с Тэхёном сторону боялся, чтобы не разрушить впервые за долгое время возникший диалог. Хосок смотрит точно так же, с нескрываемым облегчением, а вот Чонгуку не легче ни капли. Тэхён, что идёт сейчас рядом с ним, тот Тэхён, который ещё не ездил с ним в фургончике по Финляндии, не уплетал в тайне от всех шоколадку в подворотне у магазина, не кричал на корабле, едва не сорвав голос – он всё ещё словно бы осторожничает, всё ещё не может перейти эту стену неловкости, которую чувствовал несколько дней назад и Чонгук. Они опять будто в каком-то психологическом детективе, молчат о том, что всё знают, и делают хорошую мину при плохой игре. «Я знаю, что ты знаешь. И знаю, что ты знаешь, что я это знаю», или вроде того. Только Чонгук все эти игры уже перетерпел-пережил-переждал. Он тыкается в Тэхёна, как слепой котёнок, а в ответ –стена осторожности и смех невпопад. Чонгуку хочется встряхнуть Тэхёна как следует – хватит, хён, и без того проблем выше крыши, лучше помоги мне, не усложняй всё. Но вместо этого Чонгук рассказывает (снова) про День Независимости, про чемодан чиминов, про Сокджина, который проиграл три раза и делал по дому всё, что можно. Чонгук немного ненавидит Тэхёна за то, что тот всех стараний не замечает и снова отводит взгляд. Чонгук немного ненавидит себя за то, что каждый раз его взгляд пытается поймать. *** Проблема номер один, когда ты айдол, который снимается в реалити-шоу, переживает уже который день второй раз и хочет поговорить кое о чём очень личном – как найти место вдали от камер и любопытных глаз. В гостинице хёны следят за каждым взглядом и вздохом Чонгука в сторону Тэхёна, не давая даже из номера вдвоём выйти. Чонгук их, в принципе, понять может – что там между ним и Тэхёном произошло со стороны понять сложно, а на съёмках только ссор не хватало. На корабле, в деревне, в поезде - повсюду камеры. Операторы следуют по пятам, куда ни иди, не давая остаться с глазу на глаз ни на минуту. Чонгук вспоминает (предсказывает?), что сразу после розыгрыша можно будет отвести Тэхёна в сторону, где никто не будет подслушивать, и терпеливо ждёт этого момента. Вокруг всё повторяется, как по нотам. Чонгук чувствует себя на спектакле, на репетиции которого он уже был, и который, хоть и не дословно, но помнит. Только до этого он был участником, а сейчас – простым зрителем, которому, правда, весь сюжет известен наперёд. Чонгук внимательно следит за происходящим; теперь, когда он знает, что Тэхён уже догадался о скрытой камере, всё выглядит ещё интересней, чем раньше. Тэхён поджимает губы и опускает голову, как упрямый провинившийся ребёнок, всем своим видом демонстрируя обиду; Сокджин на это давит сильнее, а Чонгук еле сдерживает улыбку, чтобы не раскрыть всё раньше времени. Но получается, по-видимому, не очень, потому что первое, что говорит Тэхён, когда они отходят в конец вагона, подальше от хёнов и съёмочной группы: - Я что, был так очевиден? Ты там разве что в голос не ржал. - Нет, ты что, я почти поверил, и… - Врать у тебя получается не очень, Чонгукки, - вздыхает Тэхён, и тут же замирая, неловко улыбаясь и отворачиваясь к окну. У Чонгука ворочается что-то колючее в груди от каждого этого «Чонгукки» тэхёновым голосом, которое для них сейчас как триггер, возвращающий к воспоминаниям, от которых оба так старательно убегают. «Эй, Чонгукки» «Поцелуй меня?» Если бы повторился тот день, если бы только Чонгук опять оказался там, как опять оказался в этом поезде – что бы он сделал в этот раз? Не остался бы в тот вечер в зале наедине с Тэхёном? Свёл бы всё в шутку, сделал бы вид, что не расслышал? Или – даже зная, как всё сложится, не удержался бы - снова - и поцеловал, уже не так неуверенно и робко, а смелее, зная, что ответят, что можно будет целоваться до сбившегося дыхания, до вакуума без единой мысли в голове, пока не зазвонит телефон, возвращая в реальность? Сделал бы после вид, словно сговорившись с Тэхёном, что ничего не было, вздрагивая затем от каждого взгляда и случайно-неслучайного прикосновения? Чонгук не знает, он и думать об этом не хочет; будь его воля, забился бы от всех проблем в метафорическое одеяло, ожидая, что всё это само как-нибудь рассосётся, а Чонгук в это время полежит, подождёт. Но он уже знает – ничего само не наладится, Тэхён на первый шаг не пойдёт, а ждать следующего подходящего для разговора момента нет уже никаких сил. - Хён, - зовёт Чонгук, - у нас же всё в порядке, да? Тэхён оборачивается на голос, но не отвечает, ожидая продолжения. - Хёны уже смотрят на нас косо. И я скучаю. - тянет Чонгук ладонь к тэхёновой ладони, - Может, забьём на всё? Будем уже общаться как раньше, а? - Хёнов скоро инфаркт хватит, точно. - вздыхает Тэхён, крепко держа Чонгука за руку в ответ. - Они так старательно притворяются, что всё в порядке, что мне от них неловко. - Бро навсегда? - Бро навсегда. Во взгляде Тэхёна – вселенское облегчение с искорками веселья, так что Чонгук совсем не удивляется, чувствуя, как его быстро и до хруста костей сгребают в медвежьи объятья, смешно пыхтя в ухо: - И чего вот ты такой умный, Чонгук? Что бы я без тебя делал? - Был бы самым младшим в группе, - сдавленным голосом отвечает Чонгук, - и пользовался бы кучей ништяков. Это поэтому ты сейчас хочешь меня убить? Тэхён смеётся, может, даже громче, чем нужно, но Чонгук может понять – помнит, как после того, первого примирения, чувствовал такие лёгкость и спокойствие, что эмоции били через край. Хотел бы он чувствовать сейчас то же самое, но вместо этого только ощущает, как невыносимо печёт в груди, отдавая жаром при каждом выдохе Тэхёна так, будто он из маленького уголька раздувает целый пожар. «Бро навсегда». Тэхён говорил, что врать у него получается не очень? Что же, у Чонгука отлично получается врать себе. *** - Чонгук, ты себе когда-нибудь спину надорвёшь. - А ты себе когда-нибудь голову отворчишь. Прекращай нудеть, Юнги, пусть себе дети веселятся, тебе-то чего? Чонгук хочет возразить, что они, вообще-то, не дети, и Чонгук вот даже пиво перед камерами пьёт, но Тэхён, обхвативший его сзади руками и ногами, как коала, кричит, что надо бежать налево, и Чонгук послушно несётся, едва не сбивая бродящего по палубе Чимина. - Ты куда бежишь, это же направо! – с хохотом орёт Тэхён прямо в ухо, покрепче сцепляя руки почти что у Чонгука на шее, и тот резко разворачивается на все сто восемьдесят градусов, начиная бежать в противоположном направлении. - Это был разгон, - запыхаясь, говорит Чонгук в своё оправдание и снова чуть не сбивает Чимина, который и сообразить не успевает, откуда и что на него несётся. - Вы охренели? – орёт Чимин им вслед, пытаясь пнуть висящего сзади Тэхёна в полёте, но Чонгук с Тэхёном быстры, словно Флеш, Ртуть и Супермен, три в одном, так что Чимин только прыгает вслед на одной ноге, пытаясь пнуть воздух. - Нас атакуют! Разворачиваемся и идём на таран! – командует Тэхён, вытягивая руку вперёд, словно наводя Чонгука на цель, - Объект – Пак Чимин! Вокруг посмеивается съёмочная группа, глядя, как воинственный до того Чимин бесславно убегает, пытаясь спрятаться за сидящими у края палубы хёнами. Чонгук и Тэхён врываются в эту толпу, как ледокол в замёрзшую морскую гладь, раскидывая в разные стороны Сокджина и Хосока, о которого Чонгук спотыкается, едва не падая сверху, одновременно пытаясь поправить почти сползшего со спины Тэхёна. - Двадцать лет – ума нет, - комментирует Юнги, за которым нашёл временно убежище Чимин, злорадствующий над поверженными врагами. - Какой слог, какая рифма, - усмехается Намджун, - это надо обязательно включить в новый альбом. - Поцелуй меня в мой белоснежный зад, - миролюбиво парирует Юнги, наблюдая, как Чонгук, уже задыхаясь от бега и руки Тэхёна, которая давит на горло не хуже удавки, наворачивает круги вокруг стула, пытаясь поймать Чимина. - Всё, я больше не могу, - заявляет Чонгук, плюхаясь на колени и заваливаясь на бок, давая Тэхёну шанс соскользнуть без лишних происшествий, но тот только крепче обнимает его за шею, ложась рядом. - Тут грязно, - вздыхает Юнги, толкая их ногой, - вставайте, испачкайтесь же. Тэхён только угукает, зарываясь носом поближе к чонгуковой шее, но звучит это больше как «нас не трогать и не кантовать». - Я постираю, - лениво отвечает из-под него Чонгук, - всё равно мы сейчас встать не сможем. - Хотите лежать – лежите в кроватях. Я потащу вас обоих за ногу, как Винни Пухов, головой по ступенькам, если сами в каюту не пойдёте. - вступает Намджун в разговор, - Камеры, может, и не работают, но мы всё равно на съёмках, так что держите себя в руках. Чонгук хочет активно протестовать, но ему, если честно, до ужаса лень, так что он просто лежит, не в силах пошевелиться из-за навалившегося сверху Тэхёна. От его дыхания щекотно и жарко у самого уха и – почему-то – где-то в животе, а в голову лезут непрошенные мысли. Чонгук чувствует, как его тянут наверх чьи-то (Сокджина, видимо) руки, и горестно вздыхает, понимая, что в каюту идти, хочешь не хочешь, придётся. Перед глазами возникает из ниоткуда затылок Тэхёна, так, что Чонгук, который только встал и уже собирался идти вперёд, едва успевает остановиться. - Цепляйся, теперь моя очередь, - предлагает Тэхён, и Чонгук, жалея его, просто обнимает сзади за талию, легко бодая лбом – пойдём так. И Тэхён идёт, переставляя в такт ноги: раз-два, раз-два. Неудобно и медленно, зато вместе. У Чонгука весь день какой-то приступ скиншипомании; у Тэхёна это даже не приступ, а хроническое и врождённое. Хёны смотрят на них, как на ведро котят – дети мало того, что помирились, ещё и обнимаются - и вообще всячески выражают свое негласное одобрение. Даже Юнги, хоть и выглядит делано равнодушным, вздыхает с явным облегчением, глядя, как Чонгук с Тэхёном не отлипают друг от друга ни на секунду. Даже Намджун, со своей потерей паспорта обитающий в лёгкой прострации, и тот в приподнятом настроении; может, от того, что не покидает их в полном раздрае. Чонгук с Тэхёном всё идут и идут, шаг за шагом, плетутся, как гусеничка, по этому огромному кораблю, больше похожему на маленький город. Вокруг ни камер, ни хёнов – можно дышать Тэхёну в затылок, можно залезать рукой под толстовку, можно представлять, что всё это что-то значит, и позволять себе об этом думать, оправдывая себя лёгким алкогольным туманом в голове. Тэхён весь такой тёплый и расслабленный, что идти бы так вечно, не думая ни о каких дежавю длиной в неделю. Чонгук сосредотачивается на ощущениях, погрузившись в себя, больше почувствовав, чем услышав, что Тэхён что-то говорит. -Что? – переспрашивает Чонгук, снова чувствуя, как легко вибрирует горло Тэхёна, и едва не прослушивая снова вопрос. - Говорю, мы как-то быстро пришли. Может, пойдём назад? - Намджун-хён опять нас оттуда выгонит. - На это и расчёт, - отвечает Тэхён, и Чонгук смешливо фыркает, представляя, как Тэхён при этом многозначно приподнимает брови. Перспектива снова пройтись по всему кораблю и обратно Чонгука, конечно, радует, но и шея, и руки уже начинают затекать, спина действительно просит отдыха (но Юнги-хён всё равно был не прав), и вообще он уже слишком стар для этого дерьма. - Лучше пойдём полежим. - К тебе или ко мне? – спрашивает Тэхён, останавливаясь перед их каютой. Хоть этой любимой гейской шуточке Хосока уже сто лет в обед, а звучит она в их общаге, когда Хосок поймает кого-нибудь перед дверьми его комнаты, едва ли не чаще, чем стариковские шутки Сокджина, Чонгук всё равно вздрагивает. Потому что говорит это Тэхён, а не Хосок, потому что голос у Тэхёна низкий и вязкий, такой, что утонуть можно, потому что у Чонгука отрубило после того поцелуя (а если быть честным, то и до), последние мозги. Чонгук шумно выдыхает. Всё его «не думай о поцелуе» больше похоже на «не думай о белой обезьяне», когда то, на что наложено мысленное табу, только лезет в голову с новой силой. О поцелуе напоминает обстановка, напоминает взгляд напротив, напоминает то чувство, когда сжимается что-то в груди и бежит зарядами по всему телу. О поцелуе напоминает одно тэхёново существование в радиусе протянутой руки, в одной с Чонгуком комнате и в одной с ним жизни. Не думай, Чонгук, о белой обезьяне. - Ко мне, к тебе скоро придёт Чимин, - с запозданием отвечает он, подталкивая Тэхёна к месту Намджуна в их каюте, - он потерял телефон и будет везде его искать. - Откуда знаешь? – лениво тянет Тэхён, устраиваясь на нижней полке и всё никак не отпуская руку Чонгука, словно боясь, что он сейчас уйдёт. - Предчувствие. У тебя никогда так не было, словно ты всё уже видел и всю неделю вперёд знаешь? - Как в Харухи? - Где? - Забей, не знающий классики лошара, но знай, что ты многое потерял. - Зато я не задрот. Чонгук смотрит на ладонь Тэхёна, всё ещё крепко сжимающую его руку, и сдаётся, ложась рядом. Тэхён не отпускает, обнимая, забрасывая ногу, чтобы устроиться поудобнее, и, по-видимому, намереваясь отлежать себе Чонгуком все руки. Чонгук чувствует каждой клеточкой, каждым обострившимся в октиллион раз чувством, как Тэхён прижимается ближе, теснее, от чего всё горит-обжигает-опаляет. - Не ври себе, - хрипло говорит он, щекоча горячим дыханием ухо, и Чонгук уже не уверен, что это продолжение их разговора, а не один из преследующих его снов, после которых просыпаешься с неясным томлением и потом стыдишься смотреть Тэхёну в глаза. Засыпая, Чонгук думает, что Намджун будет очень недоволен, когда найдёт их двоих на своём месте. *** - Хён, я похож на эльфа? - Ты похож на долбоёба, - доверительно сообщает Юнги, похлопывая Чимина с накладными ушами и в эльфийской шапке по плечу. - Отлично, а на эльфа похож? – не сдаётся Чимин. Вместо ответа Юнги треплет его по голове, едва не снимая колпак, но Чимин кажется довольным, отходя обратно к стенду для фотографирования. «Высокие отношения», - хмыкает обычно в такие моменты Намджун. Но Намджун уже в Сеуле, а Чонгук бы подменил, конечно, но уж не ему подкалывать на эту тему. У него тут свои «высокие отношения», с Тэхёном и старательно подавляемыми мыслями, тут не до смеха. - Угадаешь, что я загадал Санте? – проводив Чимина взглядом, тут же переключается на Чонгука Юнги. - Свалить отсюда нахер и пачку сигарет. Но на самом деле дэсан. - Я тебя уже бояться начинаю, Нострадамус. Чонгук всё путешествие по Финляндии развлекается тем, что предсказывает всякие мелочи, вроде дождя или появляющихся по дороге оленей. Сокджин просит предсказать им отпуск ещё на неделю, Хосок возмущается, что Чонгук не предупредил, раз уж такое дело, Намджуна о потерянном паспорте. (Чонгук, если честно, предупреждал, но было уже поздно). Юнги просто развлекается, спрашивая обо всём, что под руку попадётся, и шутит скабрезные шутки про шары предсказаний. Чонгук исподтишка наблюдает за Тэхёном, который всё ещё сидит в комнатке с почтой для Санты и пишет своё письмо, серьёзный, как хёны, когда пишут лирику. Чонгук в который раз задумывается о том, что же Тэхён там загадал, тогда и сейчас, и почему молчащая обычно интуиция бьёт именно в этот момент набатом, не давая усидеть на месте. - Интересно, что он там так долго загадывает, - из-за плеча Юнги выглядывает Сокджин, тоже пытаясь посмотреть в комнату, где сидит Тэхён, - или он нам так долго письмо пишет? - Он не скажет, - вздыхает Чонгук. - Очередное предсказание? А своё желание расскажешь? Один из местных работников-эльфов, с торчащими в разные стороны из-под колпака рыжими кудряшками, возникший буквально из ниоткуда, улыбается, прикрывая дверь в почтовую комнату. - Желания нельзя рассказывать, иначе они не сбудутся, - говорит он на английском с лёгким акцентом, укоряюще качая головой, и уходит к остальным эльфам, шаркая тапками по полу. Чонгук, Юнги и Сокджин молчат, словно сговорившись, ожидая, пока он отойдёт подальше. - Он что, корейский понимает? – озвучивает общую мысль Юнги, когда эльф уходит из зоны слышимости. Чонгук пожимает плечами. Интуиция всё ещё воет, сигналя о предстоящих неприятностях. *** На этот раз фото вышли даже лучше, чем раньше – Чонгук помнил, когда и где получались особо удачные кадры, где снимки были почти идеальными и что в них надо было исправить, и пользовался этим по полной. А ещё на этот раз фотографий Тэхёна не четверть, как раньше, а больше половины из всех. Чонгук стыдливо отводит камеру в сторону, но Тэхён, сидящий на соседнем сиденье, почти ложится сверху, пытаясь тоже посмотреть снимки, и попробуй не поддаться такому напору. - Ты ещё ляг на меня, - бурчит Чонгук делано недовольным тоном, пытаясь скрыть смущение. - Вот взлетим и лягу, а пока покажи мне, что ты наснимал. Чонгук старается быстрей пролистать фото Тэхёна, но тот легко бьёт по ладони, забирая управление камерой в свои руки. - Мне вот эта нравится. Когда успел сделать? Тэхён на фото смотрит вдаль, на водопады, с лёгкой полуулыбкой и сияющими глазами. Тэхён, что сидит рядом, смотрит уже не на снимок, а на Чонгука. Он буквально кожей это чувствует и поэтому не может даже поднять взгляд, нервно вздыхая и облизывая губы. Слишком много Тэхёна в его жизни. - Может, тебе бросить карьеру айдола и стать фотографом? - Ты слишком активно хочешь от меня избавиться в последнее время. - Сколько уже можно бухтеть, - слышится знакомое уже от Юнги из-за ряда кресел впереди, - дайте поспать, а. Чонгук (опять) убирает камеру вперёд, под кресла, показывая язык разочарованно смотрящему ей вслед Тэхёну, и откидывается на спинку кресла, закрывая глаза. Теперь он, наконец, попадёт домой.