Bon Voyage!

- Чонгук-а, вставай, мы уже приземлились. Чонгук просыпается, но не спешит открыть глаза. Послышалось. Хоть бы послышалось. Где-то в глубине души, отгоняя от себя эту мысль изо всех сил, он всё равно думал всю прошлую неделю– что, если это был не сон? Что, если он опять проснётся в самолёте, севшем в аэропорту Бергена, а не Сеула? Что, если вся эта поездка повторится снова? - Давай-давай, просыпайся, - слышится прямо над левым ухом голос Чимина (Чимина, не Тэхёна; а ведь Чонгук уверен, что там должен сидеть Тэхён). Чонгук выдыхает, собравшись с силами, и открывает глаза. Внизу, под впереди стоящим креслом – пакет из Лотте, слева – выжидающе смотрящий Чимин, сзади – Намджун, ударившийся о подлокотник и Сокджина разом, пытается выбраться к проходу, чтобы достать вещи. Всё так, как было девять дней назад, так, как было восемнадцать дней назад и совершенно не так, как было вчера. - Хён, какое сегодня число? – спрашивает Чонгук как бы между прочим, пытаясь скрыть дрожь в голосе. - А фиг его знает, - пожимает плечами Чимин, - а время вперёд или назад, куда мотать? - Хватит, блять, тупить, проходите уже, а, - знакомо просит Юнги, и Чонгук еле сдерживает рвущийся наружу нервный смех. Кажется, ему предстоит пережить это снова. Норвегия, Швеция, Финляндия. Напряжённые отношения с Тэхёном, для которого их поцелуй был совсем недавно. Их примирение, когда Чонгук просит всё забыть, хоть и не уверен, что хочет именно этого. Чимин, забывающий чемодан в автобусе. Намджун, который возвращается в Корею из-за потерянного паспорта. Намджун в Корею вернётся, а он, Чонгук, нет. Будет колесить по этой Северной Европе вечно, мирясь с Тэхёном по кругу, слушая одни и те же разговоры, как заевшую пластинку. Отдых, блин, веселье через край. Лучше уж бы улетел вместе с Намджуном прямо посреди поездки, чем заново вот это всё. А что, если… Идея вернуться домой так же, как Намджун, словно зажигается лампочкой над головой, и сам Чонгук начинает светиться, как эта самая лампочка. Потерять паспорт и вернуться домой – что может быть проще? То есть Чонгук, конечно, в душе не знает, как можно случайно потерять паспорт, но зато прекрасно знает, как можно не так уж и случайно забыть его в том месте, где никто никогда не найдёт. Но тут же главное – это результат. Чонгук целых пять минут размышляет, где и как ему забыть паспорт, и еще минут пятнадцать борется с совестью. «Ну уж можно и до Швеции подождать, а потом с Намджуном улететь», - говорит совесть, «Да задолбался я уже ждать», - отвечает Чонгук, и засовывает совесть куда-нибудь поглубже и подальше, чтобы не мешалась. Паспорт единолично и единогласно решено забыть сегодня же, и Чонгук, облегчённо выдыхая, впервые за последние девять дней полноценно наслаждается отдыхом, немного снисходительно наблюдая за Намджуном, который пытается купить билеты на автобус, Сокджином, который фотографирует все виды за окном, Чимином, который сначала забывает чемодан в автобусе (на этот раз Чонгук готов и вытаскивает его сам), а потом и прямо посреди улицы (возможно, стоило этот чемодан всё же забыть в автобусе, был бы внимательней). Чонгук чувствует себя настоящим секретным агентом, незаметно от всех перемещая паспорт из сумки в карман джинсов перед тем, как они выходят из гостиницы, чтобы перекусить.Паспорт прямо-таки жжёт бедро, упираясь острыми уголками сквозь ткань кармана в кожу, заставляя беспокойно ёрзать от нетерпения на стуле. Чонгук на второй космической сметает всё, что он заказал, и даже немного из того, что заказал не он, а потом громко и с преувеличенным энтузиазмом сообщает: - Пойду выйду. В туалет. Сидящий напротив Юнги вопросительно приподнимает брови, и в его взгляде читается одновременно «А говорить-то это зачем?» и «Ты что, идиот?», но вслух он произносит только многозначительное «Угу», косясь на камеры. Сидящий рядом Хосок, наблюдая эту пантомиму, давится лимонадом, едва не обливаясь, и на этом воодушевляющем моменте Чонгук всё же сбегает, чувствуя спиной недоумённые взгляды. Он запирается в кабинке туалета изнутри, доставая паспорт и – для верности – вырывая каждую страничку и разрывая их пополам, прежде чем кинуть всё это в мусорное ведро. Шпионская романтика полным ходом. Чонгук хочет произнести торжественную речь о паспорте, павшем смертью храбрых ради возвращения на родину, но обстановка как-то не располагает, да и хёны ждут снаружи, поэтому он просто кидает сверху несколько смятых бумажных полотенец, и, посчитав на этом миссию по утрате (уничтожению) документов исполненной, возвращается в зал. Хёны смотрят обеспокоенно, но, увидев широко улыбающегося Чонгука, заметно расслабляются, пропуская его на место. - Ты в порядке? – шепчет в ухо Чимин, - Ничего не болит? Так сорвался, словно тебя скрутило. - В полнейшем, - бодро отвечает Чонгук, воруя у Сокджина стакан с колой, - Северная Европа, день совершеннолетия, погодка отличная, самочувствие тоже. Восторг. Чонгук даже ни капельки не врёт – после того, как возможность его возвращения в Швецию и Финляндию нашла свой приют на дне мусорного ведра (в самом прямом смысле), настроение по шкале от «когда всё это закончится» до «как же я люблю жизнь» скакнуло резко вверх. Разве что предстоящий разговор о совершенно случайной потере паспорта напоминал о себе неясной тенью с силуэтом Намджуна и привкусом пиздюлей от Юнги. Но это, в конце концов, не вот прямо сейчас, можно и расслабиться. *** На удивление, пиздюлей, даже профилактических, Юнги не выдаёт, как и Намджун. Хёны и вся съёмочная группа обыскивают всю гостиницу, перетряхивают чонгукову сумку от и до, обзванивают аэропорт-автобусное депо-кафе-полицию. Все смотрят на Чонгука сочувственно, комфортят и искренне расстраиваются. Отдых, видимо, безнадёжно испорчен новостью, что дальше они едут вшестером; Чонгуку немного стыдно, что общие воспоминания об этом отпуске останутся только у него, но домой хочется больше. Всё вокруг неизбежно меняется: настроение, разговоры, поступки. Хёны до ночи болтают о всякой чуши, пытаясь, видимо, отвлечь Чонгука; Чимин с Сокджином не отлипают от него ни на секунду; Юнги не садится писать песню. На следующий день Чонгук с Намджуном едут в консульство, а остальные –на плато. Чонгуку интересно, кто на этот раз будет подниматься по канатной дороге, и с кем Чимин пойдёт пешком? С Юнги? Или поедут все вместе? Потеряет ли Хосок билет? О чём они будут говорить? Встретят ли внизу Тэхёна, или спустятся раньше, чем он приедет? Чонгук уже начинает жалеть, что не потерпел со своим грандиозным планом до Швеции, и испортил отдых с самого первого дня. Наверное, он выглядит совсем убито, потому что Намджун не перестаёт утешать его, повторяя, что с каждым может случиться (Чонгуку жаль, что не с кем поделиться тем, насколько иронично это звучит именно от Намджуна, с которым уже случалось-случится). Они встречаются у входа в парк развлечений, когда Чонгук настолько вымотан официальной обстановкой и бесчисленными бумажками, что валится с ног от усталости безо всяких прогулок в горы. Тэхён виснет на всех хёнах по очереди и вместо приветствия сдержанно кивает, заставляя вспомнить, что ему снова (всё ещё) неловко. Чонгук малодушно решает подождать с этими разборками – правда же, устал, как после целого дня тренировок, поэтому только кивает в ответ, даже не подходя ближе, но почти физически чувствуя пристальный тяжёлый взгляд. - Столик на всех искать будем долго, а я уже люто хочу жрать, - обращает на себя внимание Намджун, и Чонгук, наконец, расслабляется, мысленно благодаря Намджуна за то, что нарушил это дурацкое затянувшееся молчание, - Разделимся, может? - На тех, кто пойдёт есть мясо, а кто рыбу? – привычно предлагает Чонгук. В прошлые два раза Чонгук ходил есть морепродукты, потому что туда захотел идти Тэхён. Сейчас с Тэхёном не заладилось с первой же минуты, а мяса хочется больше, и вообще… - Чонгук-а, а ты куда? – зовёт – явно не в первый раз – Сокджин, и Чонгук не успевает ответить, как его хватают за плечо, оттаскивая куда-то в сторону. - А он за морепродуктами, - отвечает Тэхён, крепче сжимая ладонь на плече. «Только попробуй возразить», - читается в злом взгляде и интонации, так что Чонгук, хотевший было поспорить, только косится на камеру и натянуто улыбается. Дружеские посиделки в рыбном ресторанчике, что, блин, может быть прекраснее. Лапша с креветками, салатик, а на десерт – убийство в исполнении Ким Тэхёна, чем бы Чонгук ни был удостоен такой чести. Что с ним вообще на этот раз не так? Может, Чонгуку и кажется, но Сокджин, который снова идёт вместе с ними, тоже взвинченный, натянутый, как струна, даром что улыбается в камеру, приобнимая Чонгука за плечи. Тэхён идёт чуть впереди, как ни в чём не бывало, болтает о чём-то не то с оператором, не то с будущими зрителями, весь такой лёгкий и летящий, что аж тошно. - Всё в порядке? – шепчет в ухо Сокджин. - Расстраиваешься, что уезжаешь обратно? – спрашивает оператор. - Да, - отвечает Чонгук. - Конечно, - отвечает Чонгук. В полном порядке. Очень расстраивается. Чонгук сверлит мрачным взглядом тэхёнову спину, но тот и ухом не ведёт, игнорируя всё вокруг напрочь, словно не он едва ли не силой затащил Чонгука с ними в кафе. Тэхён не смотрит на Чонгука, пока они ищут, где поесть; не смотрит, пока выбирает заказ; не смотрит, пока на ломанном английском объясняет официанту, что хочет. Не смотрит, пока – совершенно внезапно – хватает за руку, заявляя под удивлённые взгляды Сокджина и съёмочной группы: - Мы в туалет. На лице Сокджина читается саркастичное «Что, вдвоём?» вместе с предположением, что же там вдвоём можно делать, но он сдерживается, вспоминая, видимо, про камеры, и пытается сделать вид, словно ничего и не происходит. Вдвоём, в туалет. Мало ли, что там нужно подержать. Чонгук, в любом случае, что бы там ни было держать не согласен, но Тэхён настойчиво тянет из-за стола, а устраивать препирания из-за туалета во время предпоследнего дня съёмок вовсе не звучит как идея года. Поэтому Чонгук даёт почти что дотащить себя до чёртового туалета, лавируя между посетителями и чувствуя, как ладонь Тэхёна на руке сжимается всё крепче. Тэхён даже не извиняется, почти врезаясь в только что вышедшего из уборной мужчину, и едва ли не заталкивает Чонгука за дверь, только сейчас поднимая на него взгляд. Глаза у Тэхёна бешеные, почти лютые, рот зло скривился, и Чонгук, который всё ещё не понимает, что тут происходит вообще, даже не помнит, видел ли до того его в таком состоянии. От Тэхёна искрит так, что страшно становится, того и гляди, загорится. Где-то на периферии сознания появляется мысль, что они не закрыли дверь, и Чонгук тянется к ручке, чтобы защелкнуть замок, но Тэхён, который, видимо, принимает это за попытку отступления, грубо перехватывает руку, и – снова – смотрит прямо в глаза. - Паспорт, значит, потерял? – хрипло спрашивает он, - Домой, значит, возвращаешься? Чонгук вырывает руку, пытается смотреть в ответ с вызовом, хотя внутри и холодеет – может ли Тэхён знать? Может ли, как и Чонгук, всё помнить? Догадался ли, как на самом деле пропал паспорт? У Чонгука в голове словно крутится на ребре монетка – то ли злиться, то ли бояться, понять не может, пока не остановится. - Потерял. - все силы тратятся на то, чтобы голос не дрожал, - Возвращаюсь. Твоё какое дело? - А то ты не знаешь. Потерял паспорт? Не смеши меня, Чонгук. Собираешься меня избегать до конца дней – избегай, но не приплетай, блять, сюда работу. Монетка падает. На Чонгука как в тумане наплывают воспоминания – как он, дурак, дважды, дважды шёл мириться первым, как терпел все эти полувзгляды-полувздохи, как раз за разом натыкался на стену отторжения и неловкости. Да пошёл ты к чёрту, Ким Тэхён. Просто пошёл к чёрту. - Это я тебя избегаю? Ты от меня бегаешь, как от прокажённого, даже слепой заметит. Поздравления в общем чате, серьёзно? Это так ты делаешь вид, что ничего не произошло? Хуёвенький из тебя актёр, - выплёвывает Чонгук в ответ. Он с каким-то садистским удовлетворением замечает, как у Тэхёна сжимаются кулаки до побелевших костяшек и начинают дрожать губы. - Это ты меня поцеловал, - шипит Тэхён, - как, ты думаешь, я должен себя вести? - Ты сам попросил тебя поцеловать. И не делай вид, что ты был против. Хён. Чонгук с ехидной улыбкой издевательски выделяет это «хён», чувствуя злое превосходство, и совсем пропускает момент, когда Тэхён бьёт прямо в солнечное сплетение, и Чонгука отбрасывает назад, к раковине. Размахнуться тут негде, так что удар выходит не такой уж сильный, но дыхание всё равно спирает, а рёбра ноют из-за столкновения с раковиной. Чонгук тянется вперёд, пытаясь схватить Тэхёна за толстовку и размахнуться другой рукой, пока в голове звучит голосом Намджуна записанное на подкорку «Никогда не бей в лицо». Они же чёртовы айдолы, конечно. Которые дерутся в туалете норвежского ресторанчика после того, как целовались где-то далеко в Корее. Айдолы, которым никак нельзя появиться перед камерами с синяками на лице. Чонгук буквально на мгновение ослабляет хватку, и Тэхён тут же этим пользуется, перехватывая удар и пытаясь ударить в ответ. Эта драка совсем не похожа на все те десятки прошлых – во взгляде Тэхёна не обида, а чистая ярость, и Чонгука распаляет это ещё сильнее, заставляя бросаться вперёд, не думая о ноющем ребре. Перед глазами словно пелена, и Чонгук даже не сразу понимает, что Тэхёна откидывает к противоположной стене вовсе не сам Чонгук, а его прижимает обратно к двери вовсе не Тэхён. - А сейчас вы оба объясните мне, что здесь, чёрт подери, происходит. У Сокджина голос ледяной, и – на удивление - спокойный. Тяжело дышащий Тэхён встаёт, боясь поднять взгляд, да и сам Чонгук в сторону Сокджина смотреть опасается. - Я так и знал, что с вами двумя что-то не так. Вы нормальные, устроить драку в кафе, да ещё и за открытой дверью? А если бы это не я ушёл вас искать? Скажите спасибо, что я отговорил идти за вами оператора. Чонгук виновато потупляется, потирая сквозь футболку ушибленный бок. Злость на Тэхёна, бурлившая до того где-то у самого горла, утихает под осознанием того, в какую передрягу они чуть не встряли из-за собственной глупости. Чонгук нервно сглатывает, исподтишка глядя на Тэхёна. Тот тоже выглядит совершенно подавленным, нервно кусая сухие губы и пряча руки в карманы толстовки. - Объясняйте. Я жду. Чонгук лихорадочно пытается придумать хоть одну причину, что может оправдать их драку, но в голову, как назло, не лезет ничего путного. От Тэхёна в такие моменты помощи ждать бесполезно – на любые обвинения от хёнов, справедливые или нет, он захлопывается, как ракушка, слова лишнего не вытянешь, а то, что из всех хёнов это именно Сокджин, делает только хуже. - Мы всё равно не выйдем отсюда, пока вы не ответите. Сокджин переводит взгляд с одного на другого, явно теряя терпение, и Чонгук решается: - Он сказал, что я потерял паспорт специально. Тэхён, до этого неподвижный, застывший, словно истукан, резко поднимает голову и смотрит прямо в глаза, с нескрываемым страхом на грани паники. - Сказал, что я потерял паспорт, чтобы сорвать съёмки и вернуться в Корею, потому что его избегаю. «Подтверди, - просит одним взглядом Чонгук, - Подтверди, и нам не придётся больше ничего рассказывать». - Тэхён? – хмуро зовёт Сокджин, - Так всё и было? Тэхён сглатывает, не отводя глаз от Чонгука, и кивает. Сокджин смотрит на них, словно пытается решить про себя задачу по высшей математике. По лицу видно – не доверяет сказанному ни на йоту, да и кто бы поверил, после такой-то пантомимы между Чонгуком и Тэхёном. За дверью слышатся приближающиеся шаги, и это, видимо, помогает принять решение, потому что Сокджин, разворачиваясь и закрывая замок, тут же говорит: - Не думаю, что вы рассказали всё, но пытать тут вас у меня времени нет. Попытайтесь хотя бы перед камерами вести себя прилично. Ещё пару дней, и сможете друг от друга отдохнуть на неделю. Чонгук облегчённо вздыхает, понимая, что гроза миновала, или – что скорее всего – вернётся, но не сегодня. На удивление легко отделались. - Тебе, - Сокджин переводит взгляд на Тэхёна, который тут же снова смотрит в пол, - не стоит думать, что ты пуп земли и всё происходит только из-за тебя. Иногда потерянный паспорт – это просто потерянный паспорт, а не попытка сбежать от твоего королевского величества. Тэхён поспешно кивает, и Чонгуку вдруг становится невыносимо стыдно – всё же всё это произошло именно из-за него, а теперь Тэхён, у которого и так порой бывают проблемы с хёнами, вынужден выслушивать всё это от Сокджина, который и не знает, из-за чего началась драка. Был бы Сокджин на стороне Чонгука, знай он, почему Тэхён так взбесился на самом деле? - А тебе, - продолжает Сокджин, поворачиваясь к Чонгуку, - стоит подумать над тем, как ты себя ведёшь, что даёшь повод на такие предположения. Думаете, никто не замечает, как вы двое прячетесь по разным углам? Не умеете решать конфликты самостоятельно – будем решать их за вас, и не думаю, что вам это понравится. Вы уже оба взрослые лбы, будьте добры, ведите себя соответственно. А сейчас оба идёте за мной и пытаетесь изобразить, словно ничего не произошло. Надеюсь, хотя бы до гостиницы вы чудом сможете не поцапаться. В голосе Сокджина сквозит желчная ирония – конечно, он прекрасно знает, что в такой ситуации при хёнах никто из них и слова лишнего не скажет, но и не подколоть не может. Он с деланым гостеприимством распахивает дверь, жестом выгоняя их наружу. Чонгук сначала послушно выходит в коридор, но после останавливается, всё же решаясь спросить: - Намджун-хёну расскажешь? Тэхён, который идёт впереди, напряжённо замирает, и Сокджин, оглядывая их словно бы оценивающим взглядом, вздыхает в ответ: - У Намджуна сейчас и без вас проблем выше крыши. Вернёмся в Корею и посмотрим на ваше поведение. *** Сокджин действительно ничего не рассказывает ни Намджуну, ни кому-то ещё – по крайней мере, все, кроме самого Сокджина, ведут себя как обычно. Разве что тискают всё время Чонгука, как приблудного щенка, словно они не на неделю расстаются, а на целую вечность. Чимин и Хосок сжимают в объятьях до хруста в костях, задевают локтями синяк на боку, от чего Чонгук едва не шипит от боли, но пытается сдерживаться, чтоб лишнего объяснять не пришлось. У него вообще настроения тискаться нет никакого, но Сокджин так смотрит, что волей-неволей выбираешь быть социальным ласковым котенькой, а не асоциальным мёртвым Чонгуком. Тэхён таскается всюду за Чонгуком, как привязанный, глядит так пристально, словно хочет что-то сказать, но близко не подходит и постоянно молчит. Двигает словно между прочим поближе к Чонгуку свою картошку в кафе, протягивает ксилитол в поезде, выпрашивает под каким-то надуманным предлогом мазь для ушибов у Юнги, когда замечает, как морщится Чонгук, потирая бок, а после даёт ему эту мазь украдкой. Тэхён вообще выглядит… виновато? Но за прошедшие почти два дня поговорить не пытается, а сам Чонгук и не представляет, с чего начать разговор. Уже завтра утром они вылетают, Чонгук – в Корею, хёны – в Швецию, и Тэхён на этот раз летит вместе со всеми, вместо Чонгука, и не укатится к чёрту на рога на непонятно каком автобусе. Может, и Намджун в этот раз будет внимательнее с паспортом, и поездка выйдет не такой бестолковой, хоть и без Чонгука. Может, Юнги – снова – напишет песню, которую Чонгук так и не услышал полностью. А сейчас Юнги смотрит в ноутбук, словно хочет увидеть там ответ на главный вопрос Жизни, Вселенной и Всего такого. На месте ноутбука Чонгук бы от такого взгляда весь текст новой песни выдал самостоятельно, но тот только тихо гудит у Юнги на коленях и сдаваться не собирается. Вообще-то они разошлись по комнатам, чтобы выспаться, но в результате – Юнги пытается писать, Чонгук пытается уснуть, а успехи и у первого, и у второго нулевые. Чимин заглядывает в комнату, и, увидев, что Юнги сидит спиной к двери, прыгает в кровать к Чонгуку, прячась под одеялом. - Если ты хотел, чтобы я ничего не заметил, лучше бы не топал, как слон, - вздыхает Юнги, обернувшись и потрепав Чимина по голове. Тот сонно жмётся к Чонгуку, ворча что-то про Тэхёна, Сокджина и что в комнату больше не вернётся, пусть и не пробуют выгнать. - Что, говоришь, там Тэхён? – переспрашивает Чонгук, выцепляя из бурчания нужное имя. - Тэхён-хён, - на чистом автомате поправляет Юнги, не отрываясь от монитора. - Тэхён сидит, уставившись в стену с страдальческим видом, Сокджин каждые две минуты заглядывает в нашу комнату. И у него взгляд, как у наёмного убийцы. Они что, поссорились? Чонгук пожимает плечами, пытаясь скрыть волнение, и предлагает словно бы между прочим: - Хочешь, я пойду ночевать туда, а ты останешься здесь? - Если что, ты мне не мешаешь, - бормочет Чимин, укладываясь прямиком на подушку Чонгука и зарываясь носом в одеяло, - можешь и тут остаться. - Наглость на грани. Припереться на чужую кровать и заявлять, что тебе тут никто не мешает, - Юнги, поднимаясь, пихает Чимина коленом под бок, заставляя лечь поглубже, и садится на освободившийся край кровати, - Чонгук, если не сложно, сходишь спасти Тэхёна от Сокджина? Или можем просто выгнать Чимина и лечь спать. Чимин накрывается одеялом с головой, прекрасно зная, что никуда его не выгонят, но на всякий случай готовясь сражаться до последней капли крови. Оставлять Тэхёна, которому нужна компания даже для того, чтобы поспать – на Чимина совсем не похоже, так что всё тут не так чисто. - Я схожу, - отвечает Чонгук, надеясь, что ответ не кажется подозрительно поспешным, - оставайся тут, хён. Благодарностей Чимина Чонгук уже не слышит, шлёпая в это время босыми ногами прямо в соседнюю комнату. Чимин не соврал – Тэхён и правда сидит на кровати, пустым взглядом уставившись в стену, и даже не оборачивается на хлопнувшую дверь, а только вздрагивает от тихого чонгукова «хён». Чонгук ловит себя на мысли, что теперь, когда они поговорили про поцелуй – пусть и на эмоциях, во время драки – делать вид, словно ничего не произошло, становится ещё труднее. Словно они перешли ту неведомую границу не тогда, во время поцелуя, а сейчас; словно тот туманный призрак прошлого материализовался, стоило только произнести всё вслух. Чонгуку не хочется улетать так, посреди оборванной нелепой ссоры, думая об этом всю неделю, пока Тэхён не вернётся в Корею. Кажется, что через эту неделю всё будет уже утрачено безвозвратно, разбито – ни склеить, ни заново собрать. - Чимин-хён в нашу комнату пошёл, а я к тебе, - Чонгук неуверенно топчется у порога, сжимая в руках телефон. - Можно? Тэхён смотрит настороженно и с каплей удивления, молча пожимая плечами, проходи, мол, коль пришёл. Чонгук садится на свободную постель, и, не зная, куда деть руки, тянется к подушке. - Это моя, - подаёт голос Тэхён, - моя кровать. Стоило догадаться – Чимин ушёл к ним с Юнги, Тэхён ушёл страдать на чиминову кровать, потому что в ней, вроде бы, не так одиноко. Тэхёна в чужой постели можно обнаружить едва ли не чаще, чем в своей (в самом невинном смысле из всех возможных), и это одна из тех черт, что удивляют в нём разве что в первый раз, а после уже привыкаешь, как к очередной причуде, не обращая особенного внимания. Чонгук послушно встаёт, пересаживаясь; подушку, правда, из рук не выпускает. Тэхён на другом конце кровати всё ещё смотрит в пустоту, и потому Чонгук совсем не ожидает тихое «Извини». У него, видимо, не слишком-то получается скрыть замешательство, потому что Тэхён повторяет, показывая на бок, там, где под широкой майкой скрывается свежий ещё синяк: - Извини. Болит? Чонгук мотает головой, и тут же шипит, едва не вскрикивая, потому что Тэхён тычет прямо в больное место и укоряюще цокает, замечая реакцию: - А говоришь, не болит. - Не болит, если не тыкать вот так вот пальцами своими железными. Глаз у меня тоже не болит, пока в него чем-нибудь не ткнёшь. - Показывай давай, что у тебя там не болит, пока чем-нибудь не ткнёшь. Показывать не хочется совершенно, но Тэхён почти улыбается, и – впервые за эти два дня – они разговаривают, так что Чонгук немного задирает майку, откладывая в сторону подушку. В сумраке, освещаемый только ночными огнями за окном гостиницы, чёрный-чёрный синяк, разросшийся на светлой коже, выглядит даже страшнее, чем вчера. Тэхён двигается ближе, как заворожённый, ведёт по коже кончиками пальцев, поднимая майку выше и пуская волну мурашек до самого затылка, и Чонгук неловко шутит, пытаясь обратить на себя внимание: - Может, подуешь, чтоб прошло? Тэхён поднимает взгляд, его лицо почти преступно близко – зрачки теряются на тёмной радужке, губы приоткрываются в такт глубокому вдоху. Как обухом по голове приходит осознание, что последняя фраза была больше похожа на флирт, чем на шутку, но Чонгук не успевает ничего добавить, как Тэхён отстраняется, тут же обхватывая его в неловких объятьях у самого живота, и дует прямо на синяк, обдавая рёбра холодным дыханием. Чонгука как контрастным душем окатили – всё горит, бьётся в голове обжигающий пульс, спускаясь ниже, отдаваясь в груди, ещё ниже, к холодному следу от выдоха, ниже, ниже, ниже… - Но лучше всё же помажь ещё раз, - сквозь шум бешено стучащего сердца еле слышится низкий, грудной голос Тэхёна, и Чонгук резко тянется к подушке, притягивая её на колени и стараясь не думать, насколько странно этот жест выглядит со стороны. Задранная майка опускается, царапая каждый миллиметр кожи так, словно на ней ожог, не синяк. Чонгук пытается разглядеть что-то во взгляде Тэхёна – что-то, что подсказало бы, сделал он это шутки ради, в качестве извинений, или… Лучше, конечно, без или. Но он только возвращается на другой конец кровати, как ни в чём не бывало, не смотря в сторону Чонгука. - Лучше бы я вместо тебя домой поехал. Сокджин-хён злится, с Чимином поссорился, с тобой вот,- Тэхён делает многозначительную паузу, махая рукой на Чонгука, и тот краснеет, теснее прижимая подушку и только потом понимая, что Тэхён имеет в виду драку и ноющий чонгуков бок. - С Чимином-то чего? – интересуется Чонгук, пытаясь отвести разговор в сторону. - Спросил, почему Сокджин-хён похож на ядовитую ящерку, которая следит, когда на меня подействует её яд, - Тэхён так похоже изображает типичные любопытно-милые интонации Чимина, что Чонгук невольно фыркает от смеха, - Я и так нервничал, ну и… - Наехал на него ни за что, ни про что. - Да, типа того, - со вздохом соглашается Тэхён. - Сильно он обиделся? - При мне даже вида не показал. Отойдёт к завтрашнему утру, это же Чимин-хён. - Я человек-дерьмо. Облажался по полной. - Да, точно. - соглашается Чонгук, и едва ли не смеётся, замечая обиженно-удивлённое лицо Тэхёна, - А что ты думал, я утешать тебя буду? Ты меня ранил! - Извини уж, - бурчит Тэхён, - мне жаль. Могу подуть ещё раз. «А вот дуть ещё раз не надо», - думает Чонгук, поправляя домашние шорты, и толкает босой ногой Тэхёна: - Ты тоже извини, хён. - Для драки нужны двое, да? – цитирует Намджуна Тэхён. - Для хорошей драки, как и для хорошего секса, нужны минимум два распалённых человека! - подхватывает Чонгук, - Вы оба проебались! Тэхён вздрагивает, видимо, вспоминая последние намджуновы лекции о межсоциальном взаимодействии: - Хорошо, что Сокджин-хён ему пока не сказал. - Может, и не скажет, - Чонгук пожимает плечами, - отойдёт за неделю. - Хоть бы, - Тэхён встаёт, пересаживаясь на свою кровать, и унося с собой подушку с постели Чимина, - давай спать, иначе скоро сюда заглянет Сокджин-хён и сожрёт нас живьём. Чонгук ложится, но не засыпает, наблюдая, как беспокойно ворочается во сне Тэхён, и чувствуя лёгкое покалывание у самых рёбер – там, где всё ещё ощущается техёново холодное дыхание. *** На этот раз на соседнем кресле самолёта - один из операторов, который возвращается вместе с Чонгуком в Корею. Тэхён вместе с остальными хёнами улетели на несколько часов раньше, попрощавшись с Чонгуком так, словно провожали его на войну, а не домой. Сокджин, хоть и пытался выглядеть строго и внушительно, не выдержал и полез обниматься, прошептав на ухо, что задницу им обоим ещё надерёт, но ему всё равно очень жаль. Тэхён, даже не пытаясь прорваться сквозь окружившую Чонгука толпу, только легко сжал его ладонь, прежде чем побежал догонять остальных. Может ли быть, через неделю он заснёт в пустом общежитии, а проснётся снова в самолёте, приземлившемся в Норвегии? Чонгук отгоняет от себя эти мысли, улыбаясь сообщениям от Чимина в общем чате, что они приземлились и уже скучают. Телефон переводится в режим «в самолёте», уставший от всех этих приключений Чонгук – тоже. Уже завтра вечером он, наконец, окажется в общежитии, или даже съездит домой, если разрешат, и забудет эту поездку, как страшный сон. За иллюминатором начинает мелькать взлётная полоса, и Чонгук, наконец, засыпает.