Bon Voyage!

- Чонгук-а, вставай, мы уже приземлились. Чонгук резко открывает глаза, оглядываясь на голос. Так и есть – рядом сидит Чимин, которого здесь точно, однозначно, стопроцентно быть не должно, а под ногами шуршит пакет из дьютифри. - Пиздец, - констатирует Чонгук, закрывая глаза и откидываясь на спинку кресла. - Ты там совсем охуел, материться, - слышится откуда-то спереди голосом Юнги, - материлка ещё не выросла. - Материлка у него как раз-таки выросла. - Серьёзно, Хосок? Вместо того, чтобы выходить из самолёта, будем обсуждать размер материлки Чонгука? - Я про то, что у него день совершеннолетия сегодня, а не что ты там подумал. - Отлично, теперь ещё и я извращенец, - констатирует Юнги, нависая над креслами и наблюдая за Чимином, нетерпеливо толкающим Чонгука в спину, - С праздником, Чонгук-а! Целовать не хочу, но придётся, если ты не начнёшь собираться и выходить. Чонгук с неохотой открывает глаза – Чимин и Юнги всё ещё здесь, нетерпеливо смотрят и едва ли не впихивают в руки вещи. - Уже поднимаюсь, - бормочет Чонгук, замечая, что боль в боку, до того появлявшаяся при каждом движении, исчезла без следа. Во внутреннем кармане сумки нащупывается паспорт, целый и невредимый, и Чонгуку даже не нужно заглядывать в телефон, чтобы знать, что сегодня шестнадцатое мая, понедельник, и только что их самолёт приземлился прямиком в аэропорту Фреслан, Берген, Норвегия. Чего-то такого он и опасался, на самом деле. Кажется, проблема ещё хуже, чем Чонгук мог предположить. Он всё ещё не представляет, что, как и почему с ним происходит, и не уверен, что хоть кто-то поверит, вздумай он об этом кому-то рассказать. «Эй, хён, ты знаешь, что я проживаю день своего совершеннолетия уже четвёртый раз в жизни» - звучит достаточно странно, странно ровно настолько, чтобы погладить Чонгука по голове и отправить к психотерапевту лечиться от переутомления. Но если думать о том, как бы во всём разобраться, на ум приходит только один человек. - Намджун-хён, - кричит Чонгук, и идущий чуть впереди Намджун оборачивается, как и Хосок, с которым он только что разговаривал. - Намджун-хён, а как может возникнуть петля времени? Интересный факт прямиком из жизни Чон Чонгука – он может спросить кого угодно о петлях времени, и ни у кого даже мысли не возникнет, что у этого вопроса есть хоть какие-то предпосылки и практическое значение. Вздумай он, однако, спросить что-то в духе «Эй, хён, что делать, если ты поцеловался с одногруппником, и теперь вам даже дышать в одном помещении неудобно», как любой моментально свяжет это с неким Ким Тэхёном. Не то чтобы Чонгук проверял, но уверен чуть более, чем полностью. Намджун морщится, словно пытаясь переключиться с одной темы разговора на другую: - Чисто теоретически – если двигаться по кротовой норе, оба устья которой выходят в одну и ту же вселенную, со скоростью, выше скорости света, минуя сингуля… - Не слушай этого дядю, Чонгукки, - перебивает Хосок, перемещаясь к Чонгуку и приобнимая его за плечи, - Ему мозг мешает жить, он даже фильмы не смотрит. Петля времени – это неведомая херня, и, как и любая неведомая херня, она возникает из-за сверхъестественных сил. Не ту монетку в фонтан кинул, желание не там загадал, вёл себя как мудак в день Сурка… - Желание загадал? – вылавливает Чонгук из общего потока, - Санте, например? - Хоть Санте, хоть пасхальному кролику, - милостиво разрешает Хосок. - Пасхальному кролику не загадывают желание. Пасхальный кролик прячет яйца в саду. - Намджун, ты иногда такой зануда, я вообще не понимаю, за что мы тебя в группе держим. - Я умею смешно танцевать? - Да, точно, спасибо, что напомнил. - А рождественские эльфы, понимающие по-корейски – достаточно необычно, чтобы говорить о возможном приближении неведомой херни? – перебивает их Чонгук, и тут же ловит на себе два смешливо-удивлённых взгляда. - Если ты пытаешься выглядеть ещё более странным, чем Тэхён, то идёшь прямиком к успеху, семимильными шагами движешься, - сообщает Хосок, - но да, понимающие по-корейски рождественские эльфы – это достаточно необычно. Как и рождественские эльфы в принципе. Как и то, что тебе в голову такие вопросы приходят. Чонгук ничего не отвечает, только рассеяно кивает, погружаясь в размышления. Каждый раз, когда Тэхён загадывал желание в домике Санты, Чонгука не покидало ощущение тревоги – не потому ли, что Тэхён загадывал ту самую неведомую херню? Пусть и не «Пусть Чон Чонгук попадёт в петлю времени и скитается вечно в Северной Европе» (наверное), но что-то, из-за чего он раз за разом возвращается во времени. Вечный отдых, снова пережить этот отпуск, не уезжать из Европы – вариантов достаточно много. Возможно, если не дать Тэхёну загадать желание, получится выбраться из этой петли. Возможно, если Тэхён не попадёт в домик Санты, Чонгук сможет попасть домой? *** Чонгука второй день раздражает буквально всё, от видов за окном до повторяющихся разговоров вокруг. Он умудряется едва не поссориться с Югёмом (который не виноват, конечно, что пишет в четвертый раз одни и те же сообщения, но), еле заставляет себя улыбаться, когда хёны устраивают сюрприз ко дню совершеннолетия и заявляет, что завтра никуда не пойдёт, а будет отсыпаться в номере до победного. Юнги сразу говорит, что нянчиться с ним не намерен и пусть Чонгук подыхает от голода и скуки, но в результате сам же готовит ему завтрак и включает на ноуте серию Чёрного зеркала, а после дремлет рядом на диване. - Хён, дашь послушать новую песню? – спрашивает Чонгук, когда второй сезон закончился вместе с зарядкой лэптопа, а вставать с дивана не хочется категорически. - Как домой вернёмся. - Если вернёмся. Юнги поворачивается, привставая, щурится, вглядываясь в Чонгука. В глазах ни капли недавнего сна, взгляд внимательный и цепкий, до мурашек. Чонгуку от такого взгляда всегда не по себе, чувствует себя провинившимся непонятно где школьником. - Мелкий, у тебя что, проблемы какие-то? Второй день как в воду опущенный. - Нормально всё. Чонгук, глядя на хмурящегося Юнги, уже жалеет, что разговор завёл. Не сиделось же спокойно, нажил неприятности на ровном месте. - В интернете что-то прочитал опять? Комментарии? Угрозы? - Хён, правда, всё… - Всё нормально, просто сидишь тут со мной в номере, вместо того, чтобы гулять по городу с парнями, и предполагаешь, что домой мы почему-то не вернёмся? – скептически смотрит Юнги, ожидая ответа. - Настроения просто нет. - Из-за Тэхёна? Поссорились? Чонгук неопределённо ведёт плечами, понимая, что отрицать нет смысла. Юнги, если хочет узнать что, цепляется клещом, словно всю сэкономленную энергию в это пускает. Он, в отличии от того же Намджуна, в расспросах окольными путями не идёт, спрашивает прямо, прёт, как танк, до победного, и, если уж решил выпытать что-то сейчас, после нескольких дней (а для Чонгука – недель) молчания, значит, останавливаться и не собирается. - Почему поссорились, не расскажешь, конечно же? - Не расскажу, - соглашается Чонгук. Юнги такой ответ, конечно, не устраивает, поэтому шум за входной дверью и «Эй, кто-нибудь, отнесите пакеты на кухню» чиминовым голосом звучит для Чонгука словно горн армии союзников для окружённого врагами поверженного почти что войска. Чонгук срывается с места с невиданным энтузиазмом, и замирает в коридоре, совсем в этой суматохе забывая, что вместе со всеми должен был прийти и Тэхён. Тэхён неуверенно улыбается, протягивая ладонь, и тут же убирает руку обратно, к упавшей сумке, словно бы передумывая. От всей этой сквозящей в его движениях неловкости у Чонгука сводит что-то в животе; он пытается сказать хотя бы что-то («Привет, хён», «Как долетел?», «Давно не виделись»), но выходит только стоять, как дураку, посреди узкого коридора, давиться словами, глядя, как Тэхён нервно облизывает по привычке губы. - Мы голодные ужасно, решили еду с собой взять, чтобы вам с Юнги-хёном тут не было так грустно в одиночестве, - бодро объясняет Чимин, втискивая в руки застывшего Чонгука пакеты. - Нам было не особо грустно. Могли не торопиться. Хмурый голос Юнги, стоящего прямо за спиной, вырывает из ступора, заставляя обернуться. В его взгляде, от которого все эти неловкие переглядывания с Тэхёном явно не ускользнули, читается, что разговор всё же не окончен, и спасение это для Чонгука лишь временное. - Будем стоять в коридоре или всё же зайдём в номер? Я уже жрать хочу так, что ещё немного, и мы кого-нибудь недосчитаемся, - кричит Намджун из глубины коридора, и Чонгук отходит в сторону, пропуская в номер хёнов и следующих за ними тенью операторов. Тэхён, проходя мимо, берёт один пакет, будто бы случайно дотрагиваясь кончиками пальцев до ладони Чонгука, и уходит за Чимином на кухню. У Чонгука в ладони рождаются сотни маленьких молний, от которых щемит в груди и пустеет в голове. У Юнги взгляд темнеет с каждой секундой. *** - Ты смотришь на Тэхёна так, словно решаешь, как его лучше убить, - шепчет на ухо Чимин, приобнимая за шею так, что Чонгук сгибается в три погибели. - Хён, ты меня сломаешь сейчас, - жалобно стонет Чонгук, особо не сопротивляясь, - у меня голова болит, перестань, а. Голова и правда не просто болит – раскалывается, потому что притворяться, что ты спишь, только чтобы избежать разговора с Юнги, а потом заснуть на самом деле, проснувшись вместе со всеми часов так через двенадцать, было не самой лучшей идеей. Чимин хватку ослабляет, но не отпускает, продолжая говорить так, чтобы никто не слышал: - Что случилось-то? Узнал, что он футболку твою таскал, когда мы в Норвегию улетели? - Мою футболку? Которую? – Чонгук резко поднимает голову, случайно ударяя Чимина в нос. Тот сразу громко стонет, привлекая внимание не то что съёмочной группы, но и всего корабля. Чонгук ловит быстрый нечитаемый взгляд Тэхёна, который тут же отворачивается, - Хочешь убить не только Тэхёна, но и меня? – слегка гнусаво стонет Чимин, потирая нос ладонью, - Меня-то за что? - Как думаешь, - начисто игнорируя его стенания, Чонгук, выглядывая из-за Чимина, наблюдает за Тэхёном, - можно ли кого-нибудь запереть на съёмках, чтобы он куда-нибудь не попал? - Запереть Тэхёна в туалете корабля за футболку? – ужасается Чимин, - Подожди, сойдём на берег, там тоже есть туалеты. И, если что, можно убежать подальше. - Хён, ты лучший. Как только мне понадобится запереть Тэхёна в туалете, сразу обращусь к тебе. Чимин солнечно улыбается, так, что не видно глаз, и толкает Чонгука в плечо – да ладно тебе, прекращай - хоть сам и светится от счастья. У Чонгука хёнов – целая группа, а вот Чонгук у Чимина донсен единственный, так что ему всё внимание и братская любовь через край. Чонгуку порой кажется, что он в ответ не отдаёт и половины того, что дарят ему хёны (а потом он снова терпит, как его тискают, словно плюшевого мишку, в шесть пар рук, и мысли о собственной неблагодарности улетают куда подальше. Чонгук порой достаточно страдает от своего статуса макне, если честно). Тэхён всё чаще оборачивается, отрываясь от разговора с Хосоком, и волком смотрит на них с Чимином, словно знает, о чём они сейчас говорят. За всё это время они так и не заговорили друг с другом, Тэхён – всё ещё утопая в неловкости и неуютности, Чонгук – будучи слишком занят побегами от Юнги и разработкой планов подрывной деятельности, которые бы не позволили Тэхёну загадать желание. Идея запереть Тэхёна в фургончике, когда они пойдут в деревню Санты, самая простая и, вместе с тем, самая малоэффективная тоже. Даже если получить одобрение съёмочной группы, сделав вид, что они с Чимином планируют розыгрыш, всё равно есть шанс, что у Тэхёна после будет достаточно времени, чтобы загадать желание, и все старания Чонгука снова пойдут прахом. Ещё есть безграничные возможности Юнги и его аптечки, где наверняка найдётся снотворное или слабительное. Но Чонгук далёк от фармацевтики ровно настолько, чтобы отравить Тэхёна, как ведьма Белоснежку, и тогда уже впору будет ему самому загадывать желание о том, чтобы проснуться в самолёте на Берген. Чонгук протяжно вздыхает, вглядываясь за горизонт, и вспоминает, сколько снимков делал на этой палубе раньше. Сейчас к камере даже не тянет, но, если это действительно последняя их поездка по Северной Европе этим летом… - Я за фотоаппаратом, - бросает он Чимину, отходя к лестнице вниз, и уже у самого стола, где лежат все их вещи, слышит приближающиеся шаги. Чонгук вздрагивает, надеясь, что это не Юнги – сейчас тут ни души, все операторы и хёны наверху, а значит, серьёзного разговора, от которого так старательно сбегает второй день Чонгук, никак не избежать. Он поворачивается, думая в случае чего банально дать дёру, но позади стоит, спрятав руки в карманы, Тэхён. - А. Это ты, - выдыхает Чонгук, пытаясь успокоить сердцебиение. - А ты кого ожидал увидеть? Чимина? Тэхён словно бы специально не подходит ближе, держась отстранённо-холодно, и смотрит недовольно. Чонгук невольно вспоминает его взгляд тогда, перед дракой – словно Чонгук виноват в чём-то, о чём и сам не подозревает. - Хён? А Чимин тут при чём? - Да так, - дёргает плечом Тэхён, - пропусти, я пластырь из сумки достану. Чонгук садится, пока Тэхён перетряхивает всю сумку верх дном, выкидывая по пути некоторые вещи прямо на пол, и небрежно засовывает всё обратно. Чонгук замечает, как среди упавших вещей есть и паспорт, закинутый неловким движением за самую скамейку, но и слова не успевает сказать, как Тэхён уже отходит от столика с таким видом, что и заговорить с ним не решишься. Отброшенный паспорт всё ещё белеет раскрытыми страницами в тени скамейки. Чонгук думает, тянет ли то, что он сейчас собрался сделать, на какое-нибудь преступление в Норвегии. *** - Ты мог забыть его в аэропорту? - Ты уже спрашивал, хён. Я не знаю. Их номер перевёрнут верх дном так же, как и несколько дней назад, когда искали паспорт Чонгука, как и несколько недель назад, когда искали паспорт Намджуна. Только на этот раз посреди комнаты – совершенно убитый Тэхён, судорожно обыскивающий свою сумку снова и снова, словно от этого что-то поменяется. Сидящий рядом Сокджин скрупулёзно перебирает все тэхёновы вещи, пока Намджун прозванивает аэропорт, автобусную станцию, полицию. «Простите, вы не находили паспорт гражданина Кореи?» «Вы не могли бы сообщить по этому телефону…» Чонгук сидит в углу дивана, забившись в самую спинку, закрывая лицо капюшоном. В душе копошится что-то тёмное, липкое, мерзкое; чехол от камеры так давит на колени, словно там, кроме фотоаппарата, не тоненький паспорт, а целая огромная бетонная плита. Чонгук впервые рад, что с Тэхёном у них сейчас (снова) такая вот напряжёнка – в лицо врать бы точно не получилось. Чонгуку стыдно и страшно; он смотрит, как нервно кусает губы Тэхён, как он расстроенно хмурится и прячет ладони в толстовке, комкая рукава, и хочет удавиться на ремешке от этого самого чехла. Чонгук закрывает глаза, считает до десяти, напоминая себе, зачем вообще в это всё ввязался. Помогает плохо. - Нормально всё будет, - говорит Чимин, усевшись рядом. Себя или Чонгука убеждает – непонятно. - Нормально всё будет, - повторяет эхом за ним Чонгук, сам не зная, что же для него такое «нормально». Разве что паспорт бы нашёлся где-то в другом месте, вовсе не у Чонгука, и они все вместе бы провели этот отпуск, а из Финляндии точно так же все вместе прилетели бы в Корею, и Чонгук бы забыл весь прошедший месяц, как страшный сон. У входа на кухню, опираясь о косяк, стоит Юнги. Угрюмо оглядывает комнату, словно оценивая царящий вокруг бардак; смотрит подолгу на Чонгука, так словно что-то знает. У того от взгляда Юнги замерзает всё внутри до основания. - Пойду попью, - едва слышно говорит Чонгук, тенью проскальзывая мимо Юнги, и буквально затылком чувствуя на себе его тяжёлый взгляд. В холодильнике остатки вчерашнего ужина и пара бутылок воды. Чонгук вытаскивает одну и едва не вздрагивает, сразу за закрывающейся дверцей холодильника обнаруживая Юнги - когда только подойти успел. Из комнаты слышится бормотание Намджуна в телефон и шуршание сумок и пакетов, а Юнги стоит и молчит, только смотрит, сощурившись. Сцена до смешного похожа на слэшер или триллер какой, только Чонгуку вот не до смеха. Если бы Юнги знал, давно бы рассказал. Если бы знал… - Не пей холодное, - обрывает молчание Юнги, кивая на бутылку. - Хорошо, - отвечает Чонгук, пытаясь улыбнуться. Быть может, он просто себя накручивает. Думает об этом слишком много, видит то, чего и нет совсем. Совсем с ума сходит с этими петлями и Тэхёном. Быть может, он сейчас такой нервный и испуганный, что любого насторожит. Чонгук огибает Юнги, пытаясь вернуться в комнату, но тот окликает его в спину: - Ты ничего не хочешь мне рассказать? - Всё в порядке, хён. - говорит Чонгук, даже не оборачиваясь, - Просто нервничаю из-за Тэхёна. Чонгук не хочет врать, но очень хочет вернуться домой. И раз уж зашёл так далеко, поворачивать назад не будет. Пережить несколько дней, перетерпеть, потом загладить вину перед Тэхёном, как сможет, а пока – молчать. Чехол от камеры неприятно оттягивает шею, но Чонгук и на секунду оставить его боится. Хотел было порвать паспорт Тэхёна, как свой, да не хватило духу, а теперь – жалеет. - Если ничего не находим, Тэхён завтра едет в консульство, остальные, как и планировали, на самолёт в Стокгольм, - командует продюсер, и молчание в комнате становится настолько невыносимо напряжённым, что Чонгук, не выдерживая, уходит в комнату, и только по хлопнувшей за ним двери понимает, что сразу за ним зашёл Юнги. - Чонгук. Я тебя в последний раз спрашиваю. Ты мне ничего не хочешь рассказать? Чонгук, обернувшись, мотает головой. У него в последнее время от хёнов очень много тайн, но нет, он ничего рассказать не хочет. Хотя, может, и хочет, но не расскажет, потому что боится. Юнги смотрит тяжёлым взглядом, протягивает руку: - Отдай мне сумку от камеры. Я видел, как ты на корабле прятал в неё паспорт. И сразу же повторяет, медленно и чуть тише, но для Чонгука это хуже крика: - Сумку. От камеры. Отдай. Чонгуку хочется эту дурацкую сумку к себе прижать, забиться в угол и молчать в приступе детского упрямства, но он ловит взгляд Юнги - хоть и усталый, но злой какой-то и колючий – и сдаётся. Снимает ремень с плеча, как в тумане, послушно протягивает сумку. Юнги вытаскивает оттуда паспорт, не глядя; точно также, не глядя, раскрывает его на странице с фото. Чонгук не смотрит тоже – он уже знает, чьё лицо там увидит, - Что, блять, не так с тобой, а? Вы поссорились, мы терпели, не лезли. Зря, видимо, не лезли, надо было сразу вправить вам мозги. Но отправлять его домой посреди съёмок - что с тобой не так? Чонгук молчит, не отвечает, занимает глухую оборону. Юнги ведь не знает, как оно на самом деле, да и что можно еще подумать в такой-то ситуации. «Эй, Чонгук, а не хочешь ли ты отправить домой лучшего друга, потому что попал во временную петлю и думаешь, что всё из-за его желания, загаданного Санте?». «Эй, Чонгук, а не проживаешь ли ты одну и ту же неделю раз за разом, и не это ли ты хочешь прекратить, украв паспорт Тэхёна?» - Сейчас ты пойдёшь, вернёшь паспорт и извинишься перед Тэхёном. У Чонгука внутри всё леденеет. Он готов выслушать сотню нотаций от Юнги, от Намджуна, от всех хёнов, если понадобится, тоже, но рассказать всё Тэхёну – ни за что. Между ними и так сейчас полнейший бардак, и в голове у Чонгука бардак тоже, и в душе. Тэхён это всё наверняка видит, наверняка чувствует, и всю эту историю с билетами воспримет снова неправильно, словно Чонгук хочет сбежать. Прочь от поцелуя, от разговора. От Тэхёна. А Чонгук сбегать совсем не хочет. Он глубоко выдыхает, стараясь не смотреть на Юнги, и говорит, сам от себя не ожидая: - Я, кажется, влюбился в Тэхёна. У Юнги чётко читается «Приплыли, блять» прямо посреди лица. - А ещё мы целовались. Чонгуку кажется, словно весь этот шум, все эти люди в общей комнате не за стеной, а где-то в другой вселенной; каждый звук доносится как из-под подушки, каждое движение выглядит, словно в замедленной съёмке. В какое-то мгновение Юнги выглядит ошарашенным, но быстро скрывает это, разворачиваясь, и, ни слова не говоря Чонгуку, выходит за дверь. Чонгук дрожащими руками мнёт край толстовки, когда слышит громкое: - Парни! Отбой тревоги, мы с Чонгуком нашли паспорт. *** Всё после похоже на настоящий кошмар. На камеру Юнги ведёт себя как обычно, но, стоит съёмкам закончиться, отходит в сторону, проходя мимо Чонгука так, словно они даже не знакомы. Такое, конечно, скрыть невозможно, и с утра, пока они собирают вещи в гостинице, Чонгук случайно слышит разговор хёнов («Что у вас двоих случилось?» - «Не твоё дело, Намджун»). Чонгук уверен, что Юнги не рассказал никому ни о паспорте, ни об… остальном, но всё равно старается и не дышать в сторону Тэхёна. Словно бы от этого что-то изменится. Тэхён и сам обходит Чонгука по широкой дуге, отводит взгляд каждый раз, как тот на него смотрит, до самого самолёта не говорит ни слова. Бормочет, проглатывая половину звуков, неловкое «До встречи» не то ему, не то стоящему позади Чимину, и остаётся в аэропорту дожидаться своего рейса, а Чонгук остаётся в своём маленьком персональном аду. Эти несколько дней в новой петле похожи на болото; с каждым своим неверным шагом Чонгук вязнет всё глубже и глубже, утопая в чувстве вины и стыде. Он вспоминает взгляд Юнги во время их последнего разговора и боится, что это навсегда. Что та связь, которая была между ними, разорвана безвозвратно, и Юнги, прямолинейный, язвительный, но надёжный хён, постепенно станет совсем чужим. Чонгук чувствует себя огромным и неловким, разрушающим по глупости и неумелости всё вокруг. Отношения с Тэхёном, доверие Юнги. Дурак, Чонгук такой дурак. Рядом постоянно жмётся Чимин – растрёпанный и растерянный. Пока Намджун пытается разобраться в том, что происходит, а Сокджин и Хосок стоят в стороне, соблюдая нейтралитет, Чимин разрывается между Чонгуком и Юнги, стараясь сгладить, хоть и без толку. Чонгук хватается за Чимина, как за спасательный круг, но ему и самому, наверное, помощь бы не помешала. Чонгук так погружён в эти переживания, что вспоминает о ближайших неприятностях только тогда, когда они входят в кафе. Намджун роется в своей сумке, и вот – внезапно – замирает, судорожно выкладывая всё на стул. У Чонгука в голове обратный отсчёт – вот сейчас, сейчас Намджун поймёт и... Пять. Сокджин читает меню, громко жалуясь, что не может ничего выбрать. Четыре. Хосок болтает о чём-то с оператором, постоянно оглядываясь на Чонгука, словно пытаясь убедиться, что тот в порядке. Три. Чимин неумело делает заказ у стоящего рядом официанта. Два. Юнги сидит, уткнувшись в телефон, изредка кидая недовольные взгляды на слишком шумного Сокджина. Один. Намджун откладывает в сторону сумку, напряжённо выдыхая, и говорит, особо ни к кому не обращаясь: - Я не могу найти свой паспорт. Хосок смеётся и бьёт Намджуна по плечу, принимая всё за шутку. Никто и не думает, что это всерьёз, слышится «Поищешь потом в номере» от оператора, но Юнги отрывается от телефона, напрягшись, и бросает на Чонгука пристальный пронизывающий взгляд, от которого в груди всё застывает. Чонгук отлично знает историю про мальчика, который кричал «Волки!». В этот раз мальчик украл чужие документы, пытаясь убедить всех, что они потерялись. А теперь, когда документы и правда потерялись, никто ему не поверит. Юнги, не отрывая взгляда, отодвигается от стола, скрипя ножками стула о пол. Чонгуку кажется, что его начнут обвинять прямо здесь, при всех, но Юнги не успевает встать, как в зал ресторана, прорываясь сквозь съёмочную группу, входит Тэхён. Он растерянно оглядывается, пожимая руку Намджуну, словно с первой секунды почувствовав царящую напряжённую атмосферу, и Юнги отчего-то отступает, перестаёт так давить, но не перестаёт смотреть. Даже не смотреть – следить. - Намджун-хён потерял паспорт, - шепчет Чимин Тэхёну, отодвигаясь, чтобы тот мог сесть. Но он никак не реагирует, продолжая стоять среди съёмочной группы, и даже не глядя в их с Чонгуком сторону. Чимин было дёргает его, пытаясь обратить на себя внимание, но быстро сдаётся, понимая, что ничего не добьётся. Хуже обстановка, наверное, была только до дебюта, когда уходили один за другим Хончоль, Донхёк, Икдже. После даже самая серьёзная ссора, даже самые плохие новости не давали того ощущения безысходности, что царит сейчас. Чонгука не покидает чувство, что, если бы не камеры, кто-нибудь бы уже давно взорвался, требуя объяснений, что тут, чёрт подери, происходит. Тэхён продолжает стоять, упорно смотря куда угодно, но не на Чонгука. Юнги продолжает следить, заставляя Чонгука чувствовать себя маленьким кроликом напротив большого и страшного удава. Чимин рядом сжимается, словно вот-вот и расплачется, и смотрит на них – то на одного, то на другого – растерянно и почти отчаянно. И в эпицентре этого всего – Чонгук, который просто хотел вернуться домой; который (вот ирония) так невовремя попал в петлю времени. Который не может разобраться ни в себе, ни в том, что вокруг, не может попросить помощи и не уверен даже, что кто-то сможет ему помочь. *** Юнги – ожидаемо – ловит Чонгука сразу же, как выключаются камеры, тянет за собой к выходу, на улицу. Съемочная группа обеспокоенно оглядывается; сзади слышится взволнованный оклик Намджуна, пытается идти следом Хосок. Юнги кидает спокойное «Мы разберёмся сами», закрывая дверь прямо у него перед носом. За время, что они были в ресторане, почти стемнело; на другом конце улицы идут запоздалые прохожие, вдали слышится шум машин. Чонгук ёжится, не то от прохладного ветра, не то от холода, который исходит от Юнги. Тот молчит. Стоит у стены, отстранённый, какой-то чужой. Взрослый. Чонгук сейчас очень остро ощущает их разницу в возрасте, которая словно бы сгладилась за последний год. У Юнги во взгляде – пустота, тёмная и непроглядная, как в текстах песен, что он прячет в одном из блокнотов. Намджун, как увидел те тексты, матерился сквозь зубы, а потом увёл Юнги в студию. Вернулись они под утро, пьяные, с целой грудой треков, сырых, наскоро записанных, но с таким надрывом, что и слушать больно. Ничего про это после так и не рассказывали, а тексты, что появлялись в блокноте, так и остались тёмными, но стали… легче. Светлее. Сейчас в Юнги чувствуется та же темнота, что и в тех треках, только в этот раз вся она нацелена на Чонгука, и рядом нет Намджуна, который смог бы помочь, поддержать, исправить. Который скоро сядет в самолёт и улетит в Корею, и Юнги думает, что в этом виноват Чонгук. - Что на этот раз? Влюбился в Намджуна? Поцеловаться уже успели? Чонгук от каждого слова дёргается, словно от пощечины – обидно и немного больно, но Юнги, не обращая внимания, продолжает, вырывая из его рук чехол с камерой: - У тебя что, фетиш на паспорта? Кто следующий домой будет собираться? Мне тебе свои документы сразу отдать, или ещё денёк подождём? - Хён, я… - Куда ты его на этот раз спрятал? Ты никуда не отходил в кафе, куда ты успел его спрятать? Камера летит на землю, но Чонгуку уже нет до этого дела. Юнги подходит ближе, обманчиво спокойный, но с такой злобой во взгляде, что невольно начинаешь ждать удара. Кто бы сказал Чонгуку неделю назад, что он будет бояться Юнги, по-настоящему бояться, а не просто прятаться от него по углам, когда тот проснулся в плохом настроении от того, что Чонгук с Тэхёном слишком громко шумели на кухне, никогда бы не поверил. Но сейчас Чонгук именно боится, до пропавшего голоса, до дрожащих рук. Не может ничего сказать, не может позвать кого-нибудь – хоть кого-то – на помощь. - Выворачивай карманы. Чонгук не шевелится, но Юнги ждать не собирается – бесцеремонно тянется к карманам толстовки, прощупывает джинсы. Вертит Чонгука, как куклу, обыскивает, как на досмотре в аэропорту, только грубее. Унизительнее. На границе сознания бьётся мысль, что же будет дальше? Когда Юнги не найдёт паспорт. Когда Намджун вернётся домой. - Что у тебя было с собой? Сумка? Юнги пытается смотреть в глаза, но Чонгук отводит взгляд, бессознательно глядя под ноги, и слышит, как тот отходит, и сразу после оглушительно хлопает дверь в ресторан. Чонгук почти сползает на землю, упираясь в стену. Ком в горле не даёт тут же разреветься,раздирая глотку; судорожные выдохи больше похожи на всхлипы. Все конфликты с хёнами раньше были не больше, чем выговоры за глупое поведение и подростковую вспыльчивость; во время всех конфликтов с хёнами раньше рядом был Тэхён. Говорил: «Какой ты дурак, Чон Чонгук», если Чонгук был не прав. Просто сидел рядом, уткнувшись лбом в плечо. Говорил: «Вы уже завтра помиритесь». «Всё будет хорошо, Чонгук». Сейчас – не будет. Тэхён не придёт, Чонгук с Юнги не помирятся. Намджун уедет домой, и всё покатится в тартарары, с шумом и грохотом. Чонгук чувствует, как кто-то дотрагивается до спины, и невольно дёргается, поднимая голову, подумав, что вернулся Юнги. Но рядом стоит Чимин, в одной футболке, подрагивая от холода и переминаясь с ноги на ногу. Чонгук хочет сказать, что он так совсем замёрзнет, но горло всё ещё сдавливает тисками, а глаза щиплет от непрошенных слёз. Когда-то Чонгук плакал часто, чаще всех в группе. Из-за каждой ссоры, после неудачной тренировки, когда скучал по родителям и брату. Он думал, что причиняет всем сплошные неудобства. Смотрел на Намджуна, который умеет держаться в любой ситуации, и хотел быть как он. Пообещал себе, что позволит слёзы только от радости, и держал слово, чувствуя, как вырос в глазах хёнов. И вот теперь – Чонгук снова плачет, от обиды и страха, думая, что же теперь будет. - Кажется, Намджун с Юнги сейчас подерутся. Или Сокджин с Юнги. Или Хосок… Или они все вчетвером. Чимин садится рядом, обнимая Чонгука за подрагивающие плечи, и слёзы начинают литься сильнее, застилая глаза. Чонгук благодарен Чимину, но всё же хотел бы, чтобы рядом был Тэхён, который знает другие его постыдные тайны и сам главная его постыдная тайна. - Я не знаю, что у вас происходит. Почему Юнги на тебя сорвался, почему ты поссорился с Тэхёном, - тихо говорит Чимин, успокаивающе поглаживая по спине, - но, если хочешь, я могу набить за тебя Тэхёну морду. Чонгук даже не понимает, что его смешит – серьёзный ли тон Чимина, которым тот предлагает вершить самосуд, или диссонанс между его миролюбивым образом и жестоким предложением, а может, это всё просто нервное – но Чонгук смеётся, захлёбываясь уже не то слезами, не то смехом. - Я надеюсь, у тебя не истерика? Чимин озабоченно тянется к Чонгуку, вытирая мокрые от слез щёки, и в этот момент, в очередной раз, хлопает дверь. Чонгук смотрит наверх, встречаясь взглядом с Тэхёном, который мгновенно меняется в лице. Обеспокоенное выражение меняется на делано равнодушное и немного злое, и он почти выплёвывает: - Простите, что прервал. Там съёмки сворачивают. - Сейчас зайдём, - отвечает Чимин, не оборачиваясь, но Тэхён уже не слышит, заходя обратно в ресторан. У Чонгука и в душе, и в голове – зияющая пустота, чёртов сферический вакуум, который разве что Тэхёном заполнить можно; но он вот так уходит, смотрит почти презрительно и уходит. Чонгук, наверное, где-то в прошлой жизни проебался так же крупно, как и в этой. *** - Рассказывайте, что у вас случилось. Чонгуку понятно, почему молчит Тэхён, понятно, почему молчит он сам. Непонятно, почему ничего не говорит Юнги. Намджун вздыхает, откинувшись на стуле, устало глядит в потолок. Ему, наверное, сейчас сложнее всех, с его-то гиперответственностью, когда и сам накосячил будь здоров, потеряв паспорт, и в группе творится не пойми что. Намджун хороший лидер и хороший друг, он привык, что ему доверяют, а не вот это вот всё. Но Юнги молчит, а Чонгук с Тэхёном молчать будут тем более. - Мне вас по одному вызывать, как к директору на ковёр? Чонгук? Тэхён? Чонгук неопределённо ведёт плечами – кто знает, но точно не я; Тэхён, как всегда, сидит, уткнувшись взглядом в пол. Он, по правде говоря, и правда по большей части не знает ничего, хоть в какой-то мере и первопричина и главная движущая сила всего в эти дни происходящего. Юнги почти спит и всем видом выражает, как ему осточертела жизнь и такие за неё разговоры. - Юнги-хён, ты же старше, блин, объясни мне, что за хуйня у вас троих творится? - Намджуни, я сказал тебе уже. У нас всё в порядке. В полнейшем. Как поссорились, так и помиримся. Ничего такого, что требовало бы твоего королевского вмешательства. - Мы же на съёмках, и… - Случится что на камеры, ты нам яйца оторвёшь. Ты за нас ответственен и бла-бла-бла. Мы большие мальчики и в состоянии на камеру не ругаться. Всё? Или будешь нас на мизинчиках мирить? - Понадобится – буду и на мизинчиках. Вся съёмочная группа разошлась по своим номерам, Хосок, Чимин и Сокджин – по комнатам, а Намджун битый час пытает их на кухне, неубедительно отчитывая. Неубедительно – потому что и сам не понимает, кто виноват и что делать, и они объяснять не собираются. Не будь тут Юнги, который стоит на своём упрямо, как осёл, Чонгук бы, наверное, давно раскололся и всё выложил. Есть какая-то насмешка судьбы в том, что сейчас именно за Юнги, с которым рассорился в пух и прах, оборвав последние ниточки, Чонгук чувствует себя как за каменной стеной. И всё же, отчего Юнги молчит, когда мог бы сдать уже Чонгука и не мучаться – не понятно. - Скорее всего, если не найду паспорт, придётся возвращаться раньше. «Как я могу оставить вас в таком вот состоянии», - скользит в воздухе невысказанная мысль, и Юнги, видимо, почувствовав это, говорит уже мягче: - Мы… я постараюсь тебя не подвести. Я прослежу, Сокджин-хён проследит, если хочешь. Всё хорошо будет, пару дней переживём. Чонгук чувствует, что за этим «мы-я» кроется к нему, Чонгуку, недоверие. Неудивительно, после всего, что он на глазах Юнги натворил, но задевает всё равно, как несколько дней ошибок начисто перекрыли несколько лет жизни бок о бок. - Прорвёмся, Намджуни. Намджун снова вздыхает, но во взгляде читается – уже сдаётся, когда спрашивает: - Мелких ещё прессовать будешь? - Без причины – не буду. - Хён. - Хорошо, с причиной тоже не буду. Будут ещё проблемы – подойду к Сокджин-хёну или к Хосоку и попрошу их разобраться, сам лезть не буду. Так лучше? - Да, лучше. Тэхён, Чонгук, постарайтесь не косячить. Пока выспрашивать ничего не буду, но если какие-то проблемы, вы же в курсе, что можете ко мне подойти, так? Или к Сокджину или Хосоку, если меня не будет. Чонгук с Тэхёном почти синхронно кивают, неосознанно переглядываясь и тут же отводя взгляд в сторону. Они с Тэхёном не разговаривали нормально с прошлой петли для Чонгука, с самой Кореи, до поцелуя ещё – для Тэхёна, и оттого такие бессознательные, словно бы инстинктивные взаимодействия Чонгука каждый раз бьют под дых, останавливая дыхание и ускоряя пульс. - Мне завтра рано вставать, идти в посольство. Надо ложиться спать. Вам тоже рекомендую. Намджун встаёт, и, окинув их на прощание тяжёлым взглядом, выходит из кухни. Сразу за ним, не оглядываясь, уходит Юнги. Чонгук собирается следом, но его останавливает, придерживая за капюшон, Тэхён, шикая и подставляя стул, чтобы тот сел обратно. Это до того похоже на их нормальное общение, что Чонгуку, вопреки всему, становится ещё более неловко, и страшно смотреть Тэхёну в глаза. - Юнги в курсе, так? Тэхёну даже говорить не стоит, о чём он – Чонгук и так знает, что о том поцелуе. Смысла скрывать нет никакого, поэтому он честно отвечает, всё ещё не поднимая взгляда: - Да, в курсе. - Он поэтому?.. Чонгук сначала не понимает, о чём он, но тут же чувствует мягкое прикосновение к уголкам глаз, где веки особенно опухли от слёз. Тэхён впервые за долгое время смотрит не со злостью или тайной обидой, а обеспокоенно, тепло, как раньше. «Он поэтому довёл тебя до слёз?». «Он поэтому ведёт себя так, словно тебя не существует?». - Что? Нет, не поэтому. Это же Юнги-хён, он же… - Языком доведёт до Гонконга и девушек, и парней, да, - фыркает Тэхён. В их группе не раз возникали разговоры про однополые отношения, ориентацию и прочее – ещё бы не заходили, когда половину работы составляет фансервис, а каждый второй комментарий в интернете об этом. Чонгук, который тогда уже думал, анализировал, сомневался, хоть и отгонял мысли об этом на самый край сознания, всегда следил за реакцией хёнов. И в этом Юнги с Намджуном были самыми надёжными – теми, кто никогда не станет осуждать, хотя и обеспокоятся наверняка отношениями в группе. Так что Чонгуку и в голову не приходит мысль, что Юнги мог бы разозлиться из-за его признания, и совершенно не понимает, как об этом мог подумать Тэхён. - Мне кажется, словно вы из-за меня поссорились, - убито добавляет он. «Из-за тебя, - думает Чонгук, - но совершенно не в том смысле, в котором ты подумал». - С Юнги-хёном я сам накосячил, правда. Тэхён кивает, и встаёт, но всё ещё не уходит, словно бы ожидая чего-то. Глаз не видно из-под чёлки, искусанные от нервов губы подрагивают. Тэхён такой взъерошенный, домашний, свой, что Чонгук чувствует, как сердце на мгновенье замирает, прежде чем забиться так, словно готово проломить грудную клетку. Он словно переносится на недели назад, и тот Тэхён снова говорит: - Поцелуй меня, Чонгукки. Но Тэхён здесь говорит: - Спокойной ночи. И уходит, слегка сутулясь, а Чонгук остаётся стоять посреди кухни, давясь чёртовыми бабочками, скользящими из живота вверх до самой головы, уничтожая по пути всё разумное, что в Чонгуке оставалось, или даже просто – всё. *** - То есть ты хочешь сказать, что путешествуешь по времени или типа того? - Можно и так сказать, ага. Как в дне сурка. Только целая неделя, даже больше. На этот раз по Стокгольму Чонгук гуляет вдвоём с Чимином. Какая ирония - в прошлые петли он гулял здесь с Юнги и Тэхёном, а теперь такое представить даже страшно. Основной материал они уже отсняли, так что оператор оставляет Чонгука с Чимином в кафе, купив в компенсацию кофе и сэндвичи, и идёт покупать сувениры, а Чонгук, рассудив, что хуже всё равно не будет, решает на пробу рассказать всё Чимину. - Веришь? Чимин пристально смотрит, качая головой, и отвечает шёпотом, наклонившись прямо к Чонгуку: - Если честно, иногда мне кажется, что я всё это уже видел. Что мы уже сюда приезжали… Чонгук задерживает дыхание, не в силах поверить, что он не один, и – возможно – теперь они смогут вместе что-то придумать, и… - …и Тэхён оказался инопланетянином с системы Альфа Центавра. А Юнги-хён – рептилоидом, и подстроил все эти возвращения во времени тоже он. В заговоре с эльфами Санта Клауса и каким-то парнем с большими часами, - продолжает вещать Чимин без тени улыбки, - Серьёзно, Чонгук, думаешь, меня так легко развести? Тут камеры где-то остались или что? - Стал бы я на камеры рассказывать, как мы с Юнги поссорились, - вздыхает Чонгук, чья робко выглянувшая благодаря Чимину надежда на союзника на раз раздавлена его же крохотными ладонями. - Может, это всё – один большой затянувшийся розыгрыш, длиной во всю поездку, который вы с Юнги придумали, пока мы с хёнами гуляли по Бергену? - По-моему, ты переоцениваешь наши актёрские способности. - Ладно, - Чимин откидывается на спинку диванчика, перекрещивая руки на груди, и скептически смотрит. Во взгляде читается «За дурака меня держишь?» и «Тэхёну эти сказки рассказывай», - Доказать сможешь? - Видишь ту девушку за стойкой в кафе? Её зовут Элис, ей двадцать три, у неё есть маленькая собачка и два кота, и за двести сорок одну попытку наших с тобой разговоров в этом кафе она ни разу не подошла к нашему столику. - Двести сорок одна? – шокированно выкрикивает Чимин, подскакивая на месте, - Ты сколько лет тут уже? - Тише, хён, я шучу, - шикает Чонгук, словив его за руку, - Я не знаю, как её зовут, я даже не уверен, что Элис – это шведское имя. И мы в первый раз вдвоём гуляем по Стокгольму. Я тут всего четвёртый раз, но по состоянию как в двести сорок первый. Так ты мне веришь или нет? - Я думаю, ты или перенервничал, или переутомился. - с сомнением тянет Чимин, возвращаясь к своему холодному кофе, - Вот и мерещится всякое. Помнишь, Хосок-хён как-то перетренировался до того, что начало казаться, как потолок на него падает. Потом отдохнул и как новенький. - Я уже тут месяц отдыхаю, - ноет Чонгук, - серьёзно, хён, я сам сначала не верил, но я оказываюсь в кресле самолёта, который приземляется в Берген, уже четвёртый раз, и мне совершенно не смешно. Я хочу работать, я хочу тренироваться, я, в конце концов, хочу мамино кимчи. Какое угодно уже кимчи. У меня европейская еда уже изо всех щелей лезет, ты представляешь, что такое целый месяц есть европейскую еду? Чимин вздыхает, крутя в руках соломинку от почти допитого кофе, и оценочно смотрит на Чонгука, словно взвешивая все за и против, а потом, наконец, что-то для себя решает. - Допустим… Только допустим! Я тебе верю. И что ты хочешь сделать? Запереть Тэхёна, чтобы он не загадал желание? - Сейчас – ни за что. Мне нужно вернуться назад и сделать так, чтобы Юнги-хён меня не ненавидел, а Тэхён… Ну, попытаться всё наладить тоже. У нас не задалось в этот раз. - Я заметил. Только так и не понял, почему. - Я сам особо не понял. Всё было, как обычно, но… - Вы ещё с Кореи ходите, шарахаясь друг от друга. Хочешь сказать, сам не понимаешь, почему? - Понимаю, - признаёт Чонгук, - но петли тут вообще ни при чём, я не могу рассказать. В прошлые разы было лучше, но теперь он на меня так смотрит, будто я где-то очень сильно накосячил. - Про то, что ты путешествуешь во времени, ты рассказать можешь, а про то, почему от Тэхёна шарахаешься, не можешь? У вас что, любовная ссора? – поигрывает бровями Чимин, но, заметив резко покрасневшего прячущего взгляд Чонгука, едва не давится кофе, закашливаясь и отставляя в сторону стакан, - Ты что, серьёзно? Ты и Тэхён? - Всё не так, как ты подумал! – стонет Чонгук и закрывает лицо руками. - Не было никакой ссоры, то… - Я не хочу этого слышать, - Чимин машет рукой, перебивая, - мне нужно переварить. Как давно? Кто знает? Хёны в курсе? Чёрт, Юнги-хён из-за этого на тебя обозлился? Чимин выстреливает одним вопросом за другим, перескакивая с мысли на мысль, заикаясь и краснея больше самого Чонгука, вертя несчастную трубочку в крышке стакана так неистово, словно собирается добыть из неё огонь. Чонгук бы, наверное, посмеялся, да сам нервничает не меньше. С Юнги всё было понятно, он толерантен, как толерантен может быть только человек, которому глубоко по боку, кто там кого и куда любит, как, в принципе, и на большинство происходящего снаружи. Чимин другой совсем, он направлен вовне, переживает вечно об отношениях вокруг него и к нему, и как отнесётся ко всему этому – непонятно, и спасает Чонгука только мысль, что всё обнулится, а Чимин этот разговор забудет. - Хён, тихо, люди же вокруг. У нас с Тэхёном не было ничего, ну, почти ничего. И да, Юнги-хён знает, но злится он из-за другого, я рассказывал уже, - торопливым шёпотом объясняет Чонгук, заметив входящего в кафе оператора, - Давай не будем сейчас об этом, хорошо? - Почти ничего? Не будем сейчас? Ты просто ждёшь, что снова вернёшься в Берген, а я всё забуду, так? – вполголоса бормочет Чимин, давая утянуть себя из-за стола. - Ты, кажется, не верил, что я возвращаюсь в Берген, так что и беспокоиться не о чем, так? – парирует Чонгук, и тут же улыбается оператору, выталкивая Чимина к выходу, - Мы уже всё! Готовы идти дальше! Оператор с сомнением оглядывает перевозбуждённого Чонгука и Чимина в полной прострации, но ничего не говорит, видимо, за эти несколько дней не удивляясь в их группе уже ничему. Чонгук очень надеется, что всё это у Чимина временное, иначе придётся снова объясняться с Намджуном, а хуже того – с Юнги. И за что только ему все эти испытания. *** Чимин отходит до самой Финляндии, наблюдая за Чонгуком с Тэхёном во все глаза, но не с напряжением, как Сокджин раньше или Юнги сейчас, а с интересом каким-то и любопытством, словно ребёнок на грани своего великого детского открытия. Было бы за чем наблюдать, конечно. Тэхён после разговора на кухне стокгольмской гостиницы в сторону Чонгука даже не смотрит, словно нет его. Чонгук под взглядом Юнги к Тэхёну и подойти боится. В их фургончике, мчащемся по дорогам Финляндии, царит атмосфера холодной войны с пассивно-агрессивным Юнги, подавленным Чонгуком, показательно обиженным на неведомо что Тэхёном и Чимином, который между ними тремя разрывается. Хосок и Сокджин, которые и не в курсе, что тут и почему происходит, нейтральны, как Швейцария, и делают вид, что происходящего не замечают. У Хосока получается чуть лучше; Сокджин то и дело срывается в состояние «дал бы вам всем по шее, да Намджун просил держать себя в руках, следить за вами и не вмешиваться». - Вам может казаться, что мы тут все в ссоре, но, на самом деле, нам очень комфортно вместе молчать, - говорит в камеру Сокджин с милейшей улыбкой, бросая следом такой уничижительный взгляд на Юнги, что Тэхён захлёбывается смешком. И тут же, словно одёрнув себя, отворачивается к окну, пряча лицо за капюшоном. Чонгук, уткнувшись в экран, продолжает читать айрон мена. За эти четыре петли он в перерывах между съёмками продвинулся вперёд на несколько сотен глав, считая это неравной (но хоть какой-то) компенсацией за непрошенные перемещения во времени. Чимин под боком постоянно копошится, задевая то коленом, то локтем, пересаживаясь, как удобнее, поэтому, когда он тормошит Чонгука, пытаясь привлечь внимание к телефону, который подсовывает едва ли не под нос, Чонгук и не сразу понимает, в чём дело. «Тэхён пялится на тебя, пока ты не видишь», - набрано в заметках, а прилагающийся к телефону Чимин поигрывает бровями с таинственным, полным превосходства видом, словно лучшая подружка главной героини какой-нибудь дорамы, единственная из всех персонажей посвящённая во все её секретики. Чонгук бы закатил глаза и продолжил чтение, но, формально – это первое, что говорит ему Чимин с того разговора в Стокгольме, и Чонгук уже начал было переживать. - Хён, тебе сколько лет? - шепчет он в ответ, но Чимин только подталкивает ближе телефон, кивая на экран. «Хён, тебе сколько лет?», - послушно дублирует Чонгук в заметках, игнорируя мстительный тычок кулаком в бок. «Ха-ха». «Я серьёзно». «Он смотрит». Чимин набирает фразу за фразой без перерыва, а после поднимает телефон почти на уровень глаз Чонгука, несколько раз постукивая на слове «смотрит», словно так будет убедительнее. «Сейчас покажу», - печатает Чимин, и с невозмутимым лицом, продолжая водить пальцем у экрана, словно набирая текст, включает камеру. В кадре показывается сидящий напротив Тэхён, искоса – и правда – наблюдающий за ними с мрачным видом. Чонгук, фыркая под нос, тянется к телефону, отключая вспышку и делая снимок. Тэхён на фото сущий демон, смотрит исподлобья, поджимая губы, разве что рожек и бьющего из стороны в сторону хвоста не хватает. Такой кадр и потерять при следующей петле жалко будет. Чимин сдавленно хихикает, приближая на фото лицо Тэхёна и делая вид, что трёт ему нос. Чонгук поднимает взгляд – и Тэхён-вне-камеры моментально отворачивается обратно к окну, выглядя ещё более сердитым, чем до этого. «Мне кажется, он тебя ревнует», - показывает Чимин открытые снова заметки. «Мне кажется, у тебя паранойя», - отвечает Чонгук, на какой-то момент замирая над клавиатурой. Потому что, если честно, такая мысль посещала и его. Потому что – это же Тэхён, он бы остальных шестерых запер и никому не показывал, чтобы от каждого дополучить внимания. Но Чимин сейчас совсем не о том, и вот от таких мыслей начинает щемить и болеть, так что к чёрту. Фургон резко тормозит, припарковываясь у обочины, и оператор с переднего сиденья объявляет перекур, предлагая размять ноги. Чонгук с радостью выходит из душного во всех смыслах салона, за ним по пятам следует Чимин, едва ли не во всё горло крича, что Чонгук ничего не понимает, пользуясь тем, что никто не знает, о чём тут речь. Тэхён остаётся в машине, но его тяжёлый взгляд в спину чувствуется даже сквозь окно. Рядом останавливается фургон съёмочной группы, и Чонгук искоса смотрит на Юнги, который, демонстративно никого не замечая, подходит к операторам. - Хочешь, я с ним поговорю? –предлагает Чимин, у которого к этому времени в руках уже материализовалась пачка снеков, отобранных у Хосока. - Не поможет. - Ну, попробовать стоит. Вы же не можете до конца жизни так. - До конца жизни и не будет, я надеюсь. А до конца поездки можно и потерпеть. Чимин недоумённо смотрит, пытаясь понять, о чём вообще речь, а потом пытается хлопнуть Чонгука по спине, едва не просыпав половину чипсов: - А, ты про свои перемещения во времени? - Не пытайся делать вид, что мне веришь, мне бы ни один нормальный человек не поверил, - вздыхает Чонгук, ныряя рукой в предложенную Чимином пачку. - Если бы я попал в петлю времени, я бы только и делал, что жрал. - невнятно говорит Чимин с полным ртом, - Всё равно потом вернёшься во времени. Никаких последствий. - С нашими тренировками у тебя и без перемещений во времени никаких последствий не будет. Ешь на здоровье. - Ем. Но мне стыдно. А так бы ел и стыдно б не было. Чонгук смеётся, стараясь не замечать пристального взгляда Тэхёна из окна. *** То, что Чимин его не послушал и поговорил всё же с Юнги, Чонгук понимает, когда после сауны Юнги отзывает его в сторону, жестом попросив не идти за ними оператора. У Чонгука сердце в пятки уходит, и ничего хорошего от этого разговора он заранее не ждёт, но Юнги, видимо, заметив его напряжение, похлопывает Чонгука по спине: - Расслабься, мелкий, не сожру я тебя. Поговорить надо. Звучит не слишком ободряюще, но рассерженным Юнги не выглядит, скорее вымотавшимся, изнеможённым. Чонгука потряхивает немного от нервов, он оглядывается назад, где сидят Сокджин и Хосок с таким видом, словно готовы в любой момент вскочить и их с Юнги разнимать. Обнадёживает, но ненамного. - Ты же не думаешь, что я из-за того, что ты сказал про Тэхёна, злюсь? – устало спрашивает Юнги, привлекая внимание, и, заметив, что Чонгук не отвечает, продолжает, - Влюбился и влюбился. Ну, в парня влюбился. У всех свои вкусы. Хотя я, если честно, не понимаю вкусы на Ким Тэхёна, но… Да не куксись ты так, шучу я. Тэхён странный, конечно, не без этого, но кто из нас нормальный, с другой стороны. Но нахрена паспорт-то было красть у него, скажи мне? Чтобы в Корею вернулся и неделю на глаза не попадался? Легче тебе будет, если его рядом нет? А работать-то ты как с ним собираешься, а? - Я не поэтому, - тихо говорит Чонгук, - мне надо было, чтобы он не попал в Финляндию. - Зачем надо? - Просто надо, чтобы не попал. Я не могу рассказать, ты не поверишь всё равно. Юнги крутит сигарету в руках, не зажигая, думает. Смотрит прямо в глаза устало, но внимательно; Чонгуку, который этот взгляд замечает, кажется, что хён видит его насквозь. - Ты в неприятность какую-то вляпался? Если тебе кто-то угрожает, то… - Никто мне не угрожает, - перебивает спешно Чонгук, - Не спрашивай, хён, а? Всё хорошо, правда. Я обещаю рассказать, когда в Корею вернёмся. «Если вернёмся, - добавляет про себя он, - или если ты будешь помнить этот разговор, когда мы вернёмся». Юнги хмурится; видно, что соглашаться с таким поворотом он не хочет, но и давить на Чонгука не хочет тоже. Он закрывает глаза буквально на секунду, принимая решение, и потом, со вздохом, словно бы сдаваясь, спрашивает: - А Намджун что? Тебе надо было, чтобы и Намджун тоже в Финляндию не попал? Чонгук мотает головой: - С Намджун-хёном совпадение, я тут ни при чём. Он сам паспорт потерял. - Этот может, конечно. Вдалеке Хосок с Сокджином, сидевшие до того на низком старте, расслабились, теперь только изредка поглядывая в их с Юнги сторону. К тому же рядом с ними крутится Чимин, пытаясь отвлечь внимание на себя с переменными успехами. Юнги перехватывает взгляд Чонгука и, кивая на Чимина, тормошащего всех по очереди, говорит: - Он сказал, что я тебя неправильно понял. И что побьёт меня, если злюсь из-за того, что ты втрескался в Тэхёна. Чонгук не может сдержать улыбки, потому что – серьёзно, Чимин-хён иногда слишком милый: - Он уже обещал набить за меня морду Тэхёну, когда даже не был в курсе, что к чему. Юнги фыркает, всем видом выражая скептичное отношение к таким заявлениям с долей гордости за какое-то чиминово безрассудство: - Хён из него не очень, но он старается. - Юнги, Чонгук, сейчас начинаем снимать, - зовёт их кто-то из съёмочной группы. Чонгук вспоминает – на чтение писем. Он уже готовится уходить, как Юнги задерживает, хватая под локоть. - Попытайтесь разобраться с Тэхёном. К чему вы там придёте – дело ваше, но то, что сейчас творится, ни в какие ворота не лезет. Юнги не дожидается ответа, сразу уходя к импровизированной съёмочной площадке, где уже сидит Тэхён. Тот, как всегда, демонстративно не смотрит в сторону Чонгука и Чимина, делая вид, что увлечён разглядыванием пейзажа позади оператора. Чонгук обещает себе, что обязательно разберётся, но только когда они вернутся в Корею – - или попадут в следующую петлю. *** - Хочешь, я спрошу у Тэхёна, что он загадал? – спрашивает Чимин, когда Чонгук уже весь извертелся на соседнем кресле самолёта, - Может, нервничать меньше будешь. - Во-первых, он тебе не ответит. Во-вторых, эльфы сказали, что желание не сбудется, если его рассказать. Если он снова пожелал петлю времени, то я очень надеюсь, что опять сбудется. На этот раз Чонгук летит рядом с Чимином, и впервые хочет проснуться в аэропорту Бергена. Он и сам пожелал снова вернуться обратно, чтобы была возможность всё исправить – и с Тэхёном, и с Юнги. Тэхён сидит сзади, в открытую игнорируя все попытки заговорить, за что чуть не огребает от Сокджина (не помогло всё равно). Чонгук пытается не смотреть в его сторону тоже, выходит плохо. Юнги всё ещё держится отстранённо, как чужой. Чимин на всё это сочувственно цокает языком, спасибо хоть что молчит. «Надеюсь, сработало», - думает Чонгук, прежде чем закрыть глаза, и от всех этих волнений мгновенно засыпает.