Здравомыслящий потусторонний анализатор ситуаций

Задолго до описанных событий. От третьего лица — Дочь, спустись на кухню, — голосом не терпящим отлагательства позвала Анжэл падчерицу. Сверху послышались кашель, ругань и быстрые шаги по лестнице. — Что? — перегнувшись через перила спросил подросток с короткими каштановыми волосами. В нахмуренном взгляде можно было прочитать негодование и толику осознания. — Что? Это я должна задать тебе этот вопрос. Мы же договорились, что ты ведешь себя спокойно и не устраиваешь нам проблем, — уперев руки в бока, но не повышая голоса, проговорила Анжэл. — Ясно, — окончательно спустившись с лестницы, подросток занял место за столом. — Пойми ты, ну не можем мы менять места жительства так часто. Мы только устроились тут, прижились! Пожалуйста, держи себя в руках… и своих «друзей» тоже! — Анжэл присела напротив девчушки в джинсовом комбинезоне и вздохнула. — Мы НЕ друзья, Анжэл, — выделив голосом отрицание спокойно заметила Марина, пододвигая к себе пустую сахарницу и начиная ее вертеть в руках. — Хорошо, не друзья, но… Я же знаю, ты можешь это, в Москве ты отлично справлялась, пока не… — Это не Москва, — прервала ее девушка, крутанув сахарницу. Встав на ребро, овальный сосуд начал вертеться словно волчок. — Эта глушь ни разу не Москва. — Ты все еще злишься, что мы уехали из столицы? А ты не забыла из-за кого мы это сделали? — склонив голову в вопросительном жесте, спросила Анжэл. — Не злюсь. Не забыла, — односложно ответили ей. Сахарница завершила свое вращение ударом о подставленную руку. Марина встала и быстро взлетела по лестнице в свою комнату. — Ладно. Рада, что мы поговорили, — больше себе, чем подростку, сказала женщина и закрыла лицо руками.       Марина закрыла дверь на ключ и прижалась к ней лбом. Ей всего четырнадцать, но выглядит она куда хуже, чем должна была бы. Из-за недосыпания под глазами черные круги. Кожа бледная и в синяках и ссадинах, которые не заживают очень долго. Настроение всегда на отметке «отвратно». Она часто болеет, кашель и насморк вообще никогда не проходят.       Началось все это кажется лет десять назад, когда горячо любимая бабушка (последнее напоминание о матери) умерла от старости. Бедной девочке было всего пять и за один год она потеряла почти всех, поэтому столько скоропостижный уход Николь добил ребенка окончательно. Отец пытался вывести ребенка из депрессии, возил по курортам, в путешествия, к докторам, но ничего не помогало. Девочка закрылась в себе, перестала говорить, пока через пару месяцев вдруг не начала снова расцветать. В тот год ее отец женился, и юная жена была рада (считая, что это из-за нее ребенок ожил) и всячески поддерживала Марину в ее пусть и странных, но все же увлечениях. Они купили ей ворона и много различной литературы в жанре «ужасы», на которую страстно запал ребенок. Отцу это не очень нравилось, но если ребенок счастлив, то пусть уж балуется.       А потом девочка стала жаловаться на бабушку. Она говорила, что та мешает ей спать, постоянно куда-то зовет, разбрасывает книги и игрушки, преследует. Марина была не довольна, просила бабушку прекратить, но та молчала. В один из таких «сеансов» Анжэл не выдержала и повезла ребенка к психиатру. Был поставлен диагноз «аутизм» — жизнь в своих фантазиях. А чуть позже к нему добавилась мания преследования. — Кар! — громко каркнул пернатый, единственный друг, привлекая к себе внимание. Марина вздрогнула и обернулась. Ворон переминался с лапки на лапку, нетерпеливо взмахивая крыльями. — Проголодался, Фабио? — участливо спросила девочка, почесывая пальцем у птицы под клювом и доставая угощение из пакетика. Схватив вкусняшку в клюв, ворон отскочил. Девочка вздохнула и села на кровать. Голова побаливала, но за столько лет она уже привыкла. -… я не думаю, что все так плохо, — послышался неуверенный голос Анжэл с первого этажа. Нахмурившись, Марина подошла к двери и прижалась к ней ухом. Голос снизу был приглушенным, но смысл угадывался. Видимо мачеха и еще один, пока неизвестный стояли у лестницы, а она находила рядом с входной дверью. — Я все понимаю. Конечно… Ладно. Хорошо, мы приедем. Да, я записываю, — говорила мачеха, но второго голоса Марина так и не услышала, из чего сделала вывод, что Анжэл говорит по телефону. Девочка вздохнула. Когда взрослые говорят таким тоном, значит намечается очередная поездка в больницу. О да, она была частым гостем в разных клиниках, а в некоторых даже постоянным клиентом с картой скидок. Но здесь нечем гордиться.       На следующий день, ближе к вечеру, они сели в такси и поехали по адресу, написанному в блокноте Анжэл. Марина не заглядывала ей через плечо и совсем не интересовалась — одним врачом больше, одним меньше — ей было все равно. Машина остановилась на парковке небольшого здания, выполненного в светлых тонах. Анжэл шла первой, а девочка гуськом следовала за ней. Внутри все также было светлым и чуть ли не блестело от чистоты — вот что значит частная организация. Пока мачеха разговаривала с блондинкой на ресепшене, Марину привлек телевизор. На экране, без звука, крутилась одна из серий популярного аниме. Девочка не смотрела этот сериал, однако герои были знакомы, хоть и выглядели старше. Решив для себя, что дома она обязательно найдет это аниме в интернете, она повернулась к зовущей Анжэл и вошла с ней в кабинет.       Внутри было просторно и немного холодно. На стенах висели однотипные плакаты, коих много в любом медицинском учреждении, даже если оно мошенническое. В центре стоял коричневый кожаный диван. Перед ним стеклянный журнальный столик с кучей брошюр сверху. Напротив дивана стояло такое же кресло. Сбоку от них стоял заваленный бумагами стол, за которым обнаружился мужчина лет пятидесяти. Тронутые сединой черные волосы были зализаны назад. Хитрые дымчато-серые глаза странно блеснули. На нем был обычные коричневый костюм и бордовый галстук. — А вот и вы. Как добрались, миссис Хакенкоф? — мужчина растянул губы в приторно-сладкой улыбке, что Марине нисколечко не понравилась. — Спасибо, неплохо, — односложно ответила Анжэл, присаживаясь на указанное место на диване. Девочке пришлось занять место прямо напротив кресла, в котором устроился доктор, тем самым ее лицо оказалось в его постоянном обзоре. — А что скажешь ты, Марина? Верно? — прищурившись, спросил он, продолжая улыбаться. Выдавив из себя нечто, похожее на улыбку, она буркнула «нормально». — Что ж, вы уже все знаете, миссис Хакенкоф. Оставьте нас, мы поговорим. Я вас позову, — женщина кивнула, ободряюще похлопала падчерицу по плечу и вышла. — И что же вы хотите от меня, доктор Дирн? — протягивая мужчине бирку с халата, что висел на крючке у двери, спросила девочка. Он хмыкнул, забирая бирку и откладывая ее в сторону. — Расскажи мне о себе для начала, — открыв блокнот, попросил он.       В таком темпе прошла неделя. Марина ходила на приемы к доктору Дирну, квалифицированному специалисту из знаменитой клиники доктора Джеймса Патриция Харта, в которой лечили душевнобольных. Анжэл исправно платила ему. А отец девочки зарабатывал эти самые деньги. Однако ничто не длится вечно. Так однажды ранним утром воскресного дня в их доме раздался звонок. Семья тогда завтракала и гостей не ждала, но как и каждое британское семейство поспешило открыть дверь. Как ни странно, этим утренним гостем оказался доктор Дирн. Он вежливо извинился за столь ранний визит без приглашения и выразил желание переговорить с родителями Марины наедине. Пожав плечами, девочка забрала свой чай и тарелку с бутербродами и поднялась в свою комнату, громко хлопнув дверью. Но через секунду она уже тихонько сидела на лестнице, скрывшись за стеной и подслушивала разговор взрослых. — Давно хотел с вами познакомиться, доктор Дирн. Как вам наша дочь? Что скажите о ее состоянии? — веселым голосом спросил отец девочки, явно скрывая волнение. — Именно об этом я и пришел поговорить, мистер Хакенкоф. Ваша дочь… она… — судя по звукам, кто-то отодвинул стул и сел, а потом вздохнул. — Что с ней, доктор? — надломленным голосом спросила Анжэл. — Ее аутизм прогрессирует. Боюсь еще пара лет и он превратится в шизофрению. Я пришел к вам, чтобы посоветовать отправить ребенка в клинику доктора Харта, где я смогу за ней приглядывать целый день, а не пару часов в день через два. Я настоятельно прошу вас это сделать, пока девочка еще вменяема, — голос доктора Дирна был спокоен, но настойчив. Анжэл всхлипнула. — Вы считаете, доктор? — Николас замолчал, ожидая ответа. Марина не видела, что сделал доктор, но через несколько минут отец продолжил. — Возможно, это будет правильно. Мы так долго пытаемся ей помочь, все перепробовали… Если и это не поможет, тогда я даже не знаю… — Поможет, я вас уверяю. В клинике работают самые лучшие специалисты со всего света, я уверен почти на сто процентов, мы сможем ей помочь, — дальше Марина не слушала, крадясь обратно в комнату. Прикрыв дверь, она подбежала к кровати и упала лицом в подушку. Девочка редко плакала, но в этот раз она не смогла сдержать слез. Родители… те, кому она верила, с кем общалась лучше всех — предали!       А «бабушка» висела над полом и громко шептала. Просила пойти за ней, бросить предателей, сбежать к спасению. И в этот раз Марина была склонна ей поверить. Вздохнув поглубже, она обернулась к шкафу. Вытащив из-под кровати портфель, она быстро скидала в него пару сменных вещей, документы, деньги и завернутые в пакет бутерброды. Одев кофту, новенькие кроссовки и закинув портфель за спину, она встала на подоконник, погладила напоследок Фабио и, схватив зонтик, спрыгнула на улицу. Хоть ее комната и была на втором этаже, но прямо под окном было возвышение, непонятного назначения, поэтому приземление было мягким. Оглядевшись, она трусцой скрылась в утреннем тумане дождливого воскресного дня.       Она бежала очень долго, скрывалась от полиции и остальных «спасителей», но все же она всего лишь ребенок. Больной ребенок, забывший лекарство. Она умело пряталась и по указке «бабушки» почти ускользнула. Ее поймали через месяц, за много миль от городка, в котором осела ее семья. Замерзшую, с начинающейся лихорадкой ее поймали на кассе вокзала, где она покупала билет и так не вовремя зашлась ужасным кашлем с отхаркивающейся кровью. Ее доставили в больницу, а оттуда забрал доктор Дирн лично. Через три дня она оказалась в палате номер десять в клинике доктора Харта, где получала лечение, и ей становилось лучше. Однако по прошествию двух лет девочка покончила жизнь самоубийством, сбросившись с крыши. Родители получили свидетельство о смерти, но не тело. К приезду мистера и миссис Хакенкоф тело уже захоронили на местном кладбище, Марина Хакенкоф осталась в клинике Дж. П. Харта. навсегда… Почти.