***
Обугленные башни Винтерфелла встречали их тоскливым холодом наступившей долгой зимы. Однако эта призрачная тоска с новым топотом копыт гнедых меринов дохнула на них неким подобием возрождавшейся надежды. И в отличие от двух уродливых, под стать хозяевам, башен Близнецов Фреев, вид Винтерфелла не внушал желания дёрнуть поводьями и повернуть коней. Джинни обратила взгляд на Арью. Капюшон её дорожной мантии сполз с головы, короткие волосы были растрепаны, а глаза блестели. Юная хозяйка холодных земель даже не скрывала эмоций, что охватили её при виде столицы Севера. Они проделали самый долгий в жизни Джинни Уизли путь. Прежде рыжеволосая волшебница ни разу не ездила верхом, но благо у неё был опыт полётов на метле, и это более или менее помогло ей со временем привыкнуть к животному. Но каждый раз перед ночлегом ей приходилось смазывать лечебной мазью мозоли на внутренней стороне бёдер, что были естественным результатом их долгого пути. Несколько раз девушкам приходилось сталкиваться с неприятностями в лице бандитов, королевских солдат и холода. Последнее, впрочем, было самой страшной проблемой для Джинни, но не для девочки, в жилах которой текла кровь сурового Севера. А первые две были слишком мелочными для тех, кто стёр мужскую линию дома Фреев навсегда… На пиру в честь взятия бывшей столицы Речных Земель Риверрана союзными силами Ланнистеров и Фреев присутствовал брат новой королевы Семи Королевств. Поначалу Джинни даже планировала соблазнить Джейме Ланнистера, руководствуясь теми наблюдениями и теоретическими знаниями, что она получила в браавосийском борделе. Чтобы после, не доведя это деликатное дело до сути, убить члена семьи, являвшейся главным врагом Хранителей Севера. И всё же рыжеволосая служанка, подливавшая вино гостям Фреев, была остановлена в своих намерениях не по годам мудрой волчицей в «шкуре» смуглокожей прислужки. Ланнистеры покинули Переправу, но долг перед ними остался. Не только львы платили по счетам. Счёт же с Уолдером Фреем был сведён. Джинни даже не заметила того момента, когда часть бремени Арьи Старк она добровольно переняла на себя. Джинни не была убийцей, ей не была и Арья. Они лишь были судьями и палачами над теми, чья кровь была отравлена предательством. «Север помнит», — тихий холодный голос девочки с именем и ненавидящий взгляд глаз-льдинок на дымящиеся вдали башни-близнецы. А после они хотели отправиться на Стену. Но этого не понадобилось. О том, что бастард Неда Старка с армией Одичалых и при поддержке оставшихся верными Старкам домов Севера отвоевал Винтерфелл у Болтонов, они узнали в одной из таверн после «мясного пира» Фреев. Тогда же друг Арьи по имени Пирожок, угощавший их пирогом с почками, сообщил, что отныне Винтерфелл никогда не сможет быть завоеван кем-то ещё, потому что одними из главных союзников Джона Сноу, кроме прочих, в сражении, сохранившемся в людской молве под именованием «Битва бастардов», были колдуны, что пускали огненные искры из деревянных мечей. — Мой дом, — негромко произнесла Арья, дёрнув поводья на себя. Мерин покорно замер. — Я помню его иным: более светлым и не таким копотным… Но там Джон… Санса… Джинни улыбнулась. Обе знали, что рыжеволосая колдунья рада Винтерфеллу почти так же, как и северянка. — …мой брат и мои друзья, — закончила она.***
Мелисандра не вернула их домой. Но она вернула Гарри Поттеру полноценное зрение. И непонятно оттого ли, или же от других возможных причин, Иной мир не казался ему таким уж иным. Пребывая в лёгких лиловых сумерках во дворе заснеженного Винтерфелла, мальчик, который выжил, видел всё вокруг себя настолько ярко, что перед ним вставал мучительный вопрос: а будет ли тот, его, мир таким же ярким и настоящим, как этот, после того, как он его покинет? В том мире родителей Гарри убил Волан-де-Морт, Сириус погиб от рук Беллатрисы Лестрейндж, а перед ним чуть ли не с самого рождения закрепилась задача убить самого могущественного тёмного мага. Казалось, однажды, когда не по своей воле парень покинул осеннюю Англию, перед ним сама собой отпала необходимость спасать тот мир от тьмы. Но её сменила новая — спасти Иной от страшных спутников прибывшей Долгой ночи. Но каждое утро, окрашенное в такой уже привычный снежный цвет, Гарри напоминал себе, что всё то лишь казалось. Волан-де-Морт всё еще существовал где-то там, за Краем, и был не менее реальной угрозой для Магического мира, чем Белые Ходоки для Известного. Гарри всё ещё был Избранным. И, будто бы в подтверждение тому, магия палочки вновь грела его ладонь. Однако Гарри не мог вернуться обратно. Никто из них, включая Гермиону, даже не предполагал, как это сделать. Аппарационный вихрь будто жил своей собственной жизнью в Вестеросе и был весьма капризной пространственной субстанцией. Рон и Санса, по их словам, в минуту надвигающейся опасности с лёгкостью смогли переместиться к Чёрному Замку. Но после Уизли не смог аппарировать и на пару шагов с места во дворе Винтерфелла. Гарри же и вовсе не пытался сотворить подобное. Трансгрессия как для него, так и для младшей сестры Рона ещё являлась чем-то завиральным и необузданным, в отличие от уже успешно познавшей эту область магии Гермионы. Девушка была самой старшей среди них и, по меркам волшебного мира, уже совершеннолетней. Но и тут рок сыграл злую шутку: палочка волшебницы была разломана надвое. И леди Мелисандра, в общем-то, могла похвастаться таким успехом перед своим Владыкой. И всё же, наверняка, одной из главных причин, державших магов в Ином мире, было отсутствие среди них одного из чужеземцев, и Гарри впервые в жизни было страшно за жизнь белобрысого поганца. Красной Женщине Владыка и пламя не показывали, где находился Драко Малфой; ей, к слову, пришлось и вовсе покинуть Север, после того как сир Давос узнал нечто, что подвигло его обратиться за соответствующей просьбой к Джону Сноу. А Гарри и не мог требовать от того решения, обратного изгнанию. Возможно, он просто в самом деле чувствовал, что в этом мире ещё не всё было окончено для него и его друзей — что-то по-прежнему ещё держало здесь каждого… И Гарри начинал догадываться, что именно… Парень очнулся от своих размышлений, когда Призрак совсем не по-волчьи лизнул его ухо. Гарри запустил пальцы в густую светлую шёрстку зверя. «Лютоволки не домашние питомцы, — сказала Арья Поттеру недавно. — Но Призрак чувствует кровь Старков, так же как и чувствует их друзей». Гарри перевёл взгляд с расположившегося рядом с ним на лестнице волка на постройки. Во дворе частично отстроенного Болтонами замка Винтерфелла действительно было ярко — наверное, сказывалась атмосфера возвращённого подобия уюта. Рон палочкой пытался трансфигурировать снежный ком в синюю розу — одну из эмблем Севера — для леди Сансы. И, к удивлению Гарри и самого рыжеволосого парня, у него получилось воссоздать насыщенный, «сумрачный» цветок уже со второй попытки. Глаза Сансы засветились. Она скромно приняла протянутый ей Роном дар, и оба скрылись в направлении Богорощи Винтерфелла. Чуть поодаль, у конюшен, Джон Сноу учил Джинни орудовать мечом… На что Арья, чистившая своей Иглой зелёное зимнее яблоко, рядом театрально закатывала глаза, всем своим видом показывая Джинни, что та ведёт себя не лучше, чем Санса. Король Севера — так отныне именовали мужчину многочисленные дома Севера — и Джинни Уизли, как ни странно, обрели друг друга. Немногим ранее молодой лорд Винтерфелла провёл собрание вассалов дома Старк, на котором присутствовал и сам Гарри. В битве против Болтонов именно ему командующий Джон Сноу вручил в руки белый стяг с изображением лютоволка, тем самым негласно объявив молодого мага своим знаменосцем. На прошедшем собрании решались судьбы домов-предателей. Многие были, на взгляд Арьи Старк, незаслуженно оправданы, но перечить решению старшего брата она не стала. — А Лохматику отрезал голову Маленький Джон Амбер, когда меня и Ошу поймали его люди в землях Дара… — рядом с ним на лестницу, ведущую в коридоры крытого перехода, опустился Рикон Старк. Мальчику было чуть больше десяти, но он казался многим младше, что, скорее всего, было следствием многолетних скитаний и бегства от предателей его семьи. — Мы бежали туда, когда Амберы присягнули Болтонам. — Мне очень жаль, Рикон, — искренне посочувствовал Гарри, поворачиваясь к нему. Юный Старк тоже коснулся шерсти белого лютоволка. — Я так и не поблагодарил тебя. Если бы не твоё волшебство тогда, на поле, стрела Рамси проткнула бы меня насквозь… — мальчик благодарно улыбнулся и, получив кивок от Гарри, скромно опустил голову. — Джон говорил, что ты появился из-за Стены. Бран отправился туда же, когда мы с ним расстались… — Рикон прервался, видимо, чтобы сформулировать свои мысли, а затем продолжил: — Я надеюсь, он жив. Ведь ты выжил. И Джон много раз возвращался из неизведанных земель… — Я думаю, это вполне возможно, — попытался уверить его Гарри. — Твоей сестры не было дома много лет, но она вернулась — цела и здорова. И орудует мечом Арья лучше любого рыцаря. Рикон улыбнулся сестре, будто почувствовавшей, что речь зашла о ней, и помахавшей ему рукой с яблоком. Их с Джинни возвращение было, пожалуй, самым неожиданным из всех. Гарри видел, что этих двоих связывало нечто большее, чем просто совместное путешествие… Но обе упрямо молчали о том, как они встретились, и с таинственными мрачными улыбками слушали короля Севера, огласившего перед лордами текст прибывшего послания о пожарах и убийствах предателей в Речных Землях, организованных, по слухам, двумя леди. Возможно, он ужаснулся бы подобному раньше — Джинни ведь маленькой девочкой уже была орудием в руках Волан-де-Морта. Но не после всего того, что успел увидеть в Ином мире. Грань между светом и тьмой здесь часто была расплывчатой. Девушки так ни в чём и не признались, на все вопросы отвечая лишь фразами «Север помнит» и «Зима пришла в дом Фреев». Иной мир, определённо, менял их — Мелисандра была права. И Гарри, познавший частицу этого мира, понимал, как ничтожна вероятность выжить в условиях суровых земель за Стеной, в которых он оказался в свой первый день здесь, мальчику-инвалиду. И это если не вспоминать рассказы Джона и Одичалых о надвигающейся опасности в лице оживших мертвецов… Но озвучивать подобное совсем ещё ребенку было неправильным. И Гарри, вновь улыбнувшись кудрявому мальчишке, перевёл взгляд на зажегшийся огонёк в Библиотечной башне, появившийся там наверняка благодаря девушке с такими же кудрявыми каштановыми волосами, как у самого младшего из Старков. Вечерело. Что-то в этом мире оставалось неизменным. Гермиона, скорее всего, листала древние фолианты со скрытыми в них знаниями Севера, дабы найти хоть какой-то намек на воссоединение обломков её палочки. Возможно, ему и казалось, но мир, в который они однажды попали, уже переставал быть чужим для каждого из них.***
В первое время Джон видел в ней Ингритт: рыжие волосы, боевой характер, острый язык… но то — лишь первое время. С каждым днём мужчина стал замечать в Джинни всё новые и иные особенности. Джинни была красивее Ингритт. Конечно, это не главный показатель для каких-либо чувств, но молодой король Севера не мог отрицать очевидного. Взгляд у Джинни был теплее, улыбка лукавее, кожа чуть тронута загаром, а фигура округлее. Девушке исполнилось всего лишь шестнадцать. И она была на добрых четыре года моложе Джона. Но несмотря на юный возраст, ум солнцеволосой волшебницы был острее и глубже, чем у огневолосой лучницы, ровесницы Джона. Джинни не отпускала неловких и двусмысленных фраз. Джинни была сильной и женственной в равной мере. Джинни была Джинни. Джон любил прежде Ингритт. Определённо… Однако всё же смог её отпустить. Но отпускать Джинни Уизли сердце Короля Севера не намеревалось. … — Ты не можешь отправиться на Драконий Камень! — открыто противостояла она перед представителями всех домов-знаменосцев Старков, чего не смели делать даже его сестры. — Ты — Белый Волк! Король! Север без тебя будет беззащитен! Этими словами Джинни вызвала одобрительный гул средь собравшихся. И как только ей удалось одновременно вместить в свои слова и повелительный, и невероятно трепетный тон? Он — король… и он обязан. — Нам необходимо заключить договор с Дейнерис Бурерождённой и добыть с острова Таргариенов драконье стекло, — твёрдо повторил он. — Сейчас от этого, прежде всего, зависит защита Севера. — Но… — Король прав, Джинни. Гермиона Грейнджер привстала из-за крайнего к выходу стола в приёмной зале. Она казалась молчаливой и кроткой по сравнению со своими друзьями, и подобное настроение омрачало её образ с каждым днём всё более и более. Девушка много времени проводила в библиотеке, и если бы Джон знал её раньше, то, возможно, понял бы, что молчаливость и потребность в постоянном уединении никогда прежде не были главными составляющими характера волшебницы. — Белых Ходоков возможно убить лишь драконьим стеклом и огнём — так сообщают книги. «Инсендио» хватит на пару мёртвых, прежде чем они убьют нас. «Адский огонь», возможно, был бы более действенным для многотысячной армии Короля Ночи, но справиться с ним могла бы попробовать лишь я, — нескромно констатировала Гермиона. Она сделала несколько шагов по направлению к центру залы. Почти все собравшиеся понимали слова девушки лишь отчасти, но из странного уважения к колдунье-иноземке, друзья которой причастны к освобождению Севера, молча продолжали слушать. — Но вам, полагаю, известно, что моя волшебная палочка неисправна. — Поэтому главное спасение для нас — драконье стекло и оружие, закалённое огнём дракона, — Джон чуть поднял свой меч из валирийской стали, обращая тем самым внимание присутствующих к Длинному Когтю. — Подобных ему на всём свете было немного, а в наши дни остались лишь считанные. — Джейме, — едва слышно выдохнула Гермиона. Странная тоска промелькнула в её глазах. А затем, будто собравшись, девушка произнесла: — Я видела похожий клинок у Лорда-командующего Белых Мечей в Королевской Гавани… — Прежде этот меч был частью иного! Его именовали Лёд! — Арья резко оборвала её. — Ланнистеры убили отца его же собственным мечом, а затем переплавили его в клинок Цареубийцы и «Вдовий Плач» Джоффри! Арья Старк выплюнула эти слова с такой лютой ненавистью, что Гермиона вздрогнула. Джейме… Джейме… Джейме. Если бы все они тут знали, что сердце Гермионы предательски билось для того самого владельца роковой стали… Отплывая из Королевской Гавани, Гермиона Грейнджер даже не предполагала, что она ещё так долго будет находиться в чужом мире. Север был далек от Королевских Земель, но не настолько, как её собственный мир. Тогда Гермиона знала бы, что она никогда не сможет вернуться к порочному Цареубийце, никогда не сможет коснуться волос, тронутых сединой у висков… поцарапать нежную кожу щеки о его грубую щетину. Но всё ещё будучи в Ином мире, ей приходилось каждый день бороться с велением сердца сесть на лошадь и скакать-скакать до тех пор, пока багряные знамёна с золотыми львами не покажутся на могучих башнях Красного Замка. Королева Серсея, скорее всего, отправит её на плаху за предательство, и люди Севера предпримут то же самое — вернись она обратно. Но Гермиона Грейнджер была не способна предать друзей, которых любила больше собственной жизни. И никогда бы не смогла так скомпрометировать рыцаря, укравшего её сердце, перед Серсеей. Если львиная королева узнает об истинных обстоятельствах побега Гермионы и, уж тем более, о чувствах Джейме к ней, то что помешает безумной королеве, погубившей столько жизней, в числе которых собственный кузен Лансель, некогда гревший её постель, предать кровавому суду брата. Серсея Ланнистер не любила по-настоящему никого, и даже собственных детей — иначе те были бы живы. — Я полагаю, причина моего отбытия в ставку Таргариен очевидна, — заключил Белый Волк, возвращая меч за пояс. — Ваше Величество, — Виман Мандерли почтительно склонил голову перед Джоном, затем продолжил: — Вы, несомненно, правы. Все здесь собравшиеся верят каждому вашему слову и примут любое ваше решение. Тем более после знаменательной победы над предателями-узурпаторами Болтонами… — Вы не меньший предатель, лорд Мандерли! Где было ваше войско, когда король обратился к вам за помощью? — гневно прошипела юная хозяйка Медвежьих Островов. — То, что вы доставили леди Грейнджер аккурат к нашей победе в Винтерфелл, не прибавляет вам верности! — Леди Мормонт, — Джон обратил строгий, но не лишенный мягкости, взор на Лианну. — Прошу вас не поднимать впредь этого вопроса. Мы должны сплотить Север, а не разжигать розни перед лицом смертельной опасности. Мормонт лишь угрюмо промолчала. А Мандерли, дождавшись одобрительного кивка со стороны короля, продолжил: — Я не хотел переубеждать вас заключать договор с Дейнерис Таргариен. Вы король и вправе сами утверждать или отклонять решения, касающиеся безопасности наших земель. Но я, как один из лордов Севера, хотел предложить вам вариант иной, подразумевающий отправить в драконью ставку своего представителя. Достойного — не спорю. Но не быть им самим. Вы нужны нам. Хотя бы для того, чтобы, как было сказано, сплотить Север! — Тем самым я подвергнул бы риску жизнь этого человека. Никто не может быть уверен в чести королевы драконов, — Джон Сноу казался непреклонным. — Но риск лишиться короля страшнее риска потерять одного из его людей, — Гарри Поттер, сидевший по левую сторону от Лианны Мормонт, привстал. По старой привычке парень хотел коснуться очков, но вместо этого лишь провел пальцами по переносице. Он выглядел старше и мужественнее теперь, когда позади была кровавая битва у стен Винтерфелла. Шрам в виде молнии на лбу резко контрастировал с полумесяцем на щеке, оставленным клинком знаменосца Болтонов Харальдом Карстарком, который, позорно атаковав со спины, намеревался выбить стяг Старков из рук Гарри Поттера, что, к слову, закончилось плачевно для предателя и его тошнотворного полотна с изображением перевернутого освежёванного человека. Взгляд ярко-зелёных глаз светился уверенностью. — Кто, как не знаменосец дома Старк, должен представлять короля Севера перед королевой Драконов? — продолжал он. — И раз уж однажды вами была оказана честь мне, чужеродцу, хранить знамя Старков в битве у Винтерфелла, то позвольте развернуть сохранённый мной стяг и перед домом Таргариен. Присутствующие стали переговариваться. В лицах некоторых читалось явное одобрение, другие же усиленно пытались скрыть неприязнь к чужаку. Никогда прежде Гарри Поттер не казался себе таким уверенным и в какой-то степени правым. В надежде точно убедить размышлявшего короля, он бросил главный аргумент в пользу своей кандидатуры: — Я волшебник, Джон. И в ответ всё же дождался короткого: «Позволяю».***
Драконий Камень издали внушал своим величественным видом поистине мрачный трепет. Но ещё больший возникал при взгляде на возвышавшуюся над замком Драконью Гору. Скалистый остров делал почти неприступной твердыней родовое имение Таргариенов. Корабль был оставлен в северной части залива, так как подплыть к острову на большом судне не представлялось возможным. Лодка, которой умело управлял сир Давос Сиворт, причалила к берегу. Гарри поднял взгляд кверху: Драконий Камень совершенно неожиданно, к удивлению парня, напомнил ему Хогвартс. Такой же неприступный, таинственный, расположенный на скалистой местности. Чужой остров с его неприступной твердыней так противоестественно казался Гарри знакомым, что на мгновение ему почудилось, будто здесь таилось что-то невероятно родное… Гарри встряхнул головой, прогнав странные мысли. Чуть выше, на высеченной в камне лестнице, послышались приближающиеся к ним голоса, и мужчины замерли в ожидании посланников королевы Дейнерис. Двигаясь мелкой поступью, навстречу к ним вышел Тирион Ланнистер — предатель собственной семьи, полумуж, как именовали его в Вестеросе. Значок десницы был прикреплен к его тёмным кожаным одеяниям, и Гарри отметил про себя, что Дейнерис Таргариен с должным вниманием и почтением отнеслась к обращению короля Севера, отправив свою правую руку встретить гостей из далеких земель. — Милорды, — поприветствовал их мужчина, и Гарри в ответ также склонил голову в приветствии. — Милорды, — послышался другой, невероятно знакомый голос, в раздражающей манере тянувший слова. Из ущелья, скрывавшего последние ступени высокой лестницы, показался облаченный в аналогичные карлику кожаные доспехи светловолосый парень. — Дейенерис из дома Таргариенов, именуемая первой, Неопалимая, Королева Миэрина, Королева Андалов, Ройнаров и Первых Людей, Кхалиси Дотракийского Моря, Разбивающая Оковы и Матерь Драконов приглашает вас следовать в замок её предков… Сюрприз, Поттер.