***
Тусклый свет восковых свечей едва освещал покои леди Винтерфелла. В комнате было душно, но Арья сказала, что Санса восприимчива к теплу больше, чем подобает обычной северянке. Рональд легко коснулся губами тыльной стороны ладони девушки. Тело горело — лихорадка медленно пожирала её изнутри. Все эти лекари-мейстеры Винтерфелла и соседних лордств оказались такими же бесполезными, как и его собственная магия в этом мире. Надежда оставалась лишь на волю Сансы к жизни. Девушка потеряла слишком много крови, прежде чем Рон обнаружил её в Богороще. Нагло скалившаяся ему в лицо шлюха Рамси Болтона тогда рухнула на землю, сражённая зелёным лучом Авады. По-видимому, она проникла в замок днём, спрятавшись средь людей какого-то лорда, и отсиживалась в пустующей псарне, выжидая, когда наступит ночь. — Она поправится, — выдохнула Джинни рядом, выдёргивая его из в тысячный раз крутящейся в голове сцены. Она накрыла его руку, опущенную поверх ладони Сансы, и тепло улыбнулась. Она, казалось, действительно в это верила. Все верили. Стрела проткнула волчицу чуть ниже сердца, и люд в Винтерфелле наивно считал, что это их боги отклонили орудие от средоточия жизни в человеческом теле. Они верили. Но Рону не нужна была вера. Улыбка Джинни подействовала на него, на удивление, раздражающе. Неужели только ему казалось, что проклятые северные боги лишь насмехались, наблюдая за мучительно долгой смертью молодой леди Старк?! Неужели это его плата за то подобие магии, что вернулось в его палочку?! Её, по крайней мере, хватило, чтобы отправить Миранду к своему любовнику. Рон горько усмехнулся этой мысли. — Все вокруг в это верят, Джинни, — наконец озвучил он то, что его терзало. — Её брат созвал всех возможных лекарей. Но ничего не изменилось. Прошла неделя. Сколько она ещё будет мучиться, по-твоему? — Его охватило отчаянное раздражение. Рон опустил ладонь Сансы и встал со своего места, пройдя в другой угол комнаты. — Я валял дурака шесть лет в Хогвартсе, вместо того чтобы научиться хоть чему-то действительно полезному. Мне по силам лишь облегчить её страдания: Миранда ведь, в отличии от Джона Сноу, не воскресла, да?! Лицо Джинни исказилось в ужасе от его слов… — Рон… — Я беспомощен, Джинни! — Он схватился за голову, до скрипа сжимая зубы. Это было невыносимо — видеть, как его леди страдала… Как звала в бреду отца, мать, Робба… его, черт возьми! А он лишь смотрел на то, как та, которую он любит, умирает. Любит по-настоящему — и точно уверен, что это взаимно. За невероятно долгое, исчислявшееся для него будто годами, время в Винтерфелле Рон успел полюбить и этот мир. Он учился держать меч, готовясь к войне с мертвецами, старался развить притупленную в себе магию… Ждал Гарри — как и все, ибо тот был знаменосцем его короля. Но он не ждал возвращения домой и не жаждал покинуть этот мир. Особенно сейчас. «Что вы здесь делаете?» — «То же самое, что и ты, Санса Старк. Нахожусь в плену…» Но его плен отныне был добровольным. После недолгого молчания его сестра, наконец, негромко продолжила: — Не следует отчаиваться, Рон. Ты не можешь помочь, я не могу… Но Гермиона… Она что-то предпринимает, хоть и не говорит никому, что именно. Моя палочка сейчас у неё. Ты понимаешь? Рон понимал, но не смел верить. Он обернулся. Его сестра аккуратно вытирала пот со лба Сансы. Освещение в комнате вдруг сделало Джинни старше. Она показалась какой-то совсем чужой и далёкой в этот момент. Её волосы будто потемнели, становясь цвета каштана, скулы стали тоньше, а в тот момент, когда она подняла на него глаза, по коже Рона и вовсе пробежали мурашки, потому что подобный взгляд не мог принадлежать его сестре. Джинни вновь отвернулась, и наваждение сошло, запечатлев в его душе странное ощущение. Душная комната и картина страданий Сансы сводили с ума… — Я собирался остаться здесь, — в странном забытьи начал Рон. — Обещал леди Старк, что мы вместе отстроим Винтерфелл, когда зима уйдёт и её брат сядет на трон. Статус не позволяет мне посягать на её руку, поэтому стану кастеляном, псарём, кузнецом — кем угодно. Но буду рядом. Я много всего ей обещал. Но уберечь от первой же опасности не смог, Джинни… — Ты спас её от Рамси Болтона! — перебила Джинни и лишь затем осознала истинный смысл его слов. Девушка не повернулась к нему, будто боясь встречаться с ним взглядом… — Ты не можешь об этом даже думать, — холодно произнесла она, продолжая протирать лицо, шею и грудь Сансы, попутно убирая прилипшие локоны. — А ты можешь? — Рон обогнул кровать с противоположной стороны и замер, устремив свой взгляд прямо на сестру и заставив её взглянуть на него в ответ. — Мы с тобой знаем, что о возвращении домой думает только Гермиона! — Ему стало неприятно от собственных же слов, но оба понимали, что всё сказанное было правдой. Пугающей и в какой-то мере постыдной, но раскрывающей истинную суть. Рон бросил короткий взгляд на Сансу, едва сумевшую погрузиться в подобие сна после лихорадочных метаний. — Я скучаю по родным, по Хогвартсу. Но я не смогу оставить этот мир до тех пор, пока здесь моя леди. Та ведьма была права… Я стал иным. Как и ты. — Мы предаём Гарри, — тихо произнесла Джинни. — Ему нужна будет наша помощь. Нашей семье нужна помощь… Мы нужны им. Я представить не могу, что происходит с матерью и отцом в том мире. Я скучаю по Чарли, — девушка быстро стёрла накатившие слёзы рукавом своего платья. — Гарри должен убить Волан-де-Морта… — Ты помнишь о его долге больше, чем он сам, Джинни! — Джинни вздрогнула от его резких слов, будто он только что залепил ей пощёчину, и Рон чуть смягчился: — Для меня долг зависит от выбора, а не наоборот. Я знаю, что ты сделала выбор, хоть и боишься себе в этом признаться. Не заставляй меня испытывать стыд за свой. — Он сделал несколько шагов по направлению к двери и прежде, чем покинуть комнату, негромко закончил: — Я обещал.***
Гермиона слышала их разговор. Подслушивать за дверью никогда прежде не было привычкой, особенно когда дело касалось её друзей. Но в этом мире ей определённо доводилось делать это чаще обычного. И в этот раз что-то заставило её замереть с чаном чистой воды у двери Сансы. Это казалось каким-то безумным круговоротом. Неделю назад Санса выхаживала обессиленную волшебницу, теперь ей самой хотелось скорее поставить девушку на ноги. И Гермиона знала, что сможет, не просто верила — как думал Рон. Палочка Джинни, на удивление, приняла её. Хоть и не так, как ей бы хотелось. Но всё же… Рон едва не налетел на неё, чан с водой дрогнул в руках, но капли, протанцевав, плюхнулись обратно в тару. Парень многозначительно посмотрел на неё, но, промолчав, прошествовал мимо. Значит, она одна желает вернуться домой… Что ж. В глубине души Гермиона уже давно знала правильный ответ, но только сейчас по-настоящему почувствовала себя преданной. Будто все бремя обязательств перевалилось на её плечи, а предпринять что-то ей не представлялось возможным. Глубоко вздохнув и решив обдумать всё позже, она уже хотела ногой придержать медленно скользившую обратно к стене дверь покоев Сансы, но чья-то рука придержала её для неё. — Ваша милость, — Гермиона чуть присела, насколько это было возможно в её положении. Склянки, припрятанные в полах одеяния, звонко брякнули. Джон Сноу-Таргариен сухо кивнул. Со дня происшествия в Богороще наречённый король Севера казался ещё более мрачным и погружённым в себя, чем прежде. Гермиона знала, что они никогда не были прежде близки с Сансой, как с Арьей, но именно в эти дни братская любовь, казалось, пробуждалась в нём всё более. Санса была первой, кто поддержал короля в день объявления его Эйгоном. И сейчас, когда корабли с драконьим стеклом почти достигли Белой Гавани и войска короля Эйгона Таргариена ждали дальнейших его указаний, Гермиона прекрасно видела, что именно поддержки рыжеволосой сестрицы так сильно не хватает Джону. Возможно, это показалось бы ей ещё более парадоксальным, знай Гермиона их с самого детства: не Арья, не Бран… но Санса. Но главное, что сейчас видела волшебница, — то, как сильно Джон Сноу разрывается между обязанностями короля и долгом старшего брата. Гермиона проскользнула в покои. Король вошёл следом, и Джинни Уизли резко подняла на них заплаканные глаза. Гермиона подошла к кровати, опустила тазик на тумбу вместе с пузырьками свежесваренного зелья и принялась протирать лицо Сансы влажной тряпкой, старательно не глядя на Джинни. Та привстала, уступив ей место, и оказалась рядом с Джоном. — Это, — повернулась Гермиона к Джону чуть позже, — животворящий эликсир. Он прост в приготовлении — мне понадобилось лишь два дня и кое-что на вашей кухне — но это зелье не поднимет Сансу на ноги. Всё, на что оно способно, — поддерживать жизненную энергию в ней ещё некоторое время. Вы должны вливать его ей в рот по две капли три раза в день и контролировать, чтобы она не поперхнулась. Но чтобы не дать ей… умереть… я должна доварить другое зелье. Кроветворное, — Гермиона прервалась. Джон, очевидно, мало понимал её, но искать поддержки в объяснениях со стороны Джинни ей точно не хотелось, поэтому она быстро продолжила: — Зелье восполнит кровь, которая покинула её тело, и очистит отравленную. В её теле медленный яд, Джон… Та девушка знала, куда целиться. Она не желала Сансе быстрой смерти. Мужчина с дикой смесью боли и удивления посмотрел на свою сестру. Санса была бледна. Её лицо осунулось из-за значительной потери в весе, глаза впали, а тонкие скулы Талли заострились, придавая ей болезненное сходство с изнемождённой старухой. — Ты сказала, что должна доварить его, — после недолгого молчания сказал Джон. — Что тебе для этого нужно? — Зелье может показаться очень простым и быстрым в изготовлении даже для маглов. И я нашла всё, что необходимо, в окрестностях Винтерфелла. Кроме последнего ингредиента… Вся загвоздка в нём. — Моли не растёт в мире маглов! Джинни почти удивила Гермиону своей быстрой сообразительностью, но злость по-прежнему не давала обратиться к ней напрямую, и Гермиона всё так же отвечала задумчивому Джону: — Есть одно место, где имеется пара клумб с этим растением. — На лице Джона отразилась надежда, почти погасшая сразу с её следующими словами: — Оранжерея королевского мейстера Серсеи Ланнистер. Некоторое время в комнате стояла тишина. Жар покоев невероятно удушающе действовал на Гермиону, отчего она чуть потянула ворот платья, а треск древесины будто старался восполнить удручающую паузу. Девушка буквально выжидала следующего вопроса. — Твоё зелье ведь не даст ей времени столько, чтобы мой человек достиг Королевской Гавани? — Нет. Но много времени для трансгрессии мне не понадобится… — Твоя палочка… ты не сможешь, — проговорила Джинни. — Я снова возьму твою, — Гермиона, наконец, удостоила своим вниманием Джинни. В конце концов, ей действительно была необходима её помощь. — Я практиковалась эти два дня. Раньше, вероятно, я не так хотела результата, как сейчас. Видимо, поэтому это только подействовало, как это получилось прежде у Рона и Сансы. В последний раз я оказалась в миле от гостиницы на Королевском Тракте, а затем смогла вернуться обратно. — Хорошо, — Джон ответил за удивлённую девушку по левую сторону от него. Каждый вдох его сестры был на счету, и появившаяся сейчас надежда, очевидно, толкала его к быстрым решениям. — Ты сможешь взять кого-то с собой? Тебе нужен сопровождающий в Королевской Гавани. Девушка отрицательно помотала головой: — Боюсь, я не осилю парную трансгрессию чужой палочкой. — Вы кое-что забыли?! — резко вмешалась Джинни. — Гермиону убьют, стоит ей показаться в столице! — Убьют любого, лояльного «узурпатору» Севера. К тому же, если кто-то увидит и узнает, — уточнила Гермиона. — Но ведь у тебя нет Оборотного зелья. Ты бы не успела его сварить… — Нет. Но другого выхода у меня тоже нет. Рон вряд ли разберётся в Красном Замке. Трансгрессировать тебе — не по силам. Остаюсь только я. Джон угрюмо кивнул, соглашаясь с её словами. Джинни Уизли молчала, нахмурив лоб. А Гермиона размышляла о том, насколько редко в последнее время ими упоминался Гарри Поттер. Арья называла Старков воссоединившейся волчьей стаей. А кем стали друг для друга спустя целую вечность в Ином мире она и её друзья? Очевидно, что даже львы с Утёса Кастерли были сейчас большей семьёй, чем львы из гостиной Гриффиндора. Гермиона едва сдержала невесёлую усмешку при этой мысли. В то время как волки воссоединялись, проклятие лежало на всех львах в Вестеросе.***
Джинни не нравились постоянные сквозняки в комнате Джона, поэтому она в очередной раз захлопнула ставни, приоткрытые им ещё утром. — Привычка… — пожал он плечами, когда она обернулась. — Холод на Стене совсем отучил меня от тепла. А люди называют меня драконом Севера… — Ничего. Может, на это «владыке» я и понадобилась здесь, чтобы Северный Дракон ненароком не простудился перед битвой с королём Ночи, — попыталась пошутить она. Но, не завидев у него ни малейшего подобия улыбки, присела рядом на кровать и опустила голову ему на плечо. — Гермиона — умная волшебница. В скором времени замок к зиме будет вновь готовить леди Старк, не сомневайся. — Ты знаешь, как я благодарен тебе за всё, что ты делаешь для меня и моего дома? — Джон вдохнул запах её волос, породив этим действием легкий шлейф мурашек, пробежавших по коже девушки под плотной тканью платья вовсе не от холода. А король крепче обнял её, думая о том, как сложно теперь хоть на мгновение мысленно представить Винтерфелл, его покои, его жизнь без Джинни Уизли. Нет, девушка не грела его постель ночами той женской лаской, без которой всякий нормальный мужчина чувствовал себя неполным. Но она согревала всё вокруг своим присутствием и дарила надежду на нормальную жизнь подобную той, которая кипела во дворе Винтерфелла много лет назад. Она вселяла надежду, и Джон действительно верил, что его рыжеволосая сестрица вскоре поправится. Ранение Сансы лишило Винтерфелл истинной хозяйки. Рикон был слишком мал, а Бран не интересовался управлением замком, проводя всё дневное время в Богороще. Арья же всегда и повсюду была рядом со своим братом-кузеном. И было поистине удивительным, что люд Винтерфелла покорно исполнял указания чужеземки Джинни Уизли, будто бы она заменяла им хозяйку. Джон проводил почти всё своё время в тренировке бойцов во дворе, а у стен его войсками отрабатывалась тактика боя. Он отдавал поручения северным лордам, занимался укреплением стен Винтерфелла и даже отлучался в поездки по окрестным землям, но ночью обязательно возвращался в покои медленно гаснущей сестры. В скором времени драконье стекло окажется в руках армии Севера — и невозможно было представить, что будет дальше. Казалось, что воинственное затишье, обременённое лишь ранением Сансы Старк, вот-вот должно нарушиться чем-то колоссальным. Тем, что станет призывом к действию. Джинни Уизли крепко обняла Джона в ответ, будто боясь, что мир, обретённый ею, вот-вот исчезнет.***
Нижняя часть столицы шумела прежней жизнью, едва ли подозревая о надвигающейся к королевским землям зиме. Торговцы манили люд варёными крабовыми ножками, горячими булками и жареными каштанами, а босые бедняки обтирали слюни рукавами грязных рубах и завистливо провожали взглядом тех, кто мог себе позволить хотя бы подобную роскошь. Высокий смуглокожий мужчина, одетый относительно прилично для района бедняков, с мягким акцентом приглашал гостей посетить новый кайвассный салон, представлявший собой отдельную комнатёнку на нижнем этаже популярного блошиного борделя. Повсеместно, как грибы после дождя, вырастали самодельные хижины. И где-то среди всего этого безумия пряталась хижина старого Тиена. Ничего здесь, казалось, не поменяется даже спустя ещё десятки веков. Единственным отличием от того места, в которое однажды занесло гриффиндорку Гермиону, от того, в которое трангрессировала чужеземка с Севера, были до боли родные сердцу багряно-золотые знамена — в этом мире принадлежащие Ланнистерам — что увенчали возвышающиеся над городом башни Красного Замка. Ещё одним разительным отличием являлись массивные развалины в самом сердце столицы, каменные сколы с которых активно уносились бедняками. Место, где некогда возвышалась Великая септа Бейелора, было похоже на разрушенную коллизионную яму. Гермиона трансгрессировала ранним утром с четвёртой попытки под наставления Джинни именно в Блошиный Конец. И отчего-то это показалось какой-то странной символичной насмешкой над её возвращением в Королевскую Гавань. Но всё же сам факт аппарации в столицу не мог не радовать волшебницу. Уже ночью, при успехе, в котором девушка почти не сомневалась, она доварит первую порцию Кроветворного зелья, а следующим утром зелье начнёт очищать организм Сансы от действующего яда. После же постепенно станет заполнять сосуды недостающей кровью. Антидота от действующей отравы Гермиона не знала, но раздел номер шесть «Азиатских противоядий», почти заученный наизусть целую вечность назад, ясно доказывал, что флеботомию придумали отнюдь не маглы для снижения кровеносного давления. Метод был опасным, но иного выхода не было. По всем видимым симптомам яд, которым была отравлена Санса Старк, относился к длительно сохраняющимся в пределах кровеносной системы. Это был самый жестокий способ причинить девушке как можно больше мучений — затяжная лихорадка и физическая боль, которую удавалось чуть притуплять маковым молочком, были главными последствиями. Но если бы отрава была более «гуманной», то она бы быстро распространилась по организму девушки и свела её в холод винтерфелльской крипты ещё неделю назад. Гермионе не составило труда под Дезиллюминационными чарами обойти стражу королевской резиденции. Ей оказалось не сложно пройти и все последующие посты, хоть чары и приходилось постоянно обновлять. Она не встретила ни одного знакомого лица, за исключением крупнотелой Доркас — бывшей главной горничной Серсеи в те дни, когда Гермиона была её компаньонкой, а сама она была лишь королевой-матерью. Женщина, слегка запыхаясь, прошествовала мимо, ничего не подозревая, так же как и все прочие обитатели замка, лиц которых Гермиона не узнавала. Всё благоволило ей в этот день, и даже мейстера Квиберна в собственном кабинете не оказалось. Сердце волшебницы учащённо забилось, когда она, наконец, осознала, что ей удалось проникнуть почти в самое сердце обители, охранявшееся, возможно, больше, чем какая-либо другая крепость в Семи Королевствах, за исключением тех, что, подобно Орлиному гнезду, были окружены естественного рода препятствиями. Гермиона почувствовала себя одновременно напуганной и невероятно уверенной… С волшебной палочкой Иной мир сродни тому магловскому, в котором она росла до одиннадцати лет, — до безумия прост и решаем. Было во всём этом могущество и величие. Белые Ходоки отступят, а Санса Старк будет жить — не зря же всех их забросило сюда. Гермиона аккуратно складывала в свою сумочку цветки моли и едва не раздавила их пальцами, когда, размышляя о своём небывалом до сего дня в этом мире везении, обернулась к выходу. Давно ли он стоял за спиной — Гермиона не знала, да и не хотела думать об этом. Как не думала и о том, что беспечно не позаботилась ни о Запирающем заклятии, ни об обновлении Дезиллюминационных чар. В голове Гермионы проскочила единственная мысль — благодарение всем возможным богам за то, что он спасся от праведного огня драконов Дейенерис Таргариен. Ей не пришлось ничего ему объяснять, но он и не спрашивал. Гермиона знала, что со временем шутки плохи, но даже у Сансы его было больше, чем у них, — на этот раз она знала это с пугающей определенностью. Она не хотела бояться и не хотела думать о последствиях, как делала почти всю свою жизнь — никто из друзей, кроме неё, этого не делал в последнее время. Это было эгоистично во всех отношениях, но эгоизм здесь граничил с устрашающей вероятностью остаться без собственной головы. Так что, наверное, её можно было назвать бесстрашной эгоисткой. Гермиона не знала, в какой момент она очутилась в покоях Лорда-командующего. Не знала, как так оказалась совершенно беззащитной перед ним, а он обнажил себя для неё. Это было единственно правильным, и в глубине души Гермиона всегда жалела, что не сделала этого раньше. Она шептала о своей любви между поцелуями и слышала в ответ поистине львиный рык, волнами сладкого удовольствия расходившийся по её телу. «Услышь мой рёв» — девиз Ланнистеров, о котором вспоминают реже, чем о расхожей поговорке, касающейся их долгов. Но он и не предназначался для каждого слуха. Рёв льва слышит враг перед смертью или возлюбленная, крепко сплетённая с ним в самый счастливый момент. Какие-то отдалённые уголки помутнённого разума подсказали ей сумасшедшую мысль, что перед смертью Серсее Ланнистер обязательно станет известно о том, насколько глубоким и тяжёлым был рев её брата, склонившегося над своей истинной львицей.***
Море бушевало уже несколько дней. Казалось, штормам не будет конца. Едва показывалось солнце — порывы ветра резко стихали, волны успокаивали свой бег. Но спустя некоторое время очередная чёрная туча заволакивала горизонт, ветер усиливался, раскатисто громыхал гром, и столбы молний начинали бить по скалам Драконьего острова. Гарри Поттер пояснил Тириону Ланнистеру, что он всё же предпочтёт плаху королевы Дейенерис знаменитому в морских переправах Утонувшему богу. Единственный корабль, дожидающийся волшебника и оставшихся с ним людей в заливе, был под постоянным риском лишиться парусов или вообще разбиться о скалы. Парень стоял у обрыва, заворожённо наблюдая за стихающими внизу волнами. В пальцах было зажато письмо с главными новостями Севера: Санса Старк благодаря целительству Гермионы шла на поправку, сир Давос достиг берегов Белой Гавани, а Джон в очередной раз велел Гарри возвращаться, как только ветра вновь будут благоволить морским путникам. Была во всём этом какая-то недоговорённость, и сей факт вкупе с резким характером повеления почему-то задевал Гарри. А быть может, его задевала сложившаяся правда — она, видите ли, всегда ранит остро и метко. Правда «золотого мальчика», как насмешливо ведал Драко Малфой-Таргариен, заключалась в том, что он безосновательно задержался на Драконьем Камне, когда друзья нуждались в его помощи. И ранение, и затяжной шторм были лишь честным прикрытием для его бесчестного поступка. Гарри дожидался Дени. Ему было, в общем-то, плевать на ежедневные угрозы-насмешки Малфоя и косые взгляды однажды причалившего к острову Джораха Мормонта. Разговор с рыцарем не клеился, и Гарри так и не удалось разузнать от него, кем он приходится юной леди Медвежьего острова. Но благо был Тирион — знающий всё и даже больше. Очередная небесная туча после затишья удивила скоростью своего приближения, прежде чем Гарри осознал, что к острову возвращаются драконы. Позднее он заключил Дени в свои объятия, зная, что вид из замка на этот холм минимальный и нет риска, что кто-то их увидит. Она замерла в нерешительности, но не спешила отстраняться. Возможно, это было совершенно неправильно и не к месту, но лучше успеть ощутить тепло Дени прежде, чем та вновь станет королевой, а он знаменосцем короля-узурпатора. Гарри хотел было отпустить её и отстраниться, как почувствовал её руки на своей спине и гулко бьющееся сердце. — Как ты хочешь быть казнён? — послышался мягкий смешок. — На ваше усмотрение, моя королева. Но мне полагается право на последнее желание. Ведь так? Гарри чуть отстранил её от себя, не выпуская из объятий, чтобы заглянуть в глаза. Дени подняла голову и встретилась с ним взглядом. Море внизу вновь усиливало свою пляску, а Гарри подумал, что, видно, сегодня кораблю по-прежнему не место в открытом море. — Твоё последнее желание? — улыбнулась она. И Гарри склонился, чтобы ощутить вкус обожжённых холодным ветром губ.***
Его сердце разрывалось от боли и гнева, но оно не могло не любить. Мормонт глотнул крепкого рома и отвернулся от открывшейся картины. Ему бы пора привыкнуть, что в её жизни сиру Джораху было отведено лишь пожизненное место верного телохранителя. Но он благодарил богов и за эту участь. Старый медведь-телохранитель и его медвежонок… Несомненно, Дейенерис будет рада видеть его, исцелившегося от серой хвори, многим больше, чем того молодого знаменосца, даже несмотря на то, что её тело откликалось на его молодые поцелуи, а свои Джорах дарил ей лишь во снах. Но она будет рада. Они ведь прошли столько лет и столько миль вместе… Королева Дейенерис простила его давнее предательство. О большем падший рыцарь не мог и мечтать.***
Весь вестеросский сброд — от знатных лордёнышей до вшивых шлюх — во всякой попутной таверне судачил о новоявленном владельце железного седалища. И всякий великосветский рыцарь, не бывший в милости у Ланнистеров или попросту ищущий славы, считал своим долгом присоединиться к Эйгону — или как там его — Таргариену, чтобы спасти мир от нашествия жутких мертвяков. Мужчина тоже держал путь к тому самому королю и уже подумывал повернуть коня обратно — до того тошно было слышать все эти бредовые россказни о чёртовом Азор Ахае, Северном Драконе, Белом Волке — как только не величали бастарда Неда Старка. Но выбор у него был не так велик. Его свобода была по-прежнему ограничена — вернуться домой, как и к Ланнистерше и «любимому» братцу, всё равно что подставить шею для встречи с мечом. Ехать к тронутой дочери Безумного короля, сжегшей целые обозы провизии и войско Цареубийцы, — увольте! А заняться чем-то надо было. Тут и мальчишка, знакомый с мелкой Старк и направлявшийся под крыло её братца, подвернулся. Глядишь — и вступится за его шкуру. Арья Старк хоть и желала выколоть ему глаза своей игрушкой много времени назад, но она тогда не убила его, как он ни умолял и, надо признаться, был благодарен за это сейчас. Мужчина хлебнул из деревянной кружки эля, больше напоминавшего по вкусу ослиную мочу, размышляя о том, как скоро они достигнут Винтерфелла. Его славный покой как обычно был прерван надоедливым спутником. — Достаточно пить. Если ты опять наберешься, Пёс, я не буду вести твою лошадь до ближайшего перевала, — плюхнулся он напротив. — Да ты и дня не протянешь без меня со своим молотом, олений выродок! Но ты прав, — Пёс резко поднялся, бросая уничижительный взгляд на старого шарлатана, хозяина отеля, — достаточно хлебать эту дрянь. Поднимай свой зад и седлай коней, Джендри. Парень поднялся, следуя его примеру. Пребывавший в особенно расположенном к дороге духе Пёс, шедший впереди, громко бросил у самого выхода: — Азор, мать его, Ахай ждёт.***
Неизвестно, как долго они шли по этому ледяному царству. Дни… Месяцы… Годы? Казалось, что он сам обратился в одного из тех трупов, что шествовали позади него, или этих страшных существ с синими глазами. Волшебник в каком-то неведомом забытьи улыбнулся, чувствуя ржавый привкус крови на потрескавшихся губах. Он улыбался редким человеческим мыслям, посещавшим его, а именно сейчас — тому, как «заботливо» ему однажды было предоставлено подобие полусгнивших плаща и сапог, дабы единственное живое человеческое существо среди них не присоединилось к честно́й компании инферналов. Идти. Пробираться сквозь чащобу длинных тёмных стволов неизвестных деревьев… Главная мысль, которую до него донёс жестом своей рукоподобной конечности король мёртвого войска. И он шёл, пробирался в призрачной надежде, что на выходе его будет ждать тёплая постель родной гостиной. Последняя надежда была на то, что за гигантской, устрашающей ледяной стеной будет его мир… его пробуждение. Её лишь нужно преодолеть. И будто бы в подтверждение собственной догадке ему послышался тонкий, режущий треск, словно складывающийся в слова: «Разрушь Стену». Существо протянуло ему отобранную палочку. В его голове эхом отдалась мысль о побеге… Но так же призрачно, как возникла, она исчезла. Нет. Только Стена. Есть Стена, которую нужно разрушить. Есть огромная армия мертвецов и страшные синеглазые существа, требующие лишь одного. Врождённая пиромания с самого детства была сущим проклятием для Симуса Финнигана. Но, кажется, пришло время обернуть её по назначению. Он ступил чуть вперёд и вытянул руку с крепко зажатой волшебной палочкой. — Бомбарда Максима!