Бессердечность

Прошлое

 — Йо, что с тобой? Ты почему ничего не ешь? — Отец обеспокоенно всматривается в мое лицо. Я сижу на полу в сумраке комнаты — специально задернул шторы, чтобы ни лучика света не проникло внутрь. Так легче стать невидимкой. — Не хочу, — просто отвечаю, даже не поднимая головы. — Выкладывай, что стряслось? Ты так внезапно решил перевестись, а теперь вот из комнаты не выходишь. Минг уже столько раз пытался попасть в дом, твой друг неугомонный, знаешь ведь. — Родитель присаживается на краешек кровати, и я физически ощущаю, как от него волнами исходит беспокойство. Мы ведь очень близки, с тех пор как умерла моя мать, он решил стать для меня всем. У нас никогда не было секретов друг от друга. Даже о том, что я влюблен в Фа он узнал одним из первых. Вначале покачал головой, все же я единственный сын, наследник. Но после произнес: «Мне важнее, чтобы ты был счастлив, а не жил по чужой указке». Отец всегда оставался для меня самым дорогим человеком. Но сейчас… боль была настолько сильной, что разделить ее с кем-то казалось чем-то эгоистичным. Пока я молчу — это только моя боль. Но если заговорю — боль станет общей. Нет, нет. — Мы расстались… — все, что удается мне выдавить из себя. В принципе, я не вру. Мы расстались, однако едва ли эта фраза может передать хоть долю той агонии, в которой захлебываюсь уже несколько дней. — С Фа? — задает риторический вопрос отец. — Ну-у-у… — Он в замешательстве, банальные фразы вроде «всякое бывает», «ничего, встретишь еще кого-нибудь» говорить бессмысленно, а больше ничего ему в голову не приходит. — Пап, не утруждайся. Все хорошо, правда. С крыши прыгать я не собираюсь. Погрущу немного и перестану. Я же мужик, в конце концов. — Не хочу, чтобы он чувствовал вину за то, что не смог найти нужных слов. — Йо… — От его тона хочется выть в голос, в нем слишком много жалости, желания облегчить мою боль. Любые эмоциональные колебания я мгновенно улавливаю, особенно сейчас, когда сгорающее заживо сердце, подчинило все органы чувств и — что самое серьезное — мой разум. Я –заложник. — Я хочу побыть один, прости. Это пройдет… Обязательно. — Очень хочу, чтобы меня оставили в покое. Отец, Минг, весь мир. — Хорошо, — вздыхает родитель и поднимается. — Только ты, это, поешь все же. Силы тебе понадобятся, — говорит, прежде чем прикрыть за собой дверь. Да… Силы мне понадобятся. Вот только — силы, чтобы жить или умереть? Если бы отец на ту пору проверил историю моих посещений в браузере, он бы записал меня к психотерапевту, а может и вовсе вызвал неотложку. Мне до сих пор страшно от мысли о том, что я мог тогда натворить. А ведь хотел! С периодичностью в несколько часов, я искал в Интернете: «распространенные способы самоубийства», «сильнодействующее снотворное», сайт, где можно приобрести оружие. Затем — «десять способов отпустить прошлое и быть счастливым», даже нашел статью, в которой рассказывалось, как пережить болезненное расставание, а после и вовсе вбил в поиск бесстрастное «Как превратить жизнь человека в ад». Всесильный Гугл немного помог упорядочить мысли и все же понять, что мне нужно на самом деле. Месть… Такое простое, незатейливое слово. Холодное блюдо, а от того наиболее желанное. Нет, я не сразу пришел к этому. Чтобы внутри все окаменело понадобилось время, множество бессонных ночей и изнуряющих мыслей. И… слез. Глупых, бесполезных слез. Мне приходилось закрывать рот рукой и давиться ими, потому что изо рта вырывался вой раненого зверя. «Перестань, идиот! Подумаешь, это ведь не конец света. А ты ревешь, как баба, лелея разбитое сердце», — повторял про себя, как заклинание. Без толку… Дошло до того, что я пластом лежал на кровати и даже не шевелился. Каждое движение отдавалось болью, казалось, оно было спусковым крючком. Подниму руку — в голове возникнут сцены той ночи. Глубоко вздохну — всплывет его лицо — смеющееся, с нежностью в глазах или гримасой удовольствия. Закрою глаза — услышу его голос. И так до бесконечности. Не знаю, сколько я пребывал в таком состоянии. Пока на пороге моей комнаты не нарисовался упрямый друг. Наверное, отец решил, что тот сможет взбодрить меня. — Йо, придурок! Ты чего лежишь, как мумия Тутанхамона? Или практикуешь летаргический сон? — кричит с порога. Я морщусь от резкого звука, а затем зажмуриваюсь, когда он распахивает шторы и в комнату проникает солнечный свет. Надо же, я и забыл, что солнце так ярко светит. — Минг… Друг поворачивается ко мне. — Чего? Хочешь, чтобы я оставил тебя? Не дождешься, пупсик, — в своей манере отвечает и бесцеремонно плюхается рядом со мной на кровать. Придирчиво осматривает меня с головы до ног, мол, жив или уже выносить пора. Молчу. Он все равно не уйдет. Это же Минг. Как хорошо, что хоть что-то в этом мире остается неизменным. Например, его наглость и упрямство. — Господи, Вайо, сходи в душ. От тебя воняет, как от навозной кучи, — морщась, произносит этот чистоплюй. — Схожу, — вздыхаю и встаю, направляясь в душ. Тело ломит, даже голова начинает кружиться. Ну да, я пролежал трупиком немало времени. В душевой кабинке смываю горечь прошедших дней. Считается, что вода может смыть плохую энергетику уходящего дня. Жаль, что нельзя вывернуть себя наизнанку и хорошенько прополоскать под душем. Может, не так болело бы? Руки непроизвольно сжимаются в кулаки, когда рыдания подступают к горлу. Ненависть — побочный эффект любви. Тогда я осознал это. И чем больше ты прорастаешь в человеке, тем больнее вырывать свои чувства с корнем. Корень — сосредоточение боли. Источник агонии. Физически я ухожу от Фа, а сердцем остаюсь с ним. Просто потому, что по глупости подарил ему всего себя. А он лишь принял дар, как само собой разумеющееся. Любил ли? Или только наслаждался покорностью и беззащитностью влюбленного придурка? А все эти «люблю», «я хочу заботиться о тебе», сцены ревности и неистовой страсти — заезженный до дыр сценарий. В каждом романтическом фильме можно найти подобное «руководство». Мы идем с Мингом в торговый центр. Вернее, едем на его машине. Он трещит без остановки, и я честно пытаюсь отвлечься и уловить суть его болтовни. — Короче, я предложил ему встречаться… Знаешь, мне кажется он согласится. Это не первый раз, когда я всерьез задаю ему этот вопрос. Но он здорово изменился. Конечно, фыркает и злится, как и раньше, но все больше от смущения и ревности… — Погоди… ты и Кит?.. Вы встречаетесь? — Не то чтобы это шокирующее известие, просто я думал, что Кит не из тех, кто так быстро сдается. Хотя… если за дело взялся Минг… — Пока нет, но это вопрос времени и… моих нервов, на которых Киткат, как искусный скрипач, частенько наигрывает заунывную мелодию. Мы заходим в первое попавшееся кафе. — Тебе, как обычно, клубничного молока? — интересуется Минг. При упоминании любимого напитка меня чуть ли не выворачивает наизнанку. — Воду с лимоном, и все. А нет, и большой чизбургер, и салат какой-нибудь. — Внезапно у меня просыпается зверский аппетит. — Может, лучше лапши? — понимающе смотрит на меня друг. Он прекрасно знает, что еда для меня не только источник энергии, но и неплохой антидепрессант. Странно, что все те дни, которые я провел бездумно пялясь в потолок своей комнаты, есть мне совсем не хотелось. Не все переживания и потрясения можно заесть. Иногда подручные средства бессильны. Через какое-то время я усердно жую, чуть ли не поскуливая от удовольствия. Эта булка с котлетой и сыром кажется верхом кулинарного мастерства. И жизнь становится простой, когда сидишь в уютном месте и бездумно наполняешь желудок. Всего-то. — М-да, ты, похоже, из тюрьмы сбежал. Вон как чизбургер уплетаешь, а раньше бы еще нос воротил, — говорит Минг, попивая свой шоколадный коктейль. — И как это ты от клубничного молока отказался? Там по прогнозу снег не обещали? — Очень смешно, чувак. — Я больше не люблю клубничное молоко. Вот вчера любил, а сегодня разлюбил. Все просто. — Ага, все у тебя просто. Ты только клубничное молоко разлюбил или еще что-то? — словно между прочим вопрошает Минг. И сразу отводит взгляд. — Вот именно — что-то, — усмехаюсь, расправившись, наконец, с чизбургером. — Ты ведь о Фа, да? Друг кивает, всматриваясь в мое лицо. Я пожимаю плечами и сосредотачиваю свое внимание на салате. Он у меня особого восторга не вызывает — то ли я уже утолил первоначальный голод, то ли салат хреновый, а может, аппетит испарился при упоминании его имени. — Да, я об этом пи… — проглатывает ругательство, — Пи`Фа, мать его! — сжимает руки в кулаки, а после допытывается: — Что между вами произошло? — Ничего, — друг недоверчиво косится на меня — заливай, заливай. — Правда, ничего. Мы просто расстались. Не сошлись взглядами на политическую ситуацию в стране, — отшучиваюсь, но Минг, прищурившись, смотрит на меня. — Говори, а то мне придется пойти к нему и выбить всю правду. Тебе его совсем не жалко? — Нет, вот ни капли. Только не хотелось, чтобы друг вмешивался в мои дела. Я не трепетная девица, сам могу за себя постоять. — Мы расстались. Он разлюбил, наверное… В общем, не было смысла продолжать отношения, — туманно объясняю, я уж точно не собираюсь говорить всей правды. — Вот вчера любил, а сегодня — пошел на хуй? Так, что ли? — не сдается Минг. — Ну, чему ты так удивляешься. Такое случается, ты ведь не веришь во всю эту романтическую чушь, что любовь — величина постоянная? Мы непостоянны, а чувство постоянно? Бред! — Что-то ты подозрительно спокоен, даже чересчур. Все дело только в том, что его чувства к тебе изменились, или еще что-то есть? Может, Мистер Красавчик трахнул одну из своих многочисленных фанаток, а? — Точное попадание! Однако я тоже не промах, знаю ведь, что друг проницательный, поэтому напускаю на себя равнодушный вид. — Ну почему сразу все дело в измене? Мы мирно расстались, потому что не клеилось. Уж не знаю, трахнул он кого-то или нет, мне об этом не докладывал. — Я почти верю в то, что говорю. Легче поверить в ложь, чем принять правду. — Мирно? — Минг цокает языком — а врать нехорошо, Йо. — Чего ж ты тогда на стенку лез? То есть он поставил тебя перед фактом — прошла любовь, завяли помидоры? — Нет, это я поставил его перед фактом. Потому что не хочу обременять любимого человека. Ты же знаешь, мне достаточно знать, что он жив, здоров. Большего не надо. Только теперь не могу, как раньше, из своего мира наблюдать за его жизнью. Поэтому перевелся. — Вроде бы такое объяснение удовлетворяет Минга. Он-то не знает, какие опасные желания всколыхнулись в темных глубинах моей души. Оказывается, я и сам не знал, каким могу быть… Беспощадным, расчетливым, бессердечным… И, как не прискорбно это признавать, такие перемены во мне сблизили нас с Фа больше, чем вся моя великая любовь.