five reasons

Тарьяй с Давидом сидели в каком-то убогом кафе, когда им двоим почти одновременно пришла рассылка, гласившая, что в конце августа было бы неплохо встретиться всей компанией. Тогда Давид, недолго думая, написал, что придет, и поднял взгляд от телефона на задумчивые глаза по ту сторону столика. «Чего медлишь?» «Боюсь». «Ну и придурок». Когда Тарьяй по неосторожности оставил телефон на столе, а сам пошел за кофе другу и себе за зелеными чаем без сахара, вернувшись, обнаружил насмешливо смотрящего Сьехольт и потухающий экран мобильного. «Засранец» - спокойно, даже без истерик. В какой-то степени, Тарьяй был даже благодарен парню. Самому бы согласиться сил не хватило. Для этого и нужны друзья, да? Помочь сделать выбор. И Сандвик Му ни капли не жалел, что потерял крону за короткую смску «я буду», потому что, сидя сейчас среди знакомых лиц и ощущая знакомые связи, слыша знакомые голоса, он чувствует спокойствие, возбуждение и нетерпение одновременно. Хенрика нет в автобусе, в котором едет Тарьяй. Парень вообще не уверен, пришел ли Холм. От этого незнания сосет под ложечкой, потому что присутствие Хенрика важно. Не только для Тарьяй, нет. Для этой Вселенной – для мира Скам'а. Именно поэтому где-то глубоко внутри таилась надежда на встречу, пускай короткую и бессловную. Просто увидеть его хватило бы. Просто убедиться. - Ну и как тебе работается с самой лауреаткой Эмми? Как будто и не было двух месяцев порознь. Как будто они вчера еще обсуждали кто как себя будет вести при съемках вечеринки у Евы, а теперь вот. Сидят и обсуждают свои проекты. Может, и не было этих двух месяцев для Тарьяй? Что он делал все это время? Чему посвящал себя? Чем доказывал факт своего существования? История поиска в браузере вряд ли о чем-нибудь скажет. - В фильме же и подруга Хенрика, Леа, снимается, вроде бы? Кстати, где он, Тарьяй? Тишина. Все взгляды, кроме двух устремлены на Тарьяй. Спасибо, Марлон. Спасибо, Давид. Почему все думают, что они с Холмом закадычные друзья? Неужели сложно представить, что отношения Хенрик решил оборвать и с Тарьяй? Чем Сандвик Му отличается от остальных? Разве нельзя уже увидеть, где кончается Исак Вальтерсен, влюбленный подросток, и начинается Тарьяй Сандвик Му? Неопытный актер с раздолбанным распорядком дня и пахнущими алкоголем вечерами. - И что за резкая смена имиджа? – спасибо еще раз, Марлон. С меня причитается. Разговор уходит в другое русло, где обсуждаются последние тренды, варианты причесок и популярность стиля Нуры. Некоторые из ребят долго выговаривают Тарьяй такую пренебрежительность к своим идеальным волнистым волосам. - Это же была твоя визитная карточка! – с сокрушением восклицает Ина, видимо, уже влив в себя полбутылки «Туборга». Это была визитная карточка Исака, а не меня, хочется ответить, но почему-то Тарьяй просто игнорирует это заявление. Совсем скоро тема волос наскучивает и автобус начинает петь популярные композиции под битбокс Румена. Сандвик Му быстро забывает о недавних проблемах в такой атмосфере. Ну или просто откладывает на потом. Жизнь – это сейчас. Пытается себя в этом убедить. Улюлюкая и выкрикивая приставучие слова припева, парень теряется среди десятка голосов, и это так прекрасно, так легко, что груз, кажется, сброшен. Может, так действует выпитый недавно коньяк, но о причинах думать не хочется. Хочется петь. И Тарьяй поет. Забывая, где он и кто он. Шумной и уже подвыпившей толпой они вываливаются из автобуса и присоединяются к ребятам, прибывшим раньше в снятый на ночь коттедж. Молодежь пьет и танцует. Танцует и пьет. В некоторых комнатах громко подпевают колонкам, в других – заново открывают душу друг другу, рассказывая о прошедших месяцах. Все счастливы. Или притворяются. Тарьяй не хочется наваливать на друзей груз своих проблем, поэтому он улыбается и рассказывает какие-то бессмысленные подробности со съемок «Связи», бурно спорит, какое пиво самое вкусное, придумывает, какая жизнь у него увлекательная и прекрасная. Даже не краснею, думает парень, распинаясь о постоянных предложениях. Ребята слушают, заинтересованно кивая время от времени и переспрашивая некоторые моменты. Конечно, половина актерского состава осталась ни с чем, закончив съемки. Второстепенная роль в молодежном сериале и не давала никаких гарантий, многие это понимали. Но на других не смотрели с завистью или раздражением, нет. Наоборот, казалось, все были безумно рады увидеть друг друга снова и с неподдельной искренностью слушали рассказы. Когда все истории заканчиваются, а пьяному мозгу не хватает фантазии придумать еще, Сандвик Му извиняется перед друзьями и, захватив с собой бутылку «Карлсберга», отправляется за дверь. На улице прохладно и Тарьяй набрасывает капюшон, пытаясь спасти шею от холодного ветра. Получается слабо, но это лучше, чем ничего. Натягивая капюшон, проходится запястьем по короткому ежику. До сих пор непривычно, с разочарованием думает парень. Не то, чтобы он жалел о своем решении изменить внешний вид. Просто даже по прошествии месяца он иногда и сам скучал по длинным локонам. С другой стороны, успокаивал он себя, не надо по утрам возиться с расческами. Хмыкает, делая глоток янтарной жидкости. Бредет к ближайшей лавочке в саду и грузно падает на скрипнувшую конструкцию. Странно. Почти ничего не чувствует. Как-то непривычно хорошо. Тепло, несмотря на десять градусов тепла. Спокойно, даже если в доме за спиной музыка рвет динамики и воздух сотрясает глухой мужской смех. Только тревога внутри все еще щекочет под ребрами, не давая забыться полностью. Ничего. Тарьяй привык - Можно? - Лиза, тебе можно все. Парень открывает объятия, и девушка садиться рядом, довольно улыбаясь и прижимаясь к теплому боку парня. От Тейге пахнет алкоголем и цветочным шампунем. И прошлым. Тарьяй помнит: девушка нравилась ему когда-то, в самом начале первого сезона, но это была даже не влюбленность. Это было что-то сродни симпатии, что чувствуют дети в детском саду: ты хочешь играть вместе, делиться конфетами, даже есть ее невкусную котлету, но не больше. Чувство было светлым и легким, поэтому не обременяло ни Тарьяй, ни Лизу. Это ощущение беспочвенной симпатии друг к другу сильно сблизило ребят, и хоть Тарьяй не смог бы назвать Тейге лучшей подругой, но они были друзьями, это точно. - Как у тебя дела? Мягкий голос вырывает из воспоминаний, и Сандвик Му возвращается в реальность, где у него под боком девушка, а в руке – незаконченная бутылка хорошего пива. - Не жалуюсь. Я же говорил, новый фильм, мно… - Нет, Тарьяй. Именно у тебя. Я про карьеру и в Интернете прочитать могу. Смотрит в лицо большими глазами. Смотрит трезво, как будто насквозь видит. Смотрит, как будто видела его срывы на кухне и разбросанную по комнате одежду. Как будто знает, какие взгляды временами Тарьяй бросает на злосчастную визитку Эрика. Как будто понимает больше, чем сам парень. - Почему не пишешь? Почему отгородился от мира Фейсбуком? – это начинает надоедать. – Где твои волосы? Ты, кстати, не знаешь, где Хенрик? - Почему вам так нравится лезть в чужую жизнь? Сорвался. Черт. Лиза смотрит удивленно. Нет, ошарашено. Она не понимает, чем заслужила такую реакцию. Тарьяй и сам не понимает: она видит так же глубоко, как и другие. Не дальше. Она не угроза. Никаких обвинений и попыток сделать больнее. Кажется, это паранойя. Девушка встает, поправляет свитер и поднимает голову на парня. В глазах обида. - Приятно было пообщаться. Разворачивается и уходит. Тарьяй даже не может подняться и извиниться: его будто к месту прибило. Какая-то часть его сознания отмахивается от совести, подкрепляя это тем, что девушка завтра, скорее всего и не вспомнит об инциденте. Другая ясно понимает: вспомнит. И не забудет. Просто он устал. Устал от вечных вопросов и от прошлого устал почти так же. Никто не виноват, кроме него самого. Он сам позволил себе утонуть в собственных иллюзиях. Позволил себе поверить, что этот идеальный дуэт, что этот слегка насмешливый взгляд, эти четко вычерченные губы, эта линия скул – это все было его. А когда уверенность пошатывается и уступает место сомнениям – тут и ломаются жизненные идеалы, и все планы, как карточный домик, сбивает одной мыслью. «Актер». Чертовски талантливый. Стеклянная бутылка звонко приземляется на каменную дорожку, усыпая окрестности зеленым стеклом.

***

На первом этаже людно. Тарьяй видит, как Марлон, Ина и несколько других ребят соревнуются между собой, кто трезвее, пытаясь дотронуться до носа, и громко смеются при неудачных попытках. Сандвик Му и сам невольно хмыкает. В большой кухне какая-то парочка мурчит в углу, целуясь и обнимаясь. И как бы не хотелось их прерывать, пустой желудок неприятным жжением напоминает о потребности в еде. Завернув за угол и стараясь производить как можно меньше шума, Тарьяй было подумает, что план удался. Но вот уже в следующую секунду перед глазами мелькает что-то темное, врезается в грудь и тихо ойкает, заставляя парочку недовольно развернуться на шум. Не без удивления, Сандвик Му узнает в парне Давида, изрядно набравшегося. Девушку Тарьяй не знает, но, несмотря на паршивое настроение, показывает другу большой палец, улыбается как можно приязненней, хватает со стола пару фруктов и спешит скрыться за дверным косяком. Дав себе секунду на осознание произошедшего, парень вспоминает про человека, с которым столкнулся на кухне. Надо же, он не извинился уже второй раз за вечер. Добравшись до гостиной и успев проглотить половину запасов из кухни, видит смутно знакомые темно-русые волосы за стеклянной дверью и чуть ли не срывается на бег. Раз судьба так распорядилась, он обязан хотя попытаться сказать, что ему жаль. Выскочив на улицу так резко, что одно яблоко выпало из рук и приземлилось на траву у порога дома, Тарьяй замечает искомую прическу на облюбованной Тарьяй лавочке. Почему-то, сердцебиение учащается, и парень сглатывает вязкую слюну. Чем ближе – тем более неловко становится, но дороги назад нет. Приблизившись почти вплотную, Тарьяй все-таки удается привлечь к себе внимание девушки. Та поднимает голову, и Сандвик Му с интересом заглядывает в лицо: широкие черные брови, карие глаза навыкате, розовые щеки, пухлые губы, блестящие в свете фонаря неподалеку. Видимо, девушка ужинала, когда парень прервал ее. Она все еще удивленно смотрит Тарьяй в глаза, когда тот осмеливается начать разговор. - Прости, - непонимание в карих глазах. – За то, что столкнулись на кухне. Ты не сильно ушиблась? Секундное замешательство на лице. А потом лицо девушки светлеет, и она улыбается. Одной ладонью прикрывает рот, а второй машет, мол, не переживай. Забавно, усмехается Тарьяй. - Можно я присяду? Давай вместе перекусим. Энергичные кивки. Через минуту, когда брюнетка наконец прожевывает еду и утоляет жажду глотком газировки, она с готовностью и неловкой прерывистостью в движениях протягивает руку Тарьяй. - Майя. Очень приятно, я не обижаюсь, даже не сильно больно было, – на одном дыхании произносит девушка. Сандвик Му улыбается и в ответ пожимает узкую ладошку. - Та… - Тарьяй, да я знаю, - перебивает его девушка. Видя замешательство и немой вопрос в глазах парня, поясняет: - Я же не просто так тут оказалась. Работала оператором. - Никогда тебя не видел, честно говоря, - удивляется парень. На что Майя пожимает плечами. - Видел, но редко, скорее всего. Я чаще подменяла других, чем работала полноценным сотрудником. Вот оно что, понимает Тарьяй. Они сидят пару минут в молчании, рассматривая друг друга. На Майе теплый вязаный свитер и потертые джинсы клёш. Тарьяй хмыкает сначала на такое сочетание, а потом проникается: девушка прямо светиться простотой и искренностью. Парень даже попытается представить себе, как Майя придирчиво выбирала себе наряд на сегодня: небось вытряхнула весь свой гардероб, чтобы перемерять десять вариантов разных сочетаний, но выбрать самый первый. Прямые волосы по плечо она решила заправить за ухо, чем стала походить на героинь-простушек из американского кинематографа. Обычно, в конце они превращаются в прекрасных леди с утонченными манерами, чем всегда разочаровывают Сандвика Му. Майя кажется другой, непохожей на всех девушек. И волосами за ухом, и этой сладкой газировкой в руке, и крошками калорийного пирога на пластиковой тарелке. Еще одна минута молчания и изучения друг друга – и их будто прорвало. Нескончаемый поток слов и идей лился из них обоих, и они разве что рты друг другу не затыкали, пытаясь высказаться по той или иной теме. Парень в жизни и не подумал бы, что черные кошки и предубеждения на их счет могут стать таким жарким предметом дискуссии. Он никогда не интересовался, какой процент океана изучен и сколько дайверов тонут ежегодно. Ни за что бы не догадался, что человек ест пауков во сне и что живет два с половиной миллиарда секунд. Временами, Тарьяй казалось, что Майя – именно тот человек, забивающий в поисковике запросы вроде «как убить в себе слона», но это не пугало. Это больше даже не забавляло. Тарьяй было дико интересно. Интересно было слушать голос девушки, то замолкающий, то набирающий громкость. Интересно было приводить бредовые аргументы против таких же бредовых теорий. Интересно было силой запихивать в сопротивляющуюся и смеющуюся девушку сладкие ягоды винограда, и не менее интересно – нарезать круги вокруг лавки, спасаясь от мести в виде летающих яблок. Тарьяй стало интересно. - Сколько тебе лет, Майя? - Двадцать семь. - Ничего себе! По тебе не скажешь, что ты на девять лет меня старше. - А ты и не выглядишь на восемнадцать, - улыбается. Приятно. – Тебе очень идет новая прическа, кстати. Сандвик Му смущенно проводит ладонью по короткому «ежику» и давит улыбку. Черт, ему еще никто этого не говорил лично. - Кстати, что думаешь… Не может быть. Краем глаза заметив какое-то движение в доме за спиной, и развернувшись, посмотреть, что происходит, Тарьяй перестает слышать. Сердце ухает в ушах, и парень больше не различает, что говорит Майя, активно жестикулируя при этом. Он больше ничего не видит, он больше ничего не слышит, он больше ничего не чувствует. Тарьяй не видит, как брюнетка взволнованно смотрит на него, когда он поднимается, будто во сне, и идет к стеклянным дверям в гостиную. Он не замечает веточки под кроссовком, и чуть не падает, поскользнувшись. Ему плевать на это все. Он идет, вглядываясь в глубокие голубые глаза, а мира за их пределами уже не существует. Нет больше ничего, кроме этого насмешливого взгляда из-под лба. Кроме этих четко вычерченных губ. Кроме этой линии скул. Кроме Хенрика по ту сторону двери. Холм следит за каждым движением, за каждым дрогнувшим мускулом на его, Тарьяй, лице. Делает мысленные пометки, улыбается одними уголками губ и пятится назад. Нет, нет, нет. Лихорадочные мысли заполняют черепную коробку, но Сандвик Му срывается на бег, только когда аккуратно уложенные светлые волосы исчезают за дверью с противоположной стороны дома. Не понимая толком, что он делает, Тарьяй рывком открывает эту дурацкую стеклянную дверь и в два шага преодолевает гостиную. Кажется, на него даже внимания не обращают. Все к лучшему. Главное успеть. Главное не потерять. Дверь поддается легко, и парень снова оказывается снаружи. Не успев сориентироваться, он бешено осматривает пустое пространство перед домом. Нет, нет, нет. Тарьяй чувствует крепкую хватку выше локтя, и его резким движением тянут куда-то вправо. Стоять плечом к плечу, прислонившись спиной к холодному кирпичу, но ощущать знакомое тепло, прерывисто дышать рядом с Хенриком оказывается чертовски странно, но это неважно. Ничего не важно. Только не сейчас. - Ну здравствуй. Парень не помнит, кто осмелился первым начать разговор и чей это был голос. Наверное, они сказали это почти в унисон, потому что никто не ответил. Им нужно было отдышаться. - Я не хочу навсегда остаться парнем-который-играл-биполярного-гея. - Побрей голову. - Помогло? Смеются. Расслабляются и фыркают, вглядываясь друг в друга, вспоминая и заново изучая. Хенрик изменился. Эти изменения кроются под привычной прической, и Тарьяй требуется пару минут, чтобы понять, что стало другим. Тот же теплый взгляд, та же клыкастая улыбка. Но вот щеки впали немного. И губы побледнели. И радужка изменила цвет, став серее, потеряв морскую голубизну. Хенрик не стригся, но ему удалось перешагнуть. Ему удалось стать новым человеком. Вот как это получается. Вот так просто, по мелочам. Хенрик хватает Тарьяй под руку и предлагает: - Пошли сядем, я устал. Ты пиздец какой медленный. Смеется, засранец. И ямочками своими светит. Как будто добить хочет. - Так уже прямо ты меня ждал, - язвительно, насмешливо. - Ну не прерывать же твой тренинг по покорению женских сердец. Тарьяй хочется высказать Хенрику все, что он думает, и задохнуться от возмущения. Только вот еще больше не получается. Холм забрал весь кислород еще когда показался в дверях гостиной. Улыбающийся и смотрящий прямо в глаза. Они опускаются на лавку, точно такую же, на которой Сандвик Му оставил Майю, но почему-то вины нет. Он будто переродился, будто и не существовало его пару минут назад. Будто все грехи были оставлены там, по ту сторону дома, а вот он, его Иисус. Сидит и сигарету зажигает. Затягивается, запрокидывая голову и показывая Тарьяй две родинки над ключицей. Ежится то ли от дыма едкого, то ли от промозглого ветра. Оборачивается и смотрит. Соблазняет. Предлагает яблоко ядовитое. - Будешь? - Что? – тупо переспрашивает. Смеется. - Ну и вставило же тебя, друг. Что ты пил? - Пиво. - Понял уже, - кивает, не отводя взгляда. – Сигарету, говорю, будешь? Тарьяй непонимающе смотрит на оказавшуюся в пальцах тлеющую «Данхилл». - Эй, ты точно в порядке? - Это я у тебя должен спросить. Мозг еще не отказал при таких сигаретах? Хенрик сокрушительно качает головой. - Тебе алкоголь, мне – никотин. У каждого из нас разные зависимости. Тебе – Леа. Мне – ты. Что сейчас скажешь? Тарьяй делает затяжку, задыхаясь от крепости сигареты. Парня мгновенно ведет, и он опускает голову, упираясь руками в колени. - Достойно, а? Холм, кажется, придуривается. Беснуется, как будто только что с домашнего ареста сняли. Смеется заразительно и похлопывает по спине Тарьяй. - Иди в задницу. И бомбу эту дымовую забери. Прокашлявшись и предусмотрительно вернув сигарету в руки Холму, Тарьяй откидывается на спинку лавки. Они больше не разговаривают. Сандвик Му смотрит на неясные очертания деревьев вокруг, считает камни вдоль дорожки, поправляет воротник куртки. Делает что угодно, главное – не поворачивает голову в сторону Хенрика. Потому что нравится парню, что Холм на него смотрит. Думает, Тарьяй не видит, и пялится в упор. Отводит глаза, когда взгляд младшего случайно скользит по его профилю. И сам наслаждается. Сталкиваются взглядами. Тарьяй чувствует, что кошки под ребрами разбежались, уступив место чему-то легкому в животе. Безумно щекотно. Нервы оголяются, натягиваются, как струна. Вот-вот – и порвется по неосторожности. Главное не задеть. Хенрик сидит напротив, не отводя больше глаз и вглядываясь в каждую мелочь, в каждую родинку на лице парня напротив. Тарьяй следит за этими перемещениями взгляда серо-голубых глаз: от лба к виску, от виска к уголку губ, от губ к шее. Взгляд Холма блуждает где-то там, когда из дома слышится звук разбивающегося стекла и восторженные девчачьи крики. Глаза в глаза. Резко и безвозвратно. Сантиметры. Тарьяй рвано подается ближе. Бездействие старшего пугает, но не останавливает. Соприкосновение лбами – вот она, точка невозврата. Все это время Тарьяй довольствовался мизерными дозами: фото в сети, похожий цвет глаз, безуспешные попытки выкинуть из памяти и бесконечное принятие себя. Все это время, проведенное в кровати. Все эти дни бесцельных похождений в клубы. Все эти безликие девушки, вся эта хандра. Это убитое лето. Избитый Исак где-то внутри. Все должно было кануть в лету. Обязано. Иначе Тарьяй уже не сможет. Просто не будет. Дыхание смешивается, одно на двоих. Руки обездвижены. Глаза бегают лихорадочно у обоих. Секунда. И Хенрик смотрит прямо, приковывая взгляд. Смотрит ровно и грубо. Смотрит, как никогда не смотрел. А потом отклоняется. Резко и безболезненно. - Я говорил, что не стану заложником одной роли. Хенрик все еще смотрит в глаза, когда встает с лавки и разворачивается. Исчезает туманом среди темных силуэтов садовых деревьев. Видит, конечно видит. Видит, как дымка слетает со взгляда, и там, в глубине, мечется, рвется на части Тарьяй. Разлетается на куски, как мамина любимая ваза. Как брошенная в приступе гнева бутылка пива. Тарьяй кажется, что весь мир смотрит сейчас на него, такого жалкого и разбитого. Смотрит молча и беспомощно. Но дом все еще сверкает диско-шарами, все еще кипит жизнью, все еще гудит счастливыми голосами. Ничего не случилось. Все по-прежнему. Все по-прежнему нормально. Проходя мимо разноцветных осколков на полу в гостиной, понимает, что тут разбилось. Тарьяй Сандвик Му. Склеиванию не подлежит. Замечает себя в мутном отражении. Да, тут ты и упокоишься. Силы в негнущихся ногах хватает, чтобы выйти во внутренний дворик и подойти к лавке. Схватить Майю за руку, сжать узкую ладонь. Зажмуриться на две секунды и смириться. Окончательно потеряться. Расплавиться. Разнестись песком. Не быть. Открыть глаза и стать заново.