Деморализация Каракуры, или во всём виноват Ичимару Гин

Глава 3 Ичиго наконец-таки продрал глаза. На нём сидел Кон и бил его плюшевыми кулаками по морде. — Отвали, придурок! — Кон полетел в окно. А Ичиго снова закрыл глаза, в надежде ещё чуть-чуть поспать, как снова раздался вопль Кона: — Ичиго-бака! Открой дверь, в неё звонят! — и, словно в подтверждение его слов, раздался звонок. "Блин, почему именно я должен открыть? Где отец, Карин и Юзу? Ай, ладно, сам открою," — и Куросаки начал одеваться. Раздался очередной звонок, причем на много длиннее, чем предыдущие. Видимо кто-то очень стремился попасть в дом. Дверь шкафа с грохотом открылась, и в ничего не подозревающего, с мозгами набекрень Ичиго, полетела подушка. — Долбак, иди дверь открой! — возмущению Рукии не было границ. — Мне, между прочим, спать мешают! Я ещё такая маленькая, мне всего за сотню перевалило, а детям, знаешь ли, надо высыпаться! — Сама дура! Тебе мешают, ты и открывай! — теперь подушкой пасанул Ичиго. — Гол! Молодец, братик! Я всегда знала, что у тебя есть склонности к футболу! — проорала невесть откуда взявшаяся Карин. — Ну Ичиго, ты же уже одеееелсяяя..., — заныла, потирая распухший от удара подушки нос, Рукия(Нифигаш се!? Подушка? Что он туда положил?!). — Типа если бы я ещё не встал, ты бы пошла открывать? — вздохнул Куросаки. — Конечно же нет, идиот! — Вот, так и знал! Ни капли совести! — глаза Ичи были полны соплей?, слюней? А, точно... слёз! — тогда я пойду открою... И синигами пошел к двери в комнате. Но лучше бы он к ней не подходил. Только Ичиго взялся за ручку, как за дверью послышался шум. Ичи приоткрыл дверь, и... — Вставай, сыно-ок! Папочка пришел к тебе сказать доброе..., — сынок остановил отца ударом пяткой в нос. — И тебе доброе! — сказало любящее дитя, переступая через родителя, лежавшего на уже давно не мытом полу. *** — И-и-и-и-ичимару Гин? — заикаясь пробормотал и. о. синигами. — Какого хрена ты тут делаешь? Недождавшись ответа, Ичиго потянулся в карман за печатью, но Гин, блеснув восхитительной ехидной улыбкой, остановил его руку, и не менее ехидным голосом протянул: — И тебе доброе утречко, Куросаки-куууун! — Кто там пришел, Ичиго-о-о, — с оглушительным воплем по коридору летел, можно сказать даже на крыльях любви, Ишшин. Поскольку за Ичиго гостя не было видно, пришлось орать... Хотя какое там орать? Он всегда орал. Зная, что отец собирается ударить сзади, сынок предусмотрительно отступил в сторону, а Ишшин налетел на ничего не подозревающего Ичимару. Таким образом, проделав несколько сальто в воздухе, экс-капитаны приземлились на землю размазанным бутербродом, причем Куросаки-старший снизу! Не повезло бедняжечке! Ичи смотрел на всё это выпученными глазами и еле сдерживая смех, а точнее дикий ржачь. Кто ж знал, что для бывшего капитана это окажется немного неожиданно! Ичимару чуть приподнялся над Куросаки и ещё больше сощурил глаза. У Ишшина реакция была куда более бурная. Его глаза полезли на лоб и он заорал (от неожиданности, а не из-за глаз на лбу): — Ичимару, мать твою, какого айзена ты тут делаешь (теперь выражение про черта или про меноса уже не актуально. Появился новай злобный го-блин! — Айзен!!! Враг народа № 1 !), и слезь с меня нафиг!!! Гин наоборот наклонился ближе и, растягивая все гласные, сказал: — Ну зачем так орать, глухих тут нету, и я у вас тут поживу пару недель, и зачем мне с тебя слазить, мне и на тебе хорошо-о..., — последнюю фразу он выдохнул Ишшину в ухо. После таких слов у Куросаки-младшего упала челюсть, которую он никак не мог найти, и нервно задергался левый глаз. Он бы так и стоял неизвестно сколько, но на шум прибежали Рукия и сестры Куросаки. — И-и-ичимару-тайчо..., — Рукия с грохотом упала об землю, со звоном долбанувшись головой об камень. Точнее упал её гигай, а девочка осталась стоять столбом. Но звук удара вывел Ичиго из транса. — А ну убери руки от него! — Ичиго стянул за шкирку Гина и дал ему волшебный пендель с такой силой, что Ичимару врезавшись в забор перед домом, и живописно с этого самого запора сполз на матушку-землицу…