Сердце, дарящее надежду

В классе физики висела такая тишина, что слышалось, как гудели под потолком лампы. Все начатые разговоры мгновенно затихли, а сами подростки смотрели строго в парты, чтобы случайно не встретиться взглядом с безжалостным шатеном, который выбирал кандидатуру на смерть у доски. — Как я понял, инициативы не будет, — Кирилл Андреевич оперся пальцами одной руки об учительский стол, смотря на притихших учеников. — Думаю, пора послушать Фролову. К доске. Мое сердце пропустило пару ударов, а потом пустилось в лихорадочный пляс. Конечно, было вполне ожидаемо, что его выбор остановится именно на моей скромной персоне, но проблема была в другом. Я совершенно не знала физику. — Я? — пришлось все же поднять взгляд и посмотреть в карие глаза парня, которые на этот раз потеряли всякое выражение любезности и стали абсолютно пустыми. — Нет, если здесь есть еще одна Фролова, то не ты. Издевается, гад. — Меня не было на прошлом уроке, Кирилл Андреевич, — возразила я, продумывая разнообразные пути отступления, при которых мне бы не пришлось позориться перед всем классом и своими соседками по комнате, которые сейчас сидели за партой с самыми противными ухмылками на таких же противных мне лицах. — О том, что Вы почему-то решили, что не обязаны ходить на мой урок, мы поговорим позже, — холодно возразил шатен таким голосом, что я почувствовала, что от страха перед ним у меня мелкой дрожью задрожали руки. — Видимо, я забыл предупредить. Меня не волнует, были ли вы на предыдущем уроке. Не знаете — ставлю два. Пронзительный и, как мне показалось, слегка насмешливый взгляд все же вынудил меня подняться через несколько секунд и пройти к доске, мысленно считая каждый шаг до этого злополучного места. Ненавижу Вас, Кирилл Андреевич. Ненавижу, что Вы появились в моей жизни и делаете её еще хуже с каждой секундой, что я провожу с Вами в одном помещении. Длинные пальцы всего на пару секунд коснулись моей руки, передавая сборник, а затем вновь сжали край стола, пока шатен выжидающе смотрел на меня. Уголки его губ слегка дернулись в злорадной усмешке, но в остальном парень прекрасно скрывал то, как сильно радовался. Как сильно радовался тому, что абсолютно меня завалил. Вопреки ожиданиям, после того, как я прочитала условие задачи несколько раз, понятнее она не стала. Набранный текст по-прежнему оставался простым набором слов, знаков препинания и чисел, без всякого возможного смысла. Извините, Вы сами-то решить можете? — Кристина? — на лице парня отразилось издевательское недоумение, пока я судорожно сжимала книгу у себя в руках. — Уже можно решать. Ответом шатену послужило лишь мое молчание и полнейшая тишина в классе, поскольку, видимо, никто не хотел острить и рисковать тем самым оказаться на моём месте. Гребанный практикант, гребанная школа, гребанная физика. — Садись на место, Фролова, — будто разочарованный вздох, хотя, я была уверена, Кирилл Андреевич прекрасно знал, что такая задача мне не по зубам. — Догадываешься о своей оценке, верно? Я вновь промолчала, ненавидя парня каждой клеточкой своего тела, и с трудом сдержалась от желания несколько раз хорошенько ударить его книгой по лицу, чтобы раз и навсегда стереть это самодовольное выражение. Но все же мечты остались мечтами — я лишь положила сборник на стол и удалилась обратно на своё место, стараясь сдержать злые слезы в себе. Кирилл Андреевич оказался вовсе не добрым и бескорыстным, каким так настойчиво хотел казаться. Он такой же, как и все меня окружающие: учителя, воспитатели и одноклассники. Стараясь произвести хорошее впечатление в самом начале общения, затем они становятся обычными безжалостными лжецами, которые готовы подставить и унизить в любой момент. Пора бы уже привыкнуть к этому, Фролова. Сверля спину физика взглядом со своего места, я в голове продумывала все возможные проклятия, которыми и посыпала Кирилла Андреевича, конечно же, мысленно. Тот выбрал другую кандидатуру и сейчас помогал решить задачу, детально ее объясняя, чего не потрудился сделать для меня. Очень приятно. — Фролова, — голос, который ещё недавно казался приятным, а теперь люто ненавиделся, еще раз назвал мою фамилию, когда я уже собирала свои вещи после звонка. — Не торопись, пожалуйста. — У меня есть и другие уроки, кроме физики, Кирилл Андреевич, — процедила я сквозь зубы, пытаясь запихнуть в рюкзак учебник, который, как назло, не поддавался. — И они настолько важны, что ты не можешь задержаться, чтобы мы обсудили твою посещаемость и сегодняшнюю двойку? — парень вскинул брови, ответив мне в том же серьезном тоне, в котором положено общаться учителю и ученику, а потом захлопнул дверь, провернул в замке ключ и вновь посмотрел на меня. Я раздраженно отшвырнула от себя рюкзак и подошла к первой парте, опершись о неё руками, но упрямо не отводя взгляда. Не дождетесь, Кирилл Андреевич. А затем произошло то, чего я ожидала в последнюю очередь. Отрешенность и холод на лице шатена исчезли без всякого следа, а в карих глазах появилась вполне заметная вина. Да бред. Мы уже выяснили, каким этот милый парень может быть на самом деле. И совсем не важно, что выводы о его ужасном характере я сделала только из-за того, что шатен вызвал меня к доске. — Фролова, — Кирилл Андреевич прикоснулся пальцами к той же парте, о которую опиралась я, и чуть наклонился, чтобы мы сравнялись в росте, — я клянусь тебе, у меня и в мыслях не было, что я могу сделать хуже. Я просто хотел помочь, вот и все. Извини, если мои поступки принесли тебе какой-то вред. Запах его парфюма вновь окружил меня, а красивые глаза смотрели только в мои, пока шатен даже не думал отстраняться, чтобы увеличить ставшее слишком маленьким расстояние между нами. — Нет, — я вновь ощутила лишь злобу на все вокруг: на нового учителя за то, что лезет не в свое дело, и на себя саму, поскольку больше всего хотелось позорно разреветься. — Вы не понимаете. Вы ничего не понимаете, Кирилл Андреевич. Я с силой сжала кулаки, отчего короткие ногти оставили следы на ладонях, и опустила взгляд, смотря только на поверхность парты. Соберись! К сожалению, было слишком поздно. Тяжёлый ком застрял в горле, а глаза защипало от слез, которые я слишком долго пыталась спрятать от окружающего мира. На щеках я вскоре ощутила мокрые дорожки, которые попыталась тут же вытереть, что было, увы, тщетно. — Кристина? — в голосе парня зазвучали нотки удивления, а в следующее мгновение я уже услышала, как он отстранился и сделал несколько шагов, чтобы обойти парту. В кабинете стояла абсолютная тишина, которую вскоре нарушили громкие всхлипы, которые я была не в силах сдержать. Ощущая на плече руку парня, который, кажется, пытался меня успокоить, я не могла разобрать ни слова из всего им сказанного. — Я никому не нужна. Никогда не была, — прерываясь, все же смогла выговорить я и вновь потерла собственные глаза в попытке успокоиться, но вскоре уже откинула эту идею из-за очередной неудачи. — Не то что сверстникам, даже родителям. При упоминании людей, которые должны были стать для меня самыми важными и самыми родными, я вновь ощутила спазм в горле и новую порцию соленых слез вместе с начинающейся истерикой. Оторвавшись от парты, я через несколько секунд подняла взгляд на шатена, на лбу которого залегла складка от того, что парень хмурился, а затем сомкнула руки у него на пояснице и уткнулась носом в широкую грудь, поддавшись секундной слабости. Кирилл Андреевич замешкался, но отстраняться не стал и, я была точно уверена, ощутил только жалость, которой в свою сторону я всегда старалась избегать, но сейчас мне было плевать. Он был сильным молодым мужчиной, а я всего лишь маленькой никому не нужной девчонкой, которая устала от собственной никчемной жизни. — Кристина, — я ощутила, как парень обнял меня в ответ, лишь крепче прижав к себе и погладив по волосам. — У тебя все будет хорошо, вот увидишь. Ты закончишь школу, тебя полюбит прекрасный человек, и ты будешь счастлива. Нужно только немного подождать. — Сколько? — на его белой рубашке уже появилось мокрое пятно от моих слез, но мы вдвоём предпочитали его игнорировать. — Сколько ещё я должна терпеть издевательства и избиения? Сколько еще должна ощущать всю ненависть, которую люди выливают на меня ежедневно, стараясь самоутвердиться за мой счёт? Шатен не ответил, что было вполне ожидаемо, лишь посильнее обнял меня, а я только доверчиво прижалась к собственному учителю физики. Твою мать! Осознание было похоже на ощущение после того, как однажды мои соседки сочли забавным вывернуть на меня ведро ледяной воды. Резкое и ошеломляющее. Фролова, в поисках любви и ласки ты прижимаешься к чертовому учителю! Вырваться не составило особого труда, однако, Кирилл Андреевич вновь вознаградил меня удивленным взглядом. Я же подхватила рюкзак и почти бегом направилась к двери, рассчитывая как можно быстрее оказаться вдали от пронзительных карих глаз, которым на мгновение я решилась довериться. Идиотка. В своём идеальном плане я не учла лишь одного момента — предусмотрительность шатена. После толчка, дверь, как было задумано, не открылась, и я чуть не вписалась в неё лбом, еле успев остановиться. Парень подошел через несколько секунд, показал мне ключ и открыл чёртову дверь, позволяя идти, однако, наверняка думая, что я чокнутая. Ну и пусть. Путь до женского туалета занял всего минуту, а вскоре я уже опиралась руками о раковину и вновь плакала, стараясь не смотреть в зеркало. Рюкзак ногой я отшвырнула в самый угол, а учебник физики, который так и не удалось затолкать, полетел в противоположный. Вскоре я села на холодный кафельный пол и прислонилась затылком к стене, продолжая уже беззвучно плакать и думать лишь о том, что Кирилл Андреевич еще припомнит мне эту слабость, чтобы вызвать вновь, поиздеваться или окончательно испортить оценку. — Какая встреча, — голос раздался откуда-то сверху, и я неохотно открыла глаза, чтобы через пару секунд увидеть лицо одной из своих соседок по комнате. Их ещё не хватало. — Что вам нужно? — я охрипла от долгих слез, и пришлось несколько раз откашляться, чтобы говорить нормально. На лицах девушек, которых оказалось трое, появились уже знакомые ухмылки, а вскоре я была грубо поставлена на ноги, схвачена за волосы и вновь прижата к стене. — Разве ты не знаешь, что брать чужое нельзя? — поинтересовалась все та же девица, поцокав языком. Слезы вновь покатились по щекам, но уж скорее от боли, чем от обиды на всех окружающих. — Я ничего не брала, — я даже не смогла покачать головой, поскольку хватка была слишком сильной, и лишь снова расплакалась, больше не в силах хоть как-то себя контролировать. У каждого человека есть свой максимум. Тот рубеж, после которого сдерживаться уже невозможно, после которого хочется кричать, пока не сядет голос, высказать всё то, что думаешь, или плакать, пока слёзы не иссякнут. Обещая себе никогда не выглядеть жалкой, сейчас я больше не могла терпеть и держать все в себе. Мой рубеж был пересечен мной несколько минут назад, а пути обратно, к спокойствию и убеждению быть сильной, уже не было. У них всех получилось. Получилось заставить меня поверить в собственную бесполезность, в жестокость, в безысходность. Получилось сломать, разбить на мелкие осколки постоянной ненавистью. Поздравляю, я сдаюсь. — Я ничего не брала, — почти шепотом тихо повторила я, закрывая глаза, чтобы не видеть самодовольных, ужасных людей, которые были готовы хоть каждый день ломать самооценку и стремления других людей. — Мы знаем, — противный и резкий смех раздался вокруг меня, и захотелось закрыть уши руками, лишь бы не слышать. — Ты бы не решилась. Но другим знать об этом ни к чему, верно? Я усмехнулась сквозь слёзы, что было скорее отражением истерики, которая бушевала у меня в душе. Попытавшись вырваться, получила лишь очередную пощечину, а затем сильные толчки. Меня швыряли из угла в угол, от одной девушки к другой под тот же хохот, поскольку эта игра казалась подросткам забавной. Боль. Она был повсюду — в рывках за волосы, в ударах по животу, ногам и рукам. Меня вновь толкнули, но на этот раз я больше не смогла удержаться на ногах. Резкая боль пронзила голову в месте удара с раковиной, а через мгновение мир уже потух. Все закончилось.