Мэйбл Пайнс не была бы собой, если бы так просто послушала Билла. Она не была из тех, кто быстро сдаётся, кто быстро опускает руки и уходит, опустив голову. Она всегда умела поставить перед собой нужную цель, продумать заранее несколько планов на случай, если с первым не получится; она умела проигрывать битву, но всегда желала выиграть войну.
Правда, войной это было сложно назвать. Мэйбл всего лишь жаждала увидеть, как Сайфер беспрепятственно, без каких-либо сделок стоит на ногах; возможно, скитается по миру. Но никак не страдает, молча отбывая дни в инвалидном кресле. Дни наказания, которые никогда не закончатся. И ей было жаль его, даже если он напрочь ненавидел это.
Он сказал, что единственное, что могло бы заставить его почувствовать себя лучше — была она сама. Но разве это возможно? Демон Разума разве может говорить нечто подобное простому и, — Мэйбл подметила про себя, — назойливому смертному человеку? А она точно была назойливой, из-за чего по итогу жутко разозлила Сайфера неделю назад.
Делать этого, конечно, она была не намерена; она лишь мысленно молилась за то, чтобы Билл был вежлив с её новым другом и будущей избранницей, что, возможно, спасла бы его от участи быть проклятым. Но нет. Он отказался. И тогда, после тех его утешений и ободрений для неё, Мэйбл уже точно знала, что будет делать дальше.
Второй, предварительно продуманный ею план.
Спустя неделю, чтобы дать Биллу остыть, она решила приступить ко второй части плана. По началу, она просто захаживала к нему послушать скрипачную игру по вечерам, захаживала, чтобы поговорить о чем угодно, кроме его состояния; приходила, чтобы встретиться с Нэйлом и узнать, были ли для Стэна какие-либо письма. Просто вела себя так, будто ничего и не произошло, будто всё было в порядке, а Гарри и вовсе не появлялся там в тот злосчастный вечер.
А вот Сайферу, кажется, было тяжело забыть нового друга Пайнс. В разговоре за прошедшую неделю с ней он успел упомянуть его четыре раза, и то в плохом смысле, подводящем к мыслям о ревности. Нэйл говорил ему об этом, но Билл считал это наиглупейшей его догадкой, твердя, что ничего подобного ему несвойственно испытывать.
Возможно, он сам себя обманывал, внушая разуму, что он спятил, и что присутствие девчонки ему и подавно не нужно. А что-то таки всё равно требовало такого, ведь стоило каждый раз Мэйбл уходить от него, он обязательно напоминал ей, что ждёт её завтра. Наверняка тешит себя той мыслью, что вечера она проводит не с кем-то другим, а конкретно с ним, говоря об абсолютно разных интересных вещах.
Он рассказывал ей о мире, о том, каким он был много лет назад, и что такого масштабного в нем происходило за последнюю тысячу лет. Она всегда с интересом выслушивала его, думая, что было бы круто иметь машину времени, попасть, к примеру, в десятые-двадцатые годы двадцатого века и научить несовременных людей чему-то, что могут современные, а ещё, быть может, подарить им что-нибудь.
Она мысленно отмечала, что ей нравятся подобные вечера. Нэйл приносил им травяной чай, оставлял их одних на долгое время, позволяя говорить и говорить. Мэйбл вдыхала запах трав, смотрела на ночное небо, смотрела на горящие мягким свечением глаза Сайфера, влюблялась в этот равнодушный, усталый взгляд, бессловесно просящий чьего-либо присутствия.
Она влюбилась в то, как много он знал, как много мог рассказать; влюбилась в то, как ровно он держит спину; влюбилась во взъерошенные светлые волосы, в привычную для него ухмылку. Влюбилась в голос, который привыкла и уже считала должным слышать каждый день; влюбилась в его игру на скрипке, такую проникновенную, глубокую, постоянно одну и ту же. Влюбилась за его заботу, что он проявлял к ней, начиная с того самого дня, как только была заключена их сделка, и до теперешних дней, когда она мерзнет, а он снимает с себя плащ, чтобы позволить ей согреться.
Она, разумеется, странно смотрела на него, едва веря в то, что он способен таки быть добрым, но так или иначе принимала это, постоянно в тайне от него краснея и вдыхая ощутимый запах, исходящий от вещи. Весь путь домой потом к Хижине она то и делала, что ощущала его. А в конце немного расстраивалась, ведь лес запросто поглощал его уже перед выходом в город.
Она влюбилась в то, каким он был в её глазах; он всегда был внимательным и чутким, он мог заметить, когда её настроение меняется, и невольно приободрить Пайнс, выдавая какую-то колкость, напоминавшую прошлое, и также невольно рассмешившее девушку. Она в глубине души была ему благодарна и питала сильную симпатию, с каждым днем всё больше и больше желала того, чтобы он являлся как можно чаще к ней во снах и наконец смог встать на ноги, пройтись с ней куда-то вместо того, чтобы постоянно сидеть на одном и том же месте. Она — на скамье, он — в инвалидном кресле. Почти рядом друг с другом, но в то же время и нет.
Она влюбилась во время, что они успели провести вместе, и в конце концов…
Стоп.
— Влюбилась?! — Ручка, которую она держала до этого в руке, выпала с пальцев, скатилась по столу и быстро упала на пол. Она рвано вздохнула, почувствовав, как в груди заколотилось сердце от такого неожиданного осознания, и наклонилась, чтобы поднять её.
Пришлось резко тряхнуть головой, чтобы попытаться отогнать от себя столь смущающие мысли. Она положила ручку перед собой на бумагу, на которой до этого писала что-то, и приставила руки к щекам, слегка потирая их. И если отмечать то, что те были горячи — вероятно, Пайнс покраснела, за что ей прямо перед собой стало отчего-то неловко.
В голове представал образ Билла, его наглой ухмылки и слов различных историй, которые ей таки можно было знать, по его мнению. Истории о войнах, о людях, что ему встречались, об огромных познаниях, чему он смог за всю свою жизнь научиться. Всплыли в голове воспоминания, где она обнимала его и обещала, что всё будет хорошо; всплыли воспоминания, где он держал её за руку, когда она падала или спотыкалась, всегда оказывался поблизости, когда это происходило. Помимо Хижины, разумеется. Всплыли воспоминания, где они практически менялись ролями по возможностям ходьбы; он обнимал её, пускай это и требовала параплегия, он проявлял заботу, не замечая этого за собой, и не пытался убить её, чего она по началу очень опасалась.
Билл доказал уже то, что она может ему доверять. И Мэйбл стала, как только образовалась растущая в груди симпатия к кому-то, с кем она постоянно говорила. Она доверяла ему не меньше, чем доверяла бы Дипперу свою жизнь, если бы те отправились в какое-нибудь длительное путешествие, где, не дай Бог, случилось бы что-то опасное и непредвиденное. Она поняла, что может полагаться на него вне зависимости от ситуации и того, что у него нет самого важного, что требовалось для простого похода.
Мэйбл в последнее время стала замечать и то, что дышала через раз всегда, когда рядом был Билл, даже если им приходилось сидеть вместе и молчать. Чтобы компенсировать свою нервозность — она делала глубокий вздох и нормализовывала дыхание, но ненадолго.
Один раз она поймала себя на том, что нервничает, когда они едят вместе. Нэйл, конечно, тоже иногда присутствовал за ужином, но и в таком положении под столом подрагивали ноги. Приятное волнение всё чаще закрадывалось в душу, отчего она последние два дня не могла нормально спать, да и заснуть теперь очень и очень трудно, так как она не переставала думать о нем и о будущем дне, о часе, когда произойдет новая встреча. Без конца ворочалась, прижимаясь головой к подушке, потягивая одеяло на плечи в начале лета.
Это было странно, но и приятно одновременно. Это несло в себе бессонницу, но она уверена, что обязательно с нею справится. Она была уверена в себе больше, чем когда бы то ни было. Поэтому она решилась на вторую часть своего плана сразу, как только посрывала все листовки. Оббегать весь Гравити Фолз было несколько проблематично за сутки, поэтому, чтобы сэкономить время, она попросила Гарри пройтись с ней. Он, конечно же, задавался вопросами, почему она всё это делает, и что ему теперь сказать сестре, но… Пайнс пыталась давать спутанные ответы, вроде «давай поговорим позже» или «закончим дело, потом всё обсудим». Однако и этого не случилось. Она быстро попрощалась с ним в тот день и скрылась из виду, оставляя его ни с чем.
Мэйбл сделала то, что велел ей Сайфер тогда. Она сдержала своё слово и была готова продолжать начатое, опять же в тайне от него самого.
— Не отвлекаться, — приказала Пайнс себе, потирая виски, и вновь взяла ручку, приставив ту к слову, что не успела дописать на бумаге. Выведя буквы красивым почерком, завершая слово, девушка хитро и самодовольно улыбнулась. Всё шло так, как и нужно. — Осталось всего три, в этом нет ничего сложного.
Мэйбл закрыла глаза, оставляя посторонние мысли в тумане, и открыла их, возвращаясь к исполнению плана. А именно — письменного плана для Билла. Она не могла заставить его влюбиться в кого-то, однако могла порадовать тем, что после её листовок «якобы» стало проявляться к нему женское внимание. Письма от лиц различных, придуманных ею девушек, должны были льстить ему. Возможно, получай он их как можно больше и чаще, Билл вскоре сможет появляться на людях, зная, что вне своей территории на него не станут смотреть, как на врага? Никакого презрения, никакой замкнутости и осуждений за спиной, которые люди обычно боятся высказать ему в лицо.
Она хотела, чтобы он был счастлив, хотела, чтобы он думал, что в нём, помимо неё самой, кто-то нуждается и любит. Она не могла подарить ему неведомое лекарство, излечившее бы его от параплегии, но зато она могла заставить его улыбаться. Хотя бы уголками губ.
И не понимала, что это вряд ли.
Мэйбл писала разные письма от разных придуманных адресов, отправляя только к одному; она писала их все самыми различными почерками — красивыми, кривыми, непонятными, мелкими, крупными. Писала от имен разных девушек, которых знала в Гравити Фолз, и которых придумывала, давая им самые интересные различные имена.
Она запечатывала письма в конверты, надеясь разом их отдать Нэйлу, попросив его ни о чем не рассказывать Биллу. Если он прознает, то снова будет вне себя от ярости. Возможно, в меньшей степени, чем в прошлый раз, так как она не разглашала всё это на весь город, но всё равно… он мог. И ей этого не особо хотелось — того, чтобы он обо всём догадался сам. Она
должна будет взять с Нэйла железное слово о неразглашении.
На последнем письме Пайнс остановилась, приставив основание ручки к красной строчке на бумаге, и задумалась. Какой почерк теперь? Какое имя дать девушке и какой адрес вписать?
Мэйбл думала долго, не зная, что и в самом письме толком написать. Мысли вновь начинали путаться, рассеивая туман в голове, чтобы позволить всему тому, от чего она отвлекалась, вновь рассыпаться по всем уголкам разума. Она вновь прониклась чувствами и расплылась в мягкой смущенной улыбкой, не зная, хватит ли ей смелости рассказать Биллу о
своих чувствах… Он точно должен рассмотреть это последнее письмо, что она обязательно поместит на самое дно фейковых, и точно должен будет поднять эту тему при встрече.
Чертовски волнительно, но должна ли она так рисковать? В былые годы Мэйбл с легкостью могла рассказать парню о своих чувствах к нему. И даже не по телефону, а в реальности, напрямую. Здесь же ей выдалась отличная возможность сделать это через бумагу, даже не видя лица того, кому оно будет прислано.
У неё был выбор сейчас. И она воспользовалась им, вдруг став собой, а не любой-другой выдуманной девушкой. Она вписала
своё имя
своим почерком, адрес отправки и написала
своё письмо, строчки которого в нем написаны от души, а не от головы, работающей за других девушек.
Она была полна решимости. Жаль только, недооцененной.
***
— Передать… все эти письма?
Пайнс ждала того дня, когда Нэйл посетит Хижину. И произошло это ещё через четыре дня, так как пришли счета Стэна. Она тут же взяла их с рук парня и положила на полку, что располагалась у парадного выхода, и была до безумия счастлива, что этот день настал. Волнительный, интригующий, но долгожданный для неё день!
Она успела уже множество раз рассмотреть каждый из конвертов, на некоторые даже прилепить стикеры, а ещё поменять их порядок, не меняя лишь свой. Он будет в самом конце, так просто должно быть.
Забавно в этой ситуации, к слову, было то, что она написала письма от лиц Кенди и Грэнды, за что только отчасти было стыдно перед подругами. Если же они как-то прознают об этом и попытаются убить её — она постарается им всё объяснить до того, как это произойдет. Пайнс уверена: они поймут.
— Да. — Ответила Мэйбл, глядя в голубые глаза друга, что с недоумением таращились на небольшую стопку конвертов в её руках. — Биллу.
— Биллу, значит? — Хмыкнул он и растянул губы в понимающей ухмылке. Так, будто узнал один из её главных секретов на данный момент. — С каких это пор Биллу пишут письма, интересно?
Каштановолосый принял стопку в руки, оценивающе рассматривая конверты. Мэйбл заметно занервничала, пускай и пыталась не показывать это изо всех сил. Нэйл смотрел на неё с прищуром, с подозрением, а она пыталась улыбаться и не выдавать себя ни коим образом.
— Понимаешь ли, после того, как я расклеила те листовки… ну, чтобы свести его с кем-нибудь… им заинтересовались девушки и обратились по моему номеру. Ты же помнишь, не так ли? Ха-ха. — Пайнс нервно захохотала и почесала затылок. — Вдруг кто-то его заинтересует из этих девушек? — Она быстро жестикулировала руками. Так, что парень едва успел за ней углядеть.
— Хорошо, — ответил он с хитрой улыбкой.
— Только последний конверт, — она покраснела, поднимая указательный палец вверх и отводя взгляд в сторону, — пожалуйста, проследи, чтобы он прочел его в последнюю очередь.
— Без проблем, — просто дал ответ каштановолосый, как только запихнул конверты с письмами в свою специальную сумку. Мэйбл несколько удивилась, что Нэйл не стал задавать никаких лишних вопросов, и благодарно улыбнулась ему. — Увидимся позже.
***
Нэйл оставил велосипед, облокотив его о стену дома с наружной стороны, и зашагал в сторону дома. Он пролистал первые три конверта, его голубые глаза приглушенно светились в темноте. Сквозь бумагу проступали настоящие адреса, с которых были отправлены все эти письма. Точнее, один единственный. Нэйл увидел это сразу, как только присмотрелся к конвертам. Невольно там проступал и настоящий почерк Пайнс, хоть она и пыталась писать коряво, не похоже на себя.
Последнее письмо было лично от неё на самом дне: он понял это, даже не смотря на него. Уж больно подозрительна была её просьба, поэтому Нэйл без лишних вопросов и ушел от неё, выполнив лишь то, о чем его попросили.
Он вошел в холл, где сидел Билл у камина. В доме стояла полнейшая тишина, прерываемая только тихим потрескиванием бревен и тиканьем настенных часов. Сайфер немного повернул голову вправо, почувствовав чьё-то постороннее присутствие.
— Я вернулся, — оповестил его Нэйл и подошел ближе, чтобы оказаться рядом, — и у меня есть кое-что для тебя, — с ухмылкой на лице проговорил он и протянул Биллу конверты.
Он стал молча изучать их, также как и его подчиненный поняв, в чем дело.
— Девчонка снова страдает ерундой, — устало вздохнул Сайфер, в сердцах ожидая со временем ещё чего-то такого с её стороны, и стал кидать письма по одному в камин, не оценив труды Пайнс, придумавшей и написавшей все эти версии. Он кидал их, а Нэйл наблюдал, как бумагу беспощадно поглощал огонь, заставляя ту обратиться в пепел, растаять на глазах.
— Прошу быть по-осторожнее с последним письмом, — сказал Нэйл, как только блондин добрался до него и уже собирался было кинуть в огонь, — она просила проследить, чтобы ты прочел его. Там может быть что-то важное.
— Последнее? — Билл повел бровью. — Оно от…
— Да, — подтвердил Нэйл, поняв его с полуслова, — ты и сам знаешь, от кого оно пришло к тебе.
— Оставь меня, — выдал он, — мне трудно сосредоточиться на чем-либо, когда кто-то стоит над душой.
Нэйл кивнул и после скрылся в другой комнате, позволяя Сайферу побыть наедине с собой.
Он рассмотрел конверт со стикером звездочки и трех разноцветных огоньков, распечатал склеенную бумагу и достал более тонкую, чтобы прочесть всё, что на ней было написано девушкой.
Девушкой, на которую ему не было всё равно. Может, поэтому он немного нервничает перед тем, как начать скользить взглядом по строчкам?
Может, он и не знал, что она хочет донести до него, но догадывался, что там будет что-то типа «Вот, ты прочел эти письма? Ты нравишься этим девушкам, поздравляю!». Билл закатил глаза, представив это. Он уже и без того понял, что она задумала. Однако, он не понял пока того, что в письме говорилось не об этом.
В письме говорилось о чувствах Мэйбл Пайнс к Демону Разума.
