Все для тебя.

После возвращения в Нью-Йорк мой распорядок дня стал иным. Теперь с утра я отправлялась в школу; близились выпускные экзамены, а мне многое надо было нагнать. А после школы я сразу направлялась в больницу, где делала уроки и ухаживала за любимым. Доктор Коллинз был сама любезность и разрешил поставить в палате Романо маленький стол и стул для меня. Пока я была в школе, о Романо заботилась медсестра, которую рекомендовал Коллинз - Мэгги Робертс. Очень милая, изящная женщина, столь же любезная с нами, как и сам доктор. Мне по началу нравилась эта парочка: сестра Мэгги и Джерри Коллинз. Но, невзирая на это, я всегда переживала из-за того, что полдня за Романо ухаживает чужой человек. Мне хотелось, чтобы рядом с ним были только близкие люди. Все-таки, Романо лечили в такой хорошей больнице, и я была безмерно благодарна Адриену за его жертву. Спустя неделю после возвращения в Нью-Йорк, как-то вечером, я подошла к Адриену, положила ему руку на плечо и спросила его, не хочет ли он удочерить меня, как хотел того раньше? Он поднял на меня глаза, полные слез, ответ был очевиден. Так я стала графиней де Монфор. Я верила, что Романо скоро очнется, и хотела быть к этому готовой. Мне надо было заработать свои деньги, которые дополнительно можно было отложить на его восстановление, на нашу свадьбу и поездку на Кубу. Мыслей о плохом я допускать не смела. Я стала частным репетитором по французскому языку для школьников и студентов. Адриен смог найти мне первых учеников. К сожалению, работа еще больше сократила мое время в больнице, но деньги были действительно необходимы. Адриен и сам открыл еще один небольшой бизнес: студию стилиста в Нью-Йорке. Оказалось, он великолепно разбирался в моде, и к нему шло много желающих найти свой стиль в одежде. Мама вышла на работу в юридическую контору, впервые, после жизни в Чикаго. А я зарабатывала французским, и как бы не уставала в школе и на работе, я с бьющимся сердцем неслась вечером в больницу и сидела с Романо, часто допоздна. Граф купил мне подержанный "бьюик", чтобы мне было проще передвигаться по городу. Я получила права, и машина стала мне большим подспорьем. Граф впервые начал экономить, это у него не сразу получилось, все-таки он привык совсем к другой жизни. Но мы все вынуждены были ради здоровья Романо жить в более стесненных обстоятельствах, чем обычно, тем более, покупка машины и открытие студии "Ривьера" потребовали не малых капиталовложений. Правда, студия скоро стала еще одним источником дохода нашей семьи. Прошло полтора месяца. Было начало мая. Я вовсю готовилась к экзаменам и продолжала преподавать французский. У меня появился новый ученик: Майкл Джонсон. Из богатой семьи. Парнишка на редкость неразумный и избалованный. Правда, его родители много платили, и особенно им льстило, что французскому их отпрыска учит графиня де Монфор. Я натаскивала Майкла у него дома. Однажды, сдавая мне в очередной раз тетрадь с домашним заданием, он сказал мне, что у меня необыкновенные синие глаза, сияющие, как звезды. Причем сказал на чистом французском. Я была растеряна, не знала, что нужно делать в такой ситуации, но мягко напомнила Майклу, что я только его преподаватель. А он сказал: - Прочтите, что я написал вам в тетради. И ушел. Мне стало еще более не по себе. Я раскрыла тетрадь, а там после домашнего задания, выполненного, кстати, на отлично, стояло: "Je Vous aime" (Я Вас люблю). Я похолодела и отбросила тетрадь. Надо отказаться от этого ученика, пока не поздно! Сослаться на что угодно, только больше не приходить к нему! Я поспешно вышла в коридор из комнаты, где мы с ним занимались, и собиралась было пройти к его отцу. Но Майкл стоял за дверью и, как только я вышла, спросил: - Вы прочли? - Да. Я не хочу Вас огорчать, но... - Я решила говорить прямо и честно. - Между нами ничего не может быть. - То есть как? Я могу покорить почти любую девушку, а выбрал Вас. И Вы мне отказываете? - Понимаете, Вы красивый парень, но все дело в том, что я люблю другого. Мне не хотелось обижать своего ученика, пусть даже такого самоуверенного, как Майкл, да и врать я никогда не умела. Но мои слова сильно возмутили его, он грубо схватил меня за локоть: - Что, графиня, гордость замучила?! Ты пожалеешь об этом! Я узнаю, кого ты предпочла мне, и тогда... Я вырвалась и поспешно выбежала из дома. Эта история оставила какой-то нехороший осадок в душе. У ворот дома Джонсонов я остановилась, чтобы отдышаться. Ко всем нашим бедам и проблемам еще и эта! Влюбленность нахального мальчишки... Хотя, какая это влюбленность? Судя по тому, как он разговаривал со мной, это какая-то игра... Смысл которой мне непонятен. Зачем я ему? Он ведь абсолютно меня не любит... Разве можно было бы представить, чтобы Романо так со мной говорил?! Тут я вспомнила, что пора ехать в больницу. Села в машину и тронулась с места. Проехав значительный отрезок пути до больницы, я стала замечать, что меня преследует серебристый "порш". Я сжала руль и попробовала увеличить скорость, чтобы оторваться, но в Нью-Йорке сделать это не так-то просто. Тогда я приняла единственно верное, как мне казалось, решение: свернула на Пятую авеню и подъехала к своему дому. Поставив "бьюик" в гараж, я минут двадцать посидела дома. Потом вышла на улицу, убедилась, что рядом нет подозрительного "порша", остановила такси и помчалась в больницу. Несмотря на то, что я отвергла Майкла, я понимала, что парень, привыкший получать все, что захочет, так просто не остановится. Я подозревала, что именно его "порш" преследовал меня, и от этого было не по себе. А еще я чувствовала себя виноватой перед Романо, как будто я предала его. Я просто не могла до этого дня себе представить, что кто-то еще кроме него, будет добиваться моей любви! И поэтому мое состояние было премерзким, словно я извалялась в грязи. В этот вечер мне особенно захотелось рассказать Романо о своей любви. И именно тогда, когда я, нежно сжав руку любимого, говорила о том, как он мне дорог и как я мечтаю о том, чтобы он скорее пришел в себя, в палату зашел доктор Коллинз. Я впервые заметила в его холодных зеленых глазах какую-то насмешливость... Он посмотрел на меня презрительным взглядом и вышел. Мне было неудобно от того, что он все слышал. Но я так морально устала за этот день, что решила не думать об этом сейчас, и занялась повседневными больничными заботами. А на следующий день Роза прилетела из Вены и, узнав о том, какого врача мы выбрали, немедленно нам позвонила. Она говорила с моей мамой, причем в довольно резких выражениях, и осудила наш выбор. Мама была совершенно растеряна, она все никак не понимала, почему Розе так не нравится этот молодой врач. А вот Адриен встревожился. Он всегда очень доверял Розе, считая ее надежным и честным человеком, искренне желающим помочь Романо. Он немедленно поехал в больницу и сообщил Коллинзу, что в его услугах мы больше не нуждаемся. Адриен уезжал, будучи твердо уверенным в правильности своего поступка. Я не знала подробностей того, как с ним разговаривал Коллинз, но этому хитрому лису удалось убедить Адриена в том, что услуги Розы не обязательны. Граф позже рассказал мне о том, как Коллинз уверял его, что вывел из комы уже не одного пациента, и он сделает все, чтобы Романо был здоров, и основной упор делал на то, что у Розы нет такого опыта работы с больными в коме, как у него. Он приводил примеры, и говорил так убедительно, что Адриен согласился с его доводами. Конечно, мой отчим слишком благороден, и он не мог представить себе, что кто-то может быть настолько двуличным, как Джерри Коллинз. Но о нем позже. А пока я сидела в кабинете Мартина Джонсона, отца Майкла. Я рассказала ему о том, что отказываюсь работать с его сыном, и объяснила причину. Мистер Джонсон был мрачен, исходя из его реакции, можно было подумать, что он был бы не против, если б его сын на мне женился. Скрепя сердце, он принял мое решение не приходить к Майклу. Я уходила из этого пугавшего меня дома с легкой душой, но уже в воротах столкнулась... с Коллинзом. От шока я чуть не забыла, как меня зовут. Коллинз же, как обычно, приветливо поздоровался, назвав меня "юная госпожа графиня", и выразил искреннее удивление тем, что я посещаю дом его двоюродного брата. Значит, Джерри Коллинз и Мартин Джонсон - двоюродные братья! Нет, эта история нравилась мне все меньше. Приехав в этот день в больницу пораньше, я направилась в кабинет Розы и попросила ее рассказать мне все, что она знает о Коллинзе. Роза неожиданно расплакалась. Выяснилось, что Коллинз был ее первой любовью, он настолько заморочил ей голову в институте, что почти год она были неразлучны. Он покорял своей красотой и обходительностью. Розу Джерри рассматривал уже фактически как свою жену и делился с ней некоторыми своими убеждениями, которые ее шокировали, и заставили с ним расстаться. Он говорил, например, что самое главное в жизни для него - деньги, что больной для него важен настолько, сколько за него платят, что он не верит в чудесные исцеления, и особенно считает бесперспективными беспомощных больных, таких как тяжелые инвалиды и находящиеся в коме; правда, он говорил Розе, что будет их лечить пока ему за это платят. И общался он всегда с какими-то странными личностями! Влюбленность, которую Роза испытывала к нему, прошла, и сменилась отвращением. То, что они вынуждены работать в одной больнице, для Розы - тяжкий крест, но Коллинз умеет очаровывать людей, и так он внушил главврачу уважение к себе, потому он здесь всерьез и надолго. Я сразу вспомнила его взгляд на меня, когда он вошел в палату Романо. Так вот он какой! Внутри все оборвалось...Страх за Романо парализовал меня. А Роза продолжала: - Мне очень жаль мальчика. Мой супруг Джулиано знает, что такое одиночество, он начинал жизнь примерно также, как Романо, только Джулиано повезло встретить вашу семью. Поэтому для нас обоих Романо дорог и близок. Я бы все сделала, чтобы он очнулся. Я благодарно посмотрела на тетю: - Конечно, я верю тебе. Но как же быть? Коллинза может разозлить наш отказ от него как от врача? Он ведь потеряет пациента, за которого хорошо платят? - Самое ужасное, что просто так отказаться, действительно, не желательно. Обычно объясняют главврачу, чем вам не нравится доктор. А мне он не поверит, считая, что я мщу Коллинзу за личное несчастье. Я не думаю, что пока вы платите, Коллинз повредит Романо... Но старайся по мере сил, искать доказательства против него. И я буду, как смогу, за ним приглядывать. Я вышла из кабинета Розы совершенно разбитая. Нам опять не везет... Ну отчего так?!! Мне казалось, что на плечи опять свалилась свинцовая, давящая тяжесть. Но в тот самый момент, когда столь велико было искушение опустить руки, в памяти вновь возникла давняя встреча на Площади Звезды, в Париже. Тот ленинградец говорил, что я должна справиться с любой бедой, с любой невзгодой. Я не имею права сдаваться! Я гордо подняла подбородок и вошла в палату к Романо. В этот день я находилась в больнице до восьми вечера, и только потом отправилась домой. Я прошла на стоянку, к своему"бьюику", и стала открывать машину, но тут сзади раздался голос: - Значит, мой дядя мне не соврал? И это правда! От неожиданности я подскочила и выронила ключи. Сзади стоял Майкл с огромным букетом белых роз. Он сунул мне в руки цветы, нагнулся и поднял мои ключи. Я даже не поблагодарила его. - Майкл, мы с вами уже все обсудили. Что вы тут делаете?- Ах, тут, милая моя графиня. - Он язвительно выделил последнее слово. - Тут работает мой дядя. Так что, я приезжал к нему. - Он постоял минутку и продолжил: - А это вам. - Он кивнул мне на букет, который я машинально взяла, так как от волнения почти перестала соображать. - Да, я не ожидал узнать такие новости о вас... Значит, вот кого вы мне предпочли... Я с ужасом смотрела на него. - Пожалуйста, не надо... - дрожащим голосом произнесла я. - Нет, надо, детка. Я-то все лучше, чем твой голодранец, который неизвестно когда проснется... Боль обожгла мое сердце. - Не смейте так говорить! - Стань моей девушкой, и твоему Романо ничего угрожать не будет. А если нет... - Угроза в его голосе звучала явственно. - Ты не посмеешь... - Я с ненавистью взглянула ему в глаза, и вдруг, со всей силы ударила его букетом роз. Когда я замахнулась во второй раз, он перехватил мою руку и сказал: - Ты сама выбрала судьбу для своего латиноса. От этих слов меня прошиб ледяной пот, я бросила розы на землю, прыгнула в машину, и умчалась, едва не задев Майкла, смотрящего мне вслед с отвратительной ухмылкой.