***
От автора. Обращаясь к читателям хочу сообщить: в данной книге предоставлены те слова, которые имеют важное значение в жизни любого человека. На самом деле важных слов намного больше, у каждого свои — неповторимые. Ни в одном предыдущем моем произведении нет настолько личных тем, напрямую касающихся моей жизни, о которой так упорно пытаются выведать журналисты. Не пытайтесь, я никогда ничего о себе не расскажу и лишнего узнать не позволю. Писатели — личности многим непонятные, темные и неправильные. Разве у нормального человека может держаться в голове столько мыслей? Тому, кто никогда не держал в руках перо, сложно понять, кто же такие писатели… Пожалуй, я все же объясню, почему каждое свое произведение я посвящаю черному псу. Это тоже имеет свое значение, но только для тех, кто знает. А кто не знает, мой ответ: это напрямую связано с одним человеком. Кто этот человек, я и сама плохо знаю. Да и он не знает, кто он есть. Тем не менее, общение с ним оказало на меня сильное влияние. И многие рассуждения, помещенные в этой книге, принадлежат только ему. Этот человек как-то иначе смотрел на все, что его окружает, и вещи под его пристальным изучением становились чем-то новым, не познанным, — настолько сильно он переворачивал привычные всем нам понятия. Но благодаря его своеобразному образу мысли, я смогла шире взглянуть на мир. Где-то глубоко в душе я еще наивно верю: однажды эта книга попадет ему в руки и… Нет, его реакцию мне страшно себе представить. Я точно знаю: он будет недоволен. Ведь все, написанное далее, — личное, сокровенное, принадлежащее только нам. Это все равно, что показать себя настоящего. А он не умеет доверять людям настолько, чтобы обнажить перед ними душу. Сомневаюсь, что со временем он научился выставлять свои мысли напоказ. Ему всегда было проще вести себя алогично, запутывая всех и каждого, и знаете, что самое плачевное во всем этом: он настолько завяз в собственном желании не выдать себя, что даже сам с собой не может быть откровенным. Нет, я его не жалею, он не переносит жалость — это слишком унизительно, в этом я с ним солидарна. Но мир определенно потерял какого-то великого гения в его лице. Сейчас я совершу ужасную глупость, свидетелями которой станет множество незнакомых мне людей, но сейчас я просто хочу совершить что-нибудь безумное, наверное, я лишь хочу стать немного похожей на него… Моя глупость в том, что я верю: он действительно возьмет эту книгу. Я это чувствую, потому что именно это нас объединяло: мы понимали значения слов. Если ты сейчас читаешь эти строки, то это значит, что не все потеряно. Мы всегда умели обходиться без слов, а здесь их так много, не правда ли? Мне кажется, что я уже чувствую твой пристальный, разочарованный взгляд. Женщины слишком много болтают, ты ценил мое молчание. А что теперь? Теперь я даже не знаю, какой ты, а ты не знаешь, какая я. Изменились ли мы друг для друга? Имеет ли для тебя смысл мой глупый поступок, мой внезапный порыв? Даже если нет, то я обязана сообщить тебе: мне кажется, в тот вечер мы оба совершили главнейшую ошибку. Вернемся к словам. Не стоит забывать о том, что в разных ситуациях с разными людьми слова имеют разные значения. Я расскажу лишь о тех, которые имеют тяжелый вес всегда. Понимание основы приводит к осознанию…
Буквы разбегались от неровного света огня, мерно отстукивала свои шаги секундная стрелка. Сириус уже в который раз мысленно искусал того, кто додумался повесить в гостиной новые часы. Старые он выкинул в окно, когда напился. Покрепче сжав пальцами корешок книги, он с огромным усилием заставил себя прочитать последние строки. Ему так и хотелось рассмеяться. Сомнений в том, что это написала именно она, не оставалось. А он, оказывается, еще надеялся, что совсем обезумел, ища скрытое там, где его и в помине не было. Наверное, ее поступок действительно был глупостью. Кто же делает такие важные сообщения в книгах, предназначенных для весьма немаленькой, надо думать, аудитории читателей? Разве сложно было просто написать письмо? Сириус вынужден признать: решиться на глупость проще, чем на правильный шаг. Но что является правильным в этом мире? Уж точно не его попытка поговорить с крестником при помощи камина. — Причем здесь вообще камин? — раздраженно пробормотал Сириус, швырнув книгу на стол. Устремив взгляд в огонь, он сосредоточенно пытался понять, что же вызвало в нем это короткое вступление. Определенно, тоску, а еще эту надоевшую ему надежду. Он так долго верит во что-то непонятное, что пора было бы смириться: надежда бесполезное чувство, которое приносит больше боли, чем радости, которой от нее ожидают. Но как же ему хотелось верить в то, что еще не все потеряно, что есть шанс вновь увидеть ее, что ей, в конце концов, так и не удалось забыть его. Еще больше надежды, чем этот текст, дарит фамилия: она не замужем, а значит, все еще принадлежит ему. И плевать, что человек априори не может кому-то принадлежать. Рабство давно отменили. Но по-другому он думать не может. — Что в ней особенного? — раздался рядом тихий женский голос. Сириус вздрогнул и удивленно уставился на соседнее кресло, в котором уютно устроилась Эммелина. Он-то думал, что она решила поскорее уйти подальше от него, предоставить ему возможность разобраться в собственных мыслях. Снова он ошибся. Ей же приказано Грюмом не оставлять его одного, а значит, она просто вышла из комнаты. Сириус хмыкнул, поймав ее внимательный, но смущенный взгляд. — Она молчала! — криво усмехнулся он, вернув внимание огню. — Теперь понятно, чем тебе не нравится Молли, — прошептала Вэнс, забравшись в кресло с ногами. — Рыжие так прекрасны, когда злятся, — улыбнулся Сириус, продолжая наблюдать за танцем огня. — Зачем ты дала мне эту книгу? — Он скользнул по ней быстрым взглядом, тут же откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. — Я подумала, что это ты, — как-то слишком честно ответила Вэнс. — Черный пес, алогичное поведение, твои слова о любви… Все это навело меня на такую мысль. И потом, ты называл меня именно этим именем. — Не многие умеют читать между строк, — вздохнул Сириус, понимая, что сопротивление бессмысленно. — Ты действительно слишком похожа на нее, — нахмурился он, постучав пальцами по подлокотнику. — Но не она, к сожалению! — Я тоже умею молчать, — с каким-то вызовом произнесла девушка, он чувствовал ее пристальный взгляд. — Что в ней особенного, Сириус? — Ничего, — тихо ответил он, потянувшись за книгой. — Но в этом мире нет никого, кто был бы похож на нее. Она леди, которая умеет видеть мир, а это уже особенность. Она девушка, которая не слушает пустых слов, и это уже отличие. Она счастье, которое я так нелепо потерял, и это уже многое. — Я ей завидую, — пробормотала Эммелина, отвернувшись от него. — Не стоит, поверь мне! — горько улыбнулся Сириус, взглянув на собеседницу. — Для светской львицы нет ничего хуже падения ее прайда.***
На улице весело светило солнце, во всю пели птицы, и кругом все радовалось прекрасному лету. Иногда в открытое окно комнаты залетали птицы, опускались на подоконник и улетали, так и не дождавшись реакции от юноши, сидевшего верхом на стуле и гипнотизировавшего взглядом неподвижно лежавшую на кровати девушку. Вот уже четвертый день она не приходит в сознание, изредка открывая глаза и прося воды. По ночам она бредила, постоянно бубнила себе под нос что-то невнятное, а под утро начинала метаться по кровати. Его это пугало, а Дамблдор утверждал, что это нормальная реакция организма на все случившееся. А что случилось, никто, кроме нее, сказать не мог. Директор отводил взгляд, и в такие моменты юноша начинал жалеть о том, что вообще доверился этому старику. Он четко усвоил одно: ее пытали! И ее родителей, наверное, тоже. Знать точно он не может, потому что сам появился перед особняком Лайтов тогда, когда он уже во всю горел, а высоко в небо убегал черный дым, скрещиваясь в воздухе с Черной меткой. Он тогда не думал, просто кинулся к дому, в самую гущу пожара, стараясь усмирить огонь магией. Его сил на это не хватало, поэтому он лишь искал хоть кого-нибудь живого. К счастью, он успел вовремя для мисс Лайт, без сознания лежащей на полу в луже собственной крови. Ее родители, находившиеся в той же комнате, оказались мертвы. Воскрешать мертвых он не умел, поэтому сосредоточился на том, чтобы вытащить из сгорающего дома ее. Поскольку чарами исцеления он не владеет, ему пришлось посвятить в эту непонятную историю Дамблдора, взяв с него слово о неразглашении. Да он чуть-ли не Непреложный обет потребовал с директора, потому что не хотел, чтобы об этом мог узнать кто-нибудь лишний — шпион Волан-де-Морта, к примеру. Он доверял далеко не всем членам Ордена Феникса, а она сейчас была в опасности. Он тряхнул головой, словно пытаясь таким образом избавиться от надоедливых мыслей. Отросшие пряди упали ему на лицо, закрывая вид на безжизненно лежащее тело. Ему впервые в жизни было настолько страшно. Почему-то казалось, что чем дольше она не приходит в себя, тем меньше вероятность того, что в следующую секунду она откроет глаза и осознанно посмотрит на него. Громко зарычав, он вскочил на ноги, с силой оттолкнув от себя стул. Несчастный предмет мебели с глухим стуком встретился со стеной и упал на пол. Стоит признать, что укрепляющие чары работали просто превосходно: он так часто швырял этот стул, что ему давно следовало бы сломаться. Юноша невольно сравнивает этот живучий стул с самоуверенностью Лайтов: он же предупреждал их, что Пожиратели не станут терпеть такого пренебрежения и открытого отвращения к своей деятельности. «Ты слишком юн, Сириус, и многого не понимаешь!» — со снисходительной улыбкой тогда сказал мистер Лайт, похлопав его по плечу. Да, он определенно слишком юн и многого не понимает, потому что все эти Пожиратели — аристократы, люди, которые так любят поесть за чужой счет и выгодно заключить с кем-то брак, — убили семью самых влиятельных чистокровных магов Британии, Европы. Им нужна была дочь Лайтов, а она, судя по всему, ответила отказом. Но разве это позволяет им обрывать жизнь такого знатного рода? — Я убью тебя, Белла! Клянусь Мерлином, убью! — прошипел юноша, со всей силы сжимая кулаки и с трудом удерживая себя от желания броситься на стены. Кажется, он начал сходить с ума. Причем здесь Беллатриса? Он был более, чем уверен, что это именно она сообщила своему хозяину о Лайтах, об их влиянии в Европе и Америке, об их любви к своей единственной дочери. Вынудив Лайтов заключить брак с кем-нибудь из Пожирателей, Беллатриса поймала бы сразу двух сниджетов: повысила бы себя в глазах господина и насолила бы своему обожаемому кузену. То время, когда они были братом и сестрой, осталось настолько далеко, что они оба благополучно забыли об этом. — Воды… — раздался в тишине комнаты тихий, скрипучий голос. Юноша тут же подскочил к кровати, хватая с тумбочки заранее приготовленный стакан с восстанавливающим зельем, смешанным с водой. Если она залпом осушит целый стакан, то получит именно ту дозу, которая рекомендуется всем тяжело больным, это он уяснил из болтовни Лили, когда она залечивала руку Джеймса. Осторожно приподняв голову девушки, он поднес край стакана к ее губам. К его удивлению, сделав пару глотков, она приподнялась и уже без его помощи опустошила стакан, проведя языком по потрескавшимся от сухости губам. — Еще воды! — тихо попросила она, не поднимая век. Он послушно наколдовал чистой воды и поднес стакан к ее губам, после чего она снова с жадностью принялась пить, проливая воду на себя, на простыни и не замечая этого. Как только емкость опустела, она с тяжелым выдохом рухнула на кровать, разжимая пальцы и роняя стакан рядом с собой. Убрав с кровати лишний предмет, он осторожно присел на край, не мигая всматриваясь в ее подрагивающие веки. Она определенно не спит, но способна ли воспринимать происходящее, понять было трудно. — Это ты? — Тихий вопрос слетел с ее губ, оседая в воздухе сладкой надеждой: все будет в порядке. — Сложный вопрос, — шепотом ответил он, мягко сжимая пальцами ее ладонь. Его пальцы были достаточно длинными, чтобы он мог полностью обхватить любую часть ее руки и при этом соприкоснуться большим и средним пальцами. Либо это ее руки были слишком тонкими. — Они их убили. — Это был не вопрос, но он ясно услышал в нем робкую надежду на отрицательный ответ. И подтвердить ее слова в тот момент было выше его сил. Он просто не мог заставить себя сказать хоть что-нибудь. — Откуда взялся дым? Там было много дыма, и это последнее, что я помню. — Они сожгли ваш дом, — еле ворочая языком, глухо ответил юноша, крепче сжимая ее руку. Ее пальцы дрогнули, на длинных ресницах показались слезы. За столько лет знакомства с ней, он впервые их видел. — Хил… — Зачем ты спас меня? — с какой-то яростью в голосе спросила она. — Я теперь лишняя… здесь! — Глупость, — фыркнул он, поглаживая большим пальцем внутреннюю сторону ее ладони. — Думаешь, твои родители обрадовались бы, если бы ты тоже умерла? Тебе еще рано умирать! — Последнее предложение он сказал с нажимом, прошептал его прямо ей в ухо. — Тем детям, которых они уже убили, тоже было рано. Но ведь они мертвы, — прошептала она, медленно открыв глаза. — Зачем? — Сначала нужно отомстить, радость моя, — глядя в ее наполненные слезами глаза, ровно произнес он. — Смерть — всего лишь определенный этап жизни, который рано или поздно должен пройти каждый из нас. Зачем торопиться, если есть возможность отыграться заранее за эту участь, ждущую удобного момента для нападения? Умереть мы всегда успеем! Она с каким-то страдальческим выражением лица посмотрела на него, и снова закрыла глаза, позволяя соленой влаге свободно стекать по ее щекам. Закусив губу, он неуверенно лег рядом с ней, прижав ее к себе и чувствуя, как начинает мокнуть рубашка, прилипая к телу. Он молчал, гладя ее по голове и лишь теснее прижимая к себе. Ему казалось, что его догадка действительно верна: кто-то из тех ублюдков изнасиловал ее. И он просто не будет Блэком, если не выяснит, кто и что именно сделал с ней. А потом он просто найдет каждого из них… — Зря я тебя послушал и оставил дома, надо было забрать тебя с собой, — тихо прошептал он, уткнувшись носом в ее волосы. От нее пахло тканью и болью, он совершенно не чувствовал запаха книг, пергамента и эустом. И это било еще больнее, чем ее слезы. — Не убивай их, — внезапно твердым голосом произнесла она. — Это слишком просто, пусть помучаются! — Ты же не думаешь, что все те заклинания Белла изучала одна? — тихо фыркнул он, прикрыв глаза. — Я никому не дам причинить тебе вред, счастье мое. Верь мне! — У меня больше никого не осталось, — невесело усмехнулась она, обняв его за пояс. — Мне больше некому верить, кроме тебя!***
Смерть — самое страшное слово для многих людей. Одних пугает смерть близких, других — собственная гибель. Что же означает это слово? Почему оно так пугает человечество? С научной точки зрения, смерть — полная остановка процессов жизнедеятельности организма. Это всего лишь значит, что наше тело становится неспособно к продолжению существования. Тело — всего лишь оболочка, которой мы управляем. А что если после того, как умирает тело, человек становится свободен от всего. Стоит ли смотреть на смерть, как на дар? Бессмертие скорее сведет с ума, но разве душа смертна? Значит, все мы в каком-то смысле бессмертны, просто существуем уже без тела, оболочки. В философии этому слову приписывается множество значений, толкований — какое из них верное, неизвестно никому, потому что каждое рассуждение имеет место быть. Мой друг говорил, что это всего лишь определенный этап в жизни, который рано или поздно придется пройти каждому из нас. Так коротко и совершенно точно! Даже вампиры — существа, которые живут вечно в нашем представлении, — умирали, ведь это нежить — значит, они умерли прежде, чем стали такими. И приведения — разве они живы? Выходит, что это действительно всего лишь необходимый момент, который можно считать карой, а можно — даром…
Захлопнув книгу, так и не дочитав статью до конца, Сириус резко поднялся на ноги. Эммелина все еще сидела в кресле, делая вид, что ее совершенно не интересует, что у него на уме. А ему хотелось схватить ее за шиворот и выкинуть вон из дома. А еще хотелось уничтожить эту книгу, разорвать на мелкие кусочки, взорвать, сжечь — все что угодно, лишь бы не трогать еще не зажившие раны. В последний раз в груди все так нещадно ныло слишком давно, когда он еще мог быть собой и умел чувствовать. Посидев в Азкабане, он почти разучился реагировать на мир, как положено людям. А сейчас… — Сколько книг она написала? — нетерпеливо спросил Сириус, скользя невидящим взглядом по стенам комнаты. — Шесть, — тихо ответила Вэнс. — Три из них связаны с философскими рассуждениями. Эта книга, книга о жизни среди знати, и книга о взаимоотношениях между магами и маглами. Другие три можно отнести к приключенческим романам. — И насколько популярны ее книги? — нахмурился Сириус, расхаживая перед камином. Он и сам толком не знал, что хочет понять: сколько людей увидит часть его мыслей или сколько у нее поклонников. — Слышал о Локонсе? — подняв на него взгляд, спросила Вэнс. Он медленно кивнул, остановившись перед письменным столом. — Она популярнее него, ее книги читают в Европе и Америке, а сама она живет в Австралии. Но это не точно… — Как это не точно? — удивленно поднял бровь Сириус, стараясь сохранить абсолютную невозмутимость. — Разве у нее не берут интервью, не делают фотографий для статей в газете? — В том-то и дело, что никто даже в лицо ее никогда не видел. Она не показывается, не дает интервью. Единственная возможность общаться с ней, это книги и совиная почта, только я сомневаюсь в том, что она вообще читает письма, — спокойно пояснила Вэнс, зачем-то поднявшись с кресла. — Я оставлю тебя лишь в том случае, если ты пообещаешь мне не делать глупостей, — ровно произнесла она, глядя ему в глаза. — У меня нет настроения делать глупости, — фыркнул Сириус, опустившись на стул. — Разве я похож на сумасшедшего? — выгнув бровь, спросил он. — И она действительно тебя понимала? — удивленно спросила Вэнс. Сириус невольно усмехнулся, отвернувшись от нее. Судя по этой книге, она понимала его сильнее, чем он думал. Слушая удаляющиеся шаги Вэнс, он притянул к себе чистый пергамент и взял новое перо. Это определенно не то, что стоило писать в письме, но других мыслей у него все равно не было. Умирать способно не только тело. Иногда случается так, что тело продолжает существовать, а человек уже давно мертв. Такое случается после Поцелуя дементора, такое случилось с Долгопупсами, сошедшими с ума во время пыток. И знаешь, такое случилось со мной. Я умер в тот день… И сейчас от меня прежнего осталась лишь сломанная тень, которую по ошибке все принимают за Сириуса Блэка. Так глупо, не правда ли? Я говорил, что умереть мы всегда успеем, а сам… Сам не живу, лишь продолжаю мешать остальным своим присутствием. Наверное, если бы меня не спасли от Поцелуя дементора ничего не изменилось бы. Смерть — абстрактное понятие окончания жизни, а чтобы жизнь кончилась, телу не обязательно умирать.***
В очередной раз широко зевнув, Сириус тряхнул головой, пытаясь прогнать сонливость. Этой ночью ему снова не спалось: слишком много мыслей. Ему то и дело хотелось плюнуть на все, залезть на спину Клювокрыла и улететь в Австралию, найти ее и… А что дальше, он не знал. Ведь они действительно расстались настолько давно, что уже перестали быть теми, кем когда-то были. Он остался в том дне, когда они расстались, а она… Она стала знаменитой писательницей, как и хотела. Она нашла свое место в этом мире, и его рядом с ней явно не должно быть. А слова в книге — всего лишь порыв, ничего больше. Человеку допустимы слабости. — Доброе утро, Бродяга! — опустившись на стул, с усталой улыбкой произнес Римус. — Как настроение? — Я не определился: либо паршиво, либо слишком паршиво, — пробормотал Сириус, невидящим взглядом глядя себе в тарелку. — Сегодня ты моя сиделка? — постучав пальцами по столу, довольно спокойно спросил он. — Дамблдор и Грюм сошлись во мнении, что тебя не стоит оставлять одного, — вздохнул Римус. — Они решили, что ты и так слишком долго был один. — Мило с их стороны озаботиться моим душевным самочувствием, — невесело усмехнулся Сириус, откинувшись на спинку стула. — Надеюсь, они не обидятся на то, что я этого не оценил? — Может, хватит считать себя самым несчастным человеком в мире? — слегка раздраженно спросил Римус. — Да, ты пытаешься быть собой, но ты продолжаешь делать вид, словно все мы ужасно плохие, потому что пытаемся ограничить твою свободу… — Свободы не существует, — перебил его Сириус, прикрыв глаза. — Я все понимаю, Римус. Просто у меня нет сил что-то исправить. Ради чего, Лунатик? Разве в моем существовании еще есть смысл? — Ты единственный человек, которому Гарри действительно может доверять, — твердо произнес Римус, заставив его открыть глаза. — Ты был другом его отца, был тем, на кого Джеймс мог положиться в любую секунду. Да, сейчас ты заперт в собственном доме, но разве такой пустяк мог хоть когда-нибудь тебе помешать? — Так ты еще Лунатик? — несколько удивленно поднял брови Сириус. — Еще один из Мародеров, которые умели нарушать правила даже ничего не делая? — Я твой друг, Сириус. И я прекрасно знаю, что тебе нельзя ограничивать свободу, — глядя ему в глаза, произнес Римус. — Взбодримся, друг мой? — весело спросил Сириус, ловко открывая книгу на нужной странице. — Мне определенно понадобятся еще чернила, — положив книгу перед другом, задумчиво произнес он. — Читай-ка вслух, мистер зануда, — усмехнулся он. И что-то во взгляде Римуса убедило его в том, что этот путь действительно вернее.Свобода — это то, о чем можно рассуждать долго и несущественно. Как много людей стремятся к ней. Свобода манит нас так же сильно, как бессмертие. Но насколько сильно она нам нужна? Свобода — состояние субъекта, в котором он является определяющей причиной своих действий. Все мы делаем выбор, но так ли он свободен, как мы считаем. Всегда есть какие-то ограничения, всегда есть кто-то, кто пытается склонить чашу весов в свою сторону и заставить нас принять то или иное решение. Свобода подавляется каждым из нас. Человек — раб собственных мыслей и взглядов. Как бы он не стремился стать независимым, он снова и снова оказывается прикован к чьему-то мнению, в том числе и к своему собственному. Многих детей лишают свободы, за них все решают родители. И из таких детей вырастают либо бунтари и захватчики, либо лишенные собственного мнения люди, способные лишь подчиняться другим — рабы. В первом случае человек без остановки бежит вперед, он рушит границы, ломает стереотипы, избавляется от предрассудков. Такой человек стремится жить в свое удовольствие и, как это ни странно, понимает: свободы не существует, существует только ширина ее границ. И он старается сделать их как можно больше, если его запереть — он сбежит, когда сам этого захочет, когда последняя причина жизни взаперти потеряет свою актуальность…
***
Это лето было самым жарким за последние пять лет. В вечно холодном доме было настолько душно, что почти в каждой комнате были настежь распахнутые окна. Приклеивая на стену третий по счету плакат с девушкой в купальнике, юноша почему-то вспомнил о том, что черный цвет притягивает солнечные лучи сильнее всех остальных — и не имеет значения, что черного на самом деле не существует в природе. За пределами человеческого восприятия не существует никаких цветов в принципе. Окинув стену удовлетворенным взглядом, он плюхнулся на кровать и задумчиво уставился на потолок. С улицы доносился городской шум, зловонный запах машин и манящее тепло каникул. Полежав на кровати еще пару секунд, юноша не выдержал и вскочил на ноги. Вытащив из-под кровати чемодан, он довольно быстро отыскал простые магловские джинсы и футболку, одолженную в конце учебного года у Римуса. Быстро избавившись от надоевшей мантии и запихав волшебную палочку в задний карман, он подошел к окну. Этим летом он уже сбегал пару раз: с непривычки и от неумения лазить по деревьям ободрал в кровь ладони, но был жутко собой доволен. Забравшись на подоконник, он уже был готов перебраться на ветку росшего возле окна дерева, когда в дверь кто-то пять раз постучал. Юноша замер, словно его поймали в момент ограбления. Эта глупая мысль его немного взбодрила, и он с тяжелым вздохом спустился на пол, направившись к двери с твердым намерением послать того, кому он вдруг понадобился, куда-нибудь подальше. Стоило ему открыть дверь, и воздух в легких моментально закончился, а вся решительность куда-то испарилась. За дверью стояла та, которую он никак не ожидал увидеть: мисс Лайт написала ему еще в начале лета, что останется в Америке, потому что родители уверены в том, что нашли именно того, кто им был нужен. Они не виделись с прошлого лета, тогда она была довольно симпатичной девочкой, с длинной косой и невероятно красивыми глазами. А сейчас перед ним стояла молодая девушка с весьма привлекательной фигурой, которую так выгодно подчеркивало это обтягивающее платье небесного цвета. Она все еще была выше него, слегка загорелая и все с тем же отстраненным взглядом темно-карих глаз. На шее были янтарные бусы — его рождественский подарок. Они спускались прямо к вырезу платья и мерно вздымались вместе с грудью в такт дыханию. Ему стоило огромных усилий не опускать взгляд на приподнятую жестким верхом платья грудь и смотреть ей в лицо. Кажется, они простояли на пороге его комнаты непозволительно долго, хотя он сам этого даже не заметил, беззастенчиво разглядывая такие правильно очерченные скулы, пушистые ресницы, линии тонких губ, в этот раз несильно накрашенных помадой. От той девочки, которую он когда-то увидел на балконе, остался только этот взгляд, только неизменный фасон платья. Он вспомнил о правилах приличия лишь когда она вопросительно выгнула черную бровь, чуть приподняв уголки губ в вежливой улыбке. В тот момент ему вдруг стало стыдно, когда он вспомнил о том, что сотворил со своей комнатой. Но отступать он не собирался, поэтому лишь усмехнулся, отходя в сторону. Но что-то явно было не правильно, потому что у него горели уши. И он был невероятно рад тому, что не позволил в этом году отстричь себе волосы: теперь они могли скрыть его красные уши. В том, что они покраснели, он ни секунды не сомневался. — Давно вернулась? — нарочито небрежно спросил он, снова направившись к окну. — Только что, — ответила она. А голос у нее по-прежнему оставался слегка надломленным, почему-то сейчас он впервые подумал о том, что именно с таким треском ломается лед на Черном озере, когда приближается весна. — Кажется, я не вовремя, — опустившись в кресло, спокойно заметила она, кинув мимолетный взгляд в сторону украшенной стены. — У меня нет сил сидеть здесь, — выдохнул юноша, усевшись на подоконник. — Одни только требования, одни нотации… Пора просто смириться: они никогда меня не услышат. Так какой смысл продолжать проводить свои лучшие дни в четырех стенах? — Ты не думаешь, что они постараются найти другой способ лишить тебя свободы? — нахмурившись, тихо и серьезно спросила она, глядя ему в глаза. — Свободы не существует, — горько усмехнулся он, с тоской посмотрев на улицу. — Человек раб собственных мыслей и решений. Он не может быть свободным, радость моя. Но можно расширить границы… — Он невольно удивился тому, что после столь длительного перерыва между их встречами они сидят в его комнате и как ни в чем не бывало разговаривают. И стоило только ей оказаться рядом, как дом стал красочнее, как легкие заработали с новой силой, а он так легко рассказал все, что у него на сердце, на душе. — Знаешь, я скована цепями обязательств, — тяжело вздохнула она, медленно поднявшись на ноги. — А ты свои разрушил. — Ее губы дрогнули в насмешливой улыбке. — Мне бы хотелось узнать, каково это. Покажешь? Он окинул эту новую мисс Лайт пристальным взглядом, понимая: она все та же, просто стала прекрасной бабочкой. Он даже не сомневался в том, что еще через пару лет она станет настолько привлекательной, что перед ней не смогут устоять многие, если не все. Но до чего же было приятно осознавать, что даже спустя несколько минут общения после долгой разлуки она так легко и уверенно может довериться ему. А самое главное: она не задала ни одного лишнего вопроса, она прекрасно слышала каждое пропущенное им слово. — Я могу показать многое, Хил, — усмехнулся он, лукаво сверкнув глазами. — Готова? Не прозвучало ни одного ответа. А вскоре можно было видеть спускающихся вниз по наколдованной лестнице двоих подростков.***
— И давно ты увлекаешься философией? — прочитав статью до конца, спросил Римус. — Эту книгу мне вчера дала почитать Вэнс, — пожал плечами Сириус, поднявшись на ноги. — Суть в том, Лунатик, что каждый человек сам определяет границы своей свободы. И я бы давно мог свалить отсюда, поверь мне, я никому не попался бы. Однако, я здесь! — Ты здесь ради Гарри, верно? — осторожно спросил Римус. Он явно не понимал, к чему клонит его друг. — Нет, ради Гарри я придумал бы что-нибудь получше, — фыркнул Сириус, упершись ладонями в стол. — Я здесь потому, что сам не знаю, что мне делать дальше, как жить. Я не упиваюсь жалостью к себе, Римус. Не пытаюсь медленно себя убить, не делаю ничего того, что вы все там себе напридумывали. Я даже с ума не схожу, понимаешь? — Он наклонился вперед, не мигая глядя растерянному собеседнику в глаза. — Я пытаюсь понять, что делать дальше, найти новую цель, найти способ как-то лучше помочь Гарри. Меня здесь запер не Дамблдор, а я сам. И в любую секунду я могу себя освободить, что бы вы не предпринимали для предотвращения подобной ситуации. — Хорошо, ты всех одурачил, как и всегда, — медленно кивнул Римус. — Но какое отношение твои слова имеют к тому, что ты ведешь себя так… — Я не могу жить без цели, Лунатик, — закатив глаза, нетерпеливо пояснил Сириус. — Раньше моей целью было желание удивить ее, а так же узнать больше о мире, к которому я не имел доступа. А теперь… Теперь я не знаю, какая у меня цель. — Он тяжело вздохнул, отступив от стола. — Может, это защита Гарри. Может, попытки снова найти ее. А может, стать официально оправданным человеком. Я могу долго говорить это «может», потому что не знаю, чего хочу, а главное, чего могу добиться. Я кидаюсь из одной крайности в другую, и как результат: полная потеря желания что-либо делать. — Не вижу во всем этом логики, — нахмурился Римус. — Но суть мне ясна! — Нет здесь никакой логики, только рваные мысли, не способные собраться во что-то четкое и понятное, — фыркнул Сириус, проведя пальцами по волосам. — Как ты думаешь, стоит ли пытаться связаться с ней? — как-то тихо и беспомощно спросил он, уставившись на друга. — Ну, поскольку вначале ты с энтузиазмом принялся исправлять себя, вспомнив о ней, — задумчиво протянул Римус, — то тебе явно стоит достигнуть именно этой цели. Не помню, чтобы ты когда-нибудь сдавался, Бродяга. — Тогда, я пошел писать очередное письмо, — хмыкнул Сириус, направившись к двери. — Почитай книгу, очень интересная, хотя есть кое-какие недочеты, — прибавил он прежде, чем скрыться на лестнице. Пожалуй, ему действительно стоит попытать счастье, ведь других дел у него все равно пока нет, свободного времени даже больше, чем ему нужно.