Проклятый дар

Опять легла рано, шторы никто не закрыл, солнце разбудило, холодно, потому что камин не затоплен... Зато хотя бы выспалась... Перевернувшись на живот, я обняла подушку и зарылась в нее лицом. Надо же, до сих пор чуть пахнет Вадой, навевает приятные мыслишки... Позвать его, что ли, пусть полежит со мной, погреет, я его, красивого и молодого, потрогаю, почешу за ушком... Когда красивый и молодой оборотень спиной выбил дорогую дверь и шлепнулся на пол, я была несколько удивлена такой скорой материализации фантазий. Но парень вскочил, преграждая дорогу разъяренному Дарону, и многое прояснилось. — Выйди и зайди нормально, — попросила я, не поднимая головы. — Я тебе его что, для этого подарил? — рявкнул монарх, выхватывая из ножен меч. Вада, на удивление, даже не отступил, хотя защищаться ему нечем. — Он должен был жизнь твою защищать! — А еще делать то, что я скажу, — улыбнулась я, с превеликим удовольствием разглядывая ревнивца, — он и делал. Очень даже хорошо, кстати. — Прекрати! — рыкнул король, пытаясь отпихнуть стража и все же переступить порог. — Только и делаешь, что дразнишь, хотя можно было бы уже все вернуть! Полукровка стоял, как влитой, и было забавно наблюдать за попытками широкоплечего и, в целом, сильного мужчины убрать его с дороги. И только удар тяжелой рукоятью в зубы заставил его пошатнуться и отступить на шаг. — Это моя собственность, — нахмурилась я. Ухватившись за плечо короля в почти бесплодной попытке задержать, Вада едва не свалился с ног. Бедняжка, зубы, наверное, в крошки... Махнув ему, чтобы оставил упрямца в покое, я села. Парень прижал рукав к губам, присел на корточки и аккуратно стер немногочисленные капли крови, успевшие сорваться с его подбородка. Чудный какой, ну такой милашка... — А ты — моя женщина, и я вообще голову ему оторву за то, что он касался тебя! — Дарон хмуро уставился на меня, скрестив руки на груди. — Я? Твоя? — усмехнувшись, я откинула одеяла и встала. — Дарон, дорогой, я никогда никому не принадлежала и не буду принадлежать. Моя свобода безгранична хотя бы потому, что никто, кроме названых братьев, не может сравниться со мной в продолжительности жизни. — Ты полтора года была моей любовницей! — ухватив меня за локоть, Его величество немного наклонился, заглядывая мне в глаза. — Я лучше всех тебя знаю, Айриллин. Тебе нравится быть чьей-то. Я использую квоту, стану молодым, в конце концов, я буду принцем, нам никто не помешает. — Нет, это ты был моим любовником, — одной фразой перечеркнув всю его тираду, я легко попыталась освободиться. Мне нравилась та игра, нравилась его ревность и страсть, нравилось любить его. Но он сам же все и испортил, теперь ни о каком прощении не может быть и речи. Я никогда и никому не буду принадлежать. Я, Айриллин, Черный темпоральный маг, просто не могу никому принадлежать. — Пожалуйста, Айриллин, — прошептал он, опускаясь на колени, его ладонь скользнула от моего локтя к запястью, — любимая, я все сделаю, что ты хочешь... Вздохнув, я попыталась еще раз ему объяснить, почему между нами больше никогда не будет романтических отношений: — Ты пал в моих глазах еще тогда, когда предложил мне продолжать наши отношения после твоей свадьбы. Ты отвел мне унизительную роль запасной женщины и знаешь, что я такое не могу простить, — прижавшись лбом к моей ладони, он замотал головой, — Дарон, дело не в твоем возрасте. Дело уже даже не в тебе. Дело в том, что я давно к тебе ничего не чувствую. — Ты лжешь, — дрожащим голосом взмолился мужчина, — пожалуйста, Айри, скажи, что ты... Звонкий шлепок пощечины эхом отдался в просторной комнате. — Ты потерял право так ко мне обращаться вместе с моим уважением, — холодно сообщила я. Как можно сокращать мое имя, являясь мне чужим человеком? Никчемный, униженный идиот. Меня могли бы разжалобить мольбы, я люблю, когда мне служат, когда меня превозносят. Но не после такого унижения, — я не желаю больше слышать ничего о твоих чувствах, мне надоело. Отобрав руку, я пошла в ванную. Надо же было так меня разозлить! Я долго могу отшучиваться, терпеть и играть по чужим правилам. Но у всего есть предел. Когда я, одетая и причесанная, вернулась в спальню, там был только застывший у дверей оборотень, все еще зажимавший рот. На тумбочке лежал церемониальный свиток с красной восковой печатью. Небрежно развернув его, я прочла приглашение быть на коронации старшего принца, где я на глазах у восторженной толпы сделаю Дарона двадцатилетним. Мы уже довольно давно ввели это правило — если король применяет омоложение, он должен оставить престол. Иначе за шестьдесят лет он может наворотить делов, а так только около тридцати. Преемственность власти необходима для динамики общества, это не наша прихоть. Что же, почему нет. Я окажу эту услугу Дарону и буду иметь полное право избегать с ним встреч далее. — Г-госпожа... — Будешь говорить, когда я разрешу, — одернула я, глядя на парня. Быстрым шагом пройдя мимо него, я направилась в кабинет. По лестнице поднималась Кали с подносом. Она сегодня поздно. Плохо. Дверь в кабинет была приоткрыта — горничная вытирала пыль. Это нужно было сделать на полчаса раньше. Плохо. Привыкли, что я раньше девяти из постели не вылезаю, сдвинули расписание работ. Очень плохо. — Позови сюда Ларина, — бросила я, усаживаясь за стол. Привычное оглаживание столешницы не принесло удовольствия — она еще влажная. Гадость. Вздохнув, я откинулась на спинку и обвела взглядом свое уютное обиталище. Вот это черное пятно у двери мне не нравится, — исчезни, не мозоль глаза. Вада тихо и послушно свалил в коридор, а я выдохнула, протерла рукавом нужную часть стола и попробовала еще раз. Не скользят пальцы так, как надо, по влажному лаку! Раздраженно барабаня по подлокотникам, я отсчитывала секунды. Темпоральный дар обычно делает владельца занудой, педантом и пунктуалом, потому что в голове точнейшие часы. Сосредоточившись, я могу сказать, сколько сейчас времени до половины секунды и даже лучше. И Ларин поднимался целых двести пятнадцать секунд, хотя тут идти без спешки всего сорок восемь. — Госпожа, — остановившись посередине комнаты перед столом, управляющий чуть склонил голову. — Скажи всем, что еще один случай нарушения установленного мной расписания повлечет за собой увольнение опоздавшего, — еще раз. Лак все еще не скользит, — вместе с тобой. Ясно? — Да, госпожа, — пробормотал он. — Пусть Кали принесет завтрак, а Криш — почту, — еще раз. Все еще нет. — Да, госпожа. Прикрыв глаза ладонью, я медленно и глубоко вздохнула. И во всем этом виноват всего лишь один проклятый король, разозливший меня с утра пораньше! Как бы до вечера меня не бесило все вокруг. Ох и полетят головы, если еще хоть кто-нибудь сделает что-нибудь не так! Тенью скользнула к столику у окна Кали. Ее вот надо будет оставить, она неплохо справляется. Молчит, не гремит никогда посудой, ходит тихонько. Я даже голос ее ни разу не слышала, и это чудесно. В нашем суетливом мире нет ничего важнее медленных удовольствий и тишины. А лучше вместе. Посидеть у окна, смакуя горячий кофе в тишине. Или читать у камина с бокалом вина — в тишине. Вот оно, самое ценное в жизни. Привычный завтрак — компот, блины с творогом, варенье, яйцо в мешочек. Не хочу смородиновое. Хочу малиновое, а еще мне нужен хлеб и масло. — Кали! — позвала я, хлопнув в ладоши. Шустро просеменив и встав передо мной, она склонила голову и чуть присела. — Принеси мне хлеб, сливочное масло и малиновое варенье, а это забери. Забрав креманку, девушка торопливо, но тихо убежала. Да, хорошо бы все так покорно себя вели. Может, и настроение у меня улучшится. Пятьсот семьдесят девять секунд спустя служанка вернулась с дополнением к завтраку. Я уже успела расправиться с яйцом и одним блином. Взмахом ладони отпустив ее, я взяла мягкий, еще чуть теплый тонкий ломоть, намазала его довольно мягким маслом, на один край налила ложку варенья, чтобы не текло. Любимое блюдо моего детства. Этого детства. Получилось вкусно, жесткая корочка неприятно кольнула губу, но это мелочь. Утолив голод, я довольно откинулась в кресле. Что же, с прислугой я разобралась, теперь нужно решить, что делать с нерадивым охранником. Он, конечно, молодец, но такое бездействие, как сегодня утром, мне не нужно. Или он без колебаний защищает мою жизнь, или отправляется обратно дарителю. Когда Кали забирала поднос, я задумчиво покусала губу, но все же произнесла: — Позови Ваду. Кивнув, девушка ушла. Чуть шелестит юбка, шагов на ковре не слышно, только тихие стуки у двери по паркету и щелканье замка. Ваду не слышно совсем — появился как из ниоткуда, будто по воздуху летает. Хорошо. Оборотень в ожидании вытянулся передо мной, разглядывая мое лицо. Не люблю прямые взгляды, но иначе он меня не поймет. — Сядь, — не хотелось поднимать взгляд. Брюнет сразу опустился на колени, положил ладони на бедра, как и подобает, — почему ты бездействовал? Если сейчас он скажет, что боится навредить королю или что-нибудь в этом духе, я точно его выгоню. — Я не знал, как вы хотите, чтобы я действовал, — пробормотал полукровка, немного невнятно, с трудом шевеля рассаженными губами, — я должен был убить его? Вот оно что. Побоялся разозлить меня, причинив ненужный вред. Ладно, хорошо, это я могу понять. — Не надо убивать, если есть возможность, — прикрыв глаза, я попыталась придумать формулировку поточнее, — но остановить любым способом. Всех, у кого не красные, не синие, — поколебавшись, я добавила: — и не зеленые волосы, — ну а вдруг. — Я понял, — отозвался Вада, — простите за мое неподобающее поведение, госпожа. Мило... Мило, очень мило. Такой виноватый, как нашкодивший щеночек... — Ты не знал, все нормально, — подперев кулаком подбородок, я внимательно осмотрела его лицо. Больно, наверное... — у тебя зубы целы? — Нет, но вырастут новые, госпожа. Да, удобно быть оборотнем... Если не считать того, что ко второй ипостаси прилагается статус раба. — За сколько? — я с легким удовлетворением заметила в его взгляде ужас. Лечение — это далеко не всегда безболезненно. А растить зубы придется не так уж и быстро, чтобы ровненькие были. — За полгода примерно, — покорно опустив взгляд, парень уточнил: — но должно быть много крови. — Сходи за полотенцем, — откинувшись на спинку, я закрыла глаза и прислушалась к себе. Кажется, мое недовольство всем и вся несколько улеглось. Это хорошо. Не люблю быть в плохом настроении, самой неприятно. Вада вернулся довольно быстро с белым полотенцем. Плевать, выкинут, если не отстирается. Да, это будут долгие минуты, бедный ты мальчик... Крик из-за полотенца превращался в невнятное мычание, он сгорбился, на шее вздулись жилы. Я осторожно погладила напряженно дрожащее плечо, потянула его к себе, позволяя прижаться к бедру. Ничего, треть уже позади, все будет хорошо... У меня самой заныла челюсть. Кошмарная боль, наверняка, бедный парень. Может, лучше бы они у него естественным образом выросли? Да нет, полгода ходить с пеньками вместо весьма нужных передних зубов не дело, как он есть будет? Но уже почти все, уже пять месяцев, еще минута, только одна минутка, ну правда. И как он выдержал это, не понимаю. Хотя было бы легче, если бы он потерял сознание, это точно. Прекратив воздействие, я запустила пальцы ему в волосы, но тут же убрала руку. Мокрые. Вада весь взмок, что не удивительно. Обессиленно привалившись к моей ноге, брюнет тяжело дышал и мелко дрожал. Бедный щеночек... Подняв окровавленное лицо, полукровка заглянул мне в лицо настолько преданным взглядом, что любой пес бы позавидовал. — Спасибо за вашу доброту, госпожа, — сипло прошептал он, — простите, я шумел, да? — Ничего страшного, — постаравшись поласковее ему улыбнуться, я поспешно отвела взгляд от лежащих на полотенце обломанных зубов, даже с корнями, — пойди приведи себя в порядок и возвращайся. Пошатываясь, он встал, пошел выполнять распоряжение. Как он может называть меня доброй, я его только что шесть минут пытала! Да, ради его же блага, но обычно в такой ситуации не смотрят на пользу, только на вред. Вада правда как щенок — безоговорочно принимает все, что я только могу ему дать, и за все благодарит. Даже за боль. Да, это преданность, собачья преданность, но почему она развилась у него так быстро? У него до меня было, по меньшей мере, две хозяйки, разве он не был к ним привязан? Вздохнув, я встала. Нужно заняться делами. Хорошо хоть сегодня никто не придет, суббота все-таки. Остановившись на полпути, я нахмурилась. Откуда Дарон узнал? Откуда бы ему знать, что я сплю с его подарочком? Ах, да, самый пунктуальный в королевстве князь... Наверное, он поспешил сообщить о моей дерзости, надеясь рассорить меня с королем. Что же, ему это вполне удалось, пусть и не совсем так, как хотелось. Но для меня все обернулось даже лучше, чем можно было бы предположить. Сев за стол, я провела по нему ладонью и наконец осталась удовлетворена результатом. Письма было всего четыре, завтра у меня выходной. И чудесно, буду валяться до обеда. Но это не значит, что прислуга не должна соблюдать установленное расписание. Закончив с делами, я перебралась обратно в кресло у окна. Люблю это место, особенно зимой. Из-за запотевших окон дневной свет мягче, приятнее. Вот и с настроением полный порядок... Тихо открылась и закрылась дверь. И тишина. Значит Вада вернулся. Подняв руку, чтобы ее было видно поверх спинки, я поманила его. — Пойди скажи Кали, чтобы принесла мне кофе, — распорядилась я, когда на меня воззрились темные глаза, — и принеси книгу со столика в библиотеке. Бесшумно испарившийся оборотень явно виновник того, что я так быстро успокоилась. Ведь если я разойдусь, это на несколько часов, а то и на пару дней, а тут... Это все потому, что он такой преданный, наивный и милый! Такой милый, милый, милый! Правда как маленький щеночек! Обхватив себя руками, я глупо хихикнула. Сколько мне лет, сколько долгих жизней прожито, а я все такая... Хотя лучше быть такой, чем обрюзгшей ворчащей старухой, которой нет пользы от вечно молодого тела. Но он такой милый... Никогда не горела желанием завести домашнего зверька, но в этой жизни у меня будет милый и симпатичный щеночек. — Вы замерзли, госпожа? — ладно, настал тот момент, когда я все же прокляла его умение тихо ходить. — Нет, — приняв книгу, я отвела взгляд, чтобы не смущаться, — садись, не стой. Он опустился на колени, нервно сцепил пальцы в замок и тихо попросил: — Можно... Госпожа, можно я к вашей ноге... — Можно, — усмехнулась я, убирая ноги со столика. Я с улыбкой проследила, как он чуть разворачивается, прислоняется плечом к креслу и очень осторожно, медленно кладет голову мне на бедро. — Спасибо, госпожа, — вздохнул он, будто, я даже не знаю, жизнь ему продлила на тысячу лет или дом подарила, — вы такая добрая. Да, наверное, я добрая... Открыв книгу и устроив ленту-закладку удобнее, я погрузилась в чтение. Теплый висок, легко давящий на ногу, добавлял уюта в атмосферу комнаты, даже не знаю, как и почему. И уже не хочу знать. Пусть будет, как есть. В этой жизни у меня будет чудный щенок, несмотря на то, что я не люблю рабов. Чудный, милый и ласковый щеночек. Кали поставила на столик кружку и вазочку с маленькими пряниками. В них внутри должно быть повидло, кажется. А люблю я их за отсутствие крошек — они размером с ноготь, их не нужно раскусывать. Потянувшись за лакомством, я потревожила притихшего оборотня. Он отстранился, заглядывая мне в лицо в ожидании приказов. — Хочешь пряник? — предложила я. Зубы же отрастил уже, вот побалую его. Вряд ли в жизни он часто ел сладости. — Госпожа? — приподнял брови в знак непонимания Вада. — На, будешь? — протянув ему выпечку, я натолкнулась на нерешительность и колебания, стоит ли ему так наглеть и принимать угощение. — Открой рот, — стоило ему исполнить приказ, я сунула пряник парню в зубы, — жуй давай, — потрясенный невиданной щедростью раб подчинился, — вкусно? Осторожно кивнув, он немного побледнел. Решив не давить больше и не шокировать, я поставила вазочку на подлокотник, поджала под себя одну ногу, все же оставив выпрямленной ту, на которую Вада наверняка опять положит голову, взяла кружку и с довольным вздохом откинулась в глубоком кресле. Горячий кофе, горячий воздух от камина, горячий мужчина у ног — чего еще в жизни женщине надо. Полукровка вернул свою голову на место, притихнув и не шевелясь. Спустя пару минут я протянула руку с пряником, буквально сунула его брюнету под нос. Еле слышно поблагодарив, он аккуратно подставил ладонь для вкуснятины. Такой милый щеночек... Осталось только приучить его к ласке.