Монток

Когда в тебя стреляют, ты, ведомый инстинктом самосохранения, делаешь всё, чтобы выжить и не угодить под пули. И лишь спустя некоторое время голову один за другим начинают посещать логичные вопросы. Почему именно ты? Вот и сейчас Эрик, сидя в полумраке кабинета, не перестаёт себя спрашивать об этом. В Академии им постоянно твердили, что хотя бы раз за всю карьеру полицейского кто-то попытается их убить. Эрик иногда называл себя девственником, потому как ещё ни разу не пускал табельное оружие в ход. Угрожал — да, но не стрелял. Ни разу. И сегодня он, можно сказать, прошёл этакое боевое крещение, вот только ни гордости, ни ободряющего прилива сил Эрик не чувствует. Лишь смятение, непонимание, страх. Не сказать, что он изменил свои взгляды на жизнь и впредь будет ценить каждый миг, однако впервые задумался о собственной смерти. Достаточно одного меткого выстрела, одной пули, чтобы ты моментально превратился в пережиток прошлого. Вот ты был детективом, знающим своё дело и терпящим постоянные крики со стороны начальства, но в одночасье можешь стать ничем. Вчерашним днём. Воспоминанием. Трупом. Он шумно выдыхает, выпуская табачный дым, подобно паровозу, и бросает пустой взгляд на зашторенное окно. Сквозь приоткрытую щель доносятся далёкое завывание сирен и стрёкот кружащих в небе вертолётов. Городская суета впервые кажется ему не шумным фоном повседневных будней, а гимном наполненных жизнью дней. — Ну, как поживаешь, супергерой? — На привычное для Дэйва ехидство в голосе Эрик никак не реагирует, равно как и на появление мужчины вообще. — Такая шумиха в Департаменте поднялась. Все на ушах стоят, а всё из-за тебя. Эрик молчит, всё так же глядя в окно и пожёвывая фильтр дымящейся сигареты. — Пятнадцать выстрелов и все в никуда. Нет ни подозреваемых, ни улик. Лишь те двое, которых ты тут же отослал домой. Избавился от свидетелей? — продолжает напирать Дэйв и нагло усаживается на край стола. — Ты уже подыскал себе магазинчик, куда устроишься на работу охранником? Или пойдёшь надзирателем в тюрьму? — Я всегда охуевал с твоего мозга, который, наверное, размером с грецкий орех. Ты просто невообразимый еблан, Дэйв, — на удивление спокойно отзывается Эрик, наконец взглянув на коллегу. В глазах обоих нескрываемая ненависть и презрение. Дэйв старше по званию и возглавляет их отдел, но с самого первого дня Эрику было наплевать, кому он должен прямо подчиняться. Он терпеть не может всю эту пресловутую субординацию, постоянные доклады и рапорты, которые жутко отвлекают от продуктивной работы. По-хорошему, вернее, так предписывают правила, за него и остальных детективов отдела перед начальством должен отчитываться как раз Дэйв, но тому жутко не нравится выступать в роли связующего звена. Однажды Эрик уже высказал ему всё, что он о нём думает, и Дэйву это не понравилось. Пожалуй, именно с этого момента их непрекращающаяся вражда часто становится предметом слухов и даже насмешек. Эрик знает, что его не жалуют в участке. Никто и никогда не поздравлял его с Днём Рождения, ничего не дарил на Рождество. Лишь один раз он получил открытку на День святого Валентина, которую тут же запихнул куда подальше в ящик стола. Эрик не переваривает всю эту ванильную хрень. И всё же коллеги его ненавидят. Так бывает, когда кто-то выбивается, вернее, выделяется из коллектива. Когда кто-то оказывается умнее стада баранов, это самое стадо начинает воспринимать его как лишнего. — А ты в таком случае кто? Расстрелял всю лабораторию, наследил на месте преступления, да ещё и свидетелей отпустил. Конченный мудак, — бросает Дэйв и выдёргивает изо рта Эрика сигарету. — Мешаешь меня, своего начальника, с дерьмом, обсираешь коллег, плюёшь на правила и на закон. Мне осточертели твои выходки. Такого хамства Эрик уже не выдерживает. Он вскакивает с места и грубо спихивает мужчину со стола. — Ты меня заебал. Козыряешь тем, что главный, а сам нихуя не можешь, — огрызается. — Это нормально, по-твоему? Теперь уже Дэйв прибегает к силе и впечатывает своего подчинённого в стенку, прижав локтем грудь и сблизив лица. — Ещё одна такая выходка, и ты вылетишь на хрен, ты понял? — чуть ли не шипит Дэйв. Эрик только собирается с духом, чтобы расквасить наглое лицо своего начальника, как на пороге кабинета возникает стажёр, посланная им же за кофе. — Какого чёрта? — удивляется она, застыв с двумя пластиковыми стаканчиками, из которых сочится пар. Дэйв моментально отстраняется от Эрика, одарив того напоследок презрительным взглядом. — Это моё последнее предупреждение, — грозит он. — Иначе отправишься движение регулировать. — Дэйв спешно удаляется из кабинета, не обратив никакого внимания на стажёра. Эрик меж тем стряхивает невидимую пыль с рукавов своей ветровки и усаживается обратно за стол, потирая переносицу. Пожалуй, не стоило ему быть таким резким, поскольку теперь у говнюка-Дэйва карт-бланш, которым он непременно воспользуется, и тогда точно придётся подыскивать себе новую работу. — Что вы не поделили на этот раз? — достаточно отстранённо интересуется стажёр, войдя в кабинет и поставив перед своим наставником один из стаканов. — Это не твоё дело, — отмахивается Эрик. — Слушайте, вы можете сколько угодно посылать меня за кофе и за сигаретами, но давайте хотя бы раз поговорим, — настаивает она на своём. Эрик впервые с интересом глядит на неё, заострив внимание на нижних частях тела. — Тебя же Регина зовут, да? — О, вы запомнили, браво. — Позволяет себе иронично улыбнуться. То, что у детектива-сержанта плохо с памятью на имена, она поняла ещё с самого первого дня, как пришла сюда на стажировку. — Скажи: тебя когда-нибудь выставляли ебланом перед всем участком? — Регина отрицательно качает головой. — А с работы грозили вышвырнуть? — Опять «нет». — Тогда нам не о чём говорить, — резюмирует он и ухватывает стаканчик с кофе. На лице Регины проскальзывает тень разочарования. Она знала, что после повышения с ней никто сюсюкаться не будет, но отпускать в свободное плавание, когда она даже толком не познакомилась со спецификой работы полицейского детектива… Её это, мягко говоря, раздражает. — Как же мне набираться опыта, если вы только и делаете, что посылаете меня за сигаретами? — негодует она, стараясь не повышать голос. — Ну, я же целый год как-то бегал, — Эрик равнодушно пожимает плечами, вспомнив, как и сам когда-то был в роли мальчика на побегушках. В голове Регины что-то щёлкает, отчего она сочувственно смотрит на наставника. — Так вот в чём дело… Вы отрываетесь на мне, потому что кто-то это делал с вами? — Господи, нет, конечно! — Кривится Эрик. — Что за дичь ты втираешь? Но Регина ничего ему не отвечает, ведь теперь ей и так всё ясно. Она взирает на Дэйларда ещё какое-то время, а затем молча удаляется из кабинета. Оставшись наедине с собственными мыслями, Эрик шумно вздыхает и вновь откидывается на спинку стула. Произошедшее в лаборатории не только можно охарактеризовать одними лишь крепкими фразочками, но оно и в голове не укладывается. Кому могло понадобиться убивать эксперта-криминалиста, да ещё и устраивать засаду? Если только они не пытались избавиться от каких-то доказательств, вроде результатов экспертизы… Эрик, словно обдутый морозным ветром, тут же вздрагивает и, прильнув к столу, вынимает из него то самое письмо с заключением по дактилоскопии. За ним ли охотились неизвестные? — Регина! — окрикивает он стажёра. Девушка молнией возникает на пороге, будто бы и не уходила вовсе. — Ты не помнишь… — утыкается взглядом в письмо, — в криминалистическом кабинете проводились экспертизы в последнее время? Регина на секунду теряется, а затем призадумывается, прикусив нижнюю губу. — Только отпечатки пальцев, вроде бы. — Эти? — Эрик приподнимает письмо, на что Регина кивает. — Точно? — Ну, я же приношу все результаты, и за последние пару недель такой пришёл лишь вам. Эрик прижимает ко рту кулак, поняв, что все ниточки ведут к этой долбаной экспертизе и к тем двоим идиотам, которых он по собственной глупости отпустил. Непозволительная ошибка. Но, помимо этого, в голове всплывает тот неприятный разговор с шишкой из Бюро. Эрик дословно помнит сказанную им предостерегающую фразу. Могут ли к этому быть причастны федералы? Вряд ли, ведь они, вроде как, по одну сторону баррикад. Но интуиция подсказывает, что не помешает связаться с коллегами «наверху» и вежливо поинтересоваться. — Найди мне номер Бюро, — произносит он и ухватывает служебный телефон, отметив про себя, что потеря сотового — третья в списке по тяжести утрата после табельного оружия и автомобиля. — Он у вас перед глазами, — Регина кивает на жёлтый листочек-стикер, приклеенный к рамке компьютерного монитора. Эрик тихо ругается и резво набирает номер. После двух протяжённых гудков мелодичный женский голос приветствует его, сообщив, что их разговор записывается, и просит представиться. — Я детектив-сержант Эрик Дэйлард из Пятого полицейского участка. — Он зажимает телефон между плечом и ухом, а сам вновь пролистывает письмо с результатами дактилоскопии. — Как я могу связаться с одним из ваших сотрудников — агентом Кэрпбеллом? На той стороне провода раздаётся стук клавиатуры и шуршание листов, как бы давая понять, что оператор пытается отыскать нужную информацию. — Повторите, пожалуйста, фамилию. — Кэрпбелл, — почти по буквам вторит Эрик и хмурится. В голову закрадываются подозрительные мысли. — Прошу прощения, детектив, — смущённо отзывается девушка-оператор, — но агент с такой фамилией у нас не работает. Мы можем сделать запрос в Отдел кадров, — предлагает она. Однако Эрик, ошеломлённый услышанным, с трудом сдерживается, чтобы не матюкнуться. Провели. Одурачили. Оболванили. Липовая корочка, а он купился, словно зелёный новичок. Чертовски болезненный удар по его самолюбию. — Сэр? — вновь раздаётся голос оператора, и Эрик сбрасывает, напоследок выдавив из себя сухое «благодарю». Теперь, кажется, всё встало на свои места, пусть и некоторые вопросы по-прежнему остаются без ответов. Эрик сжимает кулаки от подступившей злости и негодования одновременно. Он ненавидит тех двух придурков и парней, что стреляли в него в лаборатории, но больше всего он ненавидит самого себя, потому что облажался. И конкретно облажался. Однако помимо гневных мыслей, голову тут же посещает другая, которая притупляет шквал эмоций и заставляет призадуматься. Если этот тип был не из ФБР, тогда кто он?..

* * *

Монотонное убаюкивающее тиканье настенных часов на секунду заглушает очередной шумный вздох Флинта. — Майкл, посмотри на меня, — сухо вторит он. Они сидят на полу посреди гостиной в окружении бардака, оставшегося после Алисии. Майкл, сложив ноги по-турецки, гипнотизирует взглядом ворсинки ковра, в которых, если присмотреться, запутались комки грязи и пыли, в то время как Флинт уже около часа, что называется, пытается «наладить контакт» со своей «находкой». И пока безуспешно. То, что произошло в лаборатории, и то, как поступила Алисия, быстро отходят на второй план, стоит только Флинту вновь вспомнить о некотором таланте Майкла. — Ты умеешь читать мысли? Флинт не верит во всю эту паранормальную чепуху. Он не верит в экстрасенсов и пророков, считает спектаклем все эти дешёвые телешоу, где люди с даром прорицания угадывают прошлое по фотографиям и предсказывают судьбу. Да что там: Флинт и в судьбу-то не верит, считая фаталистов немощными марионетками обстоятельств, которые не могут принимать ответственные решения. Он не верит в парапсихологию, но он верит Майклу и собственным ушам, а они его никогда не подводят: ни под землёй, ни на поверхности. «Не случится» — дословно, на автомате, словно ему велели повторить, произнёс тогда Майкл. И Флинт не придал бы этому особого значения, если бы в тот момент в его голове чёткими буквами не проскользнули эти же слова. Говорят, что некоторые люди, особенно связанные какими-то отношениями, могут мыслить одинаково. Однако Флинт уверен, что за всем этим кроется нечто большее, и он намерен это выяснить. Пускай из Майкла щипцами придётся вытаскивать правду, но Флинт докопается до истины. Обязательно докопается. — Ты можешь читать мысли? — продолжает он свой напор, внимательно глядя на паренька. Тот ничего не отвечает. — Майкл, посмотри на меня. Прошу, это очень важно. Майкл переводит взгляд на него. Голубые глаза светятся всё тем же таинственным огоньком, который сначала Флинт воспринял за озорную натуру юноши. — Скажи мне правду, — в голосе Флинта звучат умоляющие ноты. Он устал собирать эту мозаику. Пока он склеивал кусочек за кусочком, его отношения с Алисией покрывались всё новыми и новыми трещинами. А теперь в их совместно построенном корабле под названием «будущее» красуется огромная пробоина, а само судно теперь на дне. На дне и их отношения. Да, она, в некоторой степени, стерва, и они довольно часто ссорились по всяким мелочам, но всё же Флинт любит её, пусть и не так сильно и девственно, как это было в их первую ночь. Теперь он остался ни с чем. Майкл двигается чуть ближе, не переставая смотреть на Флинта, и позволяет себе еле заметно улыбнуться. — Я не знаю правду, — тихо произносит он, — не знаю. Флинт шумно, обречённо вздыхает, на секунду опустив голову. Что же ему делать? Благодаря полиции и этому детективу их чуть не убили. Алисия их бросила. Тим по-прежнему хрен знает где, а Майкл то и дело балансирует между реальностью и собственным миром. — Ты не бил меня, — внезапно говорит Майкл. — Почему? Флинт мгновенно меняется в лице. Очередные тайны из подземной жизни Майкла? Жуткие воспоминания из прошлого? Как бы то ни было, но он не успевает ответить, потому как Майкл продолжает: — Для тебя я не щенок. Почему? — Ты не собака, чтобы я тебя так называл, — тут же парирует Флинт, на что Майкл кидает печальный взгляд куда-то в сторону. — Мы все собаки. — Ты не собака, ясно? Ты человек. Майкл снова улыбается. — Ты не Хозяин. — Господи, ну перестань ты говорить загадками… Майкл резко сближает лица, да так, что Флинт даже подаётся назад от такого выпада. Он чувствует струйки тёплого воздуха, мягко бьющие в подбородок, и еле уловимые ноты собственного парфюма, которым предложил юноше пользоваться, чтобы до конца избавиться от тухлого запаха, пропитавшего кожу. Майкл смотрит прямо в глаза, да с такой проницательностью, что по спине Флинта ползут мурашки, а его самого одолевает ярое желание отвернуться. Ему кажется, что этот пронзительный взгляд видит его насквозь; что Майкл тут же узнает все его самые сокровенные тайны, всю подноготную его души из нескончаемого потока волнительных мыслей. Если Майкл не экстрасенс, тогда и Флинту нечего прятать. Юноша склоняется к его губам и осторожно касается их, нежно целуя. Так, что это выглядит словно какой-то призыв, какое-то предложение. Флинт приподнимает ладони и только собирается отстраниться, как в голове щёлкает некий давно забытый выключатель. Такой, который Флинт давно предпочёл вычеркнуть из своей жизни. Он осознанно подаётся навстречу, потому как именно сейчас не желает всё портить, не желает, чтобы Майкл отдалялся от него, а затем корил себя за рискованность. Тиканье часов окончательно заглушает трепетный стук сердец, а кровь будто бы бурлит под загадочную тихую мелодию, доступную лишь им. Флинт ощущает лёгкий привкус содовой, банку которой не так давно залпом осушил Майкл. Он слышит его дыхание, чувствует, как подушечки пальцев надавливают на ворсинки ковра, вминая их, подобно крошечным серым травинкам. Однако в голове чуть ли не ослепительной вспышкой всплывают три яркие неоновые буквы. НЕТ. Флинт отпихивает Майкла. Выходит это грубо и, судя по болезненному выражению лица парнишки, неприятно, однако это единственный способ остановить всё это безумие. Другим словом Флинт не может охарактеризовать то, как поступил Майкл. Неразговорчивый, замкнутый, странный и далёкий от реальности, он сделал то, чего от него ожидали меньше всего. — К-какого хрена?.. — голос Флинта дрожит, а сам он с трудом вскакивает с пола. Тело одолевает предательская слабость. Флинт не понимает, что с ним происходит. Побочный ли это эффект от поцелуя? Или пронзивший каждую клеточку адреналин? — Ты что делаешь?.. Майкл взволнованно глядит на него. — Ты не Хозяин. — Зачем ты меня поцеловал?! — внезапно срывается Флинт, совсем не заботясь о том, как отреагирует Майкл. — Ты что себе позволяешь?! Майкл склоняет голову набок и глядит на него из-под опущенных ресниц. — Она так делала. «Что, блядь?» — Флинт еле сдерживается, чтобы не озвучить эту мысль, но всё же каким-то невообразимым образом берёт себя в руки. Спокойствие. Только спокойствие… — Майкл, ты переходишь все границы, — выдавливает Флинт, чуть приподняв ладони. — Не вздумай больше так делать, ты понял? — Я благодарю, — Майкл прижимает к груди левую руку, словно намекая на сердце. Флинт снова вздыхает и потирает переносицу, чувствуя, как виски сдавливает пока ещё слабая головная боль. Что же ему делать? Ещё немного, и придётся переходить на пытки. — Кто такая «она»? — наконец решает поинтересоваться он. — Он, — отвечает Майкл. — «Она» — это он? — уточняет Флинт. — Он — Хозяин. «Господи…» — Флинт закатывает глаза от бессилия. Ну вот как можно помочь Майклу, если он изъясняется не лучше трёхлетнего ребёнка? Флинт ловит себя на мысли, что лишь каким-то чудом до сих пор не выставил найдёныша за дверь. Наверняка у любого другого уже закончилось бы терпение. Решив, что выяснять, кто такие «Он» и «Она» бесполезно, Флинт решает задать другой, не менее волнующий вопрос: — Откуда ты это знаешь? — поймав на себе вопросительный взгляд Майкла, он решает пояснить: — Откуда ты знаешь, как целоваться? Ты с трудом ложку держишь, — в голосе проскальзывают нотки подозрения. А может, Майкл притворяется? Всё это время водит его за нос? Флинт, пожалуй, бы мог поверить в эту теорию, если бы только знал, где правда, а где ложь. — Майкл, — вновь начинает Флинт, когда минутное неловкое молчание даёт ему понять, что ответа он опять не дождётся, — этот «Хозяин»… Что он с тобой делал? Он тебя как-то трогал? Флинт как-то слышал о вопросах, которые лучше не стоит задавать тем, кто стал жертвой преступлений. Например, не стоит спрашивать жертв насилия о том, что с ними делали, ведь подобные вопросы якобы могут вызвать негативный, травмирующий эффект. Флинт не знает, насколько это было правдой и насколько на самом деле болезненно для Майкла упоминание о том, кто держал его на цепи. Однако Майкл никак не реагирует, сохраняя невозмутимое и даже дружелюбное выражение лица. — Не трогал Он. Никогда, — срывается с его уст. — Гулять — да, но не трогал. Никогда. — Ты всё помнишь, верно? — продолжает свой напор Флинт. — Нет, — всё так же тихо отвечает Майкл, уверенно держа оборону. — Расскажи, — подобно приказу произносит Флинт. Майкл выдерживает короткую паузу, словно решаясь озвучить ответ и подбирая нужные слова. Взгляд бегает по комнате, будто бы прося поддержки. Внезапно его пробивает лёгкая, едва заметная дрожь, однако Флинт её улавливает. В любой другой ситуации он бы попытался согреть найдёныша, но сейчас, судя по всему, разгадка слишком близка, чтобы прерывать этот момент. Лоб Майкла покрывается испариной, а худощавые руки впиваются в ворсинки ковра, с еле слышимым рвущимся звуком оттягивая их. Это точка кипения, но Флинт её игнорирует и той же приказной интонаций велит Майклу сказать правду, на что тот, можно сказать, «взрывается», вскочив с пола и прихватив небольшой клочок ковра. Голубые глаза сверкают внезапно налившимся яростным огоньком и как бы предупреждают, что не стоит приближаться. Поняв, насколько это глупо и что уж точно не стоило всё доводить до такого взрывоопасного состояния, Флинт чуть отходит назад, отметив про себя ободранное пятно на ковре. — Майкл, — тихо, но с явным призывом успокоиться в голосе зовёт Флинт. — Успокойся, всё в порядке. — Нет, — резко отзывается он. — Порядок — нет. Смерть — да. Флинт обречённо вздыхает: очередная игра в шарады. Называется, попробуй угадай, что сказал Майкл. С таким успехом её можно запатентовать. — Слушай, ты ведь можешь говорить нормально, — утверждает Флинт. — Это совсем не сложно. — Щенок, — вместо ответа произносит Майкл, на что Флинт напрягается. — Хватит, Майкл. — Щенок! — внезапно восклицает паренёк. — Майкл, перестань, — холодно отзывается Флинт, однако чувствует, как вот-вот перельётся чаша терпения. Он устал ходить вокруг да около. В какой-то момент ему показалось, что разгадка совсем близко, но та вновь ускользнула от него, вернув их к началу. Меж тем Майкл выпрямляется и теперь выглядит не только более взросло, но даже в некоторой степени грозно, пусть и его телосложение не может похвастаться грудой мышц. Он набирает воздуха и, сжав кулаки, резким, почти оглушительным криком выпаливает: — ЩЕНОК! От преисполненного ненавистью, которую, наверное, Майкл копил всё это время, голоса Флинт вздрагивает, словно прямо над головой внезапно прогремел гром. Ещё никогда он не видел Майкла таким… разъярённым. Даже в парке, когда тот отгрыз ухо главарю бандитов, бледное лицо выглядело всё так же глуповато и наивно, но теперь Флинту кажется, что перед ним стоит совсем другой человек. Это не испуганный пленник подземелья, а жаждущая возмездия жертва чьего-то сумасшествия. — Майкл, хватит! — почти в тон ему парирует Флинт и в следующую секунду оказывается поваленным на пол. Он и моргнуть не успевает, как его опрокидывают на спину. Майкл нависает над ним, придавив грудь локтем и, можно сказать, не давая возможности пошевелиться. В глазах пляшет предостерегающий огонёк, а ноздри раздуваются от накатившей ярости. Флинт чувствует бьющие ему в лицо струйки тёплого воздуха; чувствует, как длинные засаленные волосы Майкла, падая на оголённую шею, неприятно щекочут, и как сам Майкл готов чуть ли не испепелить его одним лишь своим взглядом. Флинт сглатывает подступивший от волнения ком. Одно неверное движение, и его порвут в клочья. — Майкл, успокойся… — голос подрагивает. — Не делай глупостей. — Ты виноват! — чуть ли не шипит Майкл. — Я виноват? — недоумённо переспрашивает Флинт и удивлённо дёргает бровями. — В чём я виноват, Майкл? В том, что ушла моя девушка? В том, что мой друг хрен знает где? Или в том, что нас пытались убить? В чём я виноват, Майкл? Флинт не знает, замешаны ли в этом божественные силы или же его голос способен убеждать, однако взгляд Майкла почти мгновенно теплеет, а сам он неспешно отстраняется. — Слушай, — Флинт приподнимается на локтях. Он переводит дыхание, чувствуя, как бешено стучит сердце, готовое раскалённым снарядом вылететь из груди. Ещё бы немного, и неизвестно, чем бы всё закончилось. — Мне жаль, что с тобой сделали всё это. Но если так будет продолжаться и дальше, я не смогу тебе помочь, ты понимаешь? — с надеждой в голосе говорит Флинт, после чего встаёт, ощутив мимолётную боль в спине. Приземление на пол оказалось далеко не самым приятным событием в его жизни. — Ты втянул меня в это, — чётко, с толикой укора, произносит он, но, поняв, что ему всё же не стоит быть таким резким, чуть смягчается: — Я не хочу, чтобы моя жизнь превратилась в какой-то шпионский боевик. Впервые во взгляде Майкла проскальзывает то, чего Флинт раньше не замечал, и это ни гнев, ни азарт и ни страх. Это сожаление. То самое сожаление, которого Флинту не хватает с тех самых пор, как он влез во всё это и подставился под удар. В подобные моменты даже Алисия не смотрела на него так, как это сейчас делает Майкл. В вечно сияющих голубых глазах, которые Флинт никогда не перестанет сравнивать с двумя сапфирами, застывают понимание и сочувствие. Выходит, в Майкле всё же есть то, что позволяет ему оставаться человеком, а не узником подземной жизни. — Ты другой, Флинт, — глухо отзывается Майкл. — Тебя я защищать. Флинт печально, почти что обессилено усмехается: — Мне не нужна защита. Мне нужны ответы. Губы Майкла шевелятся в попытке сказать что-то, но он не успевает: их диалог прерывает нетерпеливый стук в дверь. Флинт, предположив, что это, возможно, вновь пришёл детектив Дэйлард, переводит тревожный взгляд на Майкла. Каким бы непредсказуемым, сумасшедшим и диким он ни был, но всё же меньше всего Флинт желает, чтобы тот оказался в тюрьме. Велев Майклу никуда не уходить и сидеть тихо, Флинт спешно подходит к двери и, помедлив с минуту, тянет щеколду. На пороге двери он, пожалуй, ожидает увидеть кого угодно, но только не… — Тим?..