« Я с похмелья каждый раз умираю так, что я думаю, что следующие лет 100 вообще больше не буду пить.»
— Лиза! — утро, начатое с чьих-то истошных выкрикиваний имён, — худшее утро в мире. — Неред, блять, вставай, — кто-то явно не хотел оставлять девушку в покое, со всей дури тряся её за плечо. Точный самоубийца, хоть и трупом он станет лишь спустя несколько часов, когда Лиза придёт в себя после вчерашнего и сможет выписать пиздюлей. Елизавета, на самом деле, и не помнила, чтобы вообще напивалась до такой ебучки, но, наверное, сейчас она помнит ровным счётом ничего. Ни то, что она вчера вытворяла, будучи в таком алкогольном состоянии, будто она — знатный алкаш. Ни то, что её ебало до того, как она взялась за бутылку. Не запамятовала вчерашний звонок Кирилла, из-за которого вчера была депрессивней, чем обычно. Ни то, что сегодня должна ехать с каким-то рыжеволосым парнем в магазин за новым телефоном, который он ей разбил. А ещё, хуева туча проблем были благополучно забыты, ведь сейчас Лизу волновало лишь то, как пережить это ебанное похмелье. — Воды, — прохрипела она, пребывая все ещё в полусонном состоянии. Глаза до сих пор видели сладкий сон, но пустыня во рту уже старалась себя спасти. — Воды, блять, дай, — стараясь резко не просыпаться, она стала потихоньку переворачиваться на спину. Солнечный свет, который сейчас был ярым врагом, умудрялся ослеплять девушку даже тогда, когда её глаза закрыты. Она зажмуривалась, закрывая лицо рукой. — Убейте меня, — хриплым, будто она заболела, голосом Лиза буквально проныла это слово, вытягивая каждую гласную букву. — Живи, Лизон, — на стол была поставлена бутылка холодненькой минералки и таблетка от головы. — И да, вставай, все уже встали, кроме тебя и Юлика, — узнав Зарыковскую, девушка что-то невнятно пробормотала, наверное, это было что-то похожее на: «— Отъебись, я сдыхаю.». — Я тебе сейчас дам, подорвала свою задницу и пошла приводить себя в порядок! — крикнула Даша, отчего голова Лизы чуть ли не начала взбухать, но точно начала раскалываться в раза два-три больше. — Я ненавижу тебя, — прошипела она, поднимаясь на локти. — Ненавижу, поняла? — ещё злобней кинула она, наконец-то открыв глаза. Белый свет обоев, белая, хотя уже и не совсем такая, мебель и, блять, вообще всё белое в сочетании с солнцем — убийственная вещь утром, режущая глаза чуть ли не до крови. — Какого ж хрена оно всё такое яркое, — щурясь от того, что ей казалось, что её глаза сейчас вытекут, она глубоко вздохнула. — Да, Неред, в такую срань я тебя ещё не видела, — сказала Зарыковская, издавая легкий смешок. В отличии от Лизы, сейчас она была подобно свежему огурчику, ведь ей безумно повезло с тем, что утреннее похмелье практически не было заметным. Лишь слегка болела голова, но это было ещё терпимым, по сравнению с тем, что сейчас чувствовала Неред. — Вы с Юликом — две звезды, блять, — а в голове Лизы полнейшая пустота. Нихуяшеньки, что могло бы подсказать, что она вчера вытворяла. И, на самом деле, её не особо волновало, что вчера было, да и почему должно было волновать? Она пила, много пила, дохуя и три вагончика пила, и, блядь, понятное дело, что она делала всякую херню. Во всяком случае, это была не она, а алкоголь, делающий всё за неё. Если она это делала — значит, ей хотелось это делать, почему бы, собственно, и нет? Раздевалась? Окей, хотя бы пьяной она смогла быть раскрепощенной. Поебалась? Не самое лучшее, что могло быть, но и не самое худшее. По-крайней мере, не убили. Сочтут за шлюху после этой вписки? Их дело, хотя нет, не их это ебучее дело, их это не касается. Её жизнь — её действия и решения, пускай даже неправильные и не особо вписывающиеся в нормы общества. — Когда это бухим людям запрещалось вытворять хуйню, становясь звёздами? — запив таблетку, Лиза странно покосилась на Дашу, которая уже хотела было начать рассказывать, что происходило вчера, как резко Неред её перебила: — Не надо. Я не хочу знать об этом, ибо я напилась специально, чтобы всё забыть, а не выслушивать нудный ор на следующее утро. Можете пообсуждать бухую меня тогда, когда я уйду, но не сейчас, — слегка грубо, но, ебанный в рот, для такого состояния, — это было ещё ласково, ведь Лиза с похмелья — Лиза-бомба-замедленного-действия. — Ладно-ладно, — слегка ошарашенная таким поведением подруги, Зарыковская слегка нахмурилась. — Ванная прямо по коридору и налево, — нет, она не была обиженна на Лизу, она понимала, что сейчас её лучше не злить, да и трогать, в общем-то, тоже не надо. Дарья вышла из кухни, идя к парням, чтобы доложить о том, что Неред благополучно проснулась. На самом деле, Елизавета становилась дохуя смелой и безумной похуисткой, когда выпьет и ещё два дня после, когда старается забыть о вечеринке. Она просто забивает на всё и вся подряд, отвечая всем с таким пофигизмом в голосе, что складывалось желание, будто её ничего, кроме себя, не волновало. Хотя, почему «будто» ? В такие дни, Лиза любила себя так сильно, как только могла. Это было каким-то невиданным чудом, потому что никто, даже сама Неред, не знал, почему это происходит. Она вправду удивлялась тому, как ведет себя, когда в ней есть хоть доля алкоголя. Это странно, но забавно. Интригует, но не возбуждает. — Глупая Лиззка, — произнесла в пустоту она, вставая с дивана…«Дождь льет пеленою и скрывает от меня мир. И пусть скроет его от меня. Он не нужен мне, как и я никому не нужен в мире. »
Под проливным дождём, который привлекает в Питер новых туристов, шёл парень, рыжие волосы которого были скрыты под чёрным капюшоном куртки. Ему холодно, его трусит и зубы стучат, а ноги вообще задубели. Пальцы на руках, которые хоть и были в куртке, но всё равно были невероятно холодными, он просто не чувствовал. Безусловно, он любил эту погоду, но, когда ты уже предчувствуешь, как будешь валяться с простудой, ты начинаешь проклинать её. Мокрый до последней ниточки на одежде парень, старающейся добраться домой, как можно скорей, наступал в лужи, ведь обходить их уже смысла не было. Горло уже болело. Сопли наполняли нос. Голова трещала, как бешеная. — Ахуенно, блять, — пробубнел Данил, когда машина, проезжающая рядом, облила его с ног до головы. Его окатила волна ненависти ко всему происходящему, а в придачу ещё тележка всяких ощущений, которые просто взрывались внутри него, как фейерверк. — Ебанный дождь, ебанная погода, ебанный Питер, — взвыл он, стараясь стереть с лица грязь руками, которые, к великому счастью, остались сухими. Ему просто хотелось солнца. Хотелось ощущения теплых лучей на своём конопатом, как говорила его мама, зацелованным солнышком, лице. Хотелось, блять, наконец-то тёплой погоды, когда можно по-человечески выйти на улицу, не переживая о том, что на следующий день будешь валяться на кровати с охрипшим до полнейшего пиздеца голосом, заложенным носом и целой кучей медикаментов с салфетками. Хотя, душа романтика, спрятанная под сотней каменных стен, даже сейчас находила что-то удивительное в этой погоде. Звук дождя, капли которого разбивались о каждую поверхность, были подобно маминой колыбельной. Такая умиротворяющая, слегка усыпляющая и успокаивающая. Они стекали с пожелтевших листьев на деревьях, а ветер уносил их вместе с ними, кружа в своём танце, а потом небрежно роняя на землю. Запах намокших земли и асфальта, который действовал хуже любого наркотика, приятно впивался нос, а от прохлады, смешавшейся с ним, слегка щипало и покалывало. Можно любить что-то сильней, чем этот аромат? От него можно кайфовать, закатывая глаза от удовольства. Вид серых туч, с которых лил дождь, настраивал на какой-то депрессивный лад, от которого невольно задумываешься о жизни. Первым на ум падает вопрос « — Что такое вообще жизнь?», потом « — А в чем смысл жизни?». И, чёрт возьми, из-за этих, может и до такой степени заезженных, вопросов просто уходишь в себя, всё углубляясь и углубляясь, познавая новые уголки своей души. К примеру, он в этот дождливый день он узнал, что смысл можно найти во всём. Лично сейчас Кашин понял, что сегодняшним смыслом для него была кружка горячего чая с лимоном, обжигающая язык и ладошки. Вчера это была запись песни, которую он любил и лелеял, как собственное дитя. А ещё, во что-то верить, что-то любить, чему-то радоваться — это тоже смысл. Танцевать в темноте, целоваться прохладной ночью и обниматься у камина. Готовить шоколадный пирог, спать под тёплым одеялом и наслаждаться прохладным воздухом. Кайфовать от духов прохожих, улыбаться на улице и обнимать друзей. Каждая мелочь, каждая секунда, каждое мгновение и воспоминание — это всё составляющее значение для жизни. До нужного подъезда оставались считанные метры. Данила уже представлял, как скинет с себя промокшую и прилипшую к телу одежду. Как поставит чайник, а сам уйдет искать какой-нибудь фильм, чтобы скоротать вечер. Как завернется в теплый плед, усевшись перед экраном монитора. Кто-нибудь из знакомых Кашина жутко удивились бы, что такой грубый с виду парень, просто желает домашнего уюта и любит одиночество. Наверное, каждый человек это любит и это уж больно банально, но он всем сердцем хочет этого.«Попал под дождь — ты часть дождя. Приходит утро — часть утра. Сидишь со мной — становишься частицей меня. »
Зайдя в собственную обитель, парень кинул ключи на тумбочку, скидывая мокрые кроссовки с ледяных ног. А после, стянув куртку, направился к кухне, к чайнику, который был сейчас единственным предметом в мире, который мог его согреть изнутри. Включив его, он лениво побрёл в комнату, оставляя по себе следы от мокрых носков. Вещи, неприятно прилипшие к телу, кое-как были сняты и полетели ко всем остальным грязным вещам, а сменили их огромные штаны и красный свитер с оленями, почему-то пропитанный запахом чая. Но, наверное, это было к лучшему, ведь что может создать уютную атмосферу, как не чай с лимоном и целая тарелка печенья? Только тёплый, махровый плед и невероятный фильм. — Так-с, — быстро просматривая описания к кинокартинам, его взгляд остановился. — Вечное сияние чистого разума? — его, скорее больше привлекло не описание, а актёры, исполняющие роль главных героев. Всеми любимый Джим Керри и просто невероятная Кейт Уинслет. — «Наконец-то изобретена машина, которая позволяет избавиться от любых воспоминаний. Джоэль и Клементина решают выбросить друг друга из головы. Но в памяти Джоэля все еще живы самые нежные моменты их чувства. Чем меньше он помнит, тем больше любит.» — прочтя краткую аннотацию, вводящую в курс дела, Кашин решил, что сегодняшней его компанией будет именно этот фильм. А тем временем, чайник уже успел закипеть и Данил, летящий на всех порах, быстренько налил себе чай, который неся, чуть-чуть разлил. Вечер, начавшийся довольно отвратительно, был многообещающим дальше. Как же давно он просто хотел уединения…