« Жизнь состоит из улыбок и слёз, а плакать или смеяться — выбор твой.»
— Думаешь, я реально буду лучше, чем она? — с надеждой в глазах, будто она сейчас упадет с обрыва, а его слова — рука помощи, спрашивает Лиза, посмотрев на друга. Даня промолчал, кивнув ей в ответ, и, опираясь подбородком об её голову, смотрел на ночной город.
Город, под небом которого жили они, безнадёжно влюблённые люди, смотрящие друг на друга, как на спасение. Они разбиты, но держатся, теперь они вдвоем и смогут справиться, они не любят друг друга, они называют себя друзьями. — Моя жизнь состояла из постоянного нытья, я постоянно жаловалась на то, как хреново я живу, но я никогда не понимала того, что я и есть жизнь. Она есть, потому что есть я, мы — одно целое. Не будет её — не будет меня, и наоборот.
— Всё зависит от чего-то, нельзя быть независимым человеком. Даже тогда, когда кажется, что ты именно такой. Мы зависим от жизни, от наших действий и мыслей. То, что мы делаем — наша зависимость, а ещё нас пробило на философские слова, — улыбаясь, Даня начинает, как больной ублюдок, пить виски, не отрываясь от горлышка может с минуту, просто заливая в себя Джек.
Смотря, как беспощадно Кашин опустошает бутылку, Неред легонько усмехнулась и произнесла:
— Главное, потом не заболеть…
« Люди болеют многим: обыкновенной простудой, грипом, а может, даже чем-то и похуже, но чаще всего их заражает влюблённость…»
— Главное не заболеть, да, Лиза? — офигевая от того, что градусник показывал у Елизаветы температуру 38.8, Данила кладет его обратно, думая, чем можно облегчить участь подруги. — И чем мне тебя лечить, дурочку, — пробубнел он, вставая с кровати. Неред позвонила ему час назад и тот примчался к ней, как только можно быстрей, потому что, во-первых, рыжий по ней безумно соскучился, ведь не виделся с ней около недели, а во-вторых, Даня понял, что с ней что-то не ладное. — Ну как, блядь, тебе в Москве, м? Решила она, сука, в столицу смотаться, как съездила, милая? Весело, да? — искренне злясь, но переживая за русую, Кашин начал ходить от одного конца комнаты в другой.
— Дань, не ворчи, — прохрипела Неред, поправляя одеяло. — Я только простудилась, а не какую-то серьезную болячку подцепила. День-второй и я буду здоровая, не переживай, — парень затормозил и кинул на заболевшую удивлённый взгляд, задавая немой вопрос
« — Ебанутая что ли?» — Фу, и вот только зачем я тебе позвонила, а? Могла же позвонить Кириллу, — спустя секунд пять до неё доходит, что явно ляпнула чего-то лишнего, округляя глаза до размеров пяти копеек.
— Что, блядь? — вырывается у офигевшего, нет, ахуевшего Данила.
— Я, конечно, хотела рассказать тебе об этом чуть-чуть иначе, но если уж так пошло, то, Данон, я сошлась с Кириллом, — почему внутри всё оборвалось? Он не понял. В ушах всё резко зашумело, перекрывая абсолютно любой звук. В глазах мигающая табличка «Errоr», он правда не ослышался? Нет. Нет. Нет. Просто скажите, что она решила пошутить над ним, ну ведь так, да? Верно? Хотя, сейчас он не понимал, что пугает его больше: то, что Лиза сошлась с этим ублюдком, или то, что он в данный момент чувствует?
А что он чувствует?
Влюблённость. Не понятие того, что сделала Неред.
— Пиздец. — кратко выдавил Кашин, понимая, что если продолжит, то вспылит и наговорит лишнего. Но ему всё ещё странно от того, что он реально не знает, что ощутил, когда ему сообщили эту
«очень радостную новость». Не мог же он влюбиться в неё? Нет, он ведь Леру любит, тогда почему сердце пропустило пару ударов и ойкнуло? Ну нет же, нельзя разлюбить того, кого любишь второй год, так быстро. Это ведь невозможно! Не-во-змо-жно. — Но потом не говори, что я не предупреждал тебя. Я набью ему ебало, если он что-либо сделает не так, — не хотя, чтобы это получилось настолько озлобленно, Даня сжал руки в кулак до такой степени, что костяшки побелели.
— Не злись, — тихо произнесла Лиза, смотря на друга с каким-то страхом в глазах. — Я просто правда не знала, как тебе сказать, потому что знала, что ты отреагируешь именно так, — она шмыгнула носом, стараясь сильней натянуть одеяло. — Он, кстати, приезжает завтра домой и некоторое время будет жить у меня, я вас и познакомлю, — ему
больно неприятно? Неужели, пуленепробиваемый Кашин начал ощущать весь спектр эмоций? Когда в последний раз ему было
больно неприятно? Наверное, ещё тогда, когда Лера использовала его ради собственного утешения и ушла от него сразу же после его окончания.
— Я не шучу насчёт своих слов, — кинул он, выходя из комнаты. Ему не хотелось отвечать на её слова о том, что через несколько дней он будет знаком с этим ублюдком. — Куда я качусь? — шёпотом спросил Даня, стоя у кухонного стола. Его голова была забита явно не тем, чем следовало бы её забивать. Вместо того, чтобы думать, как помочь подруге, рыжий раздумывал, как бы ему разобраться в себе и как бы по изящней набить лицо этому уроду, когда тот в чем-то провалится. — Так, где у неё аптечка? — мельком глянув на висящие над дверью часы, которые показывали полпятого утра, парень стал шариться по тумбочкам в поисках нужной ему коробки.
Уже отчаявшись, что этого нет, Кашин закрывает последнюю дверцу и раздраженно направляется обратно в комнату, к заболевшей Лизе, чтобы спросить, где находится аптечка. Она, как никак, хозяйка этой квартиры и должна знать, что и где находится.
— Ли… — прикрикнул Данила, обрываясь на половине слова. Войдя в комнату, он обнаружил спящую Неред, закутанную в два одеяла и один плед и свернутую колачиком. — Какая же ты всё-таки, Лиззка, дурочка. Глупая-глупая, — усаживаясь на край кровати, рыжий по привычке начинает гладить её по волосам. — Моя маленькая девочка… — с легкой улыбкой, напрочь забывая слова, сказанные ею минут десять назад, Кашин просто смотрел на неё, запоминая её лицо, сонное и тихое личико. Она видит невероятные сны, наверное, счастливые и, быть может, он есть там. В роли друга.
Увы, в роли друга.
И всё-таки, он влюблён в неё.
« — Лизон, мне надо бежать. Я не доделал видео, а обещал его опубликовать сегодня. Прости, я вернусь, как только освобожусь. Держись;)» — написав скромную записку корявым почерком, Данила оставляет её на тумбочке возле кровати и, как можно тише, выходит из квартиры подруги.
Где-то между домами, между переулками, он потерял себя на улице. Потерял свою бесчувственность, он резко начал что-то чувствовать. Потерял свою апатию к миру, он резко начал волноваться. Потерял свою грубость, он резко начал любить. По дороге, под пасмурным, ночным небом, где не видно солнце, ему было тепло так, как будто летом. Его согревало влечение к чему-то высшему.
Парень влюбился, но все ещё не знает об этом.
