« Только когда есть вероятность надолго расстаться с человеком, только тогда до нас доходит то, насколько он дорог.»
В квартире, где раньше было холодно и пусто, наконец-то запахло жаренными оладьями и заварным кофе. На кровати лежали двое возлюбленных, один из которых был лишним. Лишним, потому что занимал чужое место. Лишним, потому что занял второе место. Лишним, потому что мешает открыть все замки до конца. Смотря на скомканное одеяло, Лиза легонько улыбается, напрочь переставая слушать то, что ей говорил Кирилл. В мыслях воспоминания о последних днях, проведенных с Данилой, как беззаботно они смеялись, как засыпали и то, как просыпались. Постоянно неубранное одеяло, а вокруг — кипа кружек из-под заваренного кофе, который всегда готовил Кашин. Она помнит, как в первый день, когда она просыпается, перед ней стоит улыбающейся Даня с подносом. Домашний и всё ещё сонный, он кладет приготовленное ей на коленки, а сам садится возле, прикладывая губы ко лбу. Тёплое дыхание обдавало макушку, отчего Лиза слегка поежилась и сколько бы она тогда отдала, чтобы этот момент закончился так, как большинство кульминаций похожих моментов в сопливых фильмах — поцелуем. Не таких, чтобы потом вся кровать взорвалась от страсти, а таких нежных, уютных поцелуев, как бегающие лучики солнца по заспанному лицу, как « Доброе утро!» в двенадцать дня. — Ну, так ты как? — целуя девушку в висок, Кирилл прижимает Неред к себе. — В принципе, поехать в Москву можно и сегодня, дело-то на раз-два, — начал рассуждать он, улыбаясь во все тридцать два зуба. — Поэтому, если мы поедем, то попасть на открытие вполне реально, — что-то высчитывая в своей голове, парень почесал затылок и сплёл пальцы свои и Лизы в замок. — Лиз, так что? Едем? — Да, давай, — задумчиво ответила Елизавета, вспоминая с какого-то момента она перестала слышать голос Дани. Он ушёл, и ушёл, при чем, давно, а она даже не попрощалась с ним. Если она уедет, то больше не сможет увидеть его неопределенное количество времени, что означает, что мало что может случиться с ним. Быть может, он вновь уйдет в запой, или что-то ещё. В таком состоянии его нельзя оставлять одного, а зная занятость остальных, то именно «главной брошенкой» станет Данила. — Эм, — подрываясь с кровати, замешкалась Лиза, осматриваясь по сторонам. — Мне нужно срочно к Даше, встретимся с тобой на вокзале через полтора часа, пока! Вылетая из комнаты, Неред хватает куртку и, быстро переобув комнатные тапочки на кроссовки, выбегает из квартиры. « — Сука! Сука! Где он может быть? — спускаясь по проклятым ступенькам, на которых один раз хорошенько пролетела, спеша на встречу к Дане, девушка шмыгала носом, стараясь натянуть ветровку на руки. — Может, он поехал домой? — переживаний в Лизе сейчас было больше, чем радиоактивных веществ в Чернобыле.» Открывая дверь подъезда, девушка растерянно достает телефон, который чудом успела взять, и набирает Кашина. На другом конце трубки идут одни гудки. Капающие и раздавливающие мозги, они подобно огромному балласту тянули её вниз, отчего Неред упала на колени. Ткань её джинсов намокла из-за прошедшего недавно дождя, ставший виной тому, что весь асфальт был в слякоти.« Не к каждому человеку сорвешься, чтобы попрощаться в живую. Таких — единицы в жизни.»
Первый гудок.
« — Как обычно, Неред, как обычно. Что ты творишь?»
— Где же ты?
Второй гудок.
« — Его нет. Пропавший без вести. Оставь его в покое. »
— Я должна знать, что с тобой.
Третий гудок.
« — Двадцатилетней парень явно даст себе нужный совет. Мальчик ростом в два метра сможет о себе позаботиться.»
— Да ты ведь, блядь, такого говна натворить можешь!
Четвертый гудок.
« — Взрослые люди играют по-взрослому. Прятки: версия для больших детей.»
— Я не собираюсь с тобой играть, Кашин! Я прибью тебя, когда ты возьмешь трубку!
Пятый гудок.
« — А телефон не слышно. Глухо. Громко. Беги на музыку, беги на сумасшествие.»
— Где можно быть, чтобы не слышать собственного телефона?
Шестой гудок.
« — Взрослые тоже бывают глупыми, но иногда эта глупость — влюблённость.»
— Ну же, услышь ты наконец-то, блядь!
Седьмой гудок.
« — Иди туда, куда лежит душа, она приведет тебя к нему. »
— 1703! — вскрикивает она, поднимаясь с асфальта.
Восьмой гудок.
« — Влюбиться — быть одним целым, но иногда тупить, как последняя блядь.»
Сбрасывая вызов, Елизавета выбегает на проезжую часть, стараясь остановить машину. Как на зло, автомобилей было очень мало и практически все проезжали мимо. Холод пересчитывал косточки, пробираясь в самую глубь организма девушки. Он, как яд по венам, распространялся насколько быстро, насколько это было возможно. Каждые полминуты Лиза содрогалась из-за дотрагивающегося к телу леденящего потока ветра, который обдувал лицо и раздувал волосы. Щеки щипало, а нос заполнялся соплями, предоставляя Неред всё больше дискомфорта. Замерзшая и и не чувствующая рук Елизавета уже в пятый раз пыталась дозвониться Данe и спустя двадцать минут, проведенных на улице и стоя под тусклым светом фонаря, она, наконец-то, поймала попутку. Милый дедушка с четырьмя килограммами яблок и тремя мандаринов, подвёз русоволосую прям ко входу и, улыбнувшись, оставил её перед дверью. « — Этот старик, скорее всего, вёз это всё внукам, или своей старушке. Он имеет семью, имеет свой семейный очаг и людей, которых может назвать близкими. Он приезжает в тёплый дом, где пахнет ужином и слышен родной голос. Даня — часть моей семьи, именно он кропотливо старался создать атмосферу того, что я нахожусь в теплоте и уюте. Я не могу просто взять и уехать, это слишком трудно и невыносимо для меня.» — Если ты не здесь, то я сойду с ума, — бормоча себе под нос, Лиза заходит в помещение. До боли знакомое место, которое видело самое неадекватное состояние девушки и теперь этот бар — второй дом и обитель. — Ля, как бы Кашина найти? — проталкиваясь между людьми, Неред старалась найти в толпе знакомое лицо. Десять минут. Пятнадцать. Двухметровый, рыжий и конопатый парень по-прежнему не попадался ей на глаза, будто провалился сквозь землю, но почему-то Лизе казалось, что он именно здесь. Иногда ей слышалось, что она чувствует запах его одеколона и слышит его голос, но оборачиваясь, не видела ничего, кроме незнакомых людей. Они, как вредные насекомые, мешали ей абсолютно во всём. Ей хотелось, чтобы весь мир замер и она со спокойной душой могла пройтись везде, чтобы найти его. Из-за обилия пьяных душ в баре, которые невнятными голосами что-то кричали бармену, чудом понимающему их, у Лизы начало сдавливать дыхание. В лёгких, которые отказывались принимать кислород, заканчивался воздух. Помутнение в глазах не заставило себя ждать и, как будто с туманом перед взглядом, Неред старалась, как можно быстрей, пробиться между людьми. Воздуха не хватало. Воздуха не хватало для неё. Его нет. Его — это Даня или кислород? Рассеивание перед глазами. Рассеивание перед её слезящимися глазами. Ничего не видно. Ничего — это Даня или другие люди? Писк в ушах. Писк в пытающихся ухватить хотя бы один звук голоса, напоминающего его, ушах. Всё глухо. Всё — это Даня или музыка? С горем пополам, Лиза, вышедшая из бара, оперлась об стенку и начала ухватить воздух ртом. Она старалась вдохнуть всё больше, как будто в её организм кислорода не поступало целую вечность. Спустя минуту она всё-таки могла нормально встать, но по-прежнему дышала глубокими и равномерными вдохами, чтобы, как можно скорей, восстановить нормальное дыхание. — Блядский Кашин, — осматриваясь по сторонам, произнесла Елизавета. — Я тебя убью. Убью, сука, — прошипела та, пытаясь узнать в мимо проходящих или рядом стоящих силуэтах хоть как-то узнать Данилу. — Кашин! — крикнула она, увидев его возле какого-то здания. Кого-кого, а вот эту пьяную, как суку, свинью, курящую и плечом облокотившеюся на стенку, Лиза узнает везде, где угодно и когда угодно. — Лиза?.. — явно не ожидая увидеть здесь Неред, рыжий аж закашлялся, выпуская из рук начатую сигарету. Начатую, по счёту шестую сигарету. — Ты что тут забыла? Ты же с Кириллом должна быть, какого хера? — здесь он старался отбиться от дурных мыслей о подруге и на завтра оставить все размышление о ней, но сейчас перед ним стоит сама она, заставляя сердце сжиматься до боли и пульсировать кровь в венах. — Ты - больной долбоеб, — прикрикнула Лиза, ткнув в грудь Даниле. — Какого хуя ты, блядь, не берешь трубку? Я тебе наяривала, а у тебя телефон в самой заднице. Я тебя ненавижу! Слышишь? Ненавижу! — истерия, проскочившая где-то тогда, когда она ещё первый раз пыталась дозвониться парню, разошлась не на шутку, и теперь Лиза, как сбежавшая из психушки, размахивала руками и ревела. — Ты ебанутая? Угомонись, — схватив Неред за руки, Кашин потянул её на себя, зажимая в объятьях. — Не ори, блядь! Что случилось? Ты можешь, сука, успокоить свои бушующие нервы и нормально мне объяснить, какого хуя ты тут? Что-то Кирилл сделал? — смотря на заплаканное лицо подруги, спросил Даня и начал гладить её по волосам. — Нет, он ничего не сделал, — как мороженное на солнце, Лиза буквально утонула в руках парня, обвивающих её. Сдавшись, она уткнулась лицом ему в грудь и обняла за талию. Так крепко, прижимая как можно сильней. — Мы уезжаем в Москву, — резко выпалила та, как будто это — смертный приговор, она — палач, влюблённый в осужденного, а Даня — тот самый осужденный. — И на долго? Спокойный голос, он был без дрожи, без каких-то изъянов. Идеальный и невозмутимый, но сколько чувств скрывал под собой? Целую грозу. Целый ураган. Целое цунами. Целый апокалипсис и конец света. Взрываясь на миллионы частиц, душа рассеивалась по воздуху, как пепел, а по сердцу ещё, как минимум, раза четыре полоснули острием ножа, рассекая его плоть.« — Что ты чувствуешь? — Боль.»
Пьяные воспоминания на пьяную голову, все слова, сказанные в ответ на его собственные вопросы, начали медленно проявляться в памяти, как плёнка фотографий. — Не знаю, но скорее всего, что да. Именно поэтому я здесь. Я хочу увидеть тебя перед тем, как уеду. Я, конечно, понимаю, что от Москвы до Питера ехать — делать нехуй, но сейчас эти километры кажутся мне сущим адом. Просто пообещай, что ты будешь отвечать на мои звонки, что будешь отвечать на мои сообщения, что не будешь пропадать. Ты не имеешь права исчезать, не имеешь права уходить в запой без меня, поэтому просто пообещай! — Обещаю, — сказал он, по привычке целуя подругу в макушку. Молчание, повисшее над ними, предоставляло им возможность слышать свои мысли, одна из которых слетела с губ парня: — Я люблю тебя, Лиз…