В самое сердце

      Юлианна Ильиневич чувствовала себя окрылённой. Понятное дело, что ближе к концу гонки она подустала, но в такие моменты на первый план выходила психология. Биатлонистка знала, что сможет. Знала, что на лыжне сильнее остальных соперниц. Мысль о том, что она идёт к победе, придавала дополнительных сил. Казалось бы, после рубежа Ильиневич уходила только шестой, но вот, она уже обошла местную любимицу Коукалову, начала от неё отрываться. Чешка хоть и пыталась выжимать из себя максимум, сильно уступала ей и Лауре. Дальмайер тоже прошла очень здорово и стремительно сокращала отставание от Габриэлы. Об этом Ильиневич не знала, она знала только то, что сейчас уже идёт первой. Последний спуск перед стадионом — и будет победа. Всем усачам назло.       — Соукалова, три секунды! — кричал Борисыч, упорно не желая именовать чешку по её новой фамилии.       Собрав остатки воли в кулак, Ильиневич стала отталкиваться сильнее. Тренер, эмоционально реагирующий на возможный успех ученицы, сорвался с места и устремился за ней, желая сообщить ещё какую-то информацию. «Последний спуск, — подумала Ильиневич. — Какая уже разница, я точно додержу…».       — Давай, Анька! — кричал Борисыч, хотя подгонять спортсменку было не обязательно. Она сама прекрасно всё осознавала.       — За пятьсот метров до финиша Юлианна Ильиневич идёт на первом месте! — радостно голосил Губерниев. — Обошла она Габриэлу Коукалову. А чешка-то может вообще третьей остаться! К ней настойчиво пытается подобраться Дальмайер. Что, неужели победу одержит сегодня российская спортсменка? Вторую победу подряд, друзья мои! Вот что творит лыжная подготовка. Последний поворот, крутой спуск и выкат на стадион, где финишная прямая… ЧТО?! Что за…       — Выиграет твоя зазноба, — улыбнулся Йоханнес. — Хоть какое-то утешение больному старому Эмилю.       — Чего? — с негодованием отозвался Свендсен. — Сейчас Бьорндалена позову, он тебе по макушке даст!       — Деда добрый, он детей не бьёт, — загоготал Бё.       — Не мешай смотреть гонку, деть, — отмахнулся Эмиль, глядя на экран, где Ильиневич стремительно приближалась к медали.       — Да, фигурка у твоей ничего, — проговорил он. — Хоть и худенькая, но видно, что девушка, а не киборг-терминатор. Вон, она уже Габи опередила! В Оберхофе намажет, наверное…       — Юлианна не едет в Оберхоф.       — Ну-ну, — хмыкнул рыжий. — Она там и с плохой стрельбой всех порвёт.       — Она не едет туда, говорю тебе, — повторил Эмиль.       — Ага. Я понял! Ты хочешь привезти её в Тронхейм и запереть в чулане! Это коварный план! Не, ну лучше, конечно, в спальне…       Свендсен швырнул в Йоханнеса подушкой. Бё в отместку огрел его своей. Завязалась шуточная битва.       — Какого… — удивился Бё, когда его взгляд случайно упал на экран. Подушечное сражение мигом было забыто. Улыбки сползли с лиц норвежцев. Эмиль медленно покачал головой, отказываясь верить в происходящее.       — Ильиневич молодец. Всё? Все довольны? — проговорил Дмитрий Малышко, оглядывая товарищей.       — А то, жаль я это на видео не записала, — хохотнула Слепцова.       — Видишь, а ты боялся, — похлопал его по плечу Антон Шипулин. — Апокалипсиса не случилось.       — Просто ей повезло, — словно оправдываясь, сказал Дмитрий. — У каждого спортсмена бывает гонка, где всё-всё получается.       — Да ладно тебе, — улыбнулся Бабиков, искренне не понимавший странной неприязни между Димоном и Ильиневич. — А как она последнюю стойку прошла! Всегда бы так.       — Борисыч опять нервничает больше, чем Анька, — заметила Светлана бегущего около Юлианны тренера. — И так понятно, что Коукалова не приближается, чего он там ей загоняет?       — Твою ж… — выдавил Шипулин, глядя на разворачивающиеся в гонке события.       — Это как вообще? — опешил его тёзка, переглянувшись с растерянной Слепцовой. Малышко промолчал, но на его лице впервые за долгое время не промелькнуло никакого ехидства в отношении Ильиневич.       — Ура! — воскликнул Иван. — Анечка! Моя умничка! Должна додержать! Так вот! Получите, тараканища тренеры… то есть, товарищи тренеры! Никаких вам «Ижевских винтовок»! Только Кубок мира, только хардкор! А ты ещё в Латвию уехать хотел! Я тебе уеду! После такого мы всю ночь гулять будем! Нове-Место на уши поставим! Я ещё норгов притащу, совсем весело станет! Всем шампанского! И презервативов из моего ящика! Ай, блин, я ж его в карты прое… кхм, проиграл. Тебе, между прочим, катала латвийская!       — Ты, кажется, за сестру собирался болеть, — напомнил ему Расторгуев, решивший, что было опрометчиво дать Ваньке возможность болтать без умолку. — А ящик твой мне не нужен.       — Карточный долг не обсуждается! — отрезал медик. — Хочешь ты этого или нет, но ящик теперь твой…       — Вань, — негромко прервал его Андрей, смотревший на экран.       — И не надо спорить!       — Ваня, — уже настойчивее повторил латвиец, и Ильиневич понял, что тот совсем не о ящике.       Наблюдая за кадрами телевизионной трансляции, Иван застыл, в ужасе открыв рот. Придя в себя, медик выругался, помянув фамилию словенского биатлониста Якова Фака. Расторгуев промолчал, прекрасно понимая, что должно твориться сейчас в душе обоих Ильиневичей.       В первую секунду, Юлианна даже не поняла, что произошло. Она ехала, готовилась пройти спуск и спокойно финишировать, но всё пошло не так. Земля просто ушла из-под ног, и девушка почувствовала, что летит. Со спуска. Не на лыжах, как должна была, а кувырком. Немного осознать происходящее удалось лишь когда Ильиневич поняла, что лежит на спине, а точнее, на винтовке, показавшейся вдруг твёрдой и жёсткой как кремень. Когда мимо промелькнули Коукалова и пытающаяся нагнать её Дальмайер, Юлианна поняла, что рискует вообще пролететь мимо пьедестала. Всё это случилось очень быстро, но показалось, что прошла вечность. Ильиневич быстро поднялась со снега и попыталась разогнаться вновь. Лыжа сломана. Гадство.       Стиснув зубы, Юлианна попыталась доехать до финишной черты как это возможно. Около финишного створа её обошла Доротея Вирер, лишив её возможности завоевать хоть какую-то медаль. Ильиневич пересекла черту через четырнадцать и семь десятых секунды после победительницы и через пять после Вирер. Юлианна была готова упустить награду из-за отвратной стрельбы, из-за виски, выпитого вчера со злости. Но чтобы лишиться медали вот так…       Девушка расстроенно отшвырнула палки в сторону. Засунуть бы эти проявления эмоций куда подальше, но она же не робот. Быстро отстегнув лыжи и подняв со снега многострадальные палки, Ильиневич попешила скрыться от прицелов телекамер и людских глаз. Кажется, ей что-то пыталась сказать Доротея, но Ильиневич лишь автоматически улыбнулась ей, решив, что поговорит с итальянкой потом. Должна понять.       Пройдя обязательный после гонки материальный контроль, Юлианна, на секунду оказавшись одна, мысленно вернулась в то мгновение, из-за которого всё в прямом смысле пошло кувырком. Борисыч. Борисыч бежал рядом и наступил ей на лыжу. Роковая случайность. Теперь Юлианна, вместо того, чтобы стоять на верхней ступени пьедестала и слушать гимн, будет стоять в стороне с букетиком цветов, который положен шестёрке сильнейших. И готовиться к «Ижевской винтовке». Ильиневич подавила желание расплакаться. Не здесь и не сейчас.       Она сделала всё, что могла. Допустила четыре промаха, но было бы странно, если вдруг получилось бы пройти четыре рубежа на ноль с её-то процентовкой. Но эти непопадания Юлианне удалось компенсировать на лыжне. Она даже вышла на первую позицию. Как?! Как Александров умудрился наступить ей на лыжу? Никогда такого не случалось! Одно дело, когда в гонке бежит много человек в одном месте, там соперники на лыжи регулярно наступают. Причём, даже без злого умысла, реально трудно протолкнуться. Но чтобы тренер… Зачем Борисыч вообще полез? Что, она бы не додержала преимущество над уставшей чешкой? Да додержала бы конечно. На последнем круге больше стоило опасаться Дальмайер, а не Габи, Коукалова нередко сдавала к концу гонки.       Габриэла лила слёзы счастья из-за победы перед домашними трибунами. Лаура не успела её опередить, но была весьма довольна серебру сегодня. Доротея Вирер тоже улыбалась. Это было второе четвёртое место в сезоне для Ильиневич, и оба раза она оказывалась как раз позади итальянки. Любопытная ирония судьбы.       Во время цветочной церемонии Юлианна не могла думать ни о чём, кроме этой досадной неудачи. К моральному опустошению добавилась и физическая боль — падение на винтовку было неприятным, и теперь Ильиневич стала беспокоить спина. Наверное, будет синяк.       После награждения девушка решила как можно скорее уйти со стадиона и забиться в какой-нибудь угол. Александров даже не пытался найти Юлианну после гонки. Интересно, они вообще увидятся в ближайшее время?       — Ань, — этот голос биатлонистка узнала бы из тысячи. Дмитрий Занин собственной персоной. Неужели так трудно понять, что не надо её сейчас трогать? Подавив желание показать корреспонденту средний палец, девушка обернулась, даже не пытаясь нацепить на лицо вежливую улыбку.       — Интервью? — недобро уточнила она. — Почему я? Я ведь даже в призы не попала. Иди, вон, Коукалову поспрашивай. Или Вирер, вы же любите у неё интервью брать.       — Прости, работа такая, — виновато проговорил Занин. — Готова? Поехали!       Оператор включил камеру. Ильиневич не улыбалась, лишь хмуро поглядела на журналиста.       — Ань, ты сегодня была очень близка к медали, — работа спецкора не располагала к тактичным вопросам. — Что ты сейчас чувствуешь?       «Да, интересно! Что я, могу чувствовать после такого?!», — подумала она.       — Я не буду отвечать на этот вопрос, — отчеканила Юлианна, не придумав достойного, а главное, цензурного ответа.       — И всё же.       — Я не буду отвечать. Если вопросов больше нет, то я…       — Ты злишься на своего тренера? — поспешно перебил её Дмитрий.       «Да!».       — Нет, — резко выпалила девушка.       — Ты обижена на Доротею Вирер, что она обошла тебя на финише, когда ты доезжала со сломанной лыжей?       — Нет, — честно ответила биатлонистка. — Доротея не обязана была ждать, пока я дотуда доковыляю. Это спорт.       — Ты, наверное, уже в курсе, что тренерский штаб после этого этапа планировал отправить тебя на «Ижевскую винтовку», а после Нового года — на этап Кубка IBU?       Ильиневич невольно сжала челюсти. Сколько можно её мучить? Что это за вопросы такие? Внезапно на неё нашла злость. На всех. На этого Занина с его дурацкими вопросами, на его начальство, гонящееся за рейтингами, на Борисыча из-за его совершенно глупой ошибки, на себя, за то, что такая невезучая. И, о да, на тренерский штаб. Что она им, игрушка плюшевая, чтобы пинать её из основного состава по щучьему велению? Ильиневич не очень удивилась бы, если б её выдворили после провала в Поклюке. Но тренеры дали Юлианне шанс, потому что она могла попасть в масс-старт. А теперь что? Взяла две медали и всё? Досвидули, Аня, ты нам больше не нужна? Ну, нет, мистер Касперович. Так не пойдёт.       — Я безумно сожалею, — в голосе Ильиневич слышался неприкрытый сарказм. Занин понял, что дело плохо, но поделать ничего не мог. — Посетить «Ижевскую винтовку» у меня вряд ли получится. Я планировала в это время готовиться к соревнованиям с личным тренером.       — С Александровым, который наступил тебе на лыжу? — ввернул Дмитрий.       — Несмотря на этот досадный инцидент Александр Борисович всё ещё остаётся моим тренером, — язвительно проговорила Юлианна. — Его тёзка, главный тренер сборной, на минуточку, даже не потрудился сообщить мне об отправке на Кубок России лично.       — Касперович в интервью утверждает, что сначала забыл это сделать из-за занятости, а потом попросил твоего личного тренера…       — Забыл? — ахнула Ильиневич, мысленно удивляясь, когда тараканище умудрился раздать столько интервью. — Какая неприятность, какой конфуз! — театрально воскликнула она. — Пусть срочно приносит жертву Мнемозине! Хотя, можно воспользоваться более современными и проверенными методами, например, выпить средство для улучшения памяти и работы мозга…       Занин, пользуясь тем, что стоял вне кадра, делал страшные глаза, давая понять, что пора остановиться, но «Остапа понесло».       — Неожиданное решение отправить меня на внутрироссийские старты идёт вразрез с планом моей подготовки! — продолжала Юлианна. — И я на «Ижевскую винтовку» не поеду! Я выполнила критерии отбора на январские этапы Кубка мира и не понимаю, почему должна покидать эти соревнования вопреки спортивному принципу.       — Касперович сказал, что твоя стрельба недостаточно стабильна…       — То, что моя стрельба недостаточно стабильна, все видят и без справедливых замечаний по этому поводу господина Касперовича, — парировала биатлонистка. — Как видят и то, что даже с такой процентовкой я могу завоевать медали.       — Но на Кубок IBU тебе придётся поехать, состав на Оберхоф уже сформирован…       — Да? — с вызовом качнула головой Ильиневич. — Раз состав сформирован, то я еду на «Тур де Ски»!       Занин пару секунд молчал, переваривая полученную информацию.       — Юлианна, а тренерский штаб в курсе? Ты им об этом сообщила?       — Я забыла! — с ядовитой улыбкой ответила спортсменка. — Александр свет Владимирович, который Касперович, забыл сообщить мне про «Ижевскую винтовку», а я забыла сказать ему про «Тур де Ски». Какая досада! Но ничего, — Ильиневич недобро усмехнулась. Корреспондент с опаской на неё посмотрел. — Пойду выпью что-нибудь для улучшения памяти. Ах, нет! Мне же нельзя! За допинг дисквалифицируют. Что ж, придётся принести жертву богине памяти. Воспользоваться устаревшими методами, как это любит делать наш тренерский штаб.       — Э-э, ладно, поздравляю тебя с успешной гонкой, — ляпнул Занин, пытаясь поскорее завершить это фарс-интервью. — Успехов тебе в дальнейшем.       Юлианна только криво ухмыльнулась и поспешила скрыться из поля зрения сотрудников «МатчТВ».       Ваня Ильиневич уже добрых пятнадцать минут после окончания биатлонной трансляции нервно расхаживал по гостиничному номеру, иногда спотыкаясь о стоящие повсюду чемоданы. Медик временами нарушал тишину выражениями разной степени цензурности на русском, латышском, английском, польском и немецком языках. Расторгуев не делал попыток прервать его. Латвиец сидел на стуле и смотрел в одну точку, видно, задумался.       — Это конец, — бормотал Иван. Он мог сокрушаться и давать волю эмоциям сколько угодно — отъезд из Чехии единогласно решили перенести на завтра. Интарс и Андрей устали как собаки, Байба тоже не горела желанием уезжать, а Ванька радостно согласился, решив поздравить (как он тогда думал) сестру после гонки с победой. А теперь он просто не мог бросить её в подобном состоянии после этого ужасного падения и ещё более ужасного интервью. — Её же теперь к сборной на пушечный выстрел не подпустят! Анька-Анька, что же ты наделала, — на минуту остановившись, Ильиневич рявкнул: — Андрей!       Любой другой на месте Расторгуева немедленно вскочил бы со стула от столь неожиданного восклицания, однако латвиец лишь устало взглянул на Ваню.       — Выходи из нирваны уже, я просто гений! — просиял рыжий. Выражение лица биатлониста говорило, что он бы с этим поспорил, но медик не дал ему этого сделать. — Аньке надо сменить спортивное гражданство!       — И куда же ты хочешь её отправить? — без особого воодушевления поинтересовался латвиец, зная, что Юлианна вряд ли с этой идеей согласится. — Беларусь, Украина? Корея?       — Нет!       — К Насте Кузьминой в Словакию?       — Да нет же, к нам, в Латвию! — сиял энтузиазмом Ванька. — Правда, у нас сложно получить гражданство. Хорошо, что у Аньки есть брат — генератор гениальных идей!       — Не знаю, что ты там придумал, но я уже ей сочувствую.       — Расторгуев! — возмутился Ильиневич. — Льдина ты! Сухарь! Это и тебя напрямую касается. Слушай! Вы с Юлианной взрослые люди, так? Оба не связаны ни с кем узами брака. Я, конечно, понимаю, что вы, наверное, не собирались так быстро переводить ваши отношения на новый уровень, но тут сама судьба выступает за это. Я ясно излагаю?       — Нет.       — Эндрю, не тупи, — нетерпеливо попросил Ванька.       — Я постараюсь, — невозмутимо ответил биатлонист. — Если ты объяснишь ход твоих не в меру гениальных мыслей.       — Ладно, слушай! Ты молодой мужчина, холостой, довольно симпатичный, спортсмен, не куришь, не пьёшь, кулаками направо-налево не машешь. Хотя мог бы, на тхэквондо ведь ходил…       — На дзюдо.       — Не важно, — отмахнулся Ильиневич, поняв, что Андрей задумал свернуть с темы, пустившись в разъяснение отличий восточных единоборств друг от друга. — Теперь Юлианна. Молодая девушка, довольно симпатичная, спортсменка, не курит, не пьёт… ну, ты не смотри, что она вчера наквасилась. Это нервное. Ой, Анечка! — Ваня сочувственно улыбнулся, не сразу заметив, что сестра появилась в номере. — Я вовсе не о тебе сейчас…       — Перестань, я же понимаю, что обо мне, — Ильиневич спокойно прошла к шкафу и поставила туда чехлы с винтовкой и лыжами. Не было заметно, что она злится.       — Я знаю, что тебе сейчас непросто, — тоном психолога проговорил рыжий. Юлианна аккуратно прикрыла шкаф. — После этого интервью тебя вряд ли ещё раз в сборную позовут.       — Не позовут, так не позовут, — хмыкнула девушка, озираясь в поисках своего чемодана. — Значит, такова моя судьба.       — Ага, — Иван даже не вник в ответ сестры. — Я всё придумал! Айсберг пока не въехал в тему, но я его уломаю, — Юлианна глянула на Расторгуева. Тот покачал головой, мол, прерывать гения бесполезно. — Короче, давайте, побыстрее женитесь.       Брови Ильиневич и Андрея синхронно взметнулись вверх.       — Так тебе точно гражданство Латвии дадут! — уверил сестру Ваня.       — А зачем? — удивилась девушка. — Мне и вида на жительство хватает.       — Вид на жительство не даёт тебе права представлять Латвию на Кубке мира.       — А зачем мне представлять Латвию на Кубке мира? — ещё больше удивилась Ильиневич.       — Ну, как же… — растерялся Ванька. — В России тебя теперь в основной состав не возьмут, а ты должна выступать на самом высоком уровне. А время двухлетнего перерыва можно потратить с пользой. Например, родить мне племяшек…       — Успокойся, я постараюсь снова пробиться в сборную, — проговорила Юлианна, доставая из чемодана какие-то вещи.       — А если не получится?       — Ты в меня не веришь? — изогнула бровь девушка. Тон её оставался спокойным, будто это не она вовсю язвила в интервью совсем недавно.       — Верю, — смутился Ваня. Он не ожидал, что сестра так легко переживёт сегодняшнюю неудачу. Думал, надо будет её успокаивать, утешать. Анька же эмоциональная.       — А раз веришь, то, будь добр, какое-то время не озвучивай свои идеи вслух. У меня голова болит от твоей гениальности. Заранее спасибо.       Улыбнувшись и прихватив что-то из одежды, Ильиневич поспешила скрыться в ванной. Едва за ней закрылась дверь, в номер осторожно постучали. Расторгуев поднялся со стула, а Ванька протянул:       — Кто там?       — Это я, — послышался приглушённый голос.       — Ну, заходи, Этоя, — хохотнул Ильиневич, не узнав визитёра на слух.       В номер нерешительно вошёл Александров, ссутулившийся и, казалось, постаревший лет на семь.       — Добрый вечер, молодые люди, — проговорил он, оглядываясь. — Мне бы с Анютой поговорить.       — А она… — неопределённо осмотрелся Ванька, будто забыв, куда делась сестра.       — Занята, — подсказал Расторгуев.       — Это хорошо, — опустил тренер глаза в пол. — Пусть погуляет, расслабится. После такого-то.       В комнате стало тихо. Из ванной, где скрылась Ильиневич, не доносилось ни звука, казалось, что девушка затаилась.       — Я тогда пойду, — помялся Борисыч.       — Подожди, — дверь отворилась, и из ванной вышла Юлианна. Ильиневич явно собралась куда-то, судя по виду. Чёрное платье без рукавов, закрытое, но достаточно короткое, чёрные прозрачные колготки, распущенные волосы. Все взгляды обратились в её сторону, и девушка поджала губы, немного смутившись.       — Прости, — тихо проговорил Александров, а Ильиневич опустила взгляд в пол. — Я не знаю, как так вышло…       — Что уж теперь, — Юлианна скрестила руки на груди и облокотилась на дверной косяк. — И такое бывает.       — Бывает, — эхом отозвался Александров. — Ты про «Тур де Ски» серьёзно говорила?       — А как иначе? — взглянула на него Ильиневич. — Если меня всё ещё хотят там видеть.       — Конечно! — уверил её тренер. — Ань, прости меня ещё раз…       — Я не сержусь, — слабо улыбнулась Юлианна. — Бывает.       — Ну, я пошёл, — проговорил Борисыч и поспешил выйти из номера. Александров определённо нервничал и чувствовал себя виноватым.       В номере стало тихо. Ванька хлопал глазами в ожидании реплик, Расторгуев молчал, а Ильиневич стояла на месте, глядя в одну точку. Слышно было, как тикает секундная стрелка на настенных часах.       — Андрей, — Иван физически не мог долго молчать. — Мы же завтра уезжаем. В первую половину дня, так?       — Да, — ответил Расторгуев.       — Ань, а ты когда улетаешь?       — Без понятия, — пожала плечами Ильиневич и, отойдя от дверного проёма, вновь подошла к чемодану.       — Я так вижу, ты не очень-то жаждешь отправиться домой, — подмигнул он. — Давай с нами, а? Папочка по тебе скучает, тётя Марта опять вкусностей наготовит…       — Серьёзно? — Иван кивнул, а Юлианна проговорила: — Почему бы и нет? Если место в машине найдётся…       — Ура! — воскликнул Ванька и подпрыгнул. — Анька с нами! Андрей, ты же не возражаешь?       — Да нет, — улыбнулся Расторгуев.       — Систер, а ты куда? — удивился Иван, заметив, что Юлианна обула ботфорты на высоких каблуках.       — Вниз спущусь на вечеринку, — ответила девушка и улыбнулась. — Счастливо.       Захватив с собой чёрную куртку, Ильиневич вышла из номера.       — Всё-таки решил воспользоваться её состоянием! — вовсю ёрничал Йоханнес, наблюдая за другом, притаившимся за углом. — Узнаю СуперСвендсена.       — Да заткнись ты! — отмахнулся от него Эмиль. — Не буду я ничем пользоваться. Просто поддержать хочу.       — Поддержать и подержать, — съехидничал Бё. — За определённые части тела.       — Рыжий, сгинь отсюда! — почти умоляюще протянул норвежец. — Как мужик мужика прошу.       Оптимизму Йоханнеса мог позавидовать кто угодно. Свендсен себя к пессимистам не относил, но Бё, кажется, улыбался все двадцать четыре часа в сутки. Даже после обидного падения на последнем круге он давал шуточные интервью. Хоть Йоханнес и сказал, что это было в некоторой степени обидно, у Эмиля было ощущение, что к вечеру этот инцидент благополучно из его памяти выветрился. Так легко переживать неудачи мог далеко не каждый.       — Идёт, идёт! — засуетился рыжик.       Свендсен поспешно утянул его за угол и прошипел:       — Всё, теперь оставь нас!       — Ладно, — протянул он. — Бросаешь меня, значит. Если что, я в баре.       — Где ж ещё, — фыркнул Эмиль.       Йоханнес махнул другу ручкой и скрылся в лифте. Из-за угла показалась Юлианна Ильиневич.       — Ты? — проговорила она, даже не удивившись. — Случайно мимо проходил?       — Чисто случайно, — подтвердил Свендсен, зная, что она ему не поверит. — Ты молодец сегодня. Это правда так, хоть ты и осталась без медали.       — Я знаю, — сказала Ильиневич. — Можешь не говорить. Я знаю, что хорошо провела гонку. А падение — случайность. Как и твоё появление здесь.       — Да, ты права, — подхватил Эмиль. Вчера девушка от расстройства слегка напилась, поэтому он был готов, что сегодня увидит её в похожем подавленном состоянии. Но Юлианна, похоже, напиваться не собиралась. — Йоханнес тоже сегодня свалился и без медали остался, так что ты не единственная. Знаешь, там, после финиша, ты мне очень напомнила Уле Эйнара. Несколько лет назад в Эстерсунде мы бежали спринт. Я пришёл первым, но Бьорндален имел все шансы меня обойти. На последнем спуске Уле упал и в итоге проиграл мне почти четыре секунды. Не свались он тогда, был бы первым, однозначно.       — Бьорндален хотя бы завоевал тогда серебро, — заметила Ильиневич.       — Да, но я не об этом, — продолжил Эмиль. — Как он был зол тогда на финише! Ты сегодня очень напомнила мне его, когда бросила палки на землю.       — Ну, хоть где-то я напоминаю Короля биатлона, — не очень радостно улыбнулась девушка.       — А ещё Бьорндален в молодости плоховато стрелял, — Юлианна закатила глаза. — Так что насчёт моего предложения?       — Какого? — не поняла она.       — Поездка в Норвегию, каникулы, стрельба…       — А-а… — протянула Ильиневич, припоминая, что Эмиль действительно предлагал вчера нечто подобное. Предложение было заманчивым, однако слишком уж подозрительным, чтобы на него согласиться. — Сожалею, но я не могу.       — Едешь домой к мамочке? — иронично поинтересовался СуперСвендсен, не показывая, что недоволен крахом очередного плана.       — В Латвию с братом, — не поддержала шутку Юлианна.       — И с Расторгуевым?       — Да.       Эмиль вновь не подал виду, что этот факт хоть как-то его задел.       — Во сколько улетаете?       — Хочешь проводить? — усмехнулась Ильиневич. — Это бессмысленно. Кстати, мы на автобусе Андрея едем, а не на самолёте, — девушка не смогла придумать, как иначе именовать эту «маршрутку» так, чтобы Эмиль понял, о чём речь. Пусть будет автобус.       — Но ты подумай над моим предложением, — ещё раз сказал он. — Я вовсе не собираюсь тебя соблазнять, или что ты там подумала. Просто ты симпатична как спортсменка. Хочется, чтобы ты хоть чуть-чуть лучше стала стрелять.       — Я ценю твою заботу, но давай в другой раз, — вежливо отказалась Юлианна.       — Шикарно выглядишь, — негромко заметил он.       — Ты тоже ничего, вчера был совсем плох, — Ильиневич определённо не умела говорить комплименты. — Лучше себя чувствуешь?       — О, да, — довольно улыбнулся Свендсен. — Я ценю, что тебя беспокоит моё здоровье.       — Банальная вежливость, — пожала плечами Юлианна. — И вообще, пойду я. Удачной попойки.       Девушка похлопала норвежца по плечу и скрылась за створками лифта. Только после того, как лифт отправился вниз, Эмиль сообразил, что мог поехать в кабине с ней. Но долго переживать по этому поводу ему не пришлось, так как из-за угла возник ещё один рыжий оптимист — Ваня Ильиневич.       — Пить? — сходу спросил он.       — Пить, — согласно ответил норвежец.       Байба Бендика растерянно покусывала губу, глядя на себя в зеркало. Идея надеть на неё короткое платье изначально была провальной, но Ивона Фиалкова так не считала. Пришлось покориться. Теперь латышка вертелась перед зеркалом в номере сестёр Фиалковых. Паулины не было, поэтому надеяться на здравый смысл в выборе прикида не приходилось. Ивона надела на неё какой-то совершенно немыслимый наряд.       Бледно-жёлтый цвет не шёл ей категорически, длина платья заставляла комплексовать по поводу не самых длинных ног и краснеть по поводу сделанной в своё время татуировки вокруг правого бедра. Формально смущаться было нечего, тату была в виде горной цепи. Но вот беда, если не приглядываться, татуировка подозрительно напоминала подвязку от чулок. Особенно в этом легкомысленном платье. Была у Байбы и татуировка на руке, но это был обыкновенный орнамент вдоль предплечья. А вот с горной цепью надо было что-то делать, а то как-то слишком неприлично смотрится.       — Офигеть, Бендика! — распахнула очи Фиалкова. — С такой татухой ходит, скромницу из себя строит…       — Это горы, — пролепетала латышка, но её, как всегда, перебили:       — Супер! Вот как надо соблазнять мужиков! — уверяла её словачка. — Грудь вперёд, попу назад — и Расторгуев твой!       Байба одарила рыжую скептическим взглядом. В этом она сильно сомневалась. Да и одолженное платье сидело на ней не лучшим образом. Попа и живот слишком в обтяжку, в области груди чуть великовато. Бендике казалось, что это платье демонстрировало все её недостатки. Латышка привыкла носить футболки, кепки и штаны, предпочитая подростковый стиль в одежде, отчего её часто принимали за школьницу. А если прятала волосы под кепку, то и вовсе за пацана со двора. Девушка почти никогда не красилась, поэтому даже сейчас её было непривычно видеть на лице «штукатурку».       Бендика в очередной раз изучила себя в отражении. И без того небольшая грудь казалась в этом платье маленькой, а бёдра, напротив, непропорционально большими. Что уж говорить про ляжки и эту дурацкую татуировку, приковывающую к ним ещё большее внимание. Красная помада на её лице вообще смотрелась как нечто инородное. Хорошо хоть, Ивона не стала ярко красить ей глаза. В общем, ужас-ужас-ужас. В таком виде не то что Андрею, самой себе показываться нельзя! А ещё этот жёлтый цвет. В нём не обладающая яркой внешностью Байба терялась совсем. Даже с красной помадой. Как маленькая незаметная мышка.       — Засунь свои комплексы куда подальше, и вперёд! — бойко сказала Ивона.       — Тебе легко говорить, — уныло проговорила Байба.       Вот почему у неё не такая внешность, как у Анджелины Джоли? Ладно, пусть хотя бы… как у Ивоны? Младшая Фиалкова была из тех, кто нравится противоположному полу. Рыжая весёлая девушка, со стройными ножками, талией, пропорциональной к остальным параметрам грудью и безумно красивой улыбкой. Бендика была уверена, что с такой внешностью она, пожалуй, могла приглянуться Андрею. Или вот Паулина. С похожим на сестру телосложением, только ростом чуть ниже и блондинка. Фиалковым, конечно, легко говорить о комплексах с такими-то данными.       — Каждая девушка чем-то в своей внешности недовольна, нужно просто смириться, — легко улыбнулась рыжая. — Тем более, нам-то что переживать? Молодые, спортивные, классные! Пусть мужики головы сворачивают, глядя на наши фигурки!       — Надо тебя с Ванькой познакомить, — улыбнулась Байба в ответ.       — Мы знакомы, — отмахнулась Ивона, обувая изящные босоножки на шпильке. — Он для меня староват. Как я тебе?       Фиалкова покрутилась перед подругой. Если кому и надо было носить мини, то, без сомнения, ей. Синее платье с блёстками сидело на Ивоне так, будто было сшито прямо на неё.       — Главное, будь уверена в себе! — подмигнула словачка. — Надевай туфли и идём!       Откуда Фиалкова достала эти серебряные туфли на огромных, просто гигантских каблуках оставалось загадкой. Они точно ей не принадлежали. С некоторой опаской посмотрев на чудо обувной промышленности, Бендика присела на кровать и обула их. Первая попытка подняться с кровати окончилась полным провалом.       — Вставай! — вовсю улыбалась Ивона, скакавшая на шпильках, как горная козочка.       Собравшись с силами, Байба предприняла новую попытку, придерживаясь за кровать. На этот раз девушка встала и даже устояла на ногах. Но не более того. Как на этих копытах доковылять хотя бы до двери, биатлонистка не знала.       — Слушай, а может, я джинсы надену, а то это платье очень на кофту похоже, — предложила Байба, одёргивая задравшуюся до неприличия юбку. Как в этом вообще можно сидеть? А ещё хуже потом вставать. Конфуз обеспечен.       — Даже не думай! –возмутилась Фиалкова. — Пошли.       — А с чего ты взяла, что Андрей будет там? — спросила девушка. — Он не очень любит подобные мероприятия.       — Слушай, да куда он денется?! — отмахнулась Ивона. На самом деле она не была уверена в том, что латвиец будет на вечеринке. Но, в конце концов, Расторгуев не единственный мужчина на этой планете. Может, подруга найдёт рыцаря, которого не надо будет добиваться. — Придёт как миленький, увидит тебя и упадёт!       — От ужаса, — кисло добавила Байба.       — От страсти! — рявкнула Фиалкова. — Ничего ты не понимаешь в мужской психологии.       — Зато я понимаю, что в этих штиблетах не дойду даже до лифта, — вздохнула Бендика.       — Идём! — устало закатила глаза словачка и грациозной походкой вышла из номера. Байба сделала один шаг и едва не свалилась обратно на кровать. Она никогда не сможет научиться ходить на этих ходулях!       — А без каблуков никак? — уныло спросила Бендика.       — Нет! — отрезала Фиалкова из-за двери. — Без них тебе Расторгуева не соблазнить, а с ними он сразу будет твой!       — Ага, — с долей язвительности отозвалась Байба, делая ещё пару нерешительных шагов. Ноги шатались просто жутко, кажется, туфли были великоваты. — Ты ещё проори об этом на весь отель.       — Ой, — смутилась Ивона, но тут же пришла в себя. — Да всё равно тут никого нет, все на дискотеке уже! Давай, шевели ластами!       Горестно вздохнув, Бендика поплелась к выходу. Для большей устойчивости пришлось держаться за стену. Легко сказать…       — Скукотища, — констатировал Илья Трифанов с задумчивым видом.       — Это ты кислый сегодня, — пихнула его Слепцова. — Обычная попойка перед перерывом.       Парочка сидела у барной стойки и лениво потягивала чешское пиво.       — Понимаешь, тут всё как всегда, — проговорил Илья. — Ничего нового, экстраординарного. Норги, кроме Бьорндалена да Биркеландов, нажрутся, немцы нажрутся, чехи вообще больше всех выпьют, дома-то. Итальянцы нажрутся, наши слегка бухнут втихаря, дабы не навлекать гнев болельщиков, шведы напьются, французы напьются…       — Короче, все будут в хлам, — подвела итог Светлана.       — Именно. Кто-то будет валяться без чувств, кто-то с кем-то переспит, кто-то кому-то набьёт морду. А наутро тренеры разных сборных будут выяснять, откуда у подопечных фингалы, почему на люстре висит женский лифчик, и где вообще люди, ибо будет пора в аэропорт. Но это же скучно! — сказал журналист. — Вот если бы кто что-нибудь отчебучил! Раньше всех норвежцы развлекали, а теперь даже они стухли. Тарьея нет, Свендсен уже не торт, Йоханнес один не взорвёт нахрен мозги всей байатлон фэмили.       — Хм, — задумалась Светка. — Тебе что, совсем не о чем репортажи делать для биатлонной программы?       Трифанов уныло кивнул.       — Одни скандалы, — пожаловался он. — А людям, понимаешь, не только это нужно. Нужен позитив! А где его взять-то, если норвежцы тихие и безобидные, как сосны в тайге? Можно, конечно, поснимать про биатлонных красоток, но люди хотят видеть титулованных, а не какую-нибудь симпатичную мордашку из конца первой сотни. Нойнер давно карьеру завершила, Коукалова настроила против себя львиную долю российских болельщиков, а на одной Вирер далеко не уедешь.       — Так про меня сними, — подмигнула Слепцова, скрывая недовольство от упоминания итальянки в таком контексте.       Трифанов вздохнул. Рад бы, да диванные критики будут не в восторге. Очень уж хотят Светлану из сборной выдворить.       — Или про Аньку.       — Про Ильиневич? Ты серьёзно? — поднял бровь Илья и сделал большой глоток пива. — После того, как она сегодня по Касперу прошлась? Да ей бы теперь в биатлоне остаться, такие заявления ей припомнят.       — Вон, Димас квасит, — кивнула Света в сторону Занина, залпом выпивающего какую-то жидкость на противоположном конце стойки. — До сих пор не отошёл от стресса.       — Тебе смешно, а у него реально стресс, — покачал головой журналист. — Анька — вулкан в юбке. Пока спит — вроде ничего, а как разозлится — извержение, спасайся, кто может. Один взгляд чего стоит, там и слова не нужны. А она и наговорила будь здоров. Думаешь, Димасу легко? Он же тоже не хочет, чтобы её из команды выдворяли. Работа такая, вопросы провокационные задавать.       Слепцова только качнула головой, не став выражать своё несогласие вслух. Работа — да, но на её взгляд Дмитрий сегодня переборщил.       — Так о чём я говорил? — нахмурился Трифанов. — А, о программе. То есть, снимать про красоток пока нет повода. Любовных интриг нет, тут тоже скука. Бьорндален с Домрачевой раскрыли карты, Гёсснер с Шемппом расстались давным давно. Шемпп с Пройсс — скучно, Бурк с Хенкель — неактуально. Вот Ильиневич с Расторгуевым — это тема, но тоже не ахти.       — А чего так?       — Ну, Андрей… — неопределённо начал Илья. — Он неплохой парень, но с ним ничего особого не придумать. На подике ни разу не был, хотя мог наверное раз сто уже. Юлианна тоже пока не Нойнер, но это, в принципе, не важно. Вот если бы она закрутила с Фуркадом, Свендсеном или Бё, рейтинги «Биатлона» взлетели бы до небес. А Расторгуев не скандальный, не публичный, без громких титулов, из страны, где биатлон совершенно не в почёте. Слишком… правильный, что ли.       — Скучный, — угадала его мысль Слепцова. — Рейтинг делают скандалы и страсти, а Андрей в этом плане далёк от шоуменов-норвежцев.       — Да, — вздохнул Трифанов. — Вон, за него Ванька отрывается по полной.       Действительно, рыжий медик латвийской команды обнаружился на сцене. Ильиневич раздобыл где-то микрофон и начал горланить припев песни годов эдак девяностых:       — Ты отказала мне два раза. «Не хочу», — сказала ты. Вот такая вот зараза — девушка моей мечты! Отказала мне два раза. «Не хочу», — сказала ты. Вот такая вот зараза — девушка моей мечты!       При этом, Ванька отчаянно отплясывал на сцене босиком, скинул с себя рубашку и швырнул её в разгорячённую толпу. Какие-то девчонки с визгом её поймали, видно, у Ильиневича появились персональные фанатки.       — Видела бы его Юлианна, — хмыкнула Светлана. — Кстати, а где она? Решила топить горе в одиночестве?       — Не факт, — многозначительно посмотрел на неё Илья. — Я и Расторгуева тут не заметил.       — Спайон мибэби юзэ сэээтэлайт, — раздался громкий голос Ваньки, который начал другую песню. — Инфарету сими муве фруузенайт.       Большее количество присутствующего на вечеринке народа уже изрядно захмелело. Нетрезвые люди отчаянно кайфовали от Вани и его песен.       — Это финский? — с опаской поинтересовалась Слепцова, наблюдая за выступлением Юлианниного братца.       — Не похоже, — заметил Трифанов. Светка пожала плечами.       — Значит, эстонский. А может, латышский?       — Йим гонафае шют мирайт, — донеслись до их ушей очередные непонятные слова. — Аймгона лайкзе уээйю файт.       Отдыхающие спортсмены вовсю аплодировали Ильиневичу, кто-то исполнял лихие танцевальные па, а некоторые снимали на телефон столь зажигательное выступление.       — Сексбомб, сексбомб, ююма сексбомб, — фальшиво пропел Ванька. Зал взорвался аплодисментами и одобрительным свистом. — Энд юкэнгивит тумиуэнай нидтукамэлон…       — Так вот что он поёт! — осенило Илью.       — Сексбомб, сексбомб, ююма сексбомб, — не умолкал рыжий. — Энд бэби юкэн тунми он!       На сцену вскочил Йоханнес Бё с голым торсом, очевидно, уже под градусом. Биатлонист отобрал микрофон у Ильиневича и прокричал что-то по-норвежски.       — А ты говоришь, скучно, — хмыкнула Слепцова. — Всё только начинается.       Конечно, Юлианна соврала, когда сказала, что пойдёт на вечеринку. Шумных сборищ сейчас хотелось меньше всего. Девушка лукавила и когда говорила, что не сердится на Борисыча. На самом деле она была очень зла, но срываться на тренере не хотелось. Александрову тоже не сладко, он же не специально её медали лишил. И плакать хотелось, вот только слёз не было. Паршивое состояние. Главное окружающим его не демонстрировать. В номере, кажется, получилось неплохо продержаться. Даже Ванька не заподозрил, как на самом деле хреново у неё на душе.       «Тур де Ски». Престижная многодневка для лыжников. Как же давно Ильиневич там не была! Конечно, Юлианна будет рада увидеться с давними товарищами-лыжниками, бегать без винтовки на плечах. Вот только девушку не покидало ощущение, что она совершила ошибку. Да, лыжи — это замечательно, но биатлон! Именно в биатлоне ей хотелось соревноваться. Ильиневич уже слегка успокоилась после гонки, поэтому совершенно точно понимала, что зря так наехала на Касперовича в интервью. Да хоть кого на его место поставь, одна фигня будет. Ну выбесил, ну выкинул из сборной. А чего ещё ожидать? Что её, тренировавшуюся вне сборной, на руках носить будут? Ага, щаз!       В итоге, спасаясь от дискотечного шума и общества активного братца, Ильиневич зашла в маленькое кафе неподалёку от отеля. Помещение было совсем небольшим, всего на четыре столика. Людей, как ни странно, не было совсем. Заведение скоро закрывалось, но милый дядечка-сотрудник охотно впустил её. Напиваться до потери пульса девушка не собиралась. Немного вина вполне хватит.       Воспоминания о прошедшей гонке не желали отпускать Юлианну. Снова и снова тот злосчастный поворот, Борисыч и падение. Спина побаливала до сих пор, но биатлонистка на это внимания не обращала. Закономерный результат падения на винтовку. Лишиться победы — это было куда больнее. Плохо и то, что было кого в этом винить. Обычно Ильиневич в своих неудачах винила только себя. Бывало, других людей и внешние обстоятельства, но в глубине души спортсменка всегда понимала, в чём виновата сама. А тут от неё ничего не зависело. Александров умудрился наступить на лыжу так, что шансов удержаться на ногах не было никаких. То есть, именно он в этой ситуации получался крайним. Всё это случилось в такой неподходящий момент! Им с Борисычем сейчас совершенно не с руки отвлекаться на обиды. Надо как-то возвращаться в основную команду. И с интервью она, конечно, дала маху. Язык вперёд головы бежит, сказываются гены. Болтун Ванька — всего лишь копия отца. Радислав Ильиневич по-своему неплохой человек, но такой балабол, что барон Мюнхгаузен нервно курит в сторонке.       Погружённая в свои мысли, Ильиневич даже не сразу заметила, как к ней за столик подсел какой-то парень.       — Не против? — спросил он по-английски с каким-то акцентом. Юлианна отпила из бокала вино и заметила:       — Вообще-то против.       Парень молчал, загадочно улыбаясь и глядя на неё тёмно-серыми глазами. Вероятно, немного принял на грудь.       — Я как-то не пытался знакомиться с девушками раньше в такой обстановке. Просто ты очень уж яркая. Мимо такой девушки как ты сложно пройти. Меня, кстати, Фред зовут, — представился он.       — Сложности укрепляют, юноша, — холодно отозвалась Ильиневич, допив вино. Похоже, этот паренёк от неё не отстанет. — Я не собираюсь знакомиться.       — Подожди! — воскликнул Фред. — Я ведь не предлагаю секс! Можно просто пообщаться, а через какое-то время…       — Знаешь что, — поднялась со стула Юлианна. — Ищи себе приключения в другом месте.       — А я бы тебе про Норвегию рассказал, — ляпнул он. — Про оленей. И северное сияние.       — Ах, так ты из Норвегии, — протянула Ильиневич. Вот почему, почему норвежцы липнут к ней как банные листы? Не русские, не итальянцы-испанцы, а именно норвежцы! То Свендсен, то этот фрукт… — Вот что, Фред из Норвегии, найди себе другую спутницу, чтобы любоваться оленями и северным сиянием. А у меня, между прочим, молодой человек есть!       — Ты это придумала, чтобы от меня отделаться, — обиженно протянул скандинав.       — Думай, что хочешь, — раздражённо бросила Юлианна и попыталась уйти, но Фред неожиданно поднялся с места и преградил ей путь.       — Эм… один мой приятель говорил, что понравившуюся девушку нужно завоёвывать, — словно извиняясь, проговорил он. — Всеми средствами.       — Пикапер хренов, — буркнула по-русски Ильиневич.       Он ведь не отстанет! Даже если она прямо сейчас уйдёт из кафе, этот Фредди последует за ней, просто потому, что «девушку надо добиваться». Может, не стоило надевать платье выше колен? Хотя, это же не ультра-мини, да и хотелось принарядиться ради разнообразия. Большую часть года биатлонистка проводила в спортивной одежде. Так или иначе, от любителя северного сияния надо было как-то отделаться.       — У тебя красивые глаза, — перешёл в наступление парень.       — Ты сама оригинальность, Фредди, — съязвила Юлианна, пытаясь обойти скандинава. — Ты с лёгкостью завоюешь любую девушку. А теперь, будь добр, отстань. Я… на свидание тороплюсь.       — Ты говоришь неправду, — норвежец вновь заступил ей путь.       «Как обиженный мальчишка», — подумала Ильиневич и заметила, как в кафе нежданно-негаданно, как снег в июле, возник Расторгуев. Латвиец спокойно направился к витрине, не замечая девушку. Помещение было небольшим, но он пока не мог заметить биатлонистку из-за заслоняющего обзор Фреда.       — Андрей! — воскликнула Юлианна и, отпихнув Фредди в сторону, быстро подлетела к удивлённому Расторгуеву. Как он тут оказался? Не так уж важно. Главное, что это выход из создавшегося положения. План гениальным не назовёшь, но другого у Ильиневич не было. — Милый, — проговорила она и, чмокнув друга в щёку, обняла его. — Ты где был, я тебя так заждалась!       Юлианна умильно посмотрела Андрею прямо в глаза, рассчитывая на его понятливость.       — Не ожидал, что ты так рано придёшь… любимая, — сориентировался Расторгуев и для надёжности даже приобнял брюнетку за талию. Ильиневич одобрительно улыбнулась.       — Ой, — тихо возник норвежец. — Ты чего не сказала, что у тебя парень есть?       «Ты жопой, что ли, меня слушал?» — мысленно возмутилась девушка.       — Дорогая, а это кто? — с неподдельным недоумением поинтересовался Андрей, убирая руку с талии Ильиневич. Та невинно захлопала глазами.       — Это не то, что ты подумал, милый! — еле сдерживая смех проговорила она. Однако взволнованную мину пока удалось сохранить.       — И что же, интересно, я подумал? — ровным тоном осведомился латвиец.       — Он сам пришёл! — выразительно воскликнула Ильиневич, не очень-то вежливо ткнувшая указательным пальцем в сторону Фреда. — Ты же знаешь, я люблю только тебя!       — Теперь я уже в этом не уверен, — в голосе Андрея послышались ледяные нотки. Вот кому надо было в актёры! Плохо было только то, что Фредди из Норвегии не спешил на поиски новой красотки и ждал продолжения «семейной» сцены.       — О, свет души моей! — высокопарно произнесла Юлианна, положив руку на сердце. То есть, на правую сторону грудной клетки. Быстро сообразив, что сердце находится с другой стороны, Ильиневич поспешно переставила руку на нужное место. Из-за этой заминки впечатление от её эмоционального восклицания несколько смазалось. Расторгуев поджал губы, но не от сомнения в кристальной честности «благоверной», как это выглядело со стороны, а от попытки сдержать улыбку. Юлианна проговорила ещё более убедительно: — Как, как ты вообще мог допустить, что я могу изменить тебе с этим… северным оленем! — девушка порывисто шагнула к Андрею и добавила шёпотом по-русски: — Может, итальянские страсти его отпугнут?       — Не уверен, — тихо ответил латвиец и добавил уже громче: — Я давно подозревал тебя в неверности, дорогая. Теперь я понимаю, почему ты пришла сюда раньше!       — Да, это правда! — вдруг влез норвежец. — Она изменяет тебе со мной!       — М-да? — как-то незаинтересованно отозвался Расторгуев. Фред даже заткнулся от неожиданности. Видимо, рассчитывал на более эмоциональную реакцию, и спокойствие Андрея сбило его с толку.       — Богатая у тебя фантазия, — иронично глянула на норвежца Юлианна. — Может, ты даже знаешь, как меня зовут?       — М-мм… — невнятно промычал Фредди, но быстро пришёл в себя: — Мы же договаривались, что никаких имён.       Неплохой, однако, друг-советчик у этого парнишки. Козёл, очевидно, тот ещё. Такими средствами девушку не добьёшься. Ильиневич не знала, как из этого положения выходить. По закону жанра Расторгуев либо должен набить «любовничку» морду (чего он, конечно, делать не станет), либо закатить скандал ей, либо… просто свинтить вместе с ней, чтобы «разобраться во всём дома». Последний вариант самый логичный и менее энергозатратный, но Юлианне не хотелось так быстро выходить из образа. Да и Андрей в роли ревнивого супруга был шикарен.       — Идём, дома поговорим, — латвиец предсказуемо выбрал третий вариант.       — Милый, я тебе всё объясню, — пролепетала она, хлопая Расторгуеву глазками, в которых вовсю плясали весёлые искры. Юлианна слишком увлеклась спектаклем и решила, что с финалом комедии можно повременить. — Фредди сам ко мне подсел…       — Вот! — вновь влез горе-соблазнитель. — Она меня ласково называет! Моё полное имя Фредрик!       — Ты забыл представиться, — язвительно отозвалась Юлианна. — Когда… — и умолкла.       Расторгуев был вынужден первым прервать театральную паузу:       — Договаривай, Юлианна. Когда?       — М-милый… — Ильиневич мастерски изобразила растерянность и действительно стала похожа на неверную девицу, застигнутую почти что на месте преступления. — Ты же не думаешь, что я…       — Юлианна? — удивлённо проговорил Фредрик. — Тебя зовут Юлианна?       «Нет, блин, это оперативный псевдоним».       — Видишь, Андрей! — торжествующе воскликнула она. — Он даже имени моего не знал! Я была верна тебе! Никогда, слышишь, никогда не смей сомневаться в моих чувствах! Я люблю тебя больше, чем Констанция любила Д’Артаньяна! Больше, чем Паганель любил свою подзорную трубу! Больше, чем Ванька любит свой ящик… — Ильиневич осеклась. Она вдруг отчётливо поняла, что готова расхохотаться во весь голос и угробить все актёрские усилия. Более того, девушка заметила, что и Расторгуев с трудом удерживался от смеха. Что делать-то? Ещё слово, и всё. Они не остановятся и будут смеяться над собой и этим дурацким спектаклем без остановки. А от Фредерика, или как его там, она так и не избавится. К тому же, норвежец поймёт, что его беззастенчиво развели. И да, из-за затянувшейся паузы, он определённо начал подозревать неладное. Ни на секунду не задумываясь о том, что делает, Ильиневич решительно поцеловала Андрея.       Все были в шоке. Юлианна от самой себя, Расторгуев от Юлианны, Фредрик от них двоих, а мужичок-продавец, незаметно притаившийся за витриной, от всего этого шоу. Он довольно ухмылялся. Когда в его тихом заведении ещё будут такие страсти кипеть?       Но шок длился лишь мгновение, так как в заведение шумно (они иначе и не умеют) в обнимку ввалились уже основательно подвыпившие Бё и Свендсен. Судя по слегка потрёпанному виду, норвежцы успели неплохо повеселиться.       — Оу, вот это поворот, — дёрнул бровями Йоханнес, а Эмиль даже слегка протрезвел. К таким картинам жизнь его не готовила. Ильиневич, правда, тут же отпрянула от, пожалуй, впервые настолько растерявшегося Расторгуева. Бё нарочито бодрым тоном воскликнул: — Фредрик! Вот ты куда залез! А мы тебя везде ищем! Кинул товарищей по команде, да?       — Иду я, иду, — вздохнул молодой скандинав. Юлианна поняла, кто он такой. Фредрик Гьесбакк, так, кажется, его зовут. Его фамилию она видела в финишном протоколе после спринта. Новичок в норвежской сборной. Никогда раньше Ильиневич с ним не пересекалась, да и Расторгуев тоже, судя по тому, что он его не узнал. Что ж, теперь понятно, кто надавал парнишке вредных советов по пикапу.       Взгляд Свендсена ничего доброго для Ильиневич не предвещал, впрочем, девушку норвежец сейчас мало беспокоил. То ли дело Андрей. Юлианна даже не знала, как теперь смотреть ему в глаза. Доигралась, называется. «Тоже мне, Кейт Уинслет», — пробурчал мозг. «Тоже мне, мозг, — не осталась в долгу Юлианна. — Вечно отключаешься, как дядя Толик после самогона». Мозг гордо заткнулся.       Норвежцы, пошатываясь, ушли на улицу. Эмиль оглянулся на Ильиневич, но его тут же выпихнул Йоханнес. Наверное, опять пойдут пить и развлекаться. Девушка с интересом изучала свой маникюр, будто в первый раз его увидела. Или заново открыла для себя прелесть именно этого оттенка красного. Или ещё что-нибудь, из-за чего вот прям никак нельзя взглянуть на Андрея.       — Кажется, вино было лишним, — нервно усмехнулась Ильиневич. С итальянскими страстями вышел явный перебор. И вообще пора завязывать со спектаклями и винишком, от которого отрубает мозги. Никудышная она актриса, да и пить не умеет.       — Пожалуй, — невозмутимо согласился Расторгуев.