В самое сердце

      Погода в Нове-Место была замечательной. Мороз был небольшим и легонько пощипывал нос и щёки. Белый снег красиво искрился в свете фонарей. Ровные асфальтовые дорожки были покрыты тонким слоем льда, отчего приходилось ступать очень осторожно. Особенно на каблуках. Следовало бы вернуться в отель другим путём, но Юлианна не решилась сказать об этом молчавшему Расторгуеву. Как ни странно, на неё уже не так давили воспоминания о проигранной гонке. Да и на Борисыча злость почти прошла. Теперь был повод злиться на себя. Весомый такой повод. Сказал бы Андрей хоть слово. Что злится, что считает её легкомысленной дурочкой, да мало ли что можно сказать! Но нет, латвиец был спокоен, словно айсберг в океане, и промывать ей мозги не спешил. Ильиневич заговорить не решалась. Ну, не может же он всё время молчать! Хотя, Расторгуев, пожалуй, сможет. Но Юлианна вдруг осознала, что сама больше молчать не в состоянии. Слишком давят на неё события этого насыщенного дня. Да и отношения с Андреем надо возвращать в прежнее русло. А то вернутся они в номер, и что? Так и будут безмолвствовать? Ванька мигом заподозрит, что это неспроста, и достанет с вопросами. Если Расторгуев сможет абстрагироваться, то у неё это никак не получится.       — Какая погода хорошая, — тихо проговорила Ильиневич, глядя на снег под ногами. Напромахивалась, со спуска свалилась, медаль проиграла, Андрея поцеловала, теперь можно и погоду обсудить.       — Да, — согласился латвиец.       — А ты как в кафе оказался? — спросила она. — Тоже решил держаться от пьянки подальше?       — Кофе хотел выпить.       — На ночь?       — Да, — пожал плечами Андрей.       — А-а, — протянула Юлианна, будто Расторгуев только что поведал ей тайну смысла жизни. Не найдя, что ещё можно сказать, девушка проговорила: — Ну… спать плохо будешь теперь. Из-за кофе.       — Так я же его не выпил, — заметил латвиец. Ильиневич настолько обрадовалась, что какой-никакой разговор шёл, что потеряла бдительность.       — Почему? — не подумав, спросила она и смущённо ойкнула. Вопрос был плохой. Ильиневич была очень рада, что её красные щёки можно списать на мороз. Девушка не заметила, что встала на месте, пытаясь подобрать слова. — В смысле, я… не знаю, как так… получилось. Я случайно! В общем, я не знаю, что говорить, — выдохнула она.       — Да я всё понял, — промолвил Расторгуев. — Ты просто хм… слишком вжилась в образ. Хотя, это было несколько неожиданно…       — Прости, — тихо проговорила Юлианна, решив, что гневной отповеди ей не избежать. И поделом, актриса погорелого театра!       — Проехали, — будничным тоном сказал Андрей и пошагал дальше. Очнувшись от удивления, Ильиневич поспешила за ним.       — То есть, мир?       — Мы вроде не ссорились, — заметил латвиец.       — Ну, да, конечно, — согласилась Ильиневич.       — Ты в следующий раз предупреждай заранее о своих планах, — посоветовал Расторгуев. — Во избежание возможных неожиданностей.       — В следующий раз? — подняла брови девушка. — Однако, большие планы у вас, молодой человек.       Андрей хотел что-то добавить, но только иронично покачал головой.       — Надо Ваню найти, — решила перевести тему Ильиневич.       — Зачем? Думаю, он вообще сегодня в номере ночевать не будет.       — Хоть посмотреть, в каком он состоянии. Всё-таки, Ванька мой брат. Волнуюсь.       — Ладно, — вздохнул Расторгуев. — Зайдём в бар и посмотрим, если ты так хочешь.       Байба Бендика умудрилась отыскать в клубе свободный столик и поспешно уселась за него, одёргивая юбку. Мало того, что Андрея не нашла, так ещё и устала жутко. Большая часть присутствующих полностью отдалась во власть расслабона и выпивки. Бендика почти не пила, танцевать на этих диких каблучищах было совершенно невозможно, а шумная музыка била по ушам. К ней даже кто-то пытался подкатить. Неужели у неё с фигурой действительно более-менее порядок? Хотя, это, наверное, влияние алкоголя.       Ивона упорхнула куда-то вглубь с каким-то парнем, оставив Байбу «ждать, когда рыцарь въедет сюда на белом коне». Вот только зачем Андрею конь? В трезвом состоянии он не додумается его сюда притащить, а в пьяном Бендика ни разу его не видела. Расторгуев не придёт, это уже точно. Смысл ему появляться здесь? И вообще изначально было наивно надеяться на его появление здесь. Он же не пьёт, а чем ещё тут заняться?       Повздыхав, Бендика решила отправиться домой, но тут в помещение вошёл Андрей. Девушка проморгалась, решив, что у неё глюки. Но нет. Расторгуев пробирался сквозь толпу, оглядываясь по сторонам, и держал за руку Юлианну Ильиневич, очевидно, чтобы она не затерялась среди пляшущих. Байба погрустнела. Какая же Ильиневич эффектная! Латышка так некстати вспомнила, что они вроде как встречаются. Против Юлианны у неё нет шансов. Даже если Ильиневич напялит это дурацкое жёлтое платье, оно будет на ней смотреться. Не зря, всё-таки, Свендсен обратил на неё внимание. Но Бендике-то от этого не легче.       — Байба! — заметила её Юлианна. — Ты Ваньку не видела?       Латышка отрицательно покачала головой. Рыжий, помнится, зажигал на сцене, потом пил с норвежцами, а потом Байба просто перестала обращать на него внимание. Кажется, он состязался с кем-то в армрестлинге. Где Ильиневич был теперь, девушка понятия не имела.       — Значит, с ним всё в порядке, — проговорил Расторгуев, стремившийся поскорее покинуть данное помещение.       — Ребят, — подошёл к ним со спины Илья Трифанов в обнимку со Слепцовой. Корреспондент тоже был слегка подшофе. — У меня к вам очень важный вопрос.       — Очень! — подтвердила улыбающаяся Света.       — Про Ваньку, — сказал Илья, перекрикивая музыку. — Он случайно не водолаз?       — Он врач, — ответил Расторгуев, доселе считавший, что журналист знает Ванькину профессию. Они же общались.       — Да нет, — отмахнулся Трифанов. — Он… ну, водолаз?       — Он врач, — ещё раз повторил Андрей.       — По-моему, Ванька вообще плохо плавает, — заметила Юлианна.       — Нет, — засмеялась Светка, а Илья хмурился из-за того, что его не понимают. — Вы не так поняли. Короче, Ванька голубой?       — Вы чего, его фото с эффектом негатива посмотрели? — улыбнулась Ильиневич. — Рыжий он!       — Да блин, гей он или нет? — напрямую спросил Трифанов.       — Нет, — ответил Расторгуев. — Странное предположение, если честно.       — Точно?       — Что он натворил? — обречённо спросила Юлианна. Трифанов не стал бы спрашивать подобное без причины.       — О, — переглянулась парочка. Света захохотала, а журналист с ехидной ухмылочкой проговорил: — Достаточно, чтобы заподозрить его в… ну, вы поняли.       — Да нет, — нахмурилась девушка. — Он ходок тот ещё, но по женской части. Вроде как, — Ильиневич пришло в голову, что она слышала о любовных похождениях только из уст братца, но ни разу он не знакомил её ни с одной из своих девушек. — Нет, быть не может!       — Может, вы чего-то о нём не знаете? — хитро осведомился Илья. — Свечку, наверное, не держали.       — У него сын есть, — заметил Расторгуев. — Так что…       — Сын?! — в один голос удивились Байба, Трифанов, Слепцова и, что интересно, Юлианна.       — У Ваньки есть ребёнок? — иронично улыбнулся корреспондент. — Остановите Землю, я сойду!       — Да он сам как ребёнок! — заметила Бендика.       — Ему самому нянька нужна, какой из него отец? — сказала Светка. — Нет, серьёзно! У Ваньки, который болтает больше, чем ведущие по радио, и который сегодня пел на сцене «Sexy and I Know It». У него сын?!       — Зашибись, — констатировала Ильиневич. Оказывается, у неё есть племянник. Вот сюрприз.       — Ты не знала? — удивился Андрей.       — Нет! — развела руками девушка. — Вот гад! И, главное, мне ничего не сказал!       — Не знаю, он вроде никогда не скрывал этот факт.       — Ладно, видимо, мы сделали не совсем верные выводы, — сдался Илья. — Хотя, Ваня был очень убедителен…       Юлианна постеснялась спросить, в чём.       — Пошли уже, — ткнула его в бок Слепцова. Парочка растворилась в толпе танцующих.       — Сын, — не могла поверить Ильиневич. — Кто бы мог подумать! И давно?       — Давайте в номере поговорим, — предложил Расторгуев. — Тут шумно.       — Я с вами! — быстро проговорила Байба, опасаясь, что про неё могут забыть.       Девушка попыталась подняться со стула. Это не туфли, а сущее наказание! Плохо, что даже за стол нельзя было придержаться — руки были нужны для одёргивания юбки. Подумав, Бендика опёрлась одной ладонью о столешницу и быстро поднялась со стула, тут же одёргивая другой рукой платье. Но она слишком сильно потянула его вниз, отчего оно чуть было не съехало с груди. Пришлось, ругая про себя Ивону, спешно его поправлять. Расторгуев на эти манипуляции не обратил ровно никакого внимания. Как и на весь её наряд. Байба, неловко улыбнувшись, ухватилась за предплечье Андрея, имея возможность это сделать на вполне легальных основаниях. Нельзя же потеряться в толпе.       В номере никого не было. Интарс собирался переночевать у знакомых, но оставил свою раскладушку, чтобы всем нашлось койко-место. Поскольку не было Ивана, все вообще устроились идеально — Юлианна и Байба на кроватях, Андрей — на раскладушке.       — У меня есть вопросы, — проговорила Ильиневич.       — Неудивительно, — заметил Расторгуев.       Байба вздохнула. До её легкомысленного, да чего уж там, вульгарного наряда никому и дела не было. Теперь ей хотелось хоть какой-то реакции на себя, пусть даже негативной. Юлианна, кажется, вообще не уделяла внимания чужим платьям, а Андрей… Андрей, конечно, видел и платье, и татуировку, но Байба вдруг осознала, что ему всё равно. «Вы видите, но не наблюдаете», — вспомнила она сериал «Шерлок». Так и Расторгуев. Видел, и всё. Никаких эмоций на его лице на отражалось. Смотрел на неё как на пустое место.       — Как так вышло, что у Ваньки есть сын? — отчеканила Юлианна, злясь на болтливого братца, отчего-то забывшего сообщить ей о племяннике.       — Случайно, наверное, — пожал плечами Андрей. — Я подробностями не интересовался.       — Странно, что он сам тебе их не поведал.       — Ваня пытался, но я сказал, что детали мне неинтересны, — хмыкнул латвиец. — Он и отстал.       — А от кого у него ребёнок? — продолжала спрашивать Юлианна.       — От девушки, очевидно, — вздохнул Расторгуев. — Не знаю, я её ни разу не видел. Они расстались, это точно. Ваня с сыном видится, когда она в Латвию приезжает.       — Так она не латышка, — проговорила Ильиневич. — Интересно. А откуда приезжает? — Андрей пожал плечами. — Как вообще его угораздило! Постоянно говорит: «не нагулялся», «хочу пожить для себя»… Какое для себя, когда ребёнок есть? Сколько лет-то ему?       — Восемь будет в начале января, — сообщил Расторгуев.       — Восемь! — повторила девушка, усаживаясь на кровать. — У этого болвана, который ещё не нагулялся, уже восьмилетний сын! Фантастика! Как его зовут хоть, как выглядит?       — На Ваню похож, тоже рыжий. Андрей зовут.       — Андрей? — улыбнулась Юлианна и взглянула на Расторгуева. — Интересно, в честь кого братец его назвал?       — Не знаю, может, имя понравилось? — предположил латвиец. Ильиневич засмеялась. — Ты чего?       — Да так. Андрей Иванович Ильиневич. Неплохо звучит. А та девушка…       — Все вопросы к Ване, — сказал Андрей. — Предлагаю лечь спать, завтра как проснёмся, сразу поедем.       — Хорошо, — согласилась Юлианна.       Байба вздохнула. Появись она перед Расторгуевым голой, он даже не заметит, наверное. Посмотрит как на мебель и мимо пройдёт. Ничего, может, она и не роковая красотка, но так просто не сдастся. Андрей ещё поймёт, кому дорог по-настоящему.       Пробуждение после пьянки — не самое приятное, что может случиться с человеком. Эмиль Хегле Свендсен прекрасно знал эту не подлежащую сомнениям истину, но, тем не менее, не переставал от этого пить. Утро — то время, когда приходилось расплачиваться за блаженные минуты пьяного забытья. Солнечные лучи, пробивающиеся через окно, нагло выдернули норвежца из объятий Морфея. Открывать глаза биатлет не спешил. В голове у него роилось множество мыслей. Надо было вспомнить, что вообще вчера было.       Судя по тому, что неподалёку храпел Йоханнес, Эмиль сделал вывод, что находится в своём номере. Вот только рядом с ним лежало какое-то тело. Это точно не Бё, храп раздавался с более дальнего расстояния. Кто же это? Если он по пьяни с кем-то переспал, то дело плохо. Лишь бы Юлианна не узнала, а то о взаимности можно забыть окончательно. Но кто, кто это мог быть?       Эмиль понял, что пришла пора выяснить, кто примостился у него под боком. Он приоткрыл правый глаз и присмотрелся к окружающей обстановке. Ничего особенного выяснить не удалось, кроме того, что он лежал на животе. До этой минуты СуперСвендсен как-то не обратил на сей факт внимания. Он увидел лишь белую подушку. Это ему ничего не дало. Он закрыл глаз и прислушался к внутренним ощущениям. С открытием правого глаза Эмиль решил повременить. Голова гудела жутко, хорошо, что в номере, по крайней мере, было тихо. Не считая храпа рыжего Бё. Для начала следовало хоть чуть-чуть вспомнить события вчерашнего вечера. Вот они с Йоханнесом и Ванькой Ильиневичем выпили, потом ещё, ещё, а потом… что же было потом?       Свендсен понял, что мозг уже буквально взрывается от мыслительного процесса и решил-таки приоткрыть правый глаз. В щель между ресницами ударил яркий свет. Эмиль вынужден был снова захлопнуть веко. Осмотреться он всегда успеет. Может, попробовать оценить обстановку на ощупь? СуперСвендсен осторожно двигал рукой. «Простыня обыкновенная, гостиничная. Неинтересно. Так, стоп! Это… нога!».       — Эми-иль, — приторно протянул мужской голос.       Норвежец одёрнул руку, распахнул глаза от неожиданности, сощурился от яркого света и быстро присел на кровати, натягивая одеяло. Когда он говорил, что Ильиневич окажется в его постели, он совсем не это имел в виду!       — Проснулся, — умильно похлопал глазками Ваня. Да-да. Иван Ильиневич собственной персоной.       — Какого… — норвежец вскочил с постели. Это резкое движение отдалось резкой болью в висках, и СуперСвендсен тут же рухнул обратно, схватившись руками за голову.       — Тише, милый, Йосю разбудишь, — ворковал Ильиневич. На его место бы Юлианну, и жизнь была бы прекрасна! Но нет!       — Какого хрена ты делаешь в моей кровати? — прошипел Эмиль, натягивая футболку. Хорошо, что джинсы хоть были на нём. А вот Ванька был лишь в семейниках с радостно скалящимся Спанч Бобом. Плохо.       — Лежу, — ухмыльнулся Ильиневич. — Ладно, не злись. Я просто к вам ночевать попёрся, ну и, наверное, на пол лёг. Очнулся я между двумя кроватками с утречка, дай, думаю, на мягком полежу. Йося храпит как трактор, а вот ты тихий. Я к тебе и прилёг. Можешь быть спокоен за свою честь.       — Я спокоен, — хмыкнул Эмиль. — Я бы столько не выпил.       — Да и ты не в моём вкусе, красавчик, — зевнул Ванька. — Помнишь хоть, что вчера было?       — Смутно.       — А я вообще не помню, только я пел вроде. И к вам дрыхнуть пошёл. Больше ничего не помню.       — Ещё ты с Бьонтегардом в армрестлинге состязался, — припомнил проснувшийся Бё. Йоханнес зевнул во весь рот и потёр глаза. — Я не помню, но рискну предположить, что он разбил тебя наголову.       — М-гм, — невнятно промычал закемаривший Ванька.       — Вот задница, — возмутился Эмиль, поняв, что рыжий медик беззастенчиво отжал его койко-место.       Они с Йоханнесом, поворчав немного по поводу головной боли, спустились в столовую на завтрак. Было ощущение, что в помещении собрались призраки. Все бледные, с синяками под глазами, пьющие воду и держащиеся за голову. Расхлёбывают последствия гулянки.       — Что вчера было? Я помню, мы с Гьесбакком по душам поговорили, — сказал Бё, присаживаясь за стол.       — А я этого не помню, — признался Эмиль, садясь напротив него.       — Фредрик! — окликнул рыжий соотечественника, словно зомби шагающего к кассе.       — Чего вам? — немного жалобно спросил Гьесбакк, тоже страдающий от похмелья. Он вчера честно не собирался напиваться, но это же Эмиль и Йоханнес! Вдруг его опять отправят на Кубок IBU, и больше не представится возможность расслабиться в их компании?       — Что вчера было? Я помню, мы тебе какие-то советы давали…       — Не помогли ваши советы, — буркнул парень. — Я в кафе рядом девушку симпатичную увидел, ну, она меня и отшила.       — Это бывает, — хохотнул Бё.       — Это была Юлианна Ильиневич, — проговорил он. Свендсен дёрнулся, видно, начав что-то вспоминать. — Я её и не узнал без формы да без шапки.       — Значит, она тебя отшила? — уточнил Эмиль.       — Да, она с Расторгуевым встречается, как оказалось, — вздохнул Фредрик. — Его-то я узнал. Я попытался действовать «любыми средствами», как последний…       — Так что там Юлианна с Расторгуевым? — поторопил его Свендсен. Моральные терзания молодого соотечественника его не интересовали.       — А вы не помните? Как раз вошли, когда они целовались.       — Точно! — обрадовался Йоханнес. Эмиль хмуро промолчал. Вспомнил. — А потом мы вышли и пошли ещё пить! Там опять Ваньку встретили, он присоединился. Ты, Фредди, сразу слился…       — Мне хватило, — вздохнул Гьесбакк.       — Ладно, иди, ешь, — улыбнулся Бё. — Спасибо за информацию.       СуперСвендсен прикрыл глаза, когда в его мозгу возникла какая-то мысль. Расторгуев. Помнится, вчера он был не в восторге от, так сказать, подтверждения того, что у них с Юлианной мир и любовь. Этот латыш постоянно путался под ногами, мешал приблизиться к выигрышу спора, да и просто к сердцу Ильиневич. Неожиданно в голове Свендсена возник обрывок вчерашнего разговора с Бё, когда они ещё более-менее соображали.       — Латвия, говоришь? А какой у вас там флаг? — спросил Йоханнес, залпом осушив стакан с каким-то напитком ядрёного цвета.       — Красный… — Ванька Ильиневич провёл горизонтальную линию пальцем в воздухе. Медик уже мало что соображал. — Белый, и… ещё красный.       Что за бред? Зачем им цвета латышского флага? В мозгу Эмиля появились какие-то разрозненные воспоминания: пьянка, улица, вакс-грузовики, автобусы разных сборных и Йоханнес, указывающий на красный флаг с белой полосой посередине, изображённый на одном из этих автобусов. Что же они могли натворить в столь пьяном состоянии?       — Юлианна! — воскликнул Йоханнес. Эмиль обернулся и заметил девушку, шагающую по направлению к выходу с каким-то нелепым жёлтым чемоданом.       — Подожди, — бросил он и, пулей выскочив из столовой, нагнал девушку.       — Чего тебе? — буркнула Ильиневич.       — Доброе утро, — улыбнулся он. — Как самочувствие?       — Прекрасно, — язвительно улыбнулась девушка. — Будет ещё прекраснее, если ты уйдёшь с дороги.       — А чего Расторгуев не поможет тебе с чемоданами? — спросил он, продолжая приветливо улыбаться.       — Это Ванькин, — проговорила она. — Братец куда-то запропастился. Уезжать скоро пора.       «Уезжать. Автобус. Автобус! — вспомнил Эмиль. — Флаг, автобус…».       — Нельзя, чтобы она уехала завтра с этим Рас… Ратср… Рстрг… ы-ы-ы! — стукнул Эмиль кулаком по столу, будучи не в силах выговорить фамилию прибалтийского биатлета в пьяном состоянии.       — Угу, — согласился Бё, осушив очередной стакан. — Так сделай так, чтобы она не уехала.       — Как?       — Помнишь Поклюку-2014? — заговорщицки подмигнул ему Йоханнес.       — Юлианна, — опасливо начал Свендсен, чувствуя, как внутри просыпается давно забытое чувство стыда. — А у Расторгуева всё в порядке?       — Да, а что? — проговорила девушка, направляясь к выходу. Эмиль шёл за ней.       — Ничего-ничего. А у сборной Латвии всё хорошо?       — У них всё хреново, — Ильиневич посмотрела на Эмиля с явным недоумением. — Кроме Андрея нет никого, Брицису сорок шесть лет, остальные не тянут. Денег нет, квоты на Олимпиаду под большим вопросом. Тебе-то что до них?       — А с вакс-грузовиком у них всё хорошо? — до состояния дел в биатлоне Латвии Свендсену действительно не было дела.       — С чем? — нахмурилась Ильиневич.       — С вакс-грузовиком. Или с командным автобусом.       — Эмиль, ты чего? Нет у них его!       — Как нет? — потрясённо вымолвил норвежец. Колёса-то они проткнули, но куда же автобус делся? Не угнали же они его, в самом деле! — А куда он пропал?       — Так у них и не было его никогда, — хмыкнула девушка, даже забыв про то, что шла на улицу. Машина, на которой колесили по Европе Расторгуев и Ко больше напоминала маршрутку, чем автобус или трейлер. А как ЭТО можно было принять за вакс-грузовик, Юлианна вообще понять не могла. — Эмиль, ты чего? Опять заболел?       В голове Свендсена начали зарождаться смутные подозрения. Они совершенно точно проткнули колёса большого автобуса с латышским флагом! А вдруг нет? Вдруг, они каким-то образом ошиблись?       — Флаг Латвии же красный-белый-красный?       — Ну, — неуверенно подтвердила девушка, не понимая, куда клонит норвежец.       — Спасибо, — тихо проговорил Эмиль, повернулся и пошёл обратно в столовую. Ильиневич пожала плечами и повезла Ванькин чемодан дальше, чтобы загрузить его в багажник.       За недолгое время его отсутствия народу в столовой заметно прибавилось. Кроме «призраков» появились и вполне бодрые живые люди — либо непьющие, либо те, кто не злоупотреблял с выпивкой. За столом норвежцев, кроме Йоханнеса, уже сидел слегка помятый Эрленд Бьонтегард и свежий как роза Уле Эйнар Бьорндален. Трезвенник детектед. Эмиль глянул на восьмикратного олимпийского чемпиона с лёгкой завистью. Он-то сейчас от похмелья не мучается.       Но кое-что в окружающей обстановке показалось СуперСвендсену странным. Австрийцы. Неподалёку от норвежского столика расположилась мужская сборная Австрии. И они отчего-то подозрительно косились в сторону скандинавских коллег, особенно на Йоханнеса. Как только в зоне видимости оказался Эмиль, часть взглядов перенеслась на него. На лице Эберхарда не было привычной белоснежной улыбки, лысина Даниэля Мезотича недобро сверкала в свете ламп, а Симон Эдер сверлил норвежский стол снайперским взглядом.       — Им какие-то идиоты колёса автобуса проткнули, — заговорщицким шёпотом поведал Бьонтегард, когда Свендсен уселся рядом с ним. Эмиль недовольно засопел, кажется, понимая, о каких именно идиотах идёт речь. Видно, они с Йоханнесом вчера что-то попутали в расчётах.       Австрийцы всё ещё косились в сторону их стола. Однажды они уже пострадали от выходок СуперСвендсена и братьев Бё. Как раз тогда в Поклюке, когда пьяным норвежцам отчего-то взбрело в голову спускать шины у стоящих у отеля машин. Пострадали тогда Бьорндален, шведы и как раз австрийцы. Теперь-то они однозначно догадываются, чьих это рук дело. Взгляд Эмиля упал на рукав куртки Эберхарда. На плече был изображён флаг.       Красный-белый-красный. Флаг Австрии. Ну, Ванька! Географ, чтоб его! Правда, флаг Латвии по цветам был весьма похож на австрийский. Только так другой оттенок красного, да и белая полоса в два раза уже. Но на пьяную голову такие мелочи не кажутся существенными. Оттенок в темноте особо не отличишь, да и латышский флаг как-то не вспоминался во время пьянки. Ужас какой. Помнится, первый раз их за подобную выходку неплохо штрафанула федерация. А если учесть, что австрийцы подозревают исключительно их…       — Есть идея, — тихо сказал Эмиль, подавшись вперёд, чтобы Бё его услышал. — Во-первых, это не мы, во-вторых, я еду в Латвию.       — В Латвию? — удивился Йоханнес. — С фига ли? Из-за Ильиневич?       — Да, — проговорил Свендсен. — Всё потом объясню. И помни, это не наших рук дело.       — Так вы это или не вы? — спросил Бьонтегард.       — Не мы, — хором отозвались норвежцы.       — Ладно, счастливо оставаться, тренерам привет, — Эмиль поспешно поднялся со стола и отправился к выходу, сопровождаемый удивлёнными взглядами соотечественников и подозрительным — австрийцев.       — Так, — Интарс Беркулис выглядел немного не выспавшимся, но вполне готовым к отъезду из Нове-Место-на-Мораве. — Чемоданы все на месте?       — Да, — откликнулась Юлианна. Она недавно сбегала в номер и проверила, все ли вещи оттуда вынесли. Ванька, правда, ухитрился оставить один из чемоданов на балконе, но девушка, зная повадки братца, мигом нашла его и принесла к машине.       Расторгуев отдавал ключи сотрудникам отеля, а Байба уже сидела в салоне и дремала на двух креслах, облокотившись спиной на оконное стекло. Сегодня погода была пасмурной, тяжёлые тучи повисли над городком. Хорошо, что соревнования уже завершились.       — Аня, — негромко подозвал её Борисыч. Девушка перевела взгляд на наставника. — Ты только помни про «Тур де Ски». Через неделю пора бы вернуться.       — Ясно, — безэмоционально отозвалась Ильиневич.       — Аня! — возмутился он, будто спортсменка сказала что-то неприличное. — Это же лыжи! Помнишь, как ты первый раз выиграла медаль? Как тебя там любят, ждут. А тут? Сплошные интриги за место в основном составе…       — Я буду готовиться, — с нажимом проговорила девушка, лишь бы от неё отстали. Про лыжи сейчас хотелось думать меньше всего. Вот зря она тогда психанула! Может, и съездила бы на этот Кубок IBU. Отобралась бы. Пусть это и несправедливо, но зато осталась бы в биатлоне. А так перспективы туманные. Но слово не воробей, придётся его держать. И ехать на «Тур».       — Юлианна, нам пора, — заметил вернувшийся Андрей. Ильиневич вздохнула с облегчением.       — Анька, помни о тренировках! — напутствовал её Борисыч. — В «Туре» такой халявы не будет!       — Да-да, я поняла, — закатила глаза девушка. — Счастливо. Удачи до дома добраться.       Улыбнувшись на прощание тренеру, Ильиневич залезла в салон и расположилась в кресле у окна. Девушка шумно выдохнула. Почему-то сегодня ей совсем не хотелось говорить о лыжных гонках. Да и просто говорить о чём бы то ни было с наставником…       — Интарс, — обратился Александров к латышу, отойдя от авто чуть подальше. Во время этого этапа они нашли общий язык и весьма неплохо общались. — Ты присмотри там за Анькой, чтобы о тренировках не забывала. А то она у меня голова деревянная…       — Нормальная у неё голова, — улыбнулся Беркулис. Расторгуев, казалось, на их беседу особого внимания не обращал. Латвиец стоял рядом с наставником, уткнувшись в телефон. — А что после «Тура»? Юлианна вернётся в биатлон?       — Ты же знаешь, как она стреляет, — скривился Борисыч. — Я сколько не бился, процентовка у Аньки не улучшилась. Не дано, видимо. А бежит очень быстро. Я надеюсь на её сознательность. Биатлон — это не её.       — Ну, не скажи, — возразил Интарс. — В последней гонке Юлианне просто не повезло. Если б ты об её лыжу не запнулся, была бы твоя ученица победительницей. И не пришлось бы ей уходить в лыжи. Впрочем, всё, что ни делается, всё к лучшему. Удачи на «Тур де Ски»!       Беркулис тепло попрощался с русским коллегой, подошёл к машине и сел на водительское кресло. Андрей убрал мобильник в карман и как-то странно взглянул на Борисыча. Вслед за тренером он почему-то не спешил.       — Вот именно, — проворчал Александров, глядя на Расторгуева, по лицу которого ничего нельзя было прочесть. — Стреляла бы в молоко где-нибудь на Кубке IBU. А так — «Тур де Ски», перспективы. Не было бы счастья, как говорится, да несчастье помогло. Я же переживал, когда Аня из-за меня медали лишилась. А если бы выиграла — погрязла бы в этом болоте…       — Действительно, — проговорил латвиец, скрестив руки на груди. — Юлианне же надо было выиграть, чтобы попасть в Оберхоф.       — Ну, как бы, да, — с некоторой осторожностью ответил Александр Борисович. Он не понимал, с чего вдруг биатлониста эта тема вообще заинтересовала.       — А она не выиграла, — негромко продолжал Андрей.       — Да, — подтвердил мужчина. — У Юлианны сломалась лыжа.       — Вы наступили ей на лыжу, — вежливо поправил его биатлонист.       — Я не понимаю, к чему этот разговор, — немного резко отозвался Борисыч. — Мне тяжело об этом вспоминать! Я и подумать не мог…       — Что Юлианна упадёт, не победит, и её отправят на «Ижевскую винтовку»? — продолжал Расторгуев. — Но, следуя советам мудрого наставника, она, конечно, поехала бы на престижные лыжные соревнования.       — И что? — уже с явным раздражением ответил Александров. Латвиец невозмутимо пожал плечами. Сарказма в его голосе не слышалось, это было просто перечисление фактов. Но это же Расторгуев, он не стал бы говорить всё это просто так. Вздохнув, Борисыч ещё раз повторил: — Я и предположить не мог, что всё так обернётся!       — Конечно, — всё так же спокойно говорил Андрей. — Вы же для Юлианны как отец. Вы бы не стали делать этого намеренно. Не смогли бы так поступить.       Александров непроизвольно сжал кулаки. Каков наглец!       — За такие слова, молодой человек, — процедил он. — Раньше в морду били.       Расторгуев оставался спокойным, видно, его не очень-то испугала фраза тренера. Его брови лишь слегка приподнялись от удивления.       — За какие? — спросил Андрей. — Я всего-то предположил, что вы бы не стали сознательно вредить Юлианне.       Борисыч замолчал. Действительно, латвиец ничего такого и не сказал. Ясно, что Расторгуев его подозревает и пытается подловить.       — Я и не специально встал на её лыжу, — сказал Александров, буравя взглядом прибалтийского биатлета.       — Хорошо, если так, — не отвёл взгляд Андрей. — Но я склонен считать по-другому.       — Андрюш, — дверь отъехала в сторону, и оттуда высунулась Юлианна. — Ты где там?       — Он уже идёт, — улыбнулся Борисыч. Ильиневич залезла обратно в салон. — Учти, Андрюша, — тихо проговорил он, продолжая испепелять латвийца взглядом. От доброжелательной улыбки на лице Александрова не осталось и следа. — Эти твои домыслы не имеют никакого отношения к действительности. Только попробуй хоть слово сказать Юлианне! Ты, человек, которого она знает всего месяц, и я, по сути, второй отец. Кому она поверит, а? Тебе? Или доброму «папочке» Борисычу? Который спас её от несчастной жизни в маленьком городке с пьяницей-отчимом и матерью, которая и слова поперёк не могла ему сказать? Который тренировал её на свои деньги, не прося ничего взамен, растил, как родную дочь, вывел на чемпионский уровень? Молчишь? Нечего сказать? Конечно, она поверит мне.       — Значит, вы всё-таки специально наступили ей на лыжу, — промолвил Расторгуев. — Грязными методами действуете, Александр Борисович.       — О чём ты говоришь, Андрей? — мерзко сощурился Александров. — Это была случайность. Я мог бы избрать и другой способ вернуть Аню в лыжные гонки. У меня есть медицинское образование, ты не знал? А ещё в период межсезонной подготовки я не только тренирую Юлианну, но и исполняю роль врача при ней. Интересно, да? Так вот, Андрюша. Я запросто могу дать ей за завтраком… ну, к примеру, витамины. Юлианна верит мне больше, чем себе, поэтому обязательно их выпьет. Мне продолжать? — Расторгуев молчал. Александр Борисович ухмыльнулся: — Как ты догадался, после этого допинг-проба Анечки чисто случайно даст положительный результат. А что потом? Правильно, дисквалификация на пару лет. Юлианна поплачет, попереживает, не без этого. Я её успокою, спишу случившееся на досадное недоразумение, заговор Госдепа или интриги Макларена. Постепенно склоню Аню к возвращению в лыжные гонки. Думаешь, не смогу её уговорить? Смогу. Как тебе такой вариант?       Андрей продолжал молчать, глядя на Александрова исподлобья.       — Так что я настоятельно рекомендую тебе поменьше делиться с Юлианной своими предположениями, — Борисыч почувствовал уверенность и заговорил громче. — Тем более, мы же оба знаем, что я желаю Анечке добра. Я не стал бы намеренно ломать ей лыжу.       — Подло, — процедил Расторгуев, уже не пытаясь скрыть неприязнь во взгляде.       — Осторожнее с выражениями, молодой человек, — насмешливо проговорил тренер. — Особенно при Юлианне. Я ей карьеру сделал, я могу и сломать. Помни об этом, если вдруг решишь поделиться с ней совершенно нелепым предположением по поводу моего намеренного участия в том случайном инциденте с лыжей. Я надеюсь, мы друг друга поняли? Вот и прекрасно! — Борисыч с улыбкой похлопал биатлониста по плечу. — Удачной дороги, Андрюша.       С видом победителя Александров направился к отелю. Расторгуев не стал провожать его взглядом. Латвиец подошёл к машине и быстро влез на переднее сидение.       — Наконец-то, — улыбнулся Интарс. — Что вы там обсуждали? Стрелковые тренировки?       Андрей не стал отвечать и уставился в окно. Беркулису ответ и не требовался.       — Всё взяли? — в очередной раз осведомился он. — Вроде да. А ящик? Ванькин ящик на месте?       — Да, — ответила Ильиневич. — Куда ж без него.       — Тогда точно всё.       — Поехали, — сказал Расторгуев. По голосу Юлианне показалось, что Андрей стремился подальше убраться из этого места. Странно, с утра вроде всё нормально было.       Ильиневич откинула голову в кресле и прикрыла глаза. Вот и всё, чешский этап Кубка мира подошёл к концу. Теперь нужно немного отдохнуть, чтобы потом с новыми силами приняться за тренировки и подготовку к этому «Туру де Ски», будь он неладен! Ладно, сама приняла это решение. Зато можно будет встретиться со старыми друзьями, которых сто лет не видела, забыть на время про стрельбу…       — Мы точно всё взяли? — вдруг спросил Андрей.       — Да, — отозвался Беркулис, вывернув с парковочного места. — Я всё проверил. Даже ящик на месте.       — Ящик, — задумчиво повторил Расторгуев. Он на несколько секунд замолчал, пытаясь понять, что же упускает из виду. — А владелец-то где?       — Ваньку забыли! — воскликнула Ильиневич, открыв глаза. Ну вот, чуть братца в Чехии не оставили. Обычно Ваня забывал что-то сам, а тут чуть не забыли его самого.       Интарс сокрушённо цокнул языком, поняв, что надо возвращаться обратно. Хорошо хоть отъехать далеко не успели.       — Смотрите! — удивлённо проговорила открывшая глаза Байба. — Это он?       — Он, — процедила Юлианна.       Ванька Ильиневич бежал от отеля на всех парах. Босиком по снегу, в дурацких трусах со Спанч Бобом, с растрёпанными рыжими волосами. Как всегда. Интарс притормозил, а Иван, быстро подбежав к автомобилю, впрыгнул внутрь и, улыбаясь точь-в-точь как тот Спанч Боб, сказал:       — Ну, чё, едем?       — Ты где был, голова садовая? — проворчала Юлианна. Ванька плюхнулся на сидение рядом с ней. — И вообще, простудишься! Где твоя одежда?       — Проспал, небось, — предположил Беркулис. — Смотри, в следующий раз не будем ждать. Да и сейчас, если б не Андрей, остался бы в Чехии.       — Андрюша! — радостно протянул он. — Всегда знал, что ты меня не бросишь. Нет слов, которые могли бы выразить всю мою признательность тебе! Хочешь, я тебя поцелую?       — Это лишнее, — отказался Расторгуев. Он, наверное, уже пожалел, что вспомнил про Ваньку. — А вот если ты помолчишь, будет неплохо.       Юлианне показалось, что латвиец скрывает недовольство. Только чем? На братца и его шуточки ему было обычно плевать с высокой колокольни. Остальные, кажется, этого не заметили. Может, показалось?..       — Нет, я так не играю! — Ильиневич, казалось бы, только что сидевший в кресле, уже копался в одном из своих чемоданов, стоящих в задней части минивэна. Он достал оттуда вещи и принялся одеваться. — Кстати, я вчера с такой красоткой замутил! Блондинка, ноги от ушей…       — Да мы уже поняли, что ты поклонник альтернативной анатомии, — насмешливо проговорил Беркулис, заводя машину.       — Пятый размер…       — Ноги?       — Интарс! — насупился Ванька, усаживаясь на место. — Я рассказываю, между прочим! Так вот. Мы вдвоём…       — Кто бы мог подумать…       — Вино…       — Палёное, — хохотнул латыш. — На голодный желудок.       — Свечи…       — От геморроя?       — Интарс! — взвизгнул Ваня. — Я тут про горячую ночь рассказываю! Хотите, могу вообще молчать.       — А так можно? — поинтересовался Андрей.       — Нет! — рявкнул Ильиневич. — Слушай, льдина латвийская! Я подхватил Нателлу на руки и внёс в номер, где всё было усыпано лепестками белых роз…       — А чего не иголками от кактусов? — полюбопытствовал Беркулис. — Было бы креативно.       — Неплохая идея, — заметила Юлианна. — Не факт, что Нателле бы это понравилось, но такую ночь она бы точно запомнила навсегда!       — Задыхаясь от страсти,… — как ни в чём ни бывало продолжал Иван.       — Может, от астмы? — предположил латышский тренер.       — …мы упали на кровать, а потом всю ночь занимались…       — … тем, что собирали лепестки по всему номеру, — закончил Интарс.       — Нет! Нателла говорит: «Ваня, я хочу тебя прямо сейчас!». Мы срываем друг с друга одежду, и…       — … и ты понимаешь, что забыл ящик в машине, и всё пропало, — заключила Юлианна.       — Нет, она таблетки пьёт! — повысил голос Иван, недовольный, что его никто не воспринимает всерьёз. — Нателла шепчет: «Иди ко мне, я жду тебя, мой желанный!». Я говорю: «Всё для тебя, детка!». Потом я…       — Проснулся? — предположил Интарс.       — Нет! Мы всю ночь наслаждались друг другом! Раз десять точно!..       — Из этой твоей Нателлы могла бы получиться отличная актриса, — съязвила Юлианна. — Впрочем, может, это ты обсчитался на пьяную голову. Математика явно не твой конёк.       — Вместе с анатомией, — поддакнул Беркулис.       — Помолчите оба, а? У меня трагедия! Утром я сказал, что это была наша последняя встреча. Нас разлучили люди, которые не хотят понимать, что такое настоящее чувство… ну, вы же не в обиде, да?       — Нет, — отозвался Расторгуев. — Если ты так хочешь, то мы отвезём тебя обратно, и ты сможешь остаться в Чехии хоть навсегда.       Ильиневич нахмурилась. Неужели братец уже умудрился достать Андрея? Или причина в чём-то другом? Тон Расторгуева всё ещё можно было считать невозмутимым, однако девушка чувствовала, что что-то не так. Напряжение в голосе латвийца слышалось чуть больше, чем обычно. Совсем немного, но Юлианне этого хватило, чтобы понять, что Андрей тщательно пытается скрыть так редко проявляющиеся у него сильные эмоции. Поддерживает реноме непробиваемого айсберга? Или это у неё уже глюки?..       — Ну, нет! — мигом возразил Ванька. — Девушки приходят и уходят, а ты, Андрюша, в моём сердце навеки! Даже не рассчитывай, что когда-нибудь избавишься от меня.       Что ответил Андрей, Юлианна не слышала, так как в её голове вдруг всплыл вопрос Трифанова об ориентации братца. Нет, Ваня, конечно, не голубой. Но что-то он слишком часто обращается к Расторгуеву с двусмысленными фразочками. Пытается вывести невозмутимого Андрея из себя? Это да. Или дело не только в этом? Ильиневич тряхнула головой. Бред! И вообще, надо бы Ване вопросы позадавать, а то что это за тайный ребёнок у него там?       — Братец мой, — вкрадчиво начала Юлианна. — Ты почему мне про своего сына не рассказывал?       — А я не рассказывал? — искренне удивился Ванька. — Андрюха! Чудный мальчик! Помнишь, ты летом пирог мой спалила? Я тогда не на свиданку бегал, а с сыном виделся! Весь в меня! Мы летом общались много, он осенью в школу пришёл, так рассказывал потом всем, как именно делаются дети…       — Даже не сомневаюсь, что во всех подробностях, — покачала головой Юлианна.       — Разумеется! Я тебя с ним как-нибудь познакомлю, когда он в Латвии будет. Кстати, систер, я и для твоего ребёнка имя уже придумал! Иван Андреевич! Здорово, да? А если доча, то Ивана.       — Нет, Ванечка, нет, — улыбнулась Ильиневич. — Я сама выберу имя для ребёнка, если он у меня когда-нибудь появится.       — То есть, выбор отчества тебя не смутил, — хохотнул Беркулис, кинув лукавый взгляд на Расторгуева. Андрей с интересом изучал унылый пейзаж за окном.       — Ванька! — только сейчас возмутилась Юлианна и пихнула братца локтем.       — Ауч! — воскликнул он и невинно захлопал глазами. — Этот айсберг непробиваемый ещё полгода соображать будет, что ты ему нравишься! Я просто пытаюсь ускорить процесс… ай, не надо меня бить!       Ваня рассказывал ещё что-то, пытался спорить с подкалывавшим его Интарсом и вертелся в кресле как уж на сковородке. Ильиневич вставила в уши наушники и прикрыла глаза. Лучше послушать аудиокнигу, чем болтовню братца. Девушка больше любила читать книги в бумажном варианте, но в машине это было не очень удобно — и так зрение не стопроцентное. Сегодня Юлианна слушала «Знак четырёх» Конан Дойля на английском. Она несколько раз перечитывала рассказы о приключениях Шерлока Холмса и доктора Уотсона, но на языке оригинала решила послушать первый раз.       — Систер! — нагло выдернул наушник Ванька как раз в тот момент, когда Холмс и компания устроили погоню за Джонатаном Смоллом. — Ты… слушаешь аудиокнигу?!       Ильиневич гневно глянула на братца и нажала на паузу, поняв, что дослушать ей не дадут.       — На инглише? — продолжал удивляться Иван. — Я в шоке. Ты же не любишь литературу! Всегда говорила мне, что технарь, а не гуманитарий! Тебя же теоремы всегда интересовали больше, чем, к примеру, образ Наташи Ростовой в произведении Толстого «Война и мир».       — И что, мне из-за этого совсем не читать теперь?       — Ой, ладно! — отмахнулся Ванька. Юлианна вновь вставила наушники и принялась за Конан Дойля.       Правда, долго наслаждаться детективом ей не пришлось, так как остановились перекусить на заправке.       — Выходим, девочки, все выходим! — распоряжался Ванька. — Денежки не забываем, вы у меня сильные и независимые, так что платите за себя сами.       Байба потёрла глаза и поднялась с кресел, чтобы достать карточку из чемодана, но ей дорогу загородил Ильиневич.       — Басенька, детка, иди очередь займи, я всё тебе принесу! — затараторил он, не давая ей пройти к стоящим за сидениями чемоданам.       — Всё бы тебе по чужим кошелькам шарить, — съязвила Юлианна и вылезла на свежий воздух. Следом за ней на улице оказалась и Бендика, которую Ванька с чего-то выставил из минивэна. Расторгуев ушёл вперёд, а Беркулис терпеливо ждал всех.       — Идём? — появился через пару секунд взъерошенный Ваня.       — А где моя карта? — пролепетала Бендика.       — Бейба, не переживай, я за тебя заплачу, — медик приобнял спортсменку за плечи.       — Не называй меня так! — возмутилась девушка. Обычно если её имя коверкали, то только так. Это даже хуже, чем «Бася»! — И вообще, я сама заплатить могу…       — Потом! — отмахнулся Иван. — Пошли, я жрать хочу жутко.       Людей в кафешке около заправки почти не было. Андрей уже успел взять себе кофе со сникерсом и подошёл к высокому столику у окна, возле которого стояли только два стула. Юлианна вдруг подумала, что он может избегать именно её. Из-за вчерашней выходки. Это предположение было вполне вероятным, но девушка почему-то чувствовала, что дело не в этом. Но спрашивать у Расторгуева напрямую было как-то неудобно.       — По-моему, Андрей не в настроении сегодня, — тихо проговорила Бендика.       — Разве? — Беркулис с сомнением поднял бровь и глянул в сторону подопечного.       — Это ж льдина латвийская! — убеждённо сказал Ваня. — Айсберг, а не человек! Он всегда ведёт себя так. Пора бы уже было заметить это, детка.       Байба промолчала, а Юлианна не стала высказывать свои мысли по этому поводу и взяла большую картонную кружку с кофе.       — Можно? — собравшись с духом, девушка подошла к Расторгуеву.       — Конечно, — он пожал плечами.       Ильиневич залезла на высокий стул и пристально посмотрела на молодого человека. Тот медленно перемешивал кофе. Выглядит невозмутимо спокойным. Юлианна не считала, что у неё хорошая интуиция, однако, глядя на Андрея, чувствовала, что что-то не так. И ничем не могла этого объяснить. Расторгуев молчал почти всю дорогу, но он и так не замечен в склонности к безостановочной болтовне.       — Ты не лопнешь? — послышался удивлённый голос Байбы. Юлианна глянула в сторону кассы. Там Ванька обзавёлся четырьмя рогаликами, двумя «Марсами» и шоколадом «Несквик». А ещё огромной бутылкой лимонада.       — Нет, бейба, я не склонен к полноте, — Ильиневич взял рогалик и «Марс», после чего направился к выходу. — Вещи покараульте, я сейчас вернусь!       — Ты это с собой берёшь? — удивился Интарс. — Зря, мы скоро через границу переезжать будем, а там уже и пообедать нормально можно будет.       — Так я до границы всё схомячу! — донесся бравый тон Вани.       Юлианна усмехнулась. Ванька хоть и достаёт временами, но с ним веселее. Позитив так и прёт. Как же мало на свете настоящих оптимистов! Братишка, без сомнения, один из них.       — Скажи, — вдруг проговорил Расторгуев и умолк, будто был не уверен, стоит ли задавать вопрос. Ильиневич посмотрела на него в ожидании продолжения фразы. Латвиец вздохнул. Жалел, что начал разговор? — Почему ты сказала тогда в интервью, что едешь на «Тур де Ски»?       — На эмоциях, — нехотя ответила Юлианна. Уж чего она не ожидала, так это того, что Андрея заинтересует что-то связанное с ней. — Вспылила, разозлилась на несправедливость и ляпнула лишнего.       — А как на это отреагировал тренер?       — Думаю, тренерский штаб был в ярости, — не смогла сдержать улыбки девушка. Это, пожалуй, был единственный момент после той гонки, который принёс хоть какое-то удовлетворение. — Или ты о Борисыче? — Расторгуев кивнул. Юлианна пожала плечами. — Мы с ним и не беседовали толком. Думаю, он точно не расстроен. Александров ведь сам когда-то был лыжником и из меня мечтал сделать звезду мирового масштаба. К биатлону у него более прохладное отношение, хоть он и там посоревноваться успел.       — Твоей стрельбой тоже он занимается? — уточнил латвиец.       — Ну да, — кивнула спортсменка и заинтересованно уставилась на друга. — А ты почему об этом спросил?       — Да так, — равнодушно пожал плечами Андрей. — У меня тоже Интарс и за скорость отвечает, и за стрельбу.       — Наверное, он тебе как… — Юлианна хотела сказать «второй отец», но это было бы не совсем верно. Беркулису сорок или около того. Он старше Расторгуева примерно лет на двенадцать. Маловато для отца. — Как добрый дядя.       — Ну, не совсем, — впервые за день на лице латвийца промелькнула улыбка. — Но тоже очень близкий человек. Наверное, и ты давно знаешь Александрова.       — С детства, — девушка опустила глаза. — Говорят, отец не тот, кто «родил», а кто воспитал. Борисыч мне как папа. Он, по сути, меня вырастил. Именно благодаря Борисычу я стала тем, кем стала. Не знаю даже, что б со мной было без него. Я так ему благодарна за всё. Да, мы, бывает, спорим. Да, иногда у нас расходятся взгляды на некоторые вещи. Но что бы ни случилось, я всегда знаю, что на Александрова можно положиться. Он меня никогда не предаст.       — А если тебе бы пришлось в нём разочароваться? — тихо спросил Андрей.       — Разочароваться? — улыбнулась Ильиневич. — Я не идеализирую людей, чтобы потом в них разочаровываться. Борисыч достаточно упрям, мы частенько спорим. Он не ангел с крылышками, как, впрочем, и все люди. Не знаю, что должно произойти, чтобы я изменила о нём своё мнение. Мне и гадости про Александрова в своё время говорили, чтобы я перестала с ним работать. Но я его знаю лучше, чем кого-либо в этом мире. Если мне и придётся в ком-то разочароваться, то уж точно не в нём. Александр Борисович действительно самый близкий человек для меня. Я ему верю больше, чем себе.       — Юлианна, — проговорил Расторгуев, будто умоляя её не продолжать. Он, по-видимому, хотел добавить что-то ещё, но тут у их столика как нельзя некстати возник Ванька, жующий рогалик. Андрей прикрыл глаза на миг, дабы вернуть себе невозмутимый вид.       — Я помешал? — лукаво спросил Ваня, пихая в рот очередную порцию булки.       — Нет, — нехотя ответила Ильиневич.       — Да! — неожиданно решительно отозвался Расторгуев одновременно с ней. Юлианна удивлённо на него посмотрела.       — Ну, в общем, да, — подтвердила она. Действительно, Андрей даже разговорился немного. А тут братец припёрся.       — Ладно-ладно, — примирительно поднял руки стушевавшийся Ванька. — Там наши отъезжать собрались, вас только ждут.       Ильиневич со вздохом слезла со стула, допила кофе и проговорила:        — Идём? Кстати, что ты сказать-то хотел?       — Ничего, так, совет небольшой, — пристально посмотрел на неё Расторгуев.       — И какой же?       — Смени тренера по стрельбе.       Юлианна улыбнулась, подумав, что латвиец шутит. Да только ленивый ещё не прикалывался над её стрелковыми навыками. Даже Расторгуев, тот ещё снайпер, не смог удержаться. Ну, хоть настроение у него получше стало. Девушка в шутку закатила глаза и направилась к выходу.       — Догоняй! — подмигнула она, обернувшись.       — Ты чего? — тихо удивился Иван, посмотрев на биатлониста. Ильиневич понял, что он не шутил. — Её ж Борисыч по стрельбе тренирует!       — В том-то и дело, — отозвался Расторгуев и пошёл вслед за девушкой.       Ванька хмыкнул. В голосе Андрея проскользнула безнадёжность, или ему показалось? «Да не, он же льдина латвийская!» — отмахнулся рыжий от собственных мыслей. В очередной раз за время знакомства с Расторгуевым придя к такому выводу, Иван решил, что безнадёжность ему послышалась. Однозначно.       — Эй, меня подождите, кролики! — Ильиневич пришёл в себя, когда сестры и Андрея в кафе уже не было.       Рыжий медик с прытью школьника, только что сдавшего нормы ГТО, устремился в погоню.