Отчего так на стойке берёзы шумят? Отчего воробьи биатлетам мешают? Отстреляв, они на штрафной круг летят, Оттого медали опять проиграют. А на сердце опять горячо, горячо, И опять, и опять без ответа, Почему габарит у сестры не прошёл, А Андрей промахнулся без ветра.
Кто сказал Ваньке, что он умеет петь, оставалось загадкой. Тем не менее, рыжий медик увлечённо напевал хиты группы «Любэ», безжалостно переделанные на биатлонную тематику. То бишь, речь в них шла о стрельбе Юлианны и Андрея. Расторгуеву было проще, он расположился на переднем сидении и делал вид, что не слушает Ивановы «частушки», а вот Ильиневич сидела рядом с братом и вынуждена была притворяться, что его творчество никак её не задевает. — А теперь премьера! — провозгласил Иван. — Новая песня! Да-да, айсберг непробиваемый, про тебя. Здесь пойдёт речь о тренировке, во время которой Андрюшас будет мужественно сражаться с мишенями и невинными пташками! — Вань, хватит, а? — вздохнула Юлианна, но Ильиневич только прикрыл глаза, взял дыхание и затянул:Выйдет ночью в поле с ружьём, С битой, штык-ножом и копьём, Да со шпагою и с дробовиком, С ятаганом, палашом и мечом. Ночью в поле звёзд благодать, Воробьёв нигде не видать, Только ты, Андрей, и твой арсенал — Всё, чтоб ты мишени там закрывал! Целит он в мишень из ружья: «Сложно это всё для меня!», Бита не спасёт, пустит в ход штык-нож, Только жаль, им тоже не попадёшь! «Чтоб закрылась эта мишень, Попадать винтовкой мне лень! То ли дело „Бук“ или танк ИС-7, Может, даже „Тополь-Э“ или „М“». «Дай-ка я разок посмотрю, Кто встречает в поле зарю?» — Говорит себе серый воробей, Ты, Андрюшенька, его не убей! Улетела птица с гнезда, Только б не случилась беда! А спортсмен Андрей метит прямо в цель, Но, ракета не попала в мишень! Падает наземь воробей, Что опять случилось, Андрей? Что, зачем и где, как и почему? Не попал опять ты в цель — не пойму! Отвечает тихо Андрей: «Дай-ка мне копьё поскорей! Вот сейчас я прям точно попаду, А пока не попаду — не уйду!». Говорю: «Упрямый Андрей! Побежали к дому скорей! Щас Гринпис придёт и тебе кранты, Если раньше не припрутся менты». По небу летит вертолёт, Щас он нас с Андреем найдёт, Говорю: «Андрей, надо нам бежать! А то шлют на нас ментовскую рать!». Прилетел спецназ на стрельбу, ФСБ и ФЭС — на пальбу, Здесь полиция, ФБР, Гринпис, Видно, нам с Андрэ никак не спастись! Что же ты за горе-стрелок, В цель попасть ты так и не смог! Дай-ка мне ружьё, я-то попаду! А потом домой с винтовкой пойду. Заряжаю я пулемёт, Щас Андрею дам — попадёт! Оглянулся я, а Андрюхи нет, На востоке уже виден рассвет. Расторгуев, гад, убежал! Быстро так, что я не догнал. Вдруг, я слышу звук — это телефон, А точнее, на будильник рингтон.
— Андрей, прости, — вымолвил Интарс и расхохотался. Тщетно пыталась сдержать смех и Юлианна. Она, конечно, и сама не относилась к великим стрелкам, но над Ванькиными куплетами на мотив известного «Коня» было сложно не развеселиться. Братец постарался на славу, да и спел неплохо. Возможно, потому, что мотив был простой и запоминающийся. Ваня умел поднимать окружающим настроение, этого у него не отнять. — Только я уточню кое-что, — проговорила девушка, пока брат кланялся с преувеличенным пафосом. Не очень понятно кому, его видели только Ильиневич и Байба. Да и то, латышка, кажется, дремала. — Открою страшную тайну. ФЭС не существует! — Как?! — потрясённо уставился на неё Иван. — Я смотрел сериал… как его… «След»! Ну, это не существенно! Общий посыл ведь чувствуется! Главное — настроение, а не голые факты. Кстати, как я назвал своё без сомнения гениальное произведение? Угадаете? — «Андрей и воробей»? — предположил Беркулис. — Нет, у меня уже есть басня «Андрей и воробьи», — отмахнулся Ванька. — Что, кончились идеи? Негусто, ребят! Эта песнь называется «Чисто латвийское убийство». — Ты сегодня в ударе, — засмеялась Ильиневич. Расторгуев в обсуждении «шедевра» участия не принимал, но и не обижался. Умел воспринимать Ванькины бредни философски. С момента их диалога в кафешке он вообще не проронил ни слова. — Ты не расслабляйся, сестрёнка, у меня и про тебя есть, — обнадёжил её медик. — Вот послушай…Крутится-вертится Анька с ружьём, Крутится-вертится за воробьём, Крутится-вертится, хочет попасть, Жаль, что она не умеет стрелять.
— Как тебе? — Это всё? — удивилась девушка. — Андрею целую простыню накатал, а мне, родной сестре, только четверостишье? — И так понятно, что ты мазила, — отмахнулся Ванька. — Сколько у тебя процентов в этом сезоне? Ответить Юлианна не успела, так как сзади кто-то приглушённо чихнул. — Будь здорова, Бася, — среагировал Иван. — Я не чихала, — удивлённо ответила Бендика, снимая ноги со второго кресла. Её дремоту как рукой сняло. — Мне показалось, что… — Показалось, да! — слишком громко воскликнул Ильиневич. — Всем показалось! Никто не чихнул! Нельзя же сказать, что кто-то чихнул, если никто не чихнул… тьфу, то есть, на самом деле никто не чихал! Это слуховая галлюцинация! — Не поняла, с нами ещё кто-то едет? — спросила Юлианна, подозрительно оглядываясь. У неё с головой ещё пока всё в порядке, глюков быть не должно. — Так, — разборки дошли до уха Интарса, и он остановил машину. — Что ещё за новости. Юлианна, глянешь? — Не пущу! — как ужаленный вскочил Иван и загородил проход. — Байба, — Ильиневич кивнула девушке. Латышка попыталась подняться с кресла, но Ванька тут же её перехватил. Пользуясь тем, что братец временно отвлёкся, Юлианна пролезла в заднюю часть минивэна. Там, поставив вперёд себя чемоданы, мирно сидел… — Эмиль?! СуперСвендсен виновато заморгал. Биатлет был обнаружен с рогаликом в руках — одним из тех, что Иван покупал на заправке. Ясно, зачем ему было столько еды. Часть запасов ушла в желудок прожорливого норвежца. — Так, — изрёк подошедший разбираться Интарс. — И в чём у нас тут дело?.. Норвежец с абсолютно спокойным видом рассказал, что Ванька пригласил его в гости и пообещал доставить прямо на место. Рыжий на все реплики Эмиля кивал как заведённый. Это натолкнуло Юлианну на мысль о том, что они что-то недоговаривают. Вот только принца Чарминга под боком ей не хватало! С какой стати норвежца вообще в Прибалтику потянуло? Интарс, конечно, отчитал их за такое самоуправство, но особо не злился, потому как все документы у Свендсена были в порядке и претензий на границе к нему возникнуть не должно. — Почему только нельзя было в открытую сказать, что Эмиль едет с нами? — недоумевал Беркулис, а вот до Юлианны, кажется, дошло. Латвия ему вообще не сдалась, он едет туда только из-за неё. Видно, опасался, что если Ильиневич узнает о таком соседстве, то ехать откажется. И правильно опасался. Вот только ей теперь поздно что-либо предпринимать. Придётся ещё весь день выносить общество этого норвежского ловеласа. Ванька, как назло, уселся с Байбой, а СуперСвендсен с приветливой улыбкой присел рядом с Юлианной. Биатлонистка сжала зубы и стала смотреть в окно, хотя ничего интересного там обнаружиться не могло. Границу проехали без каких-то происшествий и достаточно быстро. Претензий к документам у таможенников не возникло, и их благополучно пропустили на территорию Польши. — Так о чём мы там говорили? — дал о себе знать некоторое время молчавший Ванька. Из-за теперь уже явного присутствия Эмиля он был вынужден говорить по-английски, благо этот язык был знаком всем присутствующим. — Ты что-то путаешь, мы молчали как рыбы, — возразил Беркулис, продолжая вести машину, ориентируясь по GPS-навигатору. — А, про стрельбу! — хлопнул себя по лбу Иван и извлёк из знаменитого леопардового чемодана ноутбук. — Я тут провёл небольшое исследование статистики. Эмилька, ты в этом сезоне как стреляешь? — Можно лучше, — самокритично откликнулся Свендсен. — Лёжа девяносто один процент, стоя — восемьдесят четыре, итого — восемьдесят восемь процентов. Лёжка ладно, а вот стойку можно улучшить… — Прикольно, — непонятно почему заржал Ванька. — Я тут своих проанализировал. Вон, Байба лёжа в этом сезоне даже лучше тебя стреляет! У неё почти девяносто три процента, — Бендика знала эти цифры, но всё равно засмущалась от похвалы. — Но стойка… детка, Расторгуев не лучший пример для подражания в этом плане, я тебе отвечаю! Семьдесят четыре процента — маловато как-то, особенно для тебя. Ты же нормально стоя стреляла, а что теперь? Всего получается восемьдесят три процента. Андрюшас, а ты лёжа весьма неплох! — хихикнул Ванька. — Восемьдесят девять процентов. Но стойка — семьдесят один! Это, блин, мало! Иди, учись стрелять, льдина латвийская! Юлианна хоть и не видела лица Андрея, была уверена, что никаких ярких эмоций на нём не выражалось. Его же постоянно за стойку ругают. Лёжка у него хорошая, но стрельба из положения стоя портит ему всё. В прошлом сезоне латвиец лёжа умудрился на девяносто два процента настрелять. Но стойка в районе семидесяти — это, конечно, очень мало для человека, который способен претендовать на медали. — Как Андрей, по-твоему, пойдёт сейчас учиться стрелять? — саркастично осведомилась Ильиневич, решив заступиться за друга. — В чисто поле пойдёт? — Со штык-ножом, — хмыкнул Интарс, но тут же глянул на Расторгуева и проговорил: — Прости, Андрей. — Теперь Юлианночка, — девушка спиной почувствовала нехорошую улыбку братца и попыталась применить на практике способ Расторгуева — сидеть и смотреть в окно, делая вид, что происходящее её совсем не касается. — Главная истребительница воробьёв в мировом биатлоне. Лёжка, внимание, шестьдесят семь процентов! — Ой, — невольно воскликнула Байба. Нечасто можно услышать подобные цифры в контексте стрельбы из положения лёжа. Многие малоизвестные биатлонистки с лёгкостью превзошли бы Ильиневич в этом компоненте. — Стойка — пятьдесят семь, — безжалостно поведал Иван. — Всего, значит, шестьдесят два процента. Поздравляю, систер! Стрельба на уровне сотых мест Кубка мира. Молодец, чо. — Ну, Юлианна только первый сезон проводит, — вступился за девушку Эмиль, хотя сам он в жизни так плохо не стрелял. — Так-то да, за прошлый год статистики особо не наберётся, — хмыкнул Ванька. — Да и какая разница?! Первый или нет, это ужасная, просто отвратительная процентовка! — Братец мой, ты врач, или аналитик? — недовольно осведомилась Ильиневич. Она понимала, что замечания родственника справедливы, но помочь-то он ничем не сможет, только сыпет соль на рану. — Одно другому не мешает, — отрезал рыжий и, выразительно жестикулируя, заявил: — Да даже Расторгуев, мазила латвийская, в свой первый сезон на Кубке мира и то лучше стрелял! — Разве? — скептически осведомился Беркулис, прежде чем подумал о последствиях. Ванька тут же застучал пальцами по клавиатуре: — Проверим, я всю статистику собираю. Какой там у него первый сезон? Когда Олимпиада в Ванкувере была, да? Значит, 2009/2010. Открываем, смотрим… Ради интереса Юлианна обернулась. В зазор между двумя креслами она увидела, как медленно вытягивается лицо братца, а глаза становятся похожи на большие монеты. Рот открылся так широко, что, казалось, Ваня мог заглотить гамбургер целиком и не подавиться. Немая сцена. — Процентов семьдесят пять? — осторожно спросил Эмиль, чтобы разрядить обстановку. — Семьдесят? — Пятьдесят девять и шесть десятых! — отчеканил Иван и схватился руками за рыжие волосы. — Даже не шестьдесят! Это как вообще?! Будто из водного пистолета палил. Расторгуев, такие факты биографии будущим родственникам надо сразу сообщать! — Будущим родственникам? — переспросила Юлианна. Андрей только вздохнул. — Конечно! Вы же поженитесь, потом займётесь производством Ивана Андреевича, — ухмыльнулся Ильиневич. — Или сначала дитё, потом свадьба? А может, вы не хотите регистрировать на бумаге ваш романтический союз? — М-м, — протянула девушка, не придумав, как именно возразить братцу так, чтобы он уже заткнулся на эту тему. — Милый Ванечка… — А сколько процентов у меня в том сезоне на стойке было? — взял удар на себя Расторгуев. Сейчас там должны быть какие-то дикие цифры, судя по общей процентовке. Ух, Иванелло взбесится! Про «Ивана Андреевича» рыжий, само собой, тут же забыл. — Шестьдесят два с половиной процента! Да пофиг на половину. Шестьдесят два, Расторгуев, это что я сейчас посмотрел?! Ты там из рогатки по мишеням лупил? — горячился Ванька, но вдруг умолк, ещё раз взглянул на экран с цифрами, нахмурился и негромко добавил: — Пардон, тут, похоже, ошибочка вышла. У тебя же лёжка всегда лучше стойки. А тут, если всего пятьдесят девять и семь, то лёжа… — Пятьдесят семь, — осторожно округлила Ильиневич, в надежде на то, что цифры с точностью до десятых братишку не заинтересуют. В любом случае, Андрею она сейчас не завидовала. — Пятьдесят шесть и девять! — офигел медик. — На лёжке. Лёжке, Расторгуев! Как, я тебя спрашиваю, можно было столько настрелять?! Да тут даже рогатка не катит. Ты, наверное, дротики кидал на рубеже, как в дартсе! Да? — Насколько я помню, стрелял из винтовки, — проговорил Андрей. — Всё! — захлопнул Ванька ноутбук. — Анька, к тебе претензии снимаются! Твои шестьдесят два процента не идут ни в какое сравнение с пальбой этого… этого… Короче, властелином воробьёв официально объявляется льдина латвийская, айсберг непробиваемый, покоритель штрафных кругов, автор наглядного пособия «1000 и 1 способ пролететь мимо пьедестала», мистер «Не ругайтесь, я стреляю, как умею», он же «Первый до первого рубежа», Андрей Расторгуев! — Ну, в этом сезоне у Андрея пока восемьдесят процентов, — робко проговорила Байба. Тоже не шибко хороший показатель, но и не пятьдесят девять… — Ага! А в конце сезона от этих восьмидесяти останутся рожки да ножки! Готов биться об заклад, у айсберга будет меньше процентов в конце года! Спорим, он даже в полтинник лучших стрелков с трудом вползёт? — Я в Андрея верю! — сказала Бендика с таким видом, будто Ванька ругал её, а не Расторгуева. Сам же латвиец на их прения внимания не обращал совершенно. Как-то он сегодня слишком неразговорчив. Но никого, кроме Юлианны, это, похоже, не удивляло. СуперСвендсен, надо отдать ему должное, лезть к ней не стал, дав возможность спокойно ехать. В долгой дороге Ильиневич никогда не было скучно наедине с собой. Бывало такое состояние, когда просто едешь, смотришь в окно, а в голове нет никаких мыслей. Временная отключка от нервов и переживаний. Сейчас, правда, отключиться не получалось. Фоном звучала Ванькина болтовня, но девушка на неё внимание не обращала. Неужели Эмиль настолько сильно хочет с ней встречаться, что ради этого даже потащился в Латвию? Странно и так на него непохоже. Он не из тех, кто будет долго добиваться благосклонности. С чего его вдруг переклинило? Внешность? Ну да, Юлианна знала, что хорошо выглядит, знала, как подчеркнуть свои достоинства. Но миловидных барышень много. Некоторые биатлонистки мест эдак с сотых вообще красотки, чем они Эмильке не угодили? Правда, из достижений у них разве что куча селфи в Инстаграме. А есть симпатичные и успешные одновременно. Чего ж он к ним не подкатывает? В то, что титулованный норвежец воспылал к ней «нежною любовью», Юлианна не верила. С какой стати? Ильиневич мысленно отмахнулась от мыслей о СуперСвендсене. Как ей не уставали повторять некоторые относительно мудрые люди: «Не везёт в стрельбе — повезёт в любви». Оптимисты. Если уж не везёт, то везде. По крайней мере, ни на рубеже, ни в отношениях фортуна биатлонистке пока не улыбнулась. Девушка так некстати вспомнила, что в гости к отцу может нагрянуть Долорес — одна из его экс-тёщ. На деле её звали Лариса, но подобное обращение женщина не терпела. Не в меру активная мадам, слегка поехавшая на почве кулинарии и поиске мужа для Юлианны. Зачем спортсменке этот самый муж она внятно объяснить так и не смогла, но зато при любой возможности интересовалась её личной жизнью и сетовала на несчастную судьбу бедной одинокой девушки. Ильиневич не приходилась ей родственницей, однако дамочку это не смущало. Впрочем, Ванька говорил как-то, что тётушка Долорес угрожала свалить в декабре на Багамы. Осталось надеяться, что она приведёт угрозу в исполнение. Не хочется опять слушать, какая она несчастная без мужика. Тем более, что Юлианна себя таковой не считала. У неё биатлон есть. Мужчины приходят и уходят, а спорт остаётся. В отношениях Ильиневич с противоположным полом царила взаимность: её не любили, она не любила. Звали на свидания, пытались соблазнять, но ведь это совсем не любовь. Ну, да. Ей банально не везло с противоположным полом. Да и противоположному полу не особо везло с ней. Вон, Витя Зимин. Простой парень, сосед по лестничной клетке в детские годы. Всегда заботился о ней, пусть не всегда прислушивался, но готов был на всё. А Ильиневич не любила. Не любила, и всё. Их амурные недоотношения вкупе с эпичным финалом, когда Юлианна застукала его с подругой после неудачной гонки, девушка до сих пор вспоминать не хотела. Они тепло общались с детства, Зимин всегда считал её кем-то вроде своей законной собственности. А Юлианна не могла понять, почему им надо обязательно встречаться, но по девичьей дурости согласилась. О последствиях её никто не предупреждал. В свои семнадцать Ильиневич, конечно, знала, что именно рано или поздно происходит между двумя влюблёнными молодыми людьми. Но сама не была готова к этому совершенно. А Зимин как-то забыл поинтересоваться её мнением, когда тащил в постель. — Ань, — растерянно говорил он потом. — Прости, я не думал… я думал, ты тоже хотела… Тогда она, кажется, сбежала от Витьки, не говоря ни слова. А потом плакала ночью в подушку, боясь, что Борисыч всё узнает. Виктор приходил каждый день, бормотал извинения. Букетики сирени носил. Даже Александр Борисович, так ничего и не прознавший, отметил как-то, что Зимин был бы идеальным молодым человеком для неё. На тренировках не мешает, букеты дарит, готов примчаться в любое время дня и ночи. «Пусть так», — решила как-то Юлианна. В конце концов, Витька действительно на многое был готов ради неё. И, как тогда казалось, любил. Конечно, девушка очень быстро пожалела о, вероятно, самом глупом решении в своей жизни. Витя чуть ли не на руках её носил. Ильиневич была с ним предельно вежлива, истерик не закатывала, подарков не требовала. Просто старалась как можно меньше времени проводить с ним. Тренировалась, возвращалась, засыпала. Неудивительно, что в итоге Зимин оказался в одной койке с Юлей. С чистой совестью порвав с Витькой, Юлианна вздохнула с облегчением, хоть, конечно, было немного неприятно. В тот день она как раз провалила гонку на Олимпиаде, вернулась в номер, а там... Ну, главное, что с Зиминым удалось порвать в тот же день. Витя, может, был и неплохим человеком, но совсем чужим. Некоторое время Ильиневич встречалась со спортивным журналистом Константином Царёвым, но она всегда знала, что ничего серьёзного из этого не выйдет. Костик ей нравился, не без этого, но он совершенно не создан для долгосрочных отношений. Да и не любила она его так, чтоб прям на всю жизнь. И вообще во взаимную любовь до гроба Юлианна как-то не очень верила. Возможно, потому, что в её жизни таких примеров не встречалось. Вон, Антонина Яковлевна, жена Александрова, очень его любила. До самой своей смерти. Борисыч тоже относился к ней с большой теплотой, но... всю жизнь вспоминал её, Юлианнину, мать, несмотря на то, что у него не было никакой надежды на взаимность. Что касается СуперСвендсена, то к нему Ильиневич долгое время не испытывала ничего, кроме раздражения и, чего душой кривить, зависти. Юлианна знала, что у неё хорошие природные данные, но ей никогда ничего легко не давалось, им с Борисычем всегда приходилось пробиваться. Шаг в сторону — расстрел. Никаких вольностей, нарушений режима и прочего. Просто потому, что в случае провала на её место тут же взяли бы другую лыжницу. После бронзы на первой же взрослой гонке, конечно, можно было вздохнуть спокойно. Этой медалью спортсменка фактически обеспечила себе место в лыжной сборной на весь сезон. А Эмиль и Бё вечно тусовались, нарушали режим самым вопиющим образом, да и вообще неимоверно раздражали привыкшую к спартанскому укладу Юлианну. Причём, действовал на нервы не столько Бё, сколько самоуверенный Свендсен. Пьянки, гулянки, девушки — разве это образ жизни настоящих спортсменов? Сейчас-то Ильиневич относилась к этим вещам более терпимо, ибо сама изредка нарушала режим, а вот в то время тот факт, что норвежским биатлонистам прощались все выходки, здорово её бесил. Олимпийские игры в Сочи сложились для Эмиля и Юлианны неоднозначно. Свендсен завоевал два золота — в масс-старте и смешанной эстафете, а Ильиневич взяла серебро в лыжном спринте свободным стилем. Скиатлон Юлианна запорола на пит-стопе, где никак не могла застегнуть крепление лыжи и потеряла из-за этого кучу времени. В коньковом спринте Ильиневич и вовсе оказалась за пределами десятки, а в командные гонки девушку не поставили, решив поберечь её перед масс-стартом. Первой гонкой в олимпийской программе для лыжниц был как раз скиатлон. Семь с половиной километров лыжницы бежали классическим стилем, потом заходили на пит-стоп, где меняли лыжи, а другую половину дистанции бежали свободным стилем, то бишь коньковым ходом. Юлианне эта гонка нравилась, и готова она была очень хорошо. Первую половину дистанции она уверенно держалась в группе лидеров, но лажа с креплением всё ей испортила, и Ильиневич, тогда ещё под фамилией Залётнова, расположилась лишь в конце второго десятка. И надо же было такому случиться, что в тот же день Витька додумался изменить ей с Юлей! Витька, который клялся в вечной любви и верности (в прямом смысле!), который не уставал повторять, что никогда не предаст. И на тебе, пожалуйста! Не очень-то удачный день выбрал Зимин для похода налево, Юлианна даже немного расстроилась. Но, пожалуй, проиграть гонку было обиднее. Зато Зимина она тут же бросила без колебаний, да и с Юлей с тех пор не общалась. Следующая гонка, спринт, сложилась для Ильиневич очень удачно. Стоя на второй ступеньке пьедестала, Юлианна сияла ярче сочинского солнца. А уж Борисыч-то как радовался! Чуть не задушил её в объятиях. Поздравления сыпались со всех сторон, куча фото, интервью, статей... Неудача в коньковом спринте из колеи девушку не выбила, это не её коронная дисциплина. Главное было достойно пробежать последнюю гонку. Если не взять медаль, то хотя бы достойно завершить турнир. За день до церемонии закрытия Юлианна бежала масс-старт на 30 километров. Домашние трибуны придавали сил, готовность была просто феноменальная (спасибо Борисычу!). Всё было просто прекрасно, пока на последних километрах девушка не почувствовала, что силы её покинули. Совсем. Удержаться за сильными норвежками не вышло, те правильно распределили силы по дистанции. Вот и осталась Юлианна на обидном четвёртом месте без шансов на третье. Казалось бы, это не такое уж плохое место. Ильиневич тогда перед гонкой о медалях даже не думала. Это уже в процессе стало понятно, что она вполне может бороться. Но не вышло. Обиднее всего лишаться награды в последний момент, когда кажется, что уже близко. Сделать последний рывок — и всё, медаль, почёт, награждение на церемонии закрытия. А сил не было. Ни физических, ни моральных. Да, четвёртое место достаточно высокое. Но Юлианна считала, что это провал. Она могла бороться, но сама всё слила на последних километрах. Самое забавное, что никто не думал, что молодая лыжница хоть как-то переживает по этому поводу! Серебро домашней Олимпиады, четвёртое место в заключительной гонке после сильнейших норвежек. Что ещё надо-то?! Даже Борисыч, так хорошо знающий спортсменку, не догадался, что происходит у неё на душе. Александров был более чем доволен и Юлианной, и своими методиками, по которым он Юлианну готовил и вывел в нужный момент на пик формы. А Ильиневич переживала. Это ведь она виновата. Могла бы стоять на пьедестале, чувствовать удовлетворение от того, что сделала всё, что могла. Ощущение, что она могла бы добиться в последней гонке лучшего результата, не давало девушке покоя. И не с кем было этим ощущением поделиться. Александра Борисовича всё устраивало, товарищи по команде искренне поздравляли её с успехом (слиться в конце тридцатикилометровой гонки — зашибись успех!). Раньше своё крепкое мужское плечо обязательно подставил бы Витька, но он самоустранился. О существовании сумасшедших родственничков во главе с братцем Ваней Юлианна тогда ещё не подозревала. Сидя тогда в комнате после изматывающей гонки, девушка чувствовала себя одинокой. Была потребность поделиться с кем-то мыслями, чувствами. Вот только кому надо исполнять роль бесплатной жилетки? Да никому... У Свендсена до поры до времени в личных гонках тоже всё шло не так, как ему бы хотелось. Трижды он заезжал в десятку, но медалей не было. Наконец, в масс-старте ему удалось одержать победу. Кстати, с тех пор в личных гонках Эмиль не выигрывал. Казалось бы, победа, миссия на игры выполнена, но осталась важнейшая для норвежцев дисциплина — эстафета. По иронии судьбы проходила она в тот же день, что и женский масс-старт у лыжниц, только чуть позже. Юлианне тогда удалось посмотреть эту гонку в прямом эфире. Девушка искренне переживала за соотечественников, у которых были все шансы на медаль домашней Олимпиады. Российская четвёрка проводила очень хорошую гонку. Все этапы надёжно держались в тройке и претендовали на награды наряду с командами Германии и Австрии. И, конечно, Норвегии. Скандинавы всю гонку шли просто блестяще. Братья Бё, Бьорндален и Свендсен. Казалось, золото совершенно точно будет у норвежской команды. Они лидировали всю дистанцию. Глядя тогда на экран, Ильиневич, при всей своей нелюбви к СуперСвендсену, понимала, что он своего не упустит. Однако на лёжке Эмиль взял доппатроны, из-за чего потом уступил первую позицию. Но девушке и тогда не показалось это чем-то существенным. Отстреляет стойку, да на финише всех опередит в своём Суперсвендсеновском стиле. К решающей стойке одновременно подошли четверо спортсменов. Шипулин, Шемпп, Свендсен и Ландертингер. Юлианна отчаянно болела за Антона, сжимая кулаки и подпрыгивая на диване. Хорошо, что её никто не видел, а то подумали бы, что она после окончания собственной неудачной гонки сошла с ума. Последняя стрельба, битва сильнейших. Битва нервов. Ильиневич помнила всё это как сейчас. Вот она, волнуясь за соотечественников, прикрывает глаза. Слышит в трансляции звуки выстрелов. Губерниев молчит, тоже нервничает. Принц Чарминг норвежский, конечно, сейчас побежит первым, выиграет на радость норвежцам и девчонкам-поклонницам, которые в едином порыве кинуться к нему на шею! Знаем, видели. Ну, хоть за «сорокалетнего юниора» Бьорндалена можно порадоваться, да за прикольных братьев Бё. Только бы у Антона всё получилось! Вот бы Шипулин нагнал Эмильку на последнем круге, да опередил на финише! Было бы очень эпично. Третьим, наверное, будет Шемпп, у него шансов побольше в борьбе с австрийцем. — Так, Свендсен мажет! — напряжённо гаркнул Губерниев. Юлианна даже открыла глаза от его окрика. — Мажет Ланди. Немец точно! Ну, давай, Антоша, молодец!!! Шипулин отправился в погоню за Шемппом, Дмитрий кричал что-то ещё, а спортсменка наблюдала за закопавшимся на рубеже Эмилем. Он промазал последним выстрелом. Две незакрытые мишени. Неужели... нет, быть не может! Доминик Ландертингер закрыл мишень первым же дополнительным патроном. Свендсен тоже попал, и у него осталось два патрона на одну мишень. Видимо, Норвегия с бронзой. Доминика он, скорее всего, догонит. Предпоследний доппатрон отправился в молоко. Юлианна всё ещё думала, что Эмиль попадёт. У неё не было причин болеть за сборную Норвегии. Да и не болела она, в общем-то. Но не может же СуперСвендсен, надёжнейший четвёртый этап, блестящий финишёр, отправиться на штрафной круг! Последний патрон, единственная мишень, выстрел... Круг. Четырёхкратный олимпийский чемпион зашёл на круг, лишив команду шансов на медаль. Не испытывая к этому субъекту ни малейшей симпатии, спортсменка не могла ему не сочувствовать. Никакого злорадства к самоуверенному норвежцу не было и в помине. Оба Бё, великий Уле прошли этапы безупречно, лидировали всю гонку. А подвёл всех едва ли не надёжнейший биатлет из всей четвёрки. Что творилось у Свендсена в душе несложно было представить. Подводить команду всегда неприятно, а уж подвести так... Правда, долго размышлять об этом ей не пришлось, так как Антон Шипулин под яростные крики комментатора выиграл гонку, оставив Симона Шемппа с серебром. Ильиневич помнила, как в тот момент радостно вскочила с дивана, забыв на время о всех своих неудачах последних дней. Такая важная, такая долгожданная победа! Но Эмиль... На него было больно смотреть. Как бы она не относилась к Свендсену, он не заслужил такого поражения. Юлианна в ту минуту очень хорошо его понимала... — Анька! — воскликнул Ванька, ткнув сестру в плечо. Ильиневич дёрнулась, отвлекаясь от воспоминаний давно минувших дней. — Вылазь, жратеньки пора. Оказавшись на свежем воздухе, девушка не почувствовала облегчения. Голова стала какой-то тяжёлой. То ли от туч, то ли от воспоминаний, которые вообще следует засунуть куда подальше, в самые дальние уголки головы. Пообедав в какой-то придорожной столовой, немедленно тронулись в путь. Ванька на этот раз сел с Юлианной, а Свендсен был вынужден разместиться подле Байбы. Как-то все сегодня не жаждали говорить. Андрей молчал, Байба тоже, наверное, в силу природной застенчивости, Свендсен тоже не торопился что-либо рассказывать. Юлианна слушала, как Беркулис изредка подкалывает братца, который болтал за шестерых. Вот кто не умолкал ни на секунду, так это Ванька. Как в его голове вообще умещается столько разных случаев и историй? Были в его трескотне свои плюсы: ехали уже достаточно долго, но часы пролетали незаметно. Особенно Ильиневич нравились редкие, но меткие подколы Интарса. Латыш сегодня явно был в духе. А вот об Андрее Юлианна того же самого сказать не могла. Расторгуев продолжал молчать, а девушка думала о его странном совете сменить стрелкового тренера. Да это всё равно, что предложить ему самому уйти от Беркулиса! Не уйдёт ведь. Но с какой-то целью Андрей это озвучил. И на шутку не похоже, и в реальности неосуществимо. Борисыча она не оставит ни при каких обстоятельствах. — Вы бы знали! Как я хотел её! — со страстным придыханием проговорил Ванька. — Провести рукой по её гладкому телу, вдохнуть этот соблазнительный запах… Я закрыл глаза и представил, с каким желанием возьму её, почувствую на губах её вкус… Ильиневич нахмурилась. Нить рассуждений братца она потеряла давным давно. О чём он, чёрт возьми, говорит?! — Почувствовал? — с явной издёвкой спросил Интарс. — Нет! — недовольно прошипел Иван. — Расторгуев, этот айсберг непробиваемый, обломал меня, как всегда! Говорит: «У этой рыбы давно закончился срок годности». Вот как с ним после этого можно ходить на рынок?! Это ж надо было такое ляпнуть! Льдина латвийская! Можно подумать, любовь имеет срок давности! Это большое и светлое чувство не знает слово «время»! Подумаешь, селёдка слегка заплесневела. Но, зато как красиво переливалась её чешуя в лучах летнего солнца!.. — Да-да, больше еды ты любишь только выносить людям мозг, — охотно закивала Юлианна, борясь со смехом. Хороший Ванька всё-таки, хоть и вредный временами. Зато весёлый. По крайней мере, Ильиневич отвлеклась от воспоминаний, и пока что они в её голове не возникали вновь. — Мазилам слова не давали! — насупился Иван и скрестил руки на груди. — Ой, а сам-то? — иронично проговорил Беркулис. — Напомнить, как ты стрелял, пока соревновался? — Интарс, а можно поподробнее про карьеру этого рыжего оболтуса? — с интересом проговорил Свендсен. — Кто бы говорил, — буркнул Ванька. — Про оболтуса. — У Ивана весьма хорошие природные данные, — проговорил Интарс. — Он действительно мог бы стать неплохим биатлонистом, потенциал у него был. Правда, вместе с потенциалом ему досталась и большая лень… — Я много времени уделял учёбе! — тут же взвился Ильиневич. — Андрей тоже учился хорошо, и что? — не согласился Беркулис. — Я больше говорю про летнюю работу. Помнишь, твой последний сезон, когда ты вернулся от бабушки из России? — Да, я тогда у Расторгуева выиграл, — ухмыльнулся Иван и пояснил для удивлённо воззрившейся на него Юлианны: — Там снега-то не было ещё, в городе должны были пройти какие-то соревнования по бегу, три километра. Международные, вроде. Эстонцы и литовцы, по крайней мере, там были. Беркулису надо было поставить кого-то из нас двоих. Интарс всё мне говорил, мол, за лето щёки наел, пузо! А как не наесть, если бабушка кормит?! На таких харчах даже я, не склонный к полноте, семь кило набрал. Хоть попа классная стала, девушки заглядывались. Мне тогда как раз восемнадцать стукнуло, гормоны, все дела… — Ты отвлёкся, — заметила Юлианна, которой стало очень интересно, как братец вообще мог обыграть Андрея. Пусть не на лыжах, но всё же. — А, да. Интарс говорит: «Андрюшас работал всё лето, а ты с девицами в сарае кувыркался». Пф! Да это же лучшие тренировки! Всяко лучше, чем впахивать на стадионе, как это делал Расторгуев. Короче, после лета Интарсу надо было определиться, кого из нас отправить на соревнования. Он и говорит, дескать, так и так, Ваня, вижу, ты совсем не в форме, давай контрольную гонку устраивать не будем. Я думаю: «Что?! Да как это так! Жизнь несправедлива! Расторгуева, значит, в на соревнования, а мне даже шанса нельзя дать?!». Говорю: «Я побегу!». Вышли мы тренироваться. Бледный худой Андрей, без слёз не взглянешь, и я. Румяный, подтянутый, мотивированный. Довольный, сытый, но голодный до побед. Разминаемся. Айсберг (я его уже тогда так прозвал, ибо он айсберг) порхал, как бабочка. Я решительно помчался вперёд, но метров через десять почувствовал, как силы меня покидают. К ногам будто были привязаны гири. Соблазнительная задница сыграла со мной злую шутку. — Как и отсутствие регулярных тренировок, — хмыкнул Беркулис. — Короче, я решил, что так дело не пойдёт. Я разозлился на себя. Как это так? Я, да не обыграю Андрюху? Как бы не так! Всем покажу, как списывать меня со счетов! — Показал? — насмешливо изогнул бровь Свендсен. — Да, представь себе! Я собрался и первым пришёл к финишу! В машине повисла тишина. — Андрей, это правда? — удивлённо спросила Байба. — Да, он добрался до финиша первым, — промолвил Расторгуев. По его интонации нельзя было определить, что за эмоции у него эти воспоминания вызывали. — Но… как?! — не укладывалось в голове Юлианны. — Элементарно! — фыркнул Ванька. — Обыграл его подчистую. — Тебя же спросили «как», — язвительно заметил Интарс. — Вот и рассказывай, герой. — Как-как… ладно, признаю. Я там немного сократил. Ну, даже не немного. Добежал до первого поворота, потом — в кусты. Через деревья добрался до места, откуда потом можно было выбежать, чтобы Интарс не спалил. Дождался, пока Расторгуев круг пробежит, и следом выскочил. Бежать-то надо было два круга. Ну, Интарс явно удивился, как это мне удаётся за Андреем поспевать. До поворота добежал, опять в кусты, опять на то место. Только я-то выиграть хотел. Вижу — Расторгуев скоро подбежит, выскочил и погнал к финишу! В кустах у меня водичка стояла, я побрызгал чуть из бутылки, типа вспотел. По щекам похлопал, будто покраснел от стараний. Видели бы вы лицо Беркулиса, когда я первым прибежал! А уж как он потом Андрюшаса отчитывал, о, это было бесценно! Помнишь, Андрей? — Помню, — без особого выражения ответил Расторгуев. — «Ты недостаточно работал над собой, Андрей», — пародируя Беркулиса, с серьёзной миной вещал Ванька. — «Иван, хоть и отдыхал, но явно соизволил найти времени на тренировки больше, чем ты. Я очень надеялся, что ты сможешь выступить на соревнованиях, но ты не оправдал ожиданий, я разочарован. Иван, ты большой молодец! Я горжусь тобой». — Неправда, я не так сказал, — судя по голосу, Интарсу было немного неудобно. — Общую мысль я передал, — отмахнулся Ильиневич. — Знаете, что меня тогда удивило? Молчание Расторгуева! Он мог кинуться на меня с кулаками, обвинить в обмане. Я даже речь приготовил в защиту своей чести! Но он просто стоял и молчал. Льдина латвийская! Молчал, как партизан, и буравил меня своими глазищами. А знаете, что он сказал под конец Интарсу? «Я буду больше работать над собой». Разумеется, с таким видом, будто я у него выиграл абсолютно честно. Мне даже немного стыдно стало. В общем, я отобрался на соревнования. — Какой ты, оказывается, жулик, братец, — проговорила Юлианна. — Так это ещё не конец истории! Мы пошли по домам, я за Андрюшасом увязался и говорю: «Ты не обижайся, ладно?», а он спокойно так отвечает: «Я не обижаюсь. Тебе теперь три километра бежать». Я тогда ещё подумал, что Расторгуев слишком уж спокоен. Короче, в день соревнований я бодренько притопал к месту назначения. Вижу — кругом одни натренированные кони носятся, как Усэйны Болты. Вот тогда я в полной мере оценил масштаб грозившего мне звездеца. Меня же просто затопчут! Да и тут фокус с кустами не проканает. Понимаю, что до финиша доползу последним! — Так тебе и надо! — заметила Байба. — Я ещё знакомую девчонку пригласил на соревнования. Впечатление произвести хотел! Дита, блондиночка такая, хорошенькая, из Риги, вместе со мной на медицинский поступала. Перед ней-то нельзя было облажаться, я на неё определённые виды имел. Короче, подошёл к Беркулису и Расторгуеву. Андрюха там типа как аудитория сидел. Тут ещё Интарс взглянул на меня и говорит: «Смотри, Андрей, на мастеров и учись!». Прям так и сказал! — Нет! — возразил Беркулис. — Не совсем… — Не важно! В общем, я нацепил на харю страдальческую мину и сказал, что бежать не могу из-за боли в ноге. Интарс не поверил, ясен пень. Я ж перед этим носился как козлик за мороженым для Диточки. Ну, я и говорю: «Я не могу, пусть Андрей бежит, он же не сильно хуже меня». Знаете, что ответил этот бесчеловечный айсберг? — Согласился бежать и победил? — затаив дыхание, спросила Бендика. — Нет! Он говорит: «Не могу занять твоё место, ты же честно выиграл отбор». Представляете?! При Интарсе такое сказать! — Классный стёб, — оценил Эмиль. — Да как он посмел вообще! — притворно возмутилась Юлианна. — Как можно было обвинить тебя в честности?! — Это ещё что! Я его в сторону отвёл и говорю: «Ты же знаешь, что нет! Пробеги за меня!». А он мне: «Ты отобрался, ты и беги». Охренеть! Друг называется! Пришлось бежать, позориться. Потом до Интарса допёрло, что опередить Андрея честно я не мог. Был небольшой скандальчик… короче, с тех пор я всегда играл честно. — Андрей, я просто преклоняюсь перед твоей выдержкой, — проговорила Ильиневич. Честно играл Ванька, как же! Особенно в карты. — Я бы, наверное, за такие дела Ване все волосы поотрывала. — Ты что, систер! — возмутился Иван. — Это же нечестно! Айсберг мог запросто настучать на меня Беркулису, но нет! Он предпочёл наблюдать за моим унижением со стороны, сидя рядом с Дитой! — Ты сам на это подписался, — невозмутимо парировал Расторгуев. — Дита… — Ванька мечтательно прикрыл глаза, будто произнесение этого необычного имени доставляло ему неимоверное удовольствие. — Невысокая, белокурая, словно ангел с небес, с фигурой как у фарфоровой статуэтки. Глаза такого же цвета, что и у тебя, айсберг непробиваемый! — рявкнул Ильиневич, но тут же вернулся к нежному тону: — Нежные локоны, светлая кожа, милые веснушки, грудь третьего размера, восхитительные бёдра, идеальная талия — всё при ней! Какая она Дита, она Афродита самая настоящая! — Ваня, ты отвлекаешься, — прервала его излияния Ильиневич. — Нет, это по теме! — возразил Иван. — Пока я там мучился на жаре… — Было пасмурно, — вдруг заметил Расторгуев. — Ах, да! — воскликнул Ванька с необыкновенным ехидством. — Пока я там умирал на дистанции… — Шёл пешком, — сказал Беркулис. Ильиневич, поняв, что ничего ему не светит, демонстративно не стал бороться метров через пятьсот и гордо вышагивал до самого финиша. — Это детали, — отмахнулся медик. — Короче, Афродита моя подсела к Расторгуеву. Я не знаю, что он там с ней сделал, но всю дорогу, пока я провожал Диту до дома, она только и говорила, что об этом айсберге непробиваемом! Андрей такой милый, такой хороший! — Ванька заговорил тоненьким голосом и захлопал ресницами. — Тебе так повезло с другом, Ваня! А у него есть девушка? Есть? Как жаль! Ей так повезло... — Разве у тебя тогда была девушка? — удивлённо обратился к Расторгуеву Беркулис. Тот ответить не успел, так как Ванька не собирался умолкать: — Разумеется, нет! Но Дите об этом было знать совсем необязательно! Не хватало ещё, чтобы третий размер ускользнул от меня таким образом! То есть, я хотел сказать, что они с Андреем просто не пара, чтобы не терять время… — Ты банально приревновал, — скривилась Юлианна, перебив братца. — Знаешь, она мне действительно нравилась! — заявил Иван. — Я зимой её даже на тренировку к нам привёл. Она как Расторгуева увидела, прям расцвела вся! — рыжий вновь захлопал ресницами, изображая Диту: — Ой, Андрей, я тоже люблю на лыжах кататься! А ты давно этим занимаешься? И стрелять умеешь? Ой, а покажешь мне, как это делается? — Ильиневич нахмурился, вновь возвращаясь к своим репликам. — Нашла, блин, у кого спросить! Зря я её вообще тогда привёл! Может, у меня ещё были какие-то шансы до этого, но после этого их не осталось совсем! Она только на Расторгуева и смотрела. На эту льдину латвийскую… — Ой, ладно, хватит уже, — буркнула Юлианна, отчего-то совсем не желая слушать про какую-то Диту-Афродиту. Интересно, был ли Андрей в неё влюблён? Было ли у них вообще что-нибудь? «Это его дело, какбэ, — резонно заметил мозг. — Тебе-то что?». Ничего, разумеется, ничего. Расторгуев не айсберг, что бы там Ванька не говорил, а вполне живой молодой мужчина. Так что всё более чем в порядке. Просто эти Ванины истории уже достали! Да-да, именно так. Да и вообще, может, там и не было ничего. — Ты можешь хоть пять минут помолчать? — Конечно, — не без самодовольства отозвался Иван и умолк на пару секунд. — А я рассказывал историю про сапог тётушки Долорес?.. Ильиневич тяжело вздохнула и прислонилась лбом к стеклу. Ванька увлечённо, будто в первый раз, рассказывал о том, как их отец однажды по недоразумению умудрился вместо курицы приготовить в духовке сапог многоуважаемой и глубокообожаемой тёщи. Вот от кого ей досталась полнейшая неспособность к кулинарии. Эта ситуация произошла до того, как Юлианна вообще познакомилась с отцом, поэтому воочию её не лицезрела. Но скандал, говорят, был большой. Впрочем, где-то на середине этой без сомнения замечательной истории девушка задремала… — Латвия?! — Тириль Экхофф нечасто можно было увидеть в столь недовольном настроении. Тем не менее, сегодня она в силу определённых причин превратилась в фурию. Йоханнес лениво наблюдал за девушкой, снующей туда-сюда по гостиничному холлу. Норвежская команда скоро должна была отправиться в аэропорт, и многие удивились, не заметив среди уезжающих Эмиля Хегле Свендсена. — О чём он думает, чёрт возьми?! А как же дом? А как же семья? И почему Латвия? Юлианна же из России! Погоди, получается, Ильиневич согласилась поехать с ним? Да как же так?! Неужели, она не понимает, что… — Тише, Тириль, не горячись, — с улыбкой прервал её Бё. — Чем он думает, полагаю, и так понятно. Уж точно не головой. Скоро, думаю, домой вернётся. Возможно, даже с Ильиневич. Латвия, потому, что Юлианна поехала туда с братом. Нет, она не соглашалась на поездку с Эмилем, но он и не спрашивал. Просто пролез к ним в машину с помощью Вани. — Юлианна не согласится, — уверенно заявила Экхофф, откинув белокурые локоны назад. — Она не поедет в Норвегию! — Кто знает, — проговорил Йоханнес. — Эмиль умеет быть убедительным. Тебе ли не знать… Тириль бросила на него яростный взгляд.