В самое сердце

      — Систер, систер, просыпайся! — тормошил Ванька Юлианну за плечо. — Приехали!       Ильиневич неохотно раскрыла глаза и проморгалась.       — Приехали, — с улыбкой повторил Иван.       — А сколько времени? — нахмурилась девушка. После сна её мозг ещё не настроился на нужный лад.       — Двенадцать часов.       — Ого, я проспала! — удивилась Ильиневич.       — Вылазь, мы дома, — продолжал улыбаться Иван.       Девушка огляделась и обнаружила, что кроме неё и Вани в машине никого не было. Минивэн остановился прямо около небольшого частного дома, принадлежавшего их отцу. Деревянный, ничем не примечательный домишко. Со стороны можно было подумать, что в нём вообще никто не живёт из-за состояния треугольной крыши, которая была недоделана. Точнее, в виде треугольника были только доски, образующие контур будущего чердака. Небольшой земельный участок не был огорожен забором. Впрочем, здесь никто не опасался воров.       Ильиневич зевнула, прикрыв рот рукой, и вылезла из машины. Вообще, эту часть города вполне можно было принять за какой-нибудь русский дачный посёлок. По крайней мере, то, что Юлианна видела в России, ничем от здешних мест не отличалось. Разве что указателями на латышском языке. Дом отца располагался чуть в стороне от остальных, прямо на берегу небольшого озера.       — Что это за место? — спросил Свендсен у Беркулиса. Как показалось Ильиневич, с некоторой опаской. Думает, что латыши завезли его в эту глушь, чтобы под пытками узнать секреты стрельбы?       — Гулбене, — ответил ему латыш.       — Это город? — с явным подозрением осведомился он.       — Да.       — Ну, явно не центр, — несколько натянуто хохотнул он.       — Ну, почему же? — отозвался Ванька.       Свендсен ещё раз огляделся. Озеро, лес кругом, один дом, остальные только виднеются на некотором расстоянии — такие же маленькие, деревенские. Действительно, ну чем не центр города?       — До города тут километров пятнадцать, — заметил Расторгуев. — Может, чуть меньше.       С неба стал накрапывать дождь. «Что это за зима? — подумал норвежец. — Снега нет, плюсовая температура, дождь пошёл».       — А где Байба? — тихо спросила Юлианна. Она последний раз просыпалась рано утром, когда они проезжали через границу. Андрей тогда был за рулём, Ванька орал благим матом, пытаясь найти лежавший в кармане паспорт, Интарс иронично за ним наблюдал, а Свендсен сонно потирал глаза. Бендика ещё была с ними.       — Байбу мы в Цесисе высадили, она оттуда. Ты проспала всё.       — У вас здесь всё время такая зима? — недоверчиво поинтересовался Эмиль.       — Нет, но и такое бывает, — ответил Интарс.       Жуткое место. Неприветливое, мрачное. Свендсен родился в Тронхейме — городке на сто девяносто тысяч человек. По мировым меркам небольшой город, но в Норвегии он является третьим по числу населения. Глядя на этот Гулбене, Эмиль чувствовал себя уроженцем мегаполиса. Кругом не было ни души.       — Так ты отсюда родом, значит, — протянул Свендсен, поглядев на Юлианну.       — Нет, Эмиль, я из России, — возразила она. — Тут отец живёт. Переехал лет пять назад.       — Откуда?       — Из Алуксне, — отрапортовал Ванька.       — А-а, — с умным видом протянул норвежец, хотя сие название ни о чём ему не сказало. Тоже город какой-нибудь. Наверняка получше, чем это унылое место. Интересно, каково здесь ночью? Атмосфера, наверное, как в фильме ужасов.       — Эмилька, ты не грусти, здесь вообще-то прикольно, — хлопнул Свендсена по плечу Иван. — Девок, правда, нет почти, а те что есть — замужние. А ещё комаров много, но это летом. Тараканы ползают иногда, усами шевелят. Мышки классные бегают под ногами, смотри, не задави!       СуперСвендсен кисло посмотрел на него. Жизнь здесь обещала быть «весёлой».       — Так-то тут благодать ваще! — не умолкал Ваня. — Хоть души, хоть топи, хоть режь. Можно даже стрелять. Идеальное место для преступлений!       Словно в подтверждение его слов со стороны дома раздался выстрел. Свендсен вздрогнул, как, впрочем, и Юлианна.       — Бать, это мы! — заорал ни капли не испугавшийся Ванька Ильиневич.       Тотчас из-за угла дома выскочил не очень высокий мужчина лет пятидесяти на вид с обаятельной улыбкой на лице и пистолетом в руке. Рыжие волосы, разбавленные сединой, были подстрижены, но всё равно торчали в разные стороны точь-в-точь как у Ваньки. На большом лбу почти не было заметно морщин, а голубые глаза сверкали ярко, будто ему было лет двадцать. Хотя годы уже начинали брать своё, невозможно было не углядеть сходства между ним и его детьми. Одет он был в какой-то странный камзол, напоминающий те, в которых запросто могли щеголять графы из голливудских ужастиков.       — Дети мои! — Ильиневич-старший подскочил к Ваньке и сжал его в объятьях, не выпуская пистолета из рук. Эмиль невольно сделал шаг назад. — Молодой человек, а вы кто? Да не беспокойтесь, пистик не заряжен! Я один раз стрельнул, да и всё…       — Бать, он не понимает по-русски, — проговорил Иван и перешёл на английский. — Это Эмиль Хегле Свендсен. Он из Норвегии, четырёхкратный олимпийский чемпион, биатлонист. Эмиль, это наш отец, Радислав Ильиневич.       — Биатлонист, — недовольно оглядел его Радислав и почесал пистолетом щёку. — Юлианна, ты так и не нашла себе нормального честного олигарха?       — Папенька, вы бредите, — устало вздохнула Ильиневич, пока отец её обнимал. Судя по выражению лица, обнимашки с папашей особой радости ей не доставляли. — А Эмиля вообще Ванька позвал.       Иван гневно взглянул на сестру, но та только скорчила ему рожицу. К счастью, у бати вопросов не возникло.       — Это хорошо, — протянул Радислав. — А то что за профессия такая, биатлонист? Вот что там сложного? Бегай да стреляй! Бегать, знаете, и я могу! Я рассказывал, как в Варшаве от полиции удирал? Только пятки сверкали! Великая вещь — мотивация! Я бы всех порвал на дистанции в тот день, мировые рекорды пали бы к моим ногам! А стрельба? Это же элементарно! Видите? — Ильиневич кивнул головой в сторону дерева рядом с домом. — Там бутылка с кормом для птичек висит. Я повесил. Хотите, я её собью?       — Э-э… может, не надо? — опасливо поинтересовался Ванька.       — Ты сомневаешься в моих стрелковых навыках? — угрожающе осведомился Радислав, заряжая пистолет.       — Нет, что ты! — поспешно покачал головой Иван.       — Вот и не нуди! — отрезал мужчина и с доброй улыбкой добавил: — Ох, Ванька, дитя дурное, в отца родного не верит. Я ж вообще прирождённый снайпер! Помнится, предлагал драгоценной тёщеньке поставить на голову яблоко, чтобы я в него попал, но она почему-то осерчала… — Радислав с искренним недоумением пожал плечами. — Я, значицца, решил доказать свою состоятельность в этом вопросе. Достал какую-то большую куклу из Ваниного шкафа, у стенки поставил, яблоко на голову водрузил. Прицелился, значить, как Сильвио у Пушкина, раз — и нет головы… то есть, яблока. Правда, кукла почему-то сдулась…       — Конечно сдулась, — процедил Ванька. — Она же была надувная. Моя надувная кукла!       — Ага, помню, тёщенька-атеистка тогда почему-то стала креститься и пить валерьянку…       — Милая семейка, — без особого энтузиазма сказал Свендсен вполголоса, пока Иван негодовал по поводу порчи его драгоценного имущества. Вот бы сейчас оказаться дома в Тронхейме, со своей семьёй. Там наверняка есть снег, и нет взрослых детей, ругающихся с отцами из-за резиновых кукол. Определённо Юлианну надо отсюда увозить, причём как можно быстрее.       — Я попаду, не будь я великим магом и экстрасенсом Юлием Цезарем! — Радислав Ильиневич всё ещё не передумал демонстрировать снайперские способности, а Эмиль вдруг подумал, что Радиславу неплохо бы жилось в одной палате с условным Наполеоном. В сумасшедшем доме, говорят, много таких. — Попаду так, что никто не посмеет сомневаться в моей уверенной руке! Сейчас прямо в бутылочку…       Под удивлённые взгляды почтенной публики Ильиневич встал в эффектную позу, прицелился и выстрелил с видом а-ля Дэниел Крэйг в фильмах о Джеймсе Бонде. Пластиковая бутылка едва шелохнулась из-за небольшого ветерка. Пуля угодила в одну из досок на недоделанной крыше. Жалобно треснув, доска проломилась, а следом за ней рухнули и все остальные, поднимая облако пыли. Беркулис чуть приоткрыл рот от удивления, Юлианна нервно сглотнула, а у Эмиля задёргался глаз. Ваня побледнел, и только Расторгуев был спокоен, словно йог.       — Ну, вот, опять крышу делать придётся! — беззаботно махнул рукой с пистолетом Радислав. СуперСвендсен отшатнулся, а Юлианна только сейчас поняла, почему отец за пять лет так и не достроил чердак. — Видите, я почти попал!       — Ага, всего-то метра на полтора промазал, — яд из голоса Ваньки можно было черпать ложками.       — Зато бутылка цела! — ощерился Ильиневич-старший. — Или ты хотел оставить пташек без корма?       — Вообще-то, это ты хотел оставить их без корма…       — Так! — пронёсся громовой женский голос над окрестной территорией. Отец и сын Ильиневичи нервно дёрнулись. Из дома вышла милая женщина рубенсовских форм со сковородкой в руке. — Радек! Опять чуть дом не снёс!       — Мартушечка, душечка, это не я! — точь-в-точь как сын заморгал Ильиневич и быстро глянул в сторону, где находились прибывшие. Он напряжённо думал, на кого можно свалить вину. Совсем рядом стояли Расторгуев и Свендсен. Андрей предусмотрительно завёл руки за спину, а вот норвежец, всё ещё не отошедший от необычного знакомства, сделать этого не додумался. Радислав не колеблясь всучил оружие в руки Эмилю и сделал вид, будто это не он только что стрелял. — Это он!       Грозный взор Марты впился в скандинавского гостя. «Подстава», — догадался СуперСвендсен. Не отводя взгляда от женщины, биатлонист медленно опустил пистолет на землю и отпихнул его ногой подальше. Сковородка в её руке недобро дёрнулась, но, к облегчению Эмиля, она вновь устремила взгляд пылающих гневом очей на нерадивого стрелка Ильиневича.       — То в стены палишь, — Марта неумолимо приближалась. — То в окно. То крышу рушишь…       — Марточка, не при гостях, право слово, — Радислав стал медленно отступать.       — Здрасти, — женщина вежливо кивнула людям, после чего вновь хмуро воззрилась на Ильиневича. — Я тебя за такие выкрутасы…       — Избивают! — завопил мужичок и что есть мочи помчался к озеру. Марта не смутилась и трусцой побежала за Радиславом, не выпуская из рук сковородку.       СуперСвендсен смотрел, как они бегут друг за другом вдоль берега, и понимал, что не протянет здесь и дня. Фриковатое семейство попросту сведёт его с ума. Если до этого добрый Радек случайно не прострелит ему голову. Да, не о таком тесте он мечтал. Кто-то из здесь присутствующих ещё будет называть их норвежские пьяные выходки неадекватными?! Да Ильиневича лечить надо и изолировать от общества! Это же вопиющее нарушение техники безопасности, да и вообще у Эмиля в голове не укладывалось, как Юлианна умудрилась в такой обстановке вырасти вполне адекватным человеком.       — Так-то Марта добрая, — заметил Ваня. — Просто батя уже одиннадцатый раз крышу ломает, вот она и рассердилась…       — Юлианна, ты серьёзно хочешь здесь остаться? — недоумевал Эмиль.       — А что? — весело посмотрела на него девушка. — Здесь красиво, тихо и мирно… в целом.       — На пороховой бочке тоже тихо и мирно можно сидеть, пока она не рванёт, — заметил Расторгуев.       Свендсен подумал, что в этом вопросе латвиец, пожалуй, будет для него неплохим союзником. Хоть Андрей по-прежнему был спокоен аки скала, но, видимо, ему тоже не улыбалось оставаться у сумасшедшей семейки.       — Ну, что ж, с относительно адекватной частью нашей дружной семьи ты теперь знаком, — Ванька похлопал норвежца по плечу. Эмиль скептически на него покосился. Видимо, это был сарказм.       — Поедем мы, пожалуй, — напомнил о своём присутствии Беркулис. — Да, Андрей?       Расторгуев пожал плечами. «А как же Юлианна?» — хотелось спросить Эмилю. Неужели латвиец вот так оставит свою девушку с этими… странными личностями?       — Может, чаю? — поспешно проговорила Ильиневич. Ей как-то не хотелось оставаться в компании Свендсена. Он один напрягал больше всех родственничков вместе взятых. С Андреем как-то спокойнее. Чтобы латыши уж точно не уехали, Юлианна настойчивее добавила: — Вы же хотите чай, не правда ли?       — Конечно, очень хотим, — улыбнулся Интарс, явно солгав. Тренер решил, что лучше пока Ильиневич не оставлять.       — Добро пожаловать! — радушно оскалился Ванька.       Эмиль предполагал, что дом внутри окажется таким же унылым, однако его ждало неожиданное открытие. В большой гостиной было светло и уютно, даже не верилось, что тут жил этот чудак Радислав. Никакого беспорядка, ни одной пылинки, всё расставлено по полочкам. Вдоль стены стоял длинный диван, а перед ним — огромный стол, за которым могло поместиться человек десять. Как минимум. У другой стены была поставлена огромная плазменная панель. Немного не гармонировал со светлой цветовой гаммой странный тёмный плакат, на котором был изображён, очевидно, молодой Радислав. Огненные волосы были гладко зачёсаны назад, резко выделяясь на тёмном фоне. Ильиневич был одет в тот самый камзол, пристально смотрел в камеру ярко голубыми глазами и держал в руках странный шар. На плакате было что-то написано, но Эмиль перевести это не мог. Понял только цифры «1995», видимо, обозначающие год.       Впечатление немного портила и большая мишень для дартса, повешенная над диваном. Против дартса Эмиль ничего не имел, но Ильиневич-старший очевидно не всегда использовал игровую мишень по назначению. В её центре зияла дыра от пули, пущенной когда-то в упор.       — Ремонт месяц назад делали, — сообщила запыхавшаяся Марта. — Этот старый хрен все стены изрешетил, смотреть было невозможно…       — Я мужчина в полном расцвете сил! — прокричал откуда-то из коридора Радислав. Женщина устало закатила глаза.       — Присаживайтесь, — улыбнулась она. Эмилю не верилось, что ещё пять минут назад она лихо носилась по полю со сковородкой. Сейчас она выглядела слегка уставшей, светлые волосы были аккуратно убраны назад, а добрые серые глаза Марты не излучали никакой угрозы. «Может, не такие они и психи?» — подумал Свендсен.       Тем временем, за стол уселись Юлианна и Андрей. СуперСвендсен быстро занял место во главе стола по правую руку от девушки и приветливо ей улыбнулся. Ильиневич быстро отвела взгляд. В комнату ураганом внёсся Иван, держа в руках свой драгоценный ящик, и, промчавшись перед носом Беркулиса, занял место на диване рядом с Расторгуевым. Зачем он этот ящик сюда притащил, оставалось загадкой. Неужели, боялся что резинотехнические изделия растащат?       — Андрюша, свет очей моих, ты рад моей компании? — он лукаво захлопал ресницами. Интарс, улыбаясь, уселся напротив Андрея. Латвиец промолчал, давая возможность Ваньке порассуждать самому. Ильиневич рассуждать не стал. Вместо этого он поставил ящик назад, на широкую спинку дивана. Чтобы не мешал поглощению пищи.       — С моего места брысь! — воинственно изрёк внезапно появившийся Радислав, грозно взирая на Эмиля. «Какое гостеприимство», — мысленно пробурчал норвежец, неохотно перебираясь на другой стул. — А тут Марточка сядет.       Пришлось СуперСвендсену сесть рядом с Беркулисом напротив Ваньки. Радислав Ильиневич уселся во главе стола с видом короля. Безупречная осанка (что есть, то есть), странный камзол, короны только не хватало. Впрочем, бриллианты не смогли бы затмить блеск его идеально ровных вставных зубов. Марта вошла в комнату с большой кастрюлей щей. Тарелки и столовые приборы были разложены заранее, будто Ильиневич их всех ждал. Видимо, Ваня или Юлианна заранее сообщили ему о визитёрах. Скорее, это сделал Ванька.       Щи оказались вполне съедобными. Радислав без конца тараторил на английском как на своём родном, не умолкая ни на секунду. Понятно теперь, в кого Ванька такой разговорчивый. За время обеда Эмиль узнал, что Ильиневич-старший никакой не латыш, а самый настоящий поляк с ирландско-югославскими корнями. В Латвии он обосновался после распада Советского Союза. Знает тридцать шесть языков, чемпион Европы по подпольному покеру, владелец базы отдыха в Юрмале, а ещё ударение в его имени ставится на второй слог. Но это ерунда. Главное, что он — экстрасенс в пятом поколении, потомок ирландских шаманов и человек, который способен видеть будущее. «Понятно теперь, почему он с шаром фоткался», — подумал Свендсен. А ещё Радек утверждал, что в прошлой жизни был ни много ни мало Юлием Цезарем!       Свендсен про себя подумал, что две трети из всего перечисленного — наглая ложь, но вслух этого озвучивать не стал. Кажется, все присутствующие понимали это и без его заявлений. Ко всему прочему, этот латвиец-поляк-ирландец-югослав шесть раз был женат, в настоящее время холост и готов к новым отношениям. Марта, которую Эмиль изначально принял за жену Радислава, оказалась экономкой. Правда, отношения между ними были почти что родственными. Интересно, куда подевалась мать Юлианны и Вани? Сбежала, сверкая пятками? Немудрено, от такого чудака…       — Я ещё не рассказывал, как разводился со второй женой? — продолжал Ильиневич. — О, это было просто прекрасно…       — С четвёртой, — поправил его Ванька. — Ты эпично разводился с четвёртой женой.       — Не спорь с отцом! — отрезал Радек. — Что, я жён сосчитать не смогу?       — Твоей второй женой была моя маменька, — напомнил рыжий. — А ты перепутал.       — Да, — вдруг грустно протянул недо-Цезарь, мигом забыв историю про развод с таки четвёртой женой. — Покинул меня мой ангел во плоти…       — Вот видишь, — торжествующе проговорил Ваня. — Ты всё же обсчитался!       — Молчать! — взвизгнул Радислав. — Мелкий ещё, чтобы с отцом спорить! Вот будет у тебя столько жён, сколько и у меня, тогда посмотрим, как ты считать будешь! Или мужей, если ты по этой части…       — Бать, ну не здесь же, — укоризненно перебил его Ванька, почему-то смущённо глянув на Расторгуева, который вообще не вникал в то, что происходит.       Эмиль почувствовал, как о его ногу кто-то потёрся. Норвежец глянул вниз и увидел огромного пушистого кота, с королевским достоинством отправившегося под стол. Это не кот, а какой-то снежный ком…       — Ой! — воскликнул Ваня и извлёк бедного котяру из-под стола. — Это Айся! Айсенька! Знакомьтесь. Живая мышеловка и просто красавица!       — Может, Ася? — уточнила Юлианна, пока Иван тискал несчастную кошку. Вздёрнутый носик, глубоко посаженные глаза придавали её мордочке сердитое выражение.       — Нет, Айся! Ей три годика, кошечка моя ласковая… ай! — ласковая кошечка царапнула Ильиневича. Тот от неожиданности её отпустил, после чего белоснежное создание величаво перешло от него на колени к Расторгуеву. Латвиец немного растерялся и временно отложил ложку в сторону.       — Чувствует хороших людей, — улыбнулась Марта. Кошка уставилась Андрею в глаза, Расторгуев тоже глядел на неё. Айся быстро поняла, что выиграть в гляделки не получится и по-хозяйски разлеглась на коленях латвийца.       — Нормально, блин, ваще! — возмутился Иван. — Я её, понимаешь, пригрел, очистил, приласкал, а она… — медик махнул рукой. — К айсбергу ластится.       — Женщины, — со знанием дела протянул Ильиневич-старший. — Это я ещё про свою пятую жёнушку не рассказывал, она…       — А почему Айся? — вдруг спросила Юлианна. — С чего ты, братец мой, так её нарёк?       — Ну, просто, — пожал плечами Иван.       — Непривычный креатив для тебя, — иронично усмехнулся Беркулис.       — А что не так? — удивился он.       — Я же помню, как ты раньше свою живность называл, — проговорил Интарс. — Лабрадор Растор, овчарка Льдина, конь Эндрю, пони Андреа, хомяк Андрюша…       — Я думала, у тебя более богатая фантазия, братец, — пыталась бороться со смехом Юлианна. Хомяк Андрюша, надо же.       — Да он даже сына Андреем назвал, ничего другого придумать не может, — вздохнул Беркулис. — Ну, хоть кошку в его честь не назвал.       — Почему это?! — оскорбился Ванька. Расторгуев сохранял спокойствие и поглаживал эту самую кошку. Айся довольно жмурилась. Вопли рыжего проходили мимо её ушей. — Я когда её сюда приволок, думал, что это кот! Правда, потом выяснилось, что это не совсем так…       — Опустим детали, — отмахнулся Интарс.       — Ага. Ну, и имя для кота придумал, а не для кошки.       — И? — протянула Юлианна, предчувствуя недоброе.       — Айся — переделанный вариант. Сокращённо от «Айсберг непробиваемый».       Беркулис фыркнул. Назвать кошку «Айсберг непробиваемый» — это сильно. Айся довольно урчала, не обращая на рыжего медика ни малейшего внимания.       После обеда Марта ушла на кухню, а Радислав с Ванькой тоже куда-то свинтили, в очередной раз споря из-за какой-то ерунды. Юлианна вышла на улицу прогуляться. Эмиль подумал, что это идеальный момент, чтобы поговорить с ней наедине. Неподалёку что-то обсуждали Беркулис и Расторгуев, но они навряд ли им помешают.       Само собой, ехать в Норвегию Ильиневич категорически отказалась.       — Я в Норвегию не поеду, — язвительно улыбнулась она. — Ищи другую дуру.       — Я всего лишь хочу помочь! — закатил глаза Эмиль. — Не придумывай подтекста там, где его нет. А для того, чтобы я смог тебе помочь, нужно отправиться в Норвегию…       — Какая проблема, тоже мне, — сказала она. — Если тебе так не терпится помочь, то можешь сделать это здесь.       — Где? — кисло спросил он. — Стрелять по веткам в поле или по воробьям в лесу? Или здесь поблизости найдётся современный биатлонный комплекс со стрельбищем?       — В Алуксне должен быть. Это часа полтора отсюда.       — Юлианна, — неожиданно подозвал её Беркулис. Ильиневич подбрела к латышу, а Эмиль последовал за ней. Интарс проговорил по-русски: — Не советую тренироваться в Алуксне. Мы с Андреем через два-три дня в Италию тренироваться поедем, здесь даже снега нет…       — Ну, пострелять-то там можно? — улыбнулась девушка. Беркулис кивнул. — Я и сама скоро домой уеду, так что…       — Мы можем тебя подвезти, — предложил латыш.       СуперСвендсену не нравилось, когда что-то шло не по плану. Стало ясно, что, во-первых, семейка Ильиневичей не поможет ему в завоевании Юлианны, а во-вторых, в Норвегию она не поедет ни за что. Неужели спор всё-таки будет проигран? В Латвии надолго задерживаться нельзя, скоро надо возвращаться к тренировкам. Остаётся только плыть по течению. Пострелять чуть-чуть с Юлианной, а дальнейшие действия обдумать уже дома. Хотя, какие там действия! До Нового года он вообще может с ней больше не увидеться.       — А не поехать бы нам в Алуксне прямо сейчас? — задумчиво проговорил Расторгуев, глядя куда-то вдаль.       — Куда спешить, мы ещё чай даже не пили, — отмахнулся Интарс. Посмотрев в ту же сторону, он вдруг изменился в лице и проговорил: — Хотя, ты знаешь, тренировки не ждут. Юлианна, ты с нами?       — Далеко собрались? — насмешливо поинтересовался Ванька, вылезший из дома.       — В Алуксне, — бодро отозвался Беркулис. — Куда ж ещё.       — От тётушки Долорес ещё никто не уходил, — Иван ехидно ухмылялся во весь рот.       Юлианна глянула в ту сторону, куда смотрели латыши, и поняла, почему они вдруг решили экстренно свалить. Да и она сама готова была сию же секунду раствориться в пространстве, ибо встречаться с этой дамой сегодня категорически не хотелось.       — Это… танк?! — опешил СуперСвендсен, глядя на чудо техники, двигающееся в их сторону.       — Нет, это «Феррари», — тотчас откликнулась Юлианна, не скрывая язвительности. — Только с пушкой и на гусеничном ходу.       Притащиться сюда на данном виде транспорта могла только тётушка Долорес. Дело запахло керосином.       — У неё муж — бывший генерал, — пояснял Ванька для весьма озадаченного Свендсена. — Это списанный танк, он у них во дворе всегда стоял. Не стреляет, но ехать ещё вполне может.       — У кого — у неё? — удивился норвежец.       — У Долорес! Она тут недалеко живёт. Мать бывшей жены бати, я уж не помню, какой по счёту. Тёща бывшая, то есть. Это он её сапог в духовку засунул и яблоко на голову ставил.       — Она хочет ему отомстить? — поинтересовался Эмиль, глядя на то, как из танка вылезает весьма габаритная дамочка. Как она вообще влезла туда?       — Да какое отомстить, — отмахнулся Ванька. Тётушка неслась к ним со скоростью разъярённого гиппопотама.       — Ванюся! — радостно кинулась ему на шею Долорес. Свалить никто не успел, дамочка проявила редкую прыткость. Ей можно было дать как сорок пять, так и шестьдесят лет. Неопределённого возраста, невысокая, с худыми ногами, но с широкой спиной и животом, который невыгодно подчёркивала облегающая кожаная куртка, из-под которой виднелась жёлтая футболка. — Похудел-то как! Интарс, ну шо ты его не кормишь?! Форменный беспредел, заморили голодом моего рыженького пупсика! Где Радек?! Я ему покажу, как с сыночком обращаться! Юльхен, ты-то шо так исхудала?       Дамочка обратила свой взор на Юлианну, которая едва удержалась от того, чтобы скрипнуть зубами. Долорес прекрасно знала о том, что она не любит, когда её называют Юля, Юльхен и тому подобными именами, но с завидным упорством продолжала это делать.       — Мой вес стабилен. Вас обмануло зрение, Лариса Никитична, — елейно улыбнулась брюнетка. Долорес сжала челюсти.       — Интарс! — шатенка решила пока не устраивать перепалок. — Ты шо так отощал? Нельзя так себя мучить, нельзя! Бизнес — дело нервное, а тренерство и подавно, но о котлетках тётушки Долорес забывать нельзя, ты шо! Андрюша! — Расторгуева не миновала участь быть сжатым в крепких тисках бывшей тёщи Радислава Ильиневича. — Ты вообще капитально, просто жутко худой! Форменный беспредел! Ванюся, я же велела его кормить! Шо ты тётушку не слушаешь? Или сам всё слопал? А вы, юноша? — обратилась она к Свендсену, оставив Андрея в покое. Вдруг, лицо её просияло, а тонкие с резким изломом брови восторженно взметнулись вверх. — А я вас знаю! Вы этот… — Долорес нахмурилась и почесала второй подбородок. — Симон Шемпп! Мой любимый биатлонист!       — Тётушка, он не понимает по-русски, — вздохнул Ванька. — И это не Шемпп.       — Аха, ещё скажи, что это Бьорндален! — возразила тётушка и кокетливо похлопала Эмилю маленькими глазками. — Шо, я Симочку своего не узнаю? Я даже по-немецки чуток пошпрехать могу! Ихь лебе дихь! Шпрехен зе дойч! Айн, цвай, драй, зекс, цвюльф! Ду гейст мир ауф ди айер!       — Стоп-стоп! — поспешно перебил её Иван. Немецкие слова вылетали из тётушкиной глотки со скоростью автоматной очереди. Медик порадовался, что здесь нет настоящего Симона, он-то, в отличие от Свендсена, прекрасно понял бы последнее выражение тётушки. Плохо, что Долорес сама не ведала, что несла. Откуда только научилась таким выражением?! Небось, от муженька-генерала понабралась.       — Хенде хох! — напоследок изрекла она. СуперСвендсен недоумённо смотрел на шатенку, не понимая, что этой сумасшедшей от него надо. Да болтун Ванька по сравнению с ней просто образец адекватности! Даже Радислав уже не казался таким психом. Он хоть и мнил себя Цезарем, но зато не орал по-немецки так, будто из него бесов изгоняли.       — Твоё счастье, что здесь нет Шемппа, — вздохнул Иван. Долорес так грозно выкрикнула «руки вверх», что стало понятно, как ей удалось женить на себе сурового генерала. — Это Свендсен.       — Дэ? — взгляд дамочки был очень недоверчивым. — А хде тогда Симочка?       — В Германии, наверное. Что ему здесь делать?       — А Эмильке, значит, есть шо! — упёрла руки в боки Долорес, недовольная тем, что её любимый Шемпп не почтил своим присутствием эту скромную обитель. — И шо же?       — Спроси у него по-английски сама, — ухмыльнулся Ванька.       — Это сложно, — махнула рукой тётушка и провела рукой по коротким торчащим во все стороны волосам, которые по непонятной причине напоминали Свендсену куриные перья. — Эмилечка, а вашей маме невестка не нужна?       — Он не понимает по-русски! — взвыл Ваня. — И вообще, у тебя генерал есть!       — Шо ты думаешь, я для себя стараюсь? — возмутилась Долорес. — Я ж для Юленьки-роднуленьки!       — Не стоит, Лариса Никитична, — обворожительно улыбнулась Юлианна. Шатенка побагровела.       — А хде мой зятёк? — осведомилась она, надеясь увидеть Радислава. — Шо это он меня не встречает? Уеду! В Юрмалу! В Париж! В Израиль! — погрозила Долорес кулаком на дверь. — Не дождётесь больше моих славных пирожков!       — Долорес, дорогая, ну зачем же так жестоко! — выскочил из дома Радек. Долорес тут же кинулась ему на шею. Эмиль с некоторой опаской глядел в их сторону, было ощущение, что она выдавит из тщедушного Ильиневича весь кислород. Но Радислав пока был жив. — Я заглянул в будущее и предвидел, что ты почтишь нас своим присутствием именно в это время…       — Радек, это шо за форменный беспредел?! Ты тотально исхудал! Эта Марта, прости хоспади, тебя совсем не кормит! Ничего, за дело берётся любимая тёщенька Долорес! Всех накормлю, никого не забуду!       — Это-то и пугает, — пробормотал Беркулис, чтобы дамочка его не услышала.       Речь об отъезде в Алуксне уже никто не вёл. Активная женщина чуть ли не пинками загнала всех в дом.       — Что происходит? — негромко поинтересовался Эмиль. На этот раз он таки занял место за столом рядом с Юлианной. Раньше тут сидел Расторгуев, но норвежца это обстоятельство не волновало совершенно. Андрей, впрочем, никак на это не отреагировал и просто сел с другой стороны. Тоже рядом с Ильиневич.       — Ничего особенного, — хмыкнула она. — Если не считать того, что мы скоро последуем примеру покойного шведского короля Адольфа Фредрика.       — Это как?       — Откинем копыта от обжорства.       Долорес находилась на кухне. Казалось, она только приехала, а там уже что-то гремело, варилось и булькало. Экс-тёща Ильиневича что-то бурно обсуждала с Радиславом и одновременно готовила.       Едва на пороге комнаты появился Беркулис, как в помещение ураганом внёсся Ванька, чуть не сбив латышского тренера с ног. Тот только покачал головой.       — Фуф, успел! — выдохнул Ильиневич, приземляясь на диван подле Расторгуева. Интарс занял место напротив Юлианны рядом с Мартой. — Блин, мне тесно! Андрюшас, двинь свою подтянутую задницу, мне надо сесть поудобнее! Анька, Эмилька, я и к вам обращаюсь! Давайте, потеснитесь!       — Если тебе тесно, то можешь занять любой из двух свободных стульев на той стороне, — вежливо заметил Андрей.       — Ну уж нет! Я не хочу сидеть рядом с генеральшей! — возмутился Иван, после чего положил локоть на стол и опёрся щекой на ладонь, пытаясь заглянуть латвийцу в глаза. — Мне так хорошо с тобой, Андрюша, — невинно пролепетал он, похлопывая ресницами.       — А без меня ещё лучше, — невозмутимо парировал Расторгуев.       — Такими темпами, Ванечка, ты останешься без работы за домогательства, — ехидно подмигнула рыжему Марта.       — Я тебя умоляю, — отмахнулся Ильиневич. — Какие домогательства? Это ж айсберг, а не человек! Тут максимум фетишизм…       — Ну, с научной точки зрения Андрей — человек, — заметил Интарс. — И с точки зрения Уголовного кодекса тоже.       — Это спорное утверждение, — не согласился Иван. — Я не имел возможности разложить его на молекулы. Я всё-таки врач, какой-никакой доступ к телу имею. Увы, не такой, какой хотелось бы, то есть, у меня мало данных для заключения по вопросу ледяной сущности Расторгуева…       — Кушать подано! — провозгласила подошедшая Долорес, пока Радислав вносил в помещение огромную кастрюлю. — Приятного аппетита!       — Но мы уже ели суп, — попробовал протестовать Беркулис, но был безжалостно перебит:       — Интарс, да ты шо! — возмутилась тётушка. — Ешь, вон, как исхудал! И Андрея не кормишь…       — Простите, мы и правда уже сыты, — проговорил Расторгуев. — Тем более нам уезжать пора…       — Тебе не нравится моя еда? — нижняя губа Долорес предательски задрожала. Юлианна прекрасно знала, что тётушка склонна пускать слёзы исключительно в манипуляторских целях. Девушка не удержалась и закатила глаза.       — Нравится, но я уже сыт, — Андрей был непоколебим. Видимо, тоже знал о любви Долорес к актёрству.       — Хватит! — вдруг рявкнула дамочка. — Я всё поняла! Меня не любят! Не ценят! Не уважают! Уеду! Навсегда уеду прочь из этого дома! В Юрмалу! В Париж! В Израиль! — она вдруг сменила гнев на милость и ласково пробормотала: — Андрюшенька, может, хоть чуть-чуть борщика, а?       Под умоляющими взглядами всех присутствующих, которым не хотелось слушать очередной виток дамских воплей, Расторгуев обречённо вздохнул…       Борщ оказался просто восхитительным. Эмиль не понимал, как от такого можно отказываться. Может, Долорес слегка не в себе, но готовит просто божественно. Не в обиду Марте, но суп экс-тёщи старшего Ильиневича был гораздо вкуснее. Марта, к слову, есть отказалась и гордо удалилась в другую комнату. Доев свою порцию, СуперСвендсен потянулся к кастрюле за добавкой. И тут же заметил устремлённый на него полный ужаса взгляд Интарса.       — Не советую, — пробормотал Расторгуев, таки осиливший одну тарелку.       — Так ведь вкусно же, — удивился Эмиль.       — Дело не в этом.       Свендсен не стал уточнять в чём и налил себе ещё две поварёшки. После двух тарелок борща в добавление к щам Марты он почувствовал себя сытым. Ради такого борща стоило съездить сюда, даже если Ильиневич завоевать не получится. Как раз когда Эмиль доел, в комнату вернулись Долорес и Радислав. Они со всеми не обедали, продолжая химичить на кухне.       — Стейк из свинины и жареная картошка!       Есть уже мало кому хотелось. Только Свендсен да ещё Иван Ильиневич с радостью принялись уплетать калорийное блюдо. Остальные ели без особой охоты. Расторгуев вновь пытался соскочить с пищевой дистанции, но у него снова не получилось. И ведь не скажешь, что тренер запрещает, ибо тренер сидит тут же и ест, правда, с видом некоторой обречённости на лице. Тем не менее, Андрей в переговорах с тётушкой Долорес добился некоторых успехов: она милостиво разрешила ему не есть стейк. Но от картошки отказаться не вышло.       — Я не могу больше, — вздохнула Юлианна, вяло впихивающая в себя остатки картошки. Стейк она переложила в тарелку ненасытного братца. Интарс согласно кивнул, продолжая есть вкусное, но до жути сытное блюдо.       — Ну, шо, мои хорошие? — появилась в комнате Долорес, излучающая радость и позитив. — Докушали? Десерт подавать?       — Десерт? — просипел Беркулис, забыв о недоеденном стейке.       — Ага, — кивнула тётушка. — Тортик. Небольшой совсем, шо вы…       В комнате появился Радислав, с трудом удерживающий огромный поднос с кремовым тортом в руках. С «маленьким», размером с Ванькин чемодан, трёхъярусным тортом! Кажется, даже Эмиль и Ванька начинали понимать, что это перебор. Что будет, когда они узнают, что у тётушки в запасе ещё и пирожки...       — Смотрите, смотрите! — воскликнул Иван, завидев в окне мужскую фигуру, мчащуюся со стороны далёких жилых домов. — Это же Гуся!       — Ёперный театр! — пропыхтел Радислав, неуклюже разворачиваясь с тортом. — Долорес, дорогая, открой дверь на кухне…       — Надо же, — хмыкнула Юлианна, испытывая определённое облегчение от того, что есть больше не придётся. — Не думала, что когда-нибудь буду радоваться его появлению.       — Блин, да лучше бы пожрали! — схватился за голову Иван, после чего подскочил и, быстро схватив кастрюлю, поспешил вслед за родственниками.       — Что происходит? — не понял Эмиль. Этот вопрос он задавал себе не протяжении всего недолгого знакомства с семейкой Аддамс. То есть, Ильиневичей. Но сути это не меняло.       — Сейчас сюда явится Августин, — пояснила Юлианна. — Экс-зять отца и один из ближайших его соседей. Видимо, будет возмущаться, что он опять стрелял.       Свендсен недоумевая наблюдал, как вернувшийся Ванька с помощью Долорес и Радека принялся судорожно убирать со стола. Даже Марта вышла из своей комнаты и стала помогать им, забыв о разногласиях с Долорес относительно готовки. Даже Юлианна поднялась со стола, чтобы посодействовать родственничкам. Девушка просто их пожалела, ибо знала, что за разнос устроит этот Гуся, когда увидит следы чревоугодия. Ильиневичи визита Августина испугались не на шутку.       — Что там за Гуся такая? — проговорил Эмиль, растерянно наблюдая за семейкой, сплотившейся из-за каких-то неведомых обстоятельств. — Почему они так его боятся?       — У него довольно-таки своеобразный взгляд на мир, — расплывчато пояснил Расторгуев, не став вдаваться в подробности.       — Своеобразный? — повторил взлохмаченный Радислав, вытирая пот со лба. Запыхался он таскать кулинарные шедевры тётушки Долорес. Зато следы пира были теперь надёжно замаскированы. — Да по нему дурка плачет! Псих натуральный!       Слышать такие заявления из уст персоны, считающей себя реинкарнацией Цезаря, было удивительно, по крайней мере, для Эмиля.       — Андрей, я забыл, ты где машину поставил? — встрепенулся Ванька.       — За домом, — ответил Расторгуев.       — Да, — подтвердил Беркулис. — Ты, Вань, тогда ругался ещё, мол, почему это за домом!..       Ильиневич только отмахнулся, мысленно похвалив Андрея за предусмотрительность. Ведь если бы святоша-Августин увидел бы четырёхколёсный агрегат, у него началась бы истерика. Впрочем, она начнётся и так, но по какому-нибудь другому поводу. А латвийца можно похвалить и вслух…       — Андрюша, — состроил умилённую мордашку Иван, вспомнивший совместные просмотры с Байбой сериала «Шерлок». — А ты знаешь, что мозговитость теперь сексуальна?       Расторгуев был спокоен, как монах, постигший дзэн. На шуточки с подтекстом он упорно не реагировал, к вящему разочарованию рыжего медика.       — Телевизор убери, — вместо ответа проговорил он.       К сожалению, внять мудрому совету Ванька не успел, ибо раздался настойчивый стук в дверь.       — Открывай, еретик несчастный! — послышался оттуда истерический визг какого-то мужика.       — Это зятёк мой бывший, — торопливо пояснил Радислав. Его глаза судорожно забегали, видно мужчина пытался придумать выход из создавшегося положения. — Доченька у него ну просто ангел! Моложе меня на двадцать лет, всё не могу понять, чего она от меня к какому-то русскому сбежала?! Люси просто чудо, а вот её папаша…       Пояснять не пришлось. В следующую секунду мистер Августин явил всем свой лик. Видимо, Ильиневич забыл закрыть входную дверь. Внешний вид с его поведением не вязался совсем. Тёмные волосы с едва заметной сединой были завязаны в хвост. Чёрные брюки, серый поношенный свитер, скрывающий брюшко, подозрений не внушали. Эмилю показалось странным отсутствие верхней одежды при достаточно холодной погоде, но в остальном этот плотненький мужчина выглядел адекватным.       — Еретик! — его серые очи гневно сверкали из-под выгнутых надбровных дуг, грозя обратить несчастного «Цезаря» в пепел. Внешность часто бывает обманчива. — Чернокнижник! Исчадие Ада!       — Августинчик, душа моя… — опасливо начал Радек. И зря. Глаза мужика расширились от праведного гнева.       — Нет у тебя души, упырь! — отрезал он, махнув перед лицом мужчины толстым пальцем. — Стреляешь опять. Посылаешь сигналы вестнику апокалипсиса?! Чёрту? Вельзевулу? Молчать! — завопил Августин, отчего у СуперСвендсена заложило уши. Он уже начинал жалеть, что вообще сюда заявился. Сидел бы сейчас дома в Тронхейме, лежал бы на диванчике. Он вообще не понимал, что мужчина там орал, но выглядело это жутко. Определённо Юлианне стоит меньше времени проводить с этими… родственничками. А пока оставалось лишь наблюдать за на редкость эпичным спором, смысл которого до норвежца не дошёл, но выглядело это как бесплатный спектакль под названием «Двое в сумасшедшем доме».       — Тебя настигнет Божья кара! — зловеще предсказывал Августин тонким, совершенно не сочетающимся с его внешностью голосом.       — Окстись, батюшка… — попятился Радислав от такого напора.       — Портал нечистой силы! — он с видом инквизитора указал на плазменную панель. Ванька пожалел, что не успел её унести. Сейчас опять начнётся сектантский вынос мозга.       — Слушая некоторые новости, я иногда тоже так думаю, — попытался пошутить Ильиневич-старший, но мужик, ласково прозванный Иваном «Гуся», издал поистине нечеловеческий визг, от которого на потолке зазвенела люстра.       — А-аааа! Сгинь, нечистая, сгинь! — замахал он руками на выползшую из-под стола кошку. У Айси встала дыбом шерсть, и она грозно зашипела, после чего быстро убежала в соседнюю комнату, где ещё до появления этого мужика скрылась Марта. — Воплощение тьмы! А ты? — обратил Август мечущий молнии взор на Ильиневича. — Сатана! Демон! Змий-искуситель! Склонил мою дочь на греховный путь, доволен, да?! Нечестивец!       — Что происходит? — тихо и очень подозрительно поинтересовался Эмиль. Длинноволосый совершенно не внушал ему доверия. Ещё один орущий псих, коих в этом доме куча.       — А-аааа! — издал очередной вопль Гуся и показал пальцем на СуперСвендсена. — Я тебя видел в этой… — палец переместился в сторону телевизора. — Дьявольской машине! Это Люцифер! Он ещё и говорит не по-нашему!       — Это английский, — кисло заметил Ванька.       — Да-да! Дьявольский! Всё из-за тебя! — указующий перст теперь был направлен на Радислава. — Судный день близок! Всё из-за того, что ты не можешь обуздать свои потребности!       — К-какие? — заикаясь, спросил «экстрасенс».       — Материальные! — грозно изрёк Гуся. — Я видел в окно, как ты торт на кухню нёс! Чревоугодник! Потакаешь своим греховным потребностям! Еда есть материальная потребность!       Глядя на пивной живот Августина, Расторгуев подумал, что сия потребность играет в жизни «святоши» далеко не последнюю роль, но, по своему обыкновению, промолчал.       — Когда мы едим, — вдохновенно вещал он. — Мы потакаем физическим потребностям! Потакаем внутренним демонам!       — И что? — с вызовом спросил Иван.       — Как — что?! — задохнулся от праведного возмущения пучеглазый Гуся. — Да то, что когда организм требует еды — это физическая потребность! В это время моральные потребности уходят на второй план!       — И что? — повторил вопрос рыжий.       — А то! Это ведёт к деградации человечества!       — Ага, значит, если бы не еда, ты был бы высокоразвитым существом, так? — съязвил Ильиневич-старший.       — Да!       — Нет, — возразил Ванька. — Потому, что ты без еды долго бы не протянул.       — Почему?       — Да потому, что подох бы с голоду, дурья твоя башка! — взвыл Радислав.       — Не подох бы! — покачал головой Августин. — У меня бы на первом месте стояли бы духовные потребности! Мой организм не думал бы о еде, он думал бы о высоком!       — Об Интарсе? — шутливо кивнул Ваня в сторону высокого прибалта. — Или об Андрюшасе? А может, о нём? — он мотнул головой в сторону Свендсена. — Быть может, даже обо мне?       — Ни в коем случае! — решительно отозвался мужичок. Ну, хоть не назвал норвежца Люцифером. Уже прогресс. — Мысль о мужчине есть потребность материальная!       — Какая? — уточнил Интарс несколько подозрительно.       — Материальная, — невозмутимо ответил Августин. — Если я думаю о мужчине, стало быть, я испытываю материальную потребность.       — В чём? — просипел Ванька.       — В мужчине.       — Э-э-э… — далеко не каждый мог поставить рыжего медика в тупик. — А еда тут каким боком?       — Еда? — переспросил Гуся. — Ах, да. Это всё материальные потребности! Мысли о еде, мужчинах и женщинах есть ни что иное как материальные потребности, неизбежно ведущие к грехопадению и пути в Ад! А техника? — он кивнул на телевизор. — Это продукт ума человеческого. Это хорошо. Но это вызвано материальными потребностями, а значит, плохо! — в этот миг взгляд Августина упал на окно, где виднелся уезжающий вдаль танк. Это смывалась тётушка Долорес, не вынесшая его просветительских речей. — Колесница Дьявола! Чур меня!       — Тётушка свинтила, — пробормотала Юлианна.       — Почему бы нам не последовать её примеру? — проговорил Расторгуев.       Пришлось поспешно прощаться со старшим-Ильиневичем и спешно двигаться к двери, дабы Гуся не успел перегородить путь своим сектантским пузом.       — Ну, как впечатления? — весело осведомилась Юлианна у Свендсена, когда они быстро заскочили в машину и отправились в Алуксне.       — Милые у тебя родственники, — неискренне улыбнулся Эмиль.       — Только по ним Кащенко плачет, а так, да, милые, — согласилась девушка.       СуперСвендсен не знал, кто такой Кащенко и почему он плачет, но решил не уточнять. Ещё никогда норвежцу настолько сильно не хотелось вернуться к тренировочному процессу. Один день в компании Цезаря-экстрасенса, экономки со скалкой, крикливой Долорес и странного визгуна Августина морально утомил его больше, чем все тренировки в межсезонье вместе взятые. Хорошо, что это всё закончилось!       Когда въехали в Гулбене, обнаружилось, что город-то и не мрачный вовсе. Было много частных домов с огородами и просто невысоких зданий. Ни одного выше пяти этажей норвежец не заметил. Асфальт ровный, чистенько, опрятненько. Ничего примечательного, но и не дыра.       — А ящик?! — вдруг дёрнулся Ванька, когда они уже выехали из Гулбене. Медик вспомнил, что оставил его на диване. — Ящик мой забыли!       Расторгуев прибавил скорость.