В самое сердце

      Первое, что предстало взору Свендсена на въезде в Алуксне — свалка. Норвежцу казалось, что после встречи с эпичной семейкой его уже ничто не удивит, но к огромной груде автомобилей на окраине города он был морально не готов.       — Сюда их на запчасти продают, — пояснил Иван. — Что тут валяется, это уже металлолом.       Металлолом там или нет, но выглядит сия инсталляция не слишком живописно. Неподалёку от этого безобразия стояло какое-то серое кирпичное здание, идеально гармонирующее со зловещими голыми деревьями и затянутым тучами небом. Снега не было. Как Юлианна собралась здесь тренироваться, Эмиль себе не представлял.       — Добро пожаловать в жопу мира, Эмилька! — лучезарно улыбнулся Ванька.       — Дурачок, — вздохнул Интарс. — Не надо слушать Ивана. У нас город хоть и не слишком большой…       — Твой Тронхейм по населению примерно как двадцать семь Алуксне, — пояснил Ильиневич для скандинава. Эмиль покачал головой. Да, совсем небольшой город.       — Зато очень уютный и чистый! — закончил мысль латышский тренер.       — Ага, — хохотнул Ванька. — Особенно эти чистейшие ржавые железки.       Автомобиль ехал по каким-то непритязательным районам. Гулбене, через который проезжали ранее, показался Свендсену куда более ухоженным, чем Алуксне. Людей по пути не попадалось вообще, будто все решили разом покинуть это мрачное место на время зимы. Машины стали изредка попадаться только в центре города. Дома даже здесь были сплошь двух-трёх этажные. Будь здесь Бё, Эмиль непременно придумал бы, как поставить унылый городок на уши, а так скандинав был без товарищей, и один только вид из окна автомобиля навевал на него тоску. Интересно, где латыши спрятали здесь современный биатлонный комплекс? Свендсен стал сомневаться, что он вообще здесь имеется.       Остановиться пришлось в небольшом отельчике, который находился совсем недалеко от центра города. Правда, Ванька заявил, что это уже окраина. Ну, ему виднее.       — И где тут биатлонный комплекс? — спросил Эмиль, которому не терпелось уже приняться за какое-нибудь дело. Вай-фай ловил ужасно, поэтому оставалось только пойти тренироваться.       — Да, — поддержала норвежца Ильиневич. — Далеко дотуда ехать?       — Три километра. Пешком дойдём, — отмахнулся Иван.       Эмиль не знал, что Юлианна подразумевала под современным биатлонным комплексом, но она явно загнула. Впрочем, для Алуксне и то хорошо. Может, когда снег выпадет, всё здесь будет нормально, но что делать сейчас? Мишени есть — и на том спасибо. Снега, правда, нет. И лыжи напрокат не возьмёшь, а свои СуперСвендсен не привёз. Впрочем, в такую погоду они бы и так не пригодились. Но это ведь мелочи, правда?       В течение часа норвежец пытался хоть как-то попытаться помочь Ильиневич со стрельбой. Юлианна промахивалась, злилась и снова промахивалась. Определённые проблемы со стрелковой техникой у неё были, и их так просто не исправишь. Нужно, чтобы она постаралась поработать чуть по-другому. Проблема в том, что гарантий нет. Ильиневич запросто может с непривычки расстрелять вообще всех воробьёв в округе. Кстати, пташек на горизонте не видать. Наверное, Расторгуев за годы своих тренировок здесь их всех истребил.       СуперСвендсен понял, что супер-тренер по стрельбе из него не получится. Ибо он уже начинал откровенно закипать. Юлианна мазала. Постоянно, будто делала это назло. По её хмурому лицу было заметно, что это не так, но Эмиль не мог отделаться от этой мысли.       — Всё мажет? — понимающе усмехнулся Ванька, пока Эмиль отошёл в сторону, наблюдая за её стойкой.       — Я бы на твоём месте посоветовал бы ей расстаться с Расторгуевым, — проговорил Свендсен то ли в шутку, то ли всерьёз. — Может, хоть так стрелять научится.       — Они не встречаются, — удивлённо ответил Иван.       — Неужели? — хмыкнул Свендсен. — Помнишь, как они развлекались в самолёте? А как она мило спала у него на плече?       — С жонглированием? Так это со скуки. А спала… так это вообще фигня. Заснула, ну, голова и упала…       — Так ведь говорили же, что они типа пара, — нахмурился Эмиль, пытаясь припомнить, из чьих уст он впервые это слышал. Уж не из Ванькиных ли? — И вообще. Они в Поклюке в одном номере жили. Разве это не показатель?       — Так это Андрюшас у неё ночевал! — ухмыльнулся Ванька. — Занятно. Но, зная эту льдину латвийскую… не, они не спали, зуб даю.       — Да?       — Ага. Он же айсберг! Я тебе рассказывал, как организовал для него девушку по вызову?       — Эм… нет, — проговорил Свендсен, решив, что столь интимные подробности из жизни Расторгуева его не очень интересуют. Но Ваньку уже понесло:       — У меня тогда в медицинском каникулы были, я сюда съездил. Думаю, дай друга повидаю. А он тут один-одинёшенек. Тренируется. Ну, думаю, айсберг-то он айсберг, но мужские потребности никто не отменял! Решил ему подсобить малёк. Притащил к себе в гости под предлогом… короче, не помню, под каким предлогом. Батя тогда укатил в очередной медовый месяц, так что хата была свободна. Кроме Расторгуева пригласил девчонку одну знакомую, Нинку. Хорошая она, безотказная ваапще…       — Может, без подробностей?       — Да что там, — отмахнулся Иван. — Нинка расфуфырилась как могла. Блестящий макияж в лучших традициях Пэрис Хилтон, грудь наружу, как у Семенович, ноги — ну вылитая Анджелина Джоли. Юбчонка коротенькая, топик, лаковые длинные сапоги. Согласись, трудно не понять цель её визита.       — Я б сказал, невозможно.       — Невозможно, — согласился Ванька. — Если ты не айсберг непробиваемый. Я привёл Нинку в квартиру, за стол усадил, Расторгуеву представил как свою подругу, а сам свинтил под благовидным предлогом на часик. А сам, значицца, во двор вышел, да в окно смотрю. Думаю, что будет? Ниночка кудри платиновые на пальчик наматывает на фоне роскошного бюста. Андрей что-то у неё спросил. Ну, думаю, пошёл процесс. Так что б ты думал? Сидят и говорят. Сидят пять минут, десять, пятнадцать… думаю, что-то тут не так! Кто ж будет лясы точить, когда перед носом сидит на всё готовый четвёртый размер?! Решил заглянуть, проверить. И что? Эти двое сидели и вспоминали уроки сольфеджио в музыкальной школе! Оказывается, Нинок и айсберг в одной музыкалке учились! Как он умудрился узнать её под слоем штукатурки, для меня до сих пор загадка! Представляешь, какой это был для меня облом?       Свендсен усмехнулся.       — Это всё очень интересно, — проговорил он. — Но ты же сам говорил, что они с Юлианной вместе?       — Когда? — удивился Ванька. — Если только в шутку.       — А почему она на кухне сидела в его футболке, когда мы у вас в гостях были?       — Хорошая у тебя память на женские ножки, — засмеялся Иван. — Да систер в ванной под душ случайно попала, надо было её во что-то переодеть. Правда, я их до сих пор подкалываю, хе-хе…       — А их совместная тренировка в Нове-Место?       — Ты, вон, с Бё тренируешься, я же ничего не говорю.       Свендсен закатил глаза.       — Они просто тренировались и всё.       — Он носил её на руках.       — На тренировке? — опешил Ванька.       — Нет, когда она напилась. Ты тогда ещё Касперовича отвлекал.       — А, тогда всё в норме. Видно, сестричка просто плохо передвигала ноги, и Андрюшас решил, что будет быстрее её донести. Фигня это всё, они точно не встречаются. Правда, от моих намёков их это не спасёт, — игриво дёрнул бровями Иван. — Они будут классной парочкой.       — Раз они не встречаются, то почему тогда целовались вечером после масс-старта?       — Брось, — засмеялся Ванька, решив, что он пошутил. Но глядя на серьёзное лицо Свендсена, смеяться ему перехотелось. — Да ладно?! Что, прям целовались? Ай да льдина латвийская! Р-растор-ргуев! — проревел он, заметив мирно подходившего к стрельбищу Андрея. Латвиец, только подъехавший к биатлонному комплексу, был вынужден подойти к ним. — Это как понимать?! — бушевал Иван так громко, что Эмиль вообще пожалел о своём вопросе. — Я к тебе со всей душой! А как поступил со мной ты? Разбил сердце! Предал своего самого верного друга! Меня, который никогда тебе не изменял… э-э, в смысле, не предавал!       — Ты всё из-за ящика угомониться не можешь? — иронично поинтересовалась Юлианна. Девушка решила немного передохнуть от промахов и подошла к вопящему братцу.       — Да при чём тут ящик! — взвился Ильиневич. — Расторгуев, что за дела? Я, вообще-то, имею право знать такие вещи! Я, к твоему сведению, её брат! — он ткнул пальцем в сторону Юлианны.       — Я в курсе, — спокойно проговорил Андрей, совершенно не понимая, чем на этот раз не угодил рыжему медику.       — В курсе он! Мог бы и сказать по старой дружбе, что вы вместе! — Расторгуев недоумённо нахмурился. — И не делай такую физиономию! Думаешь, я не знаю, что вы целовались?!       — Ты о чём? — невозмутимо проговорил латвиец.       — Откуда?! — одновременно с ним воскликнула Ильиневич. — То есть, ты о чём?       К счастью, Иван был слишком поглощён собственными мыслями, чтобы заметить несогласованность в их репликах.       — Вы ещё спрашиваете? Думаете, что скрыли бы от меня этот факт? К счастью, Эмилька оказался настоящим другом! Он мне рассказал, как вы утешали друг друга после масс-старта!       — Заткнись, — прошипел Свендсен, жалея ещё больше, что завёл этот разговор. Юлианна буквально испепеляла его взглядом.       — Пить надо меньше, Эмиль, — небрежно отозвалась Ильиневич, тщательно маскируя смущение. — На нетрезвую голову и не такое привидеться может. Ты случайно зелёных человечков не видел? А летающие тарелки около твоего носа не кружили?       — Нет, — буркнул норвежец, решив исправлять положение. Не очень-то хочется, чтобы Иван выносил Юлианне мозг. — Не знаю, Вань, я, наверное, перепутал. Там плохо видно было. Просто у девушки волосы тёмные были, поэтому я её за Юлианну и принял. А у молодого человека куртка, похожая на форму ваших. Может, это был кто-то другой из команды?       — Кто? — Ванька скептически на него посмотрел.       — Ну… Брицис?       — Брицис — молодой человек? — улыбнулся Ильиневич. — Не, я конечно всё понимаю…       — Ты что! У нас Бьорндален ещё моложе! Сорок шесть — это не возраст! Тем более, я остальных ваших редко вижу. Знаю только Андрея, вот на него и подумал. Может, это был… — Эмиль нахмурился, пытаясь вспомнить фамилию молодого латышского биатлета, который просил его автограф. — Шлотинс?       — Слотиньш, — поправил Иван. — Но нет. Ему, как и остальным нашим, масс-старт даже во сне не приснится. Так что только Расторгуев мог там быть.       — Да? — удивлённо протянул Эмиль. — Он единственный из литовцев в топ-30?       — Литовцев в топ-30 нет вообще, — возразил Ванька. — Стоп! А ничего, что Андрей из Латвии?       — Правда? — с наивным видом, который никого в заблуждение не введёт, проговорил СуперСвендсен. — А там на куртке было написано «Литва», — залихватски врал норвежец. — Какое недоразумение! Я перепутал, Вань.       — Да ну тебя! — насупился Иван. Кажется, повёлся. — А я-то думал, Андрюшас в кои-то веки прислушался к гласу свыше, проявил благоразумие и шагнул навстречу судьбе.       — Пить надо меньше, — назидательно проговорил Расторгуев. — Может, голоса слышать перестанешь.       — Вспомни папаню, — кисло заметила Юлианна. — Это генетика, его уже ничто не спасёт. Палата номер шесть ждёт тебя с распростёртыми объятьями, братишка.       Во второй день пребывания Эмиля в Латвии погода лучше не стала. Шёл мелкий дождь, больше похожий на водяную пыль. Свендсену всё сильнее хотелось оказаться дома в Норвегии. Плевать на спор. Не бегать же ему до седых волос за этой Ильиневич? Хотя, жаль, что всё так вышло. Но в этой истории всё изначально шло не так, как должно было, или как ему бы хотелось. Даже весть о том, что Расторгуев и Юлианна не встречаются, оптимизма ему не добавляла. Почему они тогда в кафе поцеловались — это хороший вопрос. Может, поспорили? Или ему и правда померещилось на пьяную голову? Какая теперь разница, главное что они не вместе. Проблема в том, что этот факт никакого значения не имел. Да, Юлианна свободна, но что толку? Свендсен мог продолжать её добиваться, но… Эмиль понял, что ему уже это всё поднадоело. Иными словами, пропала мотивация. Да и потом. Иметь дело с её семейкой? Нет уж, увольте.       Юлианна, к тому же, собралась завтра улетать. Как понял Эмиль, ей позвонил тренер и настоятельно порекомендовал вернуться поскорее в Россию для подготовки к «Тур де Ски». Этот Александров скользкий тип, Свендсен чувствовал к нему интуитивную неприязнь. И на лыжу он неспроста Юлианне наступил, так ему казалось. Нужно будет посоветовать ей сменить тренера.       Сидеть в Алуксне Эмиль не видел смысла, поэтому посмотрел в интернете авиабилеты до Норвегии. К его великому счастью, билет обнаружился. Самолёт из Риги в Тронхейм должен был улететь завтра днём. Забронировав билет, Эмиль задумался. До Риги нужно было ещё как-то добраться. Впрочем, Юлианне же тоже туда? Её повезёт Расторгуев. Придётся набиваться в попутчики.       Правда, все эти вопросы предстояло решить позднее, так как Ваня Ильиневич, обрадовавшись известию об отменённой тренировке, вознамерился потащить их с Юлианной на экскурсию по городу. Раздражающая морось рыжего ничуть не смущала.       — Чё вы разнылись? — возмущался он, закидывая на плечи небольшой рюкзак. Будто в поход собрался. — Подумаешь, дождь! Сейчас за айсбергом зайдём, а потом гулять пойдём!       Поскольку город был маленький, долго бродить в поисках жилища Расторгуева не пришлось. Но Ваньку ждало жестокое разочарование. Андрея дома не оказалось.       — Льдина латвийская! — погрозил он кулаком небольшому двухэтажному квартирному домику. — Думаешь, так просто от меня отделаешься? А вот фигушки! Дверь, понимаешь, закрыл и думаешь, дело в шляпе? Не дождёшься! Из-под земли достану!       — Чего это он? — опасливо поинтересовался Эмиль, чуть склонившись к уху Юлианны. Ванька ругался по-русски, отчего норвежец понять его не мог.       — Недоволен, что Андрея дома нет, — Ильиневич веселилась, наблюдая за разгневанным братом. — И как у него пар ещё из ушей не пошёл?       — Кажется, вот-вот пойдёт, — усмехнулся Свендсен. Иван, пыхтя как паровоз, тыкал в сенсорный экран мобильного, набирая номер латвийца.       — Как это выключен?! — взвопил он, сбрасывая вызов. — Как это вне зоны?! Айсберг там совсем берега потерял? Думает, раз домой приехал, то всё, можно забыть про любимого Ванечку?       — Вань, пойдём, — вздохнула Ильиневич, поёжившись от пронизывающего ветра. — В конце концов, у Андрея могут быть свои дела, своя личная жизнь…       — Какая личная жизнь, — отмахнулся Иван. — Без меня-то? Да и вообще, он льдина! Айсберг! У айсбергов личной жизни не может быть по определению!       — Да-да, ты тут ещё об этом поори, а мы пойдём, — усмехнулась Юлианна, взяв СуперСвендсена под руку.       — Ай, — махнул Ильиневич рукой и посеменил следом за ними.       Алуксне в принципе оказался очень маленьким городком. И, вопреки первому впечатлению, весьма симпатичным. Обойти все его достопримечательности большого труда не составило. Ванька проявил себя неплохим экскурсоводом, Эмилю здесь даже понравилось. Большую часть территории занимали парки, и чтобы оценить всю их красоту желательно приезжать сюда либо летом, либо когда есть снег. Город стоял на берегу Алуксненского озера. На небольшом островке, соединённом с городом деревянным пешеходным мостом, располагались руины замка Ливонского ордена, под стенами которого латыши расположили футбольное поле. Ныне внутри самих развалин была открытая театральная площадка. Видимо, восстанавливать руины никто не собирался.       Был в городе и ещё один небольшой замок — замок Фитингофов, который согласно Ванькиным рассказам был выстроен в середине девятнадцатого века на месте бывшего поместья государственного канцлера Воронцова. Ещё из достопримечательностей можно упомянуть лютеранскую церковь, которую было видно практически из всех точек города. Центр города особого впечатления на Эмиля не произвёл. Такие же небольшие дома, несколько припаркованных машин. Людей по пути почти не встречалось, так и хотелось заорать: «Есть кто живой?!».       — Если я скажу кому-нибудь из москвичей, что это центр города, они немедленно пошлют меня в задницу, — с непонятной гордостью сообщил Иван. — У них такое даже на окраине не увидишь. Видите столовку у автовокзала? Там мы кушать не будем. Контингент там так себе, да и жрачка невкусная. Получше, чем твоя, систер, но есть всё равно невозможно. Кстати, ты помнишь, что вчера проиграла мне желание?       Юлианна кинула на Ваньку испепеляющий взгляд. Она вчера вечером умудрилась проиграть Ване в карты желание, и сегодня ей предстояло приготовить ужин.       — Это жестоко! — возмущалась девушка, жалея, что вообще ввязалась в спор. Казалось, что без шулерских штучек Ваньку было несложно победить, однако девушке не повезло с картами. — Пожалей хоть свой желудок!       Но Иван был неумолим. Полигон… то есть, кухню, согласился предоставить Интарс Беркулис. Так что сегодня Юлианне предстояло серьёзное испытание.       — Вижу, что помнишь, — усмехнулся Ильиневич, подмигнув сестре. Впрочем, он тут же переключился на находившуюся рядом маленькую автостанцию. — Лучше посмотрите на этот ретро-стайл! Чудесный советский автовокзал, не ремонтировавшийся, наверное, со времён Никиты Сергеича Хрущёва!       Они ходили ещё некоторое время. Эмиль смотрел по сторонам, Юлианна фотографировала, а Ваня болтал без умолку. Примерно через полчаса Ильиневич спровадил сестру готовить, после чего потащил СуперСвендсена в кафешку, находившуюся неподалёку от деревянного моста на остров.       — Городишко располагается только на малой части берега озера, а так тут лес кругом, — поведал Ванька, жуя сосиску в тесте.       Действительно, Свендсен вглядывался в даль озера и признаков цивилизации не видел. Правда, мешал туман…       — И вокруг города лес, — продолжал Ильиневич. — Название «Алуксне» происходит от слова, которое в переводе значит «родник в лесу». Тут и в городе деревьев больше, чем жителей.       Неудивительно. Эмиль за время своего пребывания здесь встретил на улицах от силы человек пять. И в кафешке кроме официанта никого не было.       — Ты глянь, что у меня есть! — позабыв о выпечке, Иван достал из рюкзака ноутбук и поставил его перед лицом СуперСвендсена, предварительно отыскав в файлах какую-то папку с фотографиями. — Иван Радиславович Поттер!       На фотке был изображён серьёзный мальчишка с круглыми очками на конопатом носу. Типичный ботаник. Ванька узнавался без труда, хоть видеть его без улыбки было непривычно.       — У меня тут веснушки вместо шрама и учебник по биологии вместо волшебной палочки, — сказал Ильиневич, демонстрируя семейные фото. — О, а это батя строит из себя экстрасенса. Это он в России в каком-то шоу изгоняет бесов из известного политика. А это генерал и тётушка Долорес в день свадьбы. А это они сейчас…       — Нехило он раздобрел, — удивился Свендсен. — Впрочем, немудрено.       — Это святоша-Августин на гей-параде в Амстердаме…       — Что он там делает? — ещё больше удивился Эмиль, которому Ванька за время пути в Алуксне пересказал содержание его речей.       — То ли проповедует о деградации человечества, то ли правит греховным сборищем, — ухмыльнулся рыжий медик. — Это мы с батей на рыбалке, это фотка бати из криминальной хроники, он банк ограбить пытался. Это он с первой женой, это с четвёртой, а это он с моей мамой. Бедняжка, не выдержала жизни с моим отцом, — вздохнул рыжий.       — И где же она?       — На небе, — грустно проговорил Иван.       — Прости.       — Да нет, не в том смысле! Она замуж за американца вышла, а потом в космос полетела, работает сейчас на МКС. Где ещё скрыться от нашей семейки, как не в космосе? Смотри, последнее фото, где вся наша семья вместе! Батя, мама и я!       — А Юлианна? — удивился Эмиль.       — Так она в России росла, мы же сводные. У нас отец общий.       — Она, значит, с матерью росла?       — Ну, да, наверное, — немного неуверенно отозвался Иван. Раз есть отец, то, по логике, должна быть и мать. Вот только до этого дня он как-то у Аньки о ней не спрашивал. — Думаю, да.       — Блин, — прошипела Юлианна, когда яйцо выскользнуло у неё из рук и оказалось на полу.       Она не умела готовить. Ничего, даже самые простые блюда. К двадцати трём годам уже следовало бы научиться, но у Ильиневич не получалось. Всё время что-то шло не так. На сборах и соревнованиях девушка питалась по столовым, а дома она оказывалась редко. Вот и сегодня, решив приготовить глазунью, Юлианна быстро поняла, что миссия окончится полным провалом. Вот надо было проиграть этому оболтусу Ваньке желание!       От злости на себя и свои кулинарные навыки Ильиневич стукнула кулаком по столешнице. Надо учиться! Это же легче, чем стрелять, в самом деле! «Голова деревянная», — злорадно констатировал голос Борисыча в её голове.       Когда Юлианна взяла из коробки второе яйцо, в заднем кармане джинсов зазвонил телефон.       — Да, — неохотно ответила она, прижимая мобильник к уху плечом. — Слушаю.       — Анют, это я, — послышался в трубке голос Александрова. Ильиневич попыталась разбить яйцо о край большой миски для теста. — Ты как? Билеты на самолёт взяла?       — Да, — ответила девушка. Судя по всему, бить нужно было сильнее. — Взяла. На завтра.       — Умница! Как раз успеем подготовиться к «Туру», — воодушевлённо сказал Александр Борисович. Ильиневич немного переборщила с силой, и яйцо разлетелось напополам. Половина оказалась на столе, а другая половина, в том числе разбитая скорлупа, в миске. Гадство! — Я уверен, в лыжах у тебя есть шансы на высокие места! Там же не нужно стрелять, хе-хе.       — Всё? — немного недовольно осведомилась Юлианна, беря уже третье по счёту яйцо. — Больше информации нет?       — Я появлюсь только на следующей неделе, — огорошил Александров. — Дела непредвиденные.       — Конечно, дела! — саркастично выпалила девушка. Она чуть сильнее сжала яйцо в руке, и оно, выплеснувшись, оказалось на её футболке. Ильиневич сжала зубы. Хотелось выть, лезть на стену и материться.       — Не ёрничай! — осадил её Борисыч. — Придёт время, и ты обо всём узнаешь.       — Да-да, конечно.       — Бывай, — попрощался Александров. Ильиневич сбросила вызов. Вечно эти его отлучки, недомолвки. Какой смысл ему вообще напускать эту таинственность?       Футболку девушка сняла и застирала. Непривычно, конечно, разгуливать в джинсах и лифчике в чужом доме, но, к счастью, тут никого не было. Нужно было скорее возвращаться к готовке. С грехом пополам отправив в миску второе яйцо, Юлианна задумалась. А дальше-то что делать? Муку, вроде, насыпать, ещё что-то. Девушка решила обратиться к помощи всезнающего интернета. Вот только тут её ждал грандиозный облом. Вай-фай в квартире Интарса был, но под паролем, которого Ильиневич, ясное дело, не знала! А самого Беркулиса, чтобы спросить, тут не наблюдалось. Можно было спросить по телефону, но номера прибалта она не знала, а до Расторгуева было не дозвониться. Аппарат абонента выключен.       — Капец! — подвела итог девушка. Руки-крюки из жопы, деревянная голова, в которой опилки и куриные мозги. Самооценка стремительно падала вниз, а вот желание побиться головой об стену с каждой минутой крепло. Гены двинутого папаши-Цезаря давали о себе знать.       Да фиг с ними, с блинами! Приготовит яичницу, да и всё. Пусть Ванечка жрёт и давится, раз так мечтает попробовать её блюда. Юлианна вылила из миски яйца на сковороду. Ну, хоть тут не облажалась. Осталось только поджарить. Ильиневич включила газ и вздохнула с облегчением. Девушка вымыла руки и стала вытирать их, но тут телефон зазвонил вновь. С раздражением швырнув полотенце на стол у плиты, Юлианна ответила на звонок и вышла хоть на пять минут с ненавистной кухни.       — Анька, это опять Александров, — проговорил Борисыч.       Тренер заверил её, что попытается подъехать к субботе, и чтобы в его отсутствие девушка не забывала о тренировках. Говорил также, что в Швейцарию, где состоится первая гонка, отправятся за неделю до начала многодневки. Всё это было бы просто замечательно, но Ильиневич почувствовала, как запахло гарью. Метнувшись на кухню, она обнаружила, что загорелся угол полотенца, попавший по её неосмотрительности на газовую плиту. Юлианна быстро схватила его и сунула под кран. Обошлось. Не хватало ещё чужую кухню спалить!       — Борисыч, я сейчас занята, — проговорила она, не став дальше слушать тирады о том, что в лыжах ей будет лучше, чем в биатлоне. — Всё потом.       Ильиневич сбросила вызов и поспешно выключила газовую плиту. Яичница превратилась в какое-то тёмное месиво, от которого за версту несло гарью. Подгорела. Нефиг было на разговоры отвлекаться. Юлианна считала, что выкидывать продукты нельзя, но это съесть просто нереально. Ильиневич отключила у телефона звук. Теперь её никто не отвлечёт! Девушка открыла окно, чтобы выветрить запах горелого, и вновь подошла к плите.       Об миску яйцо бить было как-то не очень удобно. Оно опять могло оказаться на столе. Помнится, Антонина Яковлевна, покойная жена Борисыча, как-то умудрялась разбивать яйца ножиком, после чего спокойно выливала их на сковородку. Может, и у неё получится? Если смотреть со стороны, дело вроде нехитрое.       Девушка услышала, как поворачивается в замке ключ и решила временно с яйцами повременить. Кто там пришёл? Беркулис?       — Юлианна, это я, — послышался голос Расторгуева в коридоре, а через пару секунд на кухне возник и сам латвиец. Ильиневич взглянула в его сторону. — Как продвигается процесс… ох!       Только сейчас Юлианна сообразила, что стоит перед Андреем в полуголом виде. Она всплеснула руками, после чего яйцо и нож незамедлительно оказались на полу, и поспешно схватила со стула сырую футболку, пытаясь ей прикрыться. Боже, как неловко! Расторгуева, впрочем, уже и след простыл.       — Руки помою — помогу, — услышала спортсменка его голос.       Ильиневич швырнула футболку на стул. Что за день такой косячный?! Девушка уже просто не знала, за что хвататься. В голове, помимо ветра и опилок, обнаружилась ещё и каша. В мыслях был полнейший сумбур. Юлианна решила по-быстрому разбить эти треклятые яйца. Надо же продемонстрировать, что она тут хоть что-то сделала? Правда, Расторгуев должен был понять, что это не так.       Девушка взяла пятое яйцо и другой нож. Вздохнула. Собралась с мыслями. И легонько стукнула по скорлупе. Скорлупа едва треснула, видимо, надо бить посильнее. Только как? По вертикали или по горизонтали? Впрочем, несущественно, главное результат.       — Ай! — не сдержала восклицания Ильиневич. Она попала по яйцу, которое разбилось и частично попало на сковородку. Но вместе с этим она попала и по мягкому месту под косточкой большого пальца. Пошла кровь. Несколько капель упало на сковороду, перемешиваясь с яйцом.       — Да что ж ты делаешь-то? — вернулся Расторгуев. Юлианна слишком поздно сообразила, что так и не оделась. Вот же ж блин! Но латвийца волновало совсем не это. Он подскочил к одному из шкафчиков и немедленно извлёк оттуда какую-то коробку.       — Руку давай.       — Что ты, — пробормотала девушка. — Я сама.       Ильиневич выхватила из рук Расторгуева склянку с каким-то антисептиком, но от волнения чуть не выронила её на пол.       — Садись, «сама», — буркнул Андрей.       — Я не одета… — пролепетала брюнетка.       — Юлианна, — вздохнул Расторгуев. — Мне нет дела до твоих прелестей. Рану надо обработать. Руку давай.       Ильиневич протянула латвийцу левую руку. «Льдина ты латвийская!» — всплыл в её голове голос братца. Нет ему дела… С одной стороны, это очень хорошо. Но с другой почему-то немного… обидно.       — До тебя не дозвониться было, — проговорила девушка, наблюдая за тем, как Андрей сосредоточенно обрабатывал её порез. — Телефон вне зоны.       — Это потому что я его отключил.       — Логично, — хмыкнула Ильиневич. Видимо, Расторгуев хотел какое-то время побыть в тишине, без вечных Ванькиных воплей. Это возможно только если выключить мобильный. А ещё лучше выкинуть сим-карту, сменить номер, фамилию, внешность и уехать за границу. Может, тогда Ванька отстанет. Но это ещё не факт.       Андрей осторожно продезинфицировал порез и забинтовал руку Юлианны, после чего проговорил:       — Тебе надо выйти минут на пятнадцать.       — А? — очнулась Ильиневич от раздумий.       — Ты же не хочешь простудиться, — кивнул он в сторону открытого окна. — На улице холодно.       — Андрюш, я понимаю, что тебя не волнуют мои… прелести, но… — смущённо проговорила спортсменка, поднимаясь со стула. — Но…       — На, надень хоть это, — латвиец протянул ей тёмно-синий фартук.       Фартук был мужской, большой. Всё, что нужно было прикрыть Юлианне, прикрывал. Расторгуев осмотрелся по сторонам, оценивая материальный ущерб. Чуть подгоревшее полотенце, запах гари, разбитые яйца находятся частично на столе, на полу и, как ни странно, на сковороде вместе с небольшим количеством крови. На другой сковороде находилось нечто тёмное, видимо, первая попытка приготовить яичницу. Проба пера, так сказать. О мужественной борьбе Юлианны с яйцами свидетельствовал окровавленный нож, а также отсутствие пяти штук в коробке. Поскольку яичница так и не была приготовлена (чёрная субстанция не считается), Андрей сделал вывод, что Ильиневич проиграла эту битву в одну калитку.       — Нет, — проговорила она, потупив взор. — Здесь не хозяйничала свинка Пеппа, не бегали Том и Джерри, и не буянил полтергейст. Это всё я.       — Да я понял, — вздохнул Расторгуев.       Нельзя сказать, что увиденное его так уж удивило. Ещё вчера латвиец пытался отговорить Беркулиса от идеи предоставить кухню в своей квартире для Юлианниных кулинарных экспериментов.       — Спалит квартиру, говоришь? Ничего, куплю новую, — отмахнулся Интарс, не собиравшийся отказываться от такого веселья. — Пусть Юлианна хозяйничает.       И похозяйничала она на славу. Хорошо хоть обошлось без вызова пожарных, скорой помощи и спасателей.       — Юлианна, — осторожно начал Андрей. — Давай я сам всё приготовлю, а ты тихо в комнате посидишь, ладно?       — Но это же нечестно, — проговорила она, теребя в руках подол фартука. — Да и мне надо учиться готовить.       — Зато квартиру Интарса взорвать будет очень честно, — тон Расторгуева был как всегда ровным, но он явно съехидничал. — Иди в комнату, простудишься!       — Да я тебе серьёзно говорю! — убеждал Ванька ржущего Эмиля. — Анька может назвать тебе всех правителей России с древних времён вкупе с датами их правления, но ей не по силам состряпать даже яичницу! Она чайник в готовке! Держу пари, систер тупо закажет пиццу и выдаст это за своё творение!       — Чего ж ты тогда её готовить заставил? — улыбался СуперСвендсен.       — Халявной пиццы захотелось, — усмехнулся Ильиневич, делая очередной глоток пива.       — Прости, — виновато хлопала глазами Юлианна. Она догадывалась, что подобные женские штучки на Расторгуеве не сработают, но попытаться ей никто не мог помешать. Другого выхода всё равно не было.       Андрей медленно выдохнул и пристально посмотрел на неё.       — Я просто перепутала! — впервые в жизни Ильиневич пожалела о том, что не блондинка. Им, говорят, многое прощается.       От неё требовалось только посолить вовремя яичницу, и что же? Ну, посолила… сахаром. От души. Юлианна подумала, что лучше ей было действительно сидеть на диване и не высовываться, но нет, помочь захотелось! Только вот что теперь Расторгуев сделает? Пожарит её на сковородке вместо яиц? Или заставит съесть то, что получилось? Девушка сама себе удивлялась. Вроде же брала банку с надписью «соль». Видимо, нет…       — Тут только две банки, — произнёс латвиец. — Как можно было перепутать?       — Ну прости! — Ильиневич продемонстрировала взгляд кота из Шрека. Впрочем, было наивно полагать, что на Андрея это окажет воздействие. От Ваньки он такие взгляды регулярно игнорировал. — Я больше так не буду. Честно-честно.       — Погоди-ка, — Андрей взял баночку с надписью «соль» и подозрительно заглянул в неё. — Это сахар. Значит, это Интарс что-то напутал.       — Отлично! — с облегчением выдохнула Юлианна. Значит, она ещё пока не последовала примеру некоторых родственничков и не впала в маразм. — А соль, значит, там где «сахар»?       — Здесь везде сахар, — Расторгуев озадаченно нахмурился. Видно, в его привыкшему к порядку мозгу сейчас происходит жесточайший когнитивный диссонанс. Чтобы в солонке был сахар? Да как это так! Непорядок.       Ильиневич тихонько хихикнула, наблюдая за чрезмерно серьёзным для столь незначительной проблемы Андреем. Латвиец взглянул на неё. Юлианна почему-то смутилась.       — Что теперь с этим делать? — она грустно посмотрела на сладкую яичницу.       — Ваня съест, — ответил Расторгуев. — Почётное право организатора мероприятия.       Юлианна рассмеялась с облегчением.       — Да, так ему и надо.       — Так-то оно так, — Андрей осмотрелся. — Только я тоже есть хочу. Да и ты, думаю, не отказалась бы.       — Что, опять готовить? — ужаснулась девушка.       — Пиццу закажем.       Ильиневич обрадованно кивнула. Футболка уже высохла, поэтому она отошла в комнату переодеться. Нет, ну терпение у Расторгуева просто ангельское. Она б на его месте, наверное, взбесилась. Однозначно надо начинать учиться готовить, а не трястись от одного только вида газовой плиты.       — Андрюш, — тихо прошла она на кухню. — Ты не сердись, что я такая неумеха.       — С чего бы мне на тебя сердиться?       Юлианна пожала плечами и встала около Расторгуева, который смотрел в окно.       — Меня большую часть детства Антонина Яковлевна кормила, жена Борисыча, — проговорила она. — Когда она умерла, мы с ним уже мало времени дома проводили, всё по соревнованиям мотались да питались по столовым. Но как-то раз он мне сказал, что пора бы готовить учиться. Я решила кашу сварить, а банка с крупой высоко на полке стояла. Я и так невысокая, а тогда ещё меньше была. Влезла на стул, потянулась за банкой и не удержалась на ногах. Попыталась ухватиться за полку, но лучше бы просто свалилась. А так… — Ильиневич махнула рукой. — Полка-то на ладан дышала. Я грохнулась на пол и утянула за собой полку со всеми коробками, банками и прочим добром. Борисыч за голову схватился. На следующий день нужно было на соревнования уезжать, а я ногу подвернула.       — Да уж, — только и ответил Андрей. — Не думал, что кулинария такое опасное занятие.       — После этого он мне на километр запретил приближаться к кухне, — улыбнулась Юлианна давним воспоминаниям. — Только в случае моих косяков всегда говорит, мол, иди, борщ вари! В шутку, конечно.       На улице уже стемнело. Дождевые капли стекали по стеклу, сверкая от света фонарей. В такие моменты Ильиневич мысленно радовалась, что сидит дома в тепле, а не спешит по делам по такой погоде. На дождь, особенно на холодный, хорошо смотреть именно из дома. Потом надо будет ещё в гостиницу возвращаться. По дождю.       — Ты ещё не передумала ехать на Тур де Ски? — внезапно поинтересовался Расторгуев.       Юлианна поджала губы и покачала головой.       — У меня нет выбора. С Оберхофом я уже точно пролетела, да и обещала же.       — А что потом?       — Потом? Хочу в биатлон вернуться.       — А Александров хочет, чтобы ты возвращалась в биатлон?       Ильиневич задумалась. Андрей вообще редко задавал вопросы, касающиеся Борисыча, но в последнее время что-то эта тема вдруг его заинтересовала. Странно.       — Александров хотел бы в глубине души, чтобы я осталась в лыжах, — вымолвила она. — Но он примет любое моё решение. Мы через многое вместе прошли, — Ильиневич опустила глаза, поняв, что рискует пустить слезу из-за нахлынувшего чувства благодарности к Александру Борисовичу. Хватит, хватит быть такой сентиментальной! Не хватало ещё устроить на многострадальной кухне Интарса всемирный потоп. Срочно нужно перевести тему!       — Я не сомневаюсь в этом, — негромко ответил Расторгуев. — Но ты уверена, что он в данном случае поставит твои интересы выше своих?       — Наши интересы совпадают.       — Если он хочет, чтобы ты осталась в лыжах, — латвиец не обратил внимание на то, что тон девушки стал слегка твёрже. — То он наверняка меньше времени уделяет твоей стрельбе.       — Да, у нас основной упор идёт на скорость, но…       — Дело не в этом, — качнул головой Андрей. — Методики Александрова именно по физической подготовке очень тебе подходят. Но стрельба? Хороший ли он тренер по стрельбе?       — Не жалуюсь, — сухо отозвалась Юлианна. Расторгуев скептически на неё посмотрел. — Андрей, я не понимаю, к чему этот разговор. Ты намекаешь, что Борисыч плохой тренер и мне нужно от него уйти?       — Я не говорю, что он плохой тренер. Я говорю, что он может быть незаинтересован в том, чтобы ты научилась стрелять.       — Андрей, а тебе не кажется, что это уже слишком? — Ильиневич скрестила руки на груди. — Я знаю Борисыча как свои пять пальцев. Как бы ему ни хотелось видеть меня в лыжах, он не будет вставлять мне палки в колёса в биатлоне.       — Ты даже допустить не можешь, что он…       — Нет! И не стоит говорить плохо об этом человеке. Ты его совсем не знаешь. Давай побеседуем о чём-нибудь другом и будем считать, что ты этого не говорил.       — Я не буду отказываться от своих слов, — проявил упрямство Расторгуев. — Ты слишком ему доверяешь.       — Ты же совсем его не знаешь, — тихо промолвила Юлианна, поводив кончиком указательного пальца по стеклу. Очень хотелось поспорить, возможно даже резко возразить, чтобы Расторгуев даже не думал предполагать нечто подобное впредь, но почему-то ругаться именно с Андреем Ильиневич не могла. — У меня есть все основания верить ему как самой себе. Да, я могу чего-то о нём не знать. Да, он тоже не всё знает обо мне. Но я знаю, что Борисыч никогда не сделает мне ничего плохого.       Расторгуев вздохнул, но промолчал. К горлу Ильиневич подкатил ком. Она вспомнила, как они с Борисычем первый раз увиделись, как и при каких обстоятельствах он забрал её у матери из Пыталово, как она делала первые шаги в лыжном спорте. Как он поддерживал её при первых неудачах, говорил, что всё непременно получится. Как радовался успехам, был рядом в самые сложные моменты жизни…       — Он для меня самый близкий человек, Андрей, — говорила она, смахивая со щеки непрошенную слезинку. Опять разревелась, как девочка, которую дёрнули за косичку. Расчувствовалась. «Сентементальизьмы до добра не доводят!» — авторитетно заявлял Борисыч, если Ильиневич пускала слезу. Ну, да, не доводят. Вспомнив всё хорошее, что сделал для неё этот человек, Юлианна просто не могла не заплакать от чувства благодарности к нему. — Он мне ближе даже, чем родной отец, ну, его ты знаешь, — невесело усмехнулась брюнетка. Расторгуев не перебивал. — Радислав не сделал для меня в этой жизни ровным счётом ничего, разве что только поспособствовал моему появлению на свет. А Александров… Я тебе говорила, что мы частенько спорим или в чём-то не сходимся. Но от этого Борисыч не перестанет быть для меня тем, кем он для меня является. Ты не знаешь всех обстоятельств, при которых мы познакомились. Он растил меня, воспитывал, тренировал абсолютно бесплатно. Да даже в минус уходил, тратя свои сбережения на мою подготовку! Всегда в меня верил. Даже когда меня списывали со счетов. Помог вернуться в спорт. Этого всего словами не объяснишь, просто… — девушка на миг прикрыла глаза, отчего по её щекам вновь покатились слёзы. — Да, люди, бывает предают. Для меня это не новость. Но Борисыч! Я жила с ним в одном доме много лет. Он не способен на предательство, понимаешь? Кто угодно, только не он, — Юлианна утёрла слёзы со щёк. — Ну, вот, опять я расплакалась, как девчонка!       — Так ты и есть девчонка, — как-то очень добро, почти по-родному, сказал Андрей.       А ведь если так подумать, то её слёзы видели не так уж много людей. Борисыч раза три, Витька Зимин один раз и Андрей.       — Откуда тебе знать? — улыбнулась Юлианна и поиграла бровями. — Вдруг я переодетый парень?       — Нет, — беспечно отозвался Расторгуев. — Я же…       «…видел», — мысленно закончила за него Ильиневич и слегка покраснела, вспомнив, в каком виде она сегодня предстала перед Андреем. Зато теперь щёки гармонируют с красными глазами и носом! Латвиец понял, что на миг потерял бдительность и немедленно заткнулся, от чего Юлианна была не в восторге. И говорил бы дальше! А то опять заползёт в свою раковину, и попробуй его потом оттуда вытащи!       — Прости, — проговорила девушка, вытирая ладонями остатки слёз. — Наговорила лишнего. Просто пойми, что Борисыч очень дорог мне. Не надо его ни в чём подозревать, пожалуйста. Он не такой.       — А какой? — тихо спросил Расторгуев.       — Он хороший, — тепло улыбнулась Юлианна. — Бывает строгим, но без этого в тренировках никуда. Преданный, честный, надёжный. Прямо добрый дедушка Мороз!       — Борода из ваты, — буркнул латвиец.       — Ну Андрей! — легонько пихнула его в бок Ильиневич, не переставая улыбаться. — Чего ты так на него взъелся?       Расторгуев неопределённо пожал плечами и хотел что-то сказать, но раздался громкий звонок в дверь.       — Ванька, наверное, притащился, — вздохнула Юлианна. Шумных сборищ сейчас хотелось меньше всего.       — Я открою, — проговорил биатлонист, направляясь в прихожую. Странно он как-то к Борисычу относится. С недоверием. Ильиневич бы даже подумала, что Андрей испытывает к нему неприязнь, но причин для подобного отношения к её наставнику у латвийца быть не могло. А Расторгуев не тот человек, который будет испытывать к человеку антипатию без причины. Чисто интуитивно — возможно, но в таком случае, Юлианна была уверена, он оставил бы сомнения при себе. В чём тут дело, девушка понять пока не могла, но в Александрове была уверена на все сто процентов.       — О, какие люди! — послышался из прихожей голос Ваньки. — Айсберг непробиваемый! Уже отведал Анькиных яств? Впрочем, что я спрашиваю? Раз жив, значит, нет.       — Давно не виделись, братец, — улыбнулась Юлианна, выйдя в коридор. У двери, помимо Ивана, стоял ещё и Свендсен, которому Ильиневич мешал пройти дальше.       — О, Анька! — просиял Ваня, после чего обратил грозный взор на латвийца. — Где с утра был?       — Дома, — откликнулся Расторгуев.       — Дома?! Ты серьёзно?! Я тебе пять минут в дверь звонил!       — У меня звонок не работает.       — Я стучал!       — Так это ты был! — проговорил Андрей. — Я думал, опять пьяный сосед в дверь ломится. Топор ищет.       — Какой топор? — не понял Иван.       — Вот ты у него и спроси, я и сам не очень понял…       — Ты мне зубы-то не заговаривай! — погрозил пальцем медик. — Знаю я тебя! Телефон почему недоступен?       Расторгуев пожал плечами. Эмилю, тем временем, удалось протиснуться к кухне. Ильиневич чуть отступила, дав норвежцу пройти.       — А до тебя почему не дозвониться? — возмутился Иван, вперив взор в сестру.       — До меня? — удивилась она. — А, вспомнила. Я звук отключила, чтобы меня от готовки никто не отвлекал.       — Погоди-ка… — Ильиневич хитро посмотрел на Юлианну, а потом и на Расторгуева. — Оба одни в этой квартире, с выключенными телефонами, Интарс понимающе свалил… Я всё понял! До ваших деревянных, наполненных мозгами и опилками черепушек наконец дошло, что ваши деревянные, наполненные мозгами и опилками черепушки созданы друг для друга!       — Мы будем есть, или как? — с кухни высунулся Эмиль.       — Подожди, ел ведь полчаса назад! — отмахнулся Ваня, забыв о том, что во время демонстрации семейных фоток случайно слопал все булки из тарелки норвежца. — Всё, кролики мои биатлонные! Я вас рассекретил! Я, Ванька Холмс, и мой напарник Эмиль Хегле Ватсон раскрыли это запутанное дело! То есть, я раскрыл, а он так, для красоты… Короче, я всё знаю! Вы тут в чувствах друг другу по-быстрому признались, за сим последовал страстный поцелуй, после чего вы переместились в горизонтальную плоскость, ну, или на кухонный стол…       — Мы есть-то будем? — опять показалась физиономия жаждущего пищи СуперСвендсена, но Ивана столь незначительное обстоятельство остановить не могло.       — …ну, а поскольку моего драгоценного ящика поблизости не было, через девять месяцев на свет появился Иван Андреевич Расторгуев! Тут и сказочке конец. Только не говори, что надо закусывать, — предупредил Ванька Андрея.       — Не буду, ты и сам это понял, — ответил Расторгуев.       — Не хочу тебя огорчать, братец, но мы занимались совершенно другими вещами, — вздохнула Юлианна, с притворным сочувствием похлопав родственника по плечу. — Мы яичницу готовили.       — Ой, да не ври! — отмахнулся Ильиневич. — Ты просто заказала пиццу! Ты не умеешь готовить! Если сейчас там на кухне окажется яичница, то, клянусь панталонами тётушки Долорес, я её съем! Но её там не окажется.       — Тебя за язык никто не тянул, — ухмыльнулась Юлианна. В третий раз выглянул оголодавший Эмиль. — Да будем мы есть, будем!       — Только пиццу привезут, — тихо заметил Расторгуев. Иван, тем временем, уже очутился на кухне.       — Чавой? — отозвался Ванька, с подозрением оглядывая вполне съедобную на вид яичницу.       — Приятного аппетита, говорю, — погромче сказал Андрей.       — А я уж было подумал, что ты плетёшь заговор, — с облегчением вздохнул Ильиневич.       Ужин обещал быть весёлым.