В самое сердце

      Из Алуксне в Ригу по шоссе с бешеной скоростью мчался автомобиль, внутри которого находились четыре человека. Практически полное отсутствие машин на дороге позволяло гнать во весь опор.       — Идиот! — отчётливо прозвучало на английском.       — Не то слово! Козёл! — подтвердил женский голос.       — Баран! — продолжал мужской.       — Осёл!       — Болван!       — Мелкий безмозглый таракан!       Голоса эти принадлежали Эмилю Хегле Свендсену и Юлианне Ильиневич. Спортсмены вовсю возмущались и крыли не самыми добрыми словечками Ваньку Ильиневича.       — Чё это мелкий? — оскорбился Ваня с переднего сидения, не обративший должного внимания на слово «таракан».       — Заткнись! — хором одёрнули его биатлонисты.       — Ладно-ладно! — Иван вжался в кресло. — Чего вы так разозлились?       — Он ещё спрашивает! — воскликнула Ильиневич, а Эмиль возмущённо закивал.       Причина для злости была вполне весомой. Они проспали. Проспали по вине рыжего обалдуя. Нужно было встать пораньше, чтобы доехать до Риги и успеть на авиарейсы. Но у Ваньки были свои планы. Медик отключил все будильники и с чистой совестью завалился спать.       — Я думал, вы ещё чуть-чуть в гостях побудете, — робко проговорил он.       — Думать у тебя не получается, — отрезал СуперСвендсен. — Это не твоё.       Ильиневич обиженно нахмурился и скрестил руки на груди.       — Андрюшас, хоть ты им скажи!       — Подписываюсь под каждым словом, — отозвался Расторгуев, пристально следя за дорогой. Именно Андрей и спас мирно спавших биатлонистов от просыпания.       — А я, между прочим, на вас обиделся! — вдруг заявил рыжий. — Заставили меня жрать сладкую яичницу вчера!       — Ты же любишь сладости, — невинно заметила Юлианна.       — Но не с кетчупом же, систер! Эх, не пожалела ты братца родного!       — Не нуди, — отрезала девушка.       Несколько минут провели в молчании. За окном мелькали зимние пейзажи. Ночью выпал снег. Когда надо его нет, а как только уезжать — так пожалуйста!       — Юлианна, — проговорил Эмиль, глянув на сидящую подле себя девушку. — А ты вернёшься в биатлон после Тур де Ски?       Девушка удивлённо взглянула на норвежца. С чего это все вдруг так заинтересовались её возвращением в биатлон?       — Не знаю, но очень хочу.       — Слушай, а что это за тренер тебе в последней гонке на лыжу наступил? — прямо спросил он. — Странный мужик.       — Александр Александров, мой многолетний личный тренер, — ответила Ильиневич. — С чего это он странный?       — По-моему, он специально тебе на лыжу встал. Мутный тип…       — Эмиль, — процедила она. — Ты зачем вообще завёл этот разговор? Он не делал этого специально! Это была случайность.       — Ага, случайность. Прям момент выбирал, когда наступить. Осторожно так рядом с тобой бежал. И ради чего? Ради того, чтобы сказать, что Коукалова не приближается?       — Знаешь, что…       — Ишь, как спорят! — тихо сказал Ваня Расторгуеву, пока спортсмены выясняли отношения. Юлианна стояла за Александрова горой. — Что это Эмилька за ерунду ляпнул? Санчо ж ей как родной!       — Санчо? — хмыкнул Андрей.       — Это я так его прозвал. Да Анька любит его больше, чем меня! Больше даже, чем мужика своего первого, Ваську-тракториста…       — Ты что там несёшь? — возмутилась Ильиневич, не став уточнять, что ни с какими Васьками она не знакома, а молодого человека звали Виктором. И он был не тракторист, а таксист.       — А что? — Ваня и не думал прекращать трепать языком. — Мне Борисыч рассказывал как-то под градусом, что у вас там с ним не всё гладко было…       — Захлопнись, — процедила девушка. Вспоминать прошлое не хотелось, а обсуждать его при других тем более. Ваньку очень хотелось придушить.       — А что я такого сказал? — недоумевал он. — Вон, Андрею, может, интересно послушать, про былые похождения будущей жены… ай! — Юлианна пребольно схватила братца за ухо.       Впрочем, его вскоре пришлось отпустить, так как доехали до аэропорта. Расторгуев домчал вовремя. Самолёт в Россию улетал чуть раньше, чем рейс в Тронхейм, поэтому прощаться с Юлианной пришлось сразу же.       — Береги себя, систер! — напутствовал девушку Ванька. — Порви там всех нахрен на этом Тур де Ски!       Ильиневич закатила глаза и приобняла брата на прощание. Тут же стоял Свендсен. Девушка по-дружески приобняла и его. Советами Эмиля по стрельбе она обязательно собиралась воспользоваться. Жаль, что так мало получилось поработать, но лететь в Норвегию Юлианна не собиралась. СуперСвендсен для тренировки стрельбы из положения стоя посоветовал ей один из методов норвежцев. Нужно за один раз закрыть двадцать мишеней подряд. В случае промаха придётся начинать всё сначала. Со стрельбища нельзя уйти, пока не закроешь все двадцать чёрных глазков. Жестокий, можно сказать, садистский метод для таких мазилок как она, но это могло сработать.       — Спасибо, Эмиль, — улыбнулась она норвежцу. Кажется, тот действительно искренне хотел ей помочь. По крайней мере, поползновения в её сторону прекратились. Ильиневич перевела взгляд на Расторгуева, стоявшего чуть в стороне. Девушка подошла к нему. — Ну, счастливо!       — Счастливо, — эхом откликнулся латвиец и посмотрел ей в глаза. Внимательно и очень серьезно, да так, что Юлианна опустила взгляд. — Будь осторожна.       Было такое ощущение, что Расторгуев хотел сказать что-то другое. Что-то более конкретное и важное. То ли он просто решил промолчать, то ли не захотел говорить при других. Повинуясь внезапному порыву, Ильиневич привстала на носочки и поцеловала Андрея в щёку. Чисто по-дружески. Но почему-то тут же смущённо отпрянула и залилась румянцем.       — Пиши, если проблемы возникнут, — сказал не очень довольный Свендсен. — Помогу чем смогу. Согласись ты поехать в Норвегию, было бы проще…       — Ну, Эмиль, — отмахнулась девушка.       — Действительно, — неожиданно проговорил Расторгуев. — Возможно, это могло бы помочь твоей стрельбе.       Ильиневич и Свендсен удивлённо на него посмотрели.       — Ладно, — промолвила она несколько растерянно. — Мне пора.       Девушка поспешила, чтобы не опоздать на самолёт.       — Пойду и я, — сказал СуперСвендсен, которого весьма озадачила столь неожиданная поддержка в лице Андрея.       Распрощавшись со всеми, он направился к кафе при аэропорте, чтобы скоротать там время до вылета самолёта. Ванька активно махал рукой ему вслед, даже когда высокая фигура норвежца скрылась в толпе. Внезапно его внимание переключилось на всё ещё стоявшего рядом Андрея, который был очень задумчив.       — Расторгуев! — возмутился он, упирая руки в боки. — Что ты тут устроил?!       Биатлонист перевёл ничего не выражающий взгляд на Ивана.       — Какая Норвегия?! — бушевал рыжий медик.       — Страна такая есть, — спокойно поведал Андрей. — На Скандинавском полуострове. Столица — Осло, денежная единица — норвежская крона…       — Ай! — только отмахнулся от этих фактов Ванька. — Да ты сам толкаешь её в объятия Эмильки, неужели ты этого не понимаешь?!       — Не понимаю, — оборвал его латвиец, направляясь к выходу. — Кончай молоть чушь.       — Кончай… — протянул Ваня. — Как это соблазнительно прозвучало из твоих уст, Андрюшенька. Я даже завёлся.       — Это не мои проблемы, — невозмутимо парировал Расторгуев, даже не оборачиваясь в сторону Ивана.       Ильиневич тяжко вздохнул, поняв, что его очередная попытка вывести латвийца из себя потерпела полное фиаско.       — Ты фантастически непробиваемый айсберг! — воскликнул он, бросаясь вдогонку за биатлонистом.       — Юлианночка Александровна, я ничего не делал! — лепетал худой сутулый мужичок в тельняшке, при появлении девушки попытавшийся приосаниться. — Кто-то на меня нажаловался? Зинка, небось? Ух, вредная баба! Всего-то поругался с ней разок!       Ильиневич могла бы напомнить, что она Радиславовна, да вот только это бесполезно. Георгий Иванович Семёнов, «он же Гога, он же Гоша, он же Юрий, он же Гора, он же Жора», снимал у Юлианны квартиру. Ильиневич здесь практически не бывала, поэтому ничто не мешало ей сдавать жилплощадь. Семёнов проживал здесь уже около полугода. Сам по себе он мужик не плохой, вот только соседи на него постоянно жалуются. То «баб водит», то ещё чего учудит. Платил он исправно, деньги всегда поступали на карточку Юлианне точно в срок. Она вообще редко сюда приходила. Последний раз была здесь в середине сентября. Поэтому-то Гога и не мог взять в толк, с какой радости Ильиневич нанесла ему визит.       — Нет, Георгий Иваныч, не ругался никто, — проговорила девушка. На жалобы соседей ей было откровенно говоря плевать. Они и сами не ангелы, чтобы на Жору бочку катить. В своё время ух какие вечеринки по ночам закатывали! Ильиневич пришла просто так, убедиться в том, что квартира цела. Да и просто давненько здесь не была. Всё сборы, соревнования, тренировки. В принципе, можно было эту квартиру продать, но Юлианна ею очень дорожила. Спортсменка купила однушку на улице Латышских стрелков на призовые, полученные за серебряную медаль Олимпиады.       Улица Латышских стрелков. Любопытная ирония судьбы. Квартира-то была куплена ещё до того, как в её жизни нежданно-негаданно возникли родственники, проживающие в Латвии. Впрочем, жила Ильиневич в основном не здесь, а на даче Борисыча, как раз неподалёку от места, где она обычно тренировалась.       — Юлианночка, а ты в Токсово, да? — Гога заметил дорожные сумки. — С соревнований?       Георгий Иванович любил биатлон и лыжные гонки, поэтому прекрасно знал, чем занимается хозяйка жилплощади. Он умудрился познакомиться с Борисычем и даже съездил пару раз с ним на рыбалку.       — Давай я тебя подвезу!       — А давайте, — махнула рукой девушка. Тащить все эти вещи до электрички как-то не очень хотелось. Да и Гога вроде трезвый, авось в аварию не попадёт.       Каким образом его зелёный запорожец всё ещё был в строю, для девушки было загадкой. Машина пыхтела, скрипела, но до места назначения тем не менее доехала. Семёнов всю дорогу травил байки и анекдоты. Юлианна, впрочем, слушала его не очень внимательно.       — Эх, с соревнований — и уже на тренировки! — качал головой Жора. — Умничка! Ты, давай, стрелять учись! Чтоб всякие Соукаловы даже не думали тебя обыгрывать!       Обладательница «Большого хрустального глобуса» Габриэла Коукалова не такая уж и «всякая», но для Георгия Ивановича это было несущественно. До начала этого сезона он искренне любил улыбчивую чешку, но под влиянием её провокационных заявлений эта любовь трансформировалась в столь же искреннюю неприязнь. Впрочем, Гога ведь не один такой. За последний месяц ряды поклонников Габи в России изрядно поредели.       Ильиневич вошла в деревянный дом и огляделась. Редкий случай, когда она оказывалась тут одна. Раньше, ещё в детстве, здесь варила варенье Антонина Яковлевна. До сих пор Юлианна помнила, как женщина звала её на кухню пробовать вкусности, чем вызывала бурчание Борисыча. Александров, казалось, всё время был здесь. Сейчас в доме его нет, а без него как-то пусто.       Юлианна написала сообщение брату, что добралась, после чего немедленно плюхнулась на постели и блаженно прикрыла глаза. Старая советская койка жалобно скрипнула и чуть подпружинила вверх, как батут. Свежий воздух, природа, тишина… В голове возникали не только воспоминания, связанные с этим местом, но и другие, те, которые практически стёрлись из памяти. Самое раннее детство Юлианна провела не здесь, но тоже в деревенском домике. Ильиневич из тех времён лучше всего помнила, почему-то, как поливала капусту из леечки и лежала на печке холодными зимними вечерами. Как носилась наперегонки с соседскими мальчишками, как ей рассказывала истории из жизни Вера Михайловна, как мать пела на ночь колыбельную…       Эти тёплые воспоминания раннего детства вызвали неожиданно болезненный укол в сердце. Ильиневич присела на кровати и обхватила колени руками. Сейчас-то её никто не видит, можно и поплакать, вот только слёз нет. Одна только горечь, которая с годами так и не проходит…       В тот же день Юлианна отправилась к биатлонному комплексу, решив воспользоваться отсутствием Александрова, чтобы потренировать стрельбу. Сделав разминку и потренировавшись некоторое время на лыжах, девушка подошла к стрельбищу. Двадцать мишеней подряд, говорите? Да легко! На словах.       Промах первым выстрелом. Сначала. Опять промах. Опять сначала. Какие двадцать мишеней, когда её не хватает даже на пять? Вскоре стало понятно, что девушке просто не хватит патронов, чтобы провести подобную тренировку до конца. Нужно будет запастись как следует и обязательно это повторить. У Ильиневич было такое ощущение, что если она закроет эти двадцать мишеней, то ей уже ничего не будет страшно на рубеже.       Девушка вернулась домой, когда уже начало темнеть. Она присела за кухонный стол и задумалась. Обычно Юлианне никогда не было скучно наедине с собой, но за последнее время она как-то слишком привыкла к компаниям. Всё время рядом были то коллеги-биатлонисты, то вездесущий Ванька. Эмиль настойчиво строил ей глазки, и, что прискорбно, она чуть было на это не купилась. В жизни каждого человека случаются минутные слабости, о которых потом приходится жалеть. К счастью, потом принц Чарминг вроде отстал и даже помог со стрельбой, за что Ильиневич была ему безмерно благодарна. Так-то он неплохой человек, наверняка с ним можно весело проводить время. Но сейчас как-то не до этого. Нужно быстрее покончить с Тур де Ски и постараться как-то вернуться в биатлон.       Ванька иногда надоедал бесконечной болтовнёй, но зато с ним никогда не будет скучно. Друзья, приятели, товарищи, коллеги… И Андрей. Они не так давно знакомы, но именно его общества Ильиневич сейчас не хватало больше всего. Расторгуев мог бы сидеть здесь и просто молчать, но Юлианна всё равно знала бы, что он рядом. Адекватная часть мозга ещё не успела сообразить, что к чему, а пальцы уже набирали латвийцу сообщение.       Юлианна: Привет       «Ой, дура!» — подумала Ильиневич уже после того, как нажала «отправить». «Очень содержательно и умно, — съязвил Разум. — Особенно если учесть, что вы уже здоровались». Расторгуев, наверное, сбежал от Ваньки, сверкая пятками, заперся где-нибудь дома и отключил телефон. И её сообщения ему вот вообще не сдались.       Андрей: Привет       Ильиневич чуть не подскочила на стуле. Девушка принялась с интересом изучать присланную запись, будто это могло быть миражом или продуктом её генетически больного воображения. Но нет, сообщение не пропадало.       Андрей: Что-то случилось?       Юлианна: Всё в порядке       Что делать? Спросить, как он? Утром же виделись. Да и вообще, зачем она ему писала? Ильиневич уже успела об этом позабыть. Вдруг, в её голову пришла идея.       Юлианна: Мне Эмилио тренировку стрелковую порекомендовал для стойки. Думаю, тебе тоже пригодится) Нужно закрыть подряд двадцать мишеней. Раз промахнёшься — начинаешь сначала. Ну, как?)       Андрей: Отлично! Спасибо)       Ты уже пробовала?       Юлианна: Да, это страшная пытка)       А ты отпишись о результатах!       Андрей: Хорошо. Ещё раз спасибо!       Ильиневич отложила в сторону телефон и улыбнулась. Всегда приятно помочь человеку, тем более, такому хорошему.       Ответа не было долго. Уже наступил поздний вечер, а Расторгуев так и не писал. Забыл, наверное. Что ж, бывает. Девушка протопила печь, включила обогреватели и уже хотела было забраться под тёплое одеяло, как вдруг телефон пиликнул, уведомляя о пришедшем сообщении.       Андрей: У меня получилось!       Юлианна: Рада за тебя! *хлопает в ладоши*       Неужели он смог закрыть все мишени? Пусть через несколько часов, но всё же смог. Наверное, теперь пойдёт отдыхать и спать. К удивлению Ильиневич, биатлонист написал ещё раз.       Андрей: Это всё благодаря тебе)       Брови спортсменки поползли вверх. Приятно, чего уж там. Расторгуев, видимо, очень счастлив. Но тут, скорее, надо благодарить не её, а Свендсена за совет.       Андрей: Ты меня очень мотивировала)       Юлианна: Я?       Вот уж удивительно. Интересно, чем? Ничего путного девушка придумать не смогла.       Андрей: Ты красивая       Юлианна удивлённо заморгала. Почему Расторгуев вдруг это заметил? Всегда было приятно слышать подобное, и Ильиневич гнала от себя мысли, что особенно приятно было услышать это от Андрея. И очень странно. Она вообще не помнила, чтобы он говорил кому-то комплименты.       Андрей: Я не знаю, как правильно признаваться, поэтому просто скажу, что ты мне нравишься       Юлианна едва удержалась от того, чтобы потереть глаза. Это сон! Расторгуев, этот «айсберг непробиваемый», говорит, что она ему нравится?! Когда там апокалипсис по расписанию?       Андрей: Я мог бы и дальше это скрывать. Но мне надоело делать вид, что я испытываю к тебе исключительно дружеские чувства       Ильиневич продолжала глазеть на экран. Как-то это всё сумбурно получается, неожиданно. А может, Андрюшас отметил удачное окончание тренировки и теперь слегка подшофе? Это бы многое объяснило. Нет, он просто не может всерьёз воспринимать её как девушку! Почему? Потому что гладиолус. Точнее, айсберг. Не может, и точка!       Андрей: Ещё в Латвии нужно было признаться в своих чувствах, но я не решился. Ванька ругался, называл меня айсбергом, как всегда. Сказал, что я идиот, что посоветовал тебе работать со Свендсеном. Он был прав. Я пытался убедить себя в том, что тренировки с ним пойдут тебе на пользу. Но я не мог бы спокойно заснуть, зная, что где-то там он всё время может быть рядом с тобой. Хорошо, что ты не уехала в Норвегию.       Юлианна смотрела на экран и была не в силах понять, что нашло на обычно сдержанного Расторгуева. Неужели она действительно ему нравится? А она? Что она испытывает к Андрею? Он замечательный человек, Ильиневич не могла не признать, что ей с ним комфортно. Но что дальше?..       Андрей: Знаешь, ты снишься мне каждую ночь, Юлианна. Каждое утро я просыпаюсь и думаю о тебе. Ты не представляешь, каких усилий мне стоило скрывать это от тебя, от твоего проницательного брата. Он ведь уже давно обо всём догадался.       Чуть подрагивающими от волнения пальцами девушка напечатала ответ.       Юлианна: Как-то это всё неожиданно       Неожиданно и странно. Слишком не похоже на Расторгуева. Должна быть очень веская причина, по которой он решил завести разговор на столь личную тему. Ильиневич понимала, что надо бы пресечь эти признания на корню, но не смогла. Или не захотела?       Андрей: А сегодня я понял, что не могу больше этого скрывать. Ведь чем дольше я молчу, тем больше вероятность тебя потерять. Называй это просветлением, божественным озарением, цепью логических умозаключений с единственно правильным выводом. Суть от этого не изменится. Я принял решение сказать всё так, как есть. С самой первой встречи я мечтал о тебе. Сейчас, когда нас разделяют сотни километров, мне проще во всём тебе признаться. Я хочу тебя. Хочу, как никого никогда не хотел.       Глубокий вдох-выдох. Собраться с мыслями. Написать ответ. Заставить работать мозги. Что, чёрт возьми, происходит? Как назло вспомнилось, что сегодня в аэропорту Андрей был каким-то задумчивым, что-то хотел сказать. Неужели это?       Юлианна: Андрюш, ты, наверное, немного выпил       А точнее, Расторгуев, кажется, пьяный в хлам. Как ещё пальцами по буквам попадает! Странно, вроде же он не пьёт. Что же заставило его нарушить собственный принцип?       И вообще. Переписка — это прекрасно. Так хоть Андрей не видит её опять покрасневшие щёки. А как она стала бы действовать, скажи ей Расторгуев это всё в лицо? Если бы он сказал это вчера, когда они были наедине? Смогла бы Ильиневич устоять? Андрей был ей симпатичен, это стоило признать. Но на влюблённость это не похоже. Хотя, кто её знает, влюблённость эту.       Юлианна тряхнула головой, возвращая себе трезвость рассудка. Расторгуев не отвечал долго. Ильиневич уже подумала, что на этом всё, но тут пришло довольно объёмное сообщение.       Андрей:       Я пьян тобой, Анюта,       И пьян уже давно,       Хочу признаться в чувствах,       Чтоб было как в кино!       До боли я тебя хочу       Прижать к себе, обнять,       Без лишних разговоров       Тебя поцеловать.       И слиться воедино,       И в унисон дышать,       Чтоб до утра с тобою       Оргазмы получать!       На первом четверостишье Юлианна всё ещё думала, что Расторгуев пьян, но в её голове зародились кое-какие смутные подозрения. Уж больно знакомым был стиль. Второе четверостишье превратило эти подозрения в уверенность, а на третьем девушка догадалась, кто был автором данных строк и всех остальных «пьяно-любовных» сообщений. Словами не передать, какое облегчение испытала Ильиневич после того, как всё поняла. «Просветление», блин! «Божественное озарение»! Оргазмы он, видите ли, получать хочет! И получит! Только не оргазм, а в глаз! Болван! К счастью, не Расторгуев, он к этим шедеврам эпистолярного искусства не имел ни малейшего отношения.       Юлианна: Вань, а Андрей знает, ЧТО ты пишешь девушкам от его имени?       Андрей: Ты о чём?       Юлианна: Не притворяйся, я знаю, что это ты       Андрей: Я НЕ ПОНИМАЮ, О ЧЁМ ТЫ!!!       Юлианна: КАПС ОТКЛЮЧИ!!! Братец, ты спалился, можешь больше не притворяться       Андрей: ДА БЛИН!!!!!!!!!!       Как ты меня рассекретила?!!!       Всё-таки Ванька! В душе Ильиневич смешались злость на братца и на себя, за то, что сразу всё не просекла. А ещё… лёгкая досада. Значит, это всё вранье, и Расторгуев ни малейшей симпатии к ней не испытывает. Вот Ванька козёл! Ничего, это ему даром не пройдёт. Кстати, телефон-то у братца, а где Андрюшас?       Юлианна: А Андрея ты куда дел?       Андрей: Айсберг непробиваемый до сих пор мимо мишеней лупит, никак двадцать подряд закрыть не может!!! Стадион закрывать скоро будут, а он всё стреляет! Мазила латвийская!!! Недо-снайпер алуксненский!!!       «Всё-таки братец», — опять констатировала Ильиневич, будто существовала надежда, что это мог быть не он. А телефон, стало быть, стащил у Расторгуева без спроса.       Юлианна: Зачем ты мне это всё присылал?!       Андрей: Эта льдина латвийская ещё полгода тупить будет, а я племянников хочу!!!!!! Требую Ивана Андреевича!!       Юлианна: Вот сам и рожай!       Андрей: Я ж мужчина!       Юлианна: Это уже твои проблемы. И вообще, хватит строчить с телефона Андрея!       Андрей: Фигушки! Мне так прикольно! Ой, айсберг сюда идёт,блин,щас телефон отнимет,я побеж       Видимо, допечатать Иван не успел. Или просто сделал вид, что испугался и банально свалил, чтобы не объясняться. Или Андрюшас действительно оттяпал у него свой телефон. «Я бы посмотрела на его реакцию на стихи», — подумала Ильиневич, отчётливо представляя, как братец виновато моргает глазёнками, боязливо посматривая на недоумённого Расторгуева.       Завидев приближающегося Андрея, Иван принялся судорожно допечатывать сообщение.       — Андрюшас! — немного нервно крикнул он, перестав уже ставить пробелы после запятых. — Ты закрыл все мишени?       — Трассу закрывают, — проговорил Расторгуев, подходя к рыжему медику, который поспешно спрятал мобильник за спину. — Зачем тебе мой телефон?       — Э-э… — протянул Ванька. Заметил-таки, Эркюль Пуаро доморощенный! Правда, учитывая его до тошноты правильный образ жизни, он, скорее, патер Браун. — Я позвонить хотел.       — Кому?       — Себе! — убедительно воскликнул Ильиневич. — Я свой посеял где-то.       — Да?       Иван проследил за взглядом Андрея. Латвиец, конечно, заметил мобильный, который Ванька неосмотрительно положил рядом с собой на лавочке. Расторгуев с большим подозрением посмотрел на Ильиневича, который быстро сунул свой сотовый в карман куртки. Ваня выдавил из себя лучезарную улыбку и, чтобы не глазеть на Андрея снизу вверх, поднялся со скамейки.       — Телефон мой отдай, — латвиец недобро взглянул на рыжего. Сейчас Ваньке очень хотелось встать на табуретку, чтобы оказаться выше Андрея. Так он хоть перестанет глазеть на него, как удав на кролика. Ваня упрямо вздёрнул подбородок, но через пару секунд нахождения под ледяным взглядом нехотя протянул Расторгуеву мобильник.       — Учти, — предупредил Иван. Андрей движением пальца разблокировал сенсорный экран. — Это всё ради вашего же блага! — Расторгуев недоумённо нахмурился и отмотал диалог с Юлианной к началу. — Я просто пытался ускорить процесс!       Сначала биатлонист продолжал хмуриться. Но по мере прочтения того, что именно от его имени Ванька настрочил сестре, лицо латвийца менялось. Оно выражало удивление, озадаченность, недовольство и наконец, степень крайнего охренения.       — Что, дочитал до стихов, да? — нервно спросил Иван. Андрей пока молчал. — Андрюшенька, мне оч-чень не нравится эта винтовка на твоих плечах…       Латвиец медленно перевёл взгляд с экрана на Ваньку. Вот теперь прочитал.       — Хорошие стихи, да? — пролепетал рыжий, медленно пятясь. Биатлонист мог показаться внешне спокойным, но его взгляд был просто убийственен. — Сам сочинил.       «Посадить на кол. Четвертовать. Медленно сжечь на костре. Расчленить с особой жестокостью. Поджарить на адской сковородке», - вот, что прочитал Ильиневич в его глазах. Что-то, возможно, медик додумал сам, но общий посыл был понятен. Иван видел у Андрея дома энциклопедию оружия, в которой нашлось место для статей о средневековых орудиях пыток. Полный попадос.       — Тебе не жить, — с пугающим хладнокровием отчеканил Расторгуев.       — Ты плохо стреляешь, — истерически хихикнул Иван, так некстати вспоминая, что иногда латвиец по мишеням всё-таки попадал.       — Стрельба в биатлоне ведётся с расстояния пятидесяти метров.       Намёк понят. Ильиневич попятился. Почему-то представил Андрея в одеянии инквизитора. С идеально заточенным топором. И сейчас это было совсем не смешно. Как назло, свидетелей не было. В столь поздний час только такой фанатик как Расторгуев проводил время в биатлонном комплексе. Темно, тихо, лес кругом. Там ни одна живая душа не услышит его криков. Да и труп закопать можно. Никто и не узнает о бесславной кончине Ивана Радиславовича Ильиневича, тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года рождения, врача по призванию и романтика в душе. Нет, он не хочет сейчас умирать! Ваня давным давно забросил профессиональные занятия спортом. Если ему и приходилось в последнее время бегать, то делал медик это с явной неохотой и ленцой. Но мотивация в самом деле творит чудеса, ибо так быстро, как сейчас, Ильиневич никогда не бегал.       Андрей лишь посмотрел стремительно улепётывающему Ваньке вслед. «Прости», — написал он Юлианне. А что ему ещё оставалось?       Прочитав сообщение латвийца, Ильиневич только вздохнула. Сразу следовало понять, что это не он настрочил. Андрей даже в пьяном состоянии не стал бы подобное писать. Не в его это стиле. Слишком уж там «много букаф» для Расторгуева. И слишком своеобразное содержание.       Юлианна: Тебе-то не за что извиняться) Это Ваньке по шее надо дать       Андрей: Всё равно неудобно. Ты не подумай, это всё неправда       «А жаль», — мелькнула где-то на периферии сознания дурацкая мысль. Ильиневич тут же её отогнала.       Юлианна: Я поняла, что это не твоё творчество) Поставь телефон на пароль, а то братец не остановится       Лучше скажи, как стрельба? Закрыл все двадцать?)       Андрей: Нет       Юлианна: А чего так?)       Андрей: Меня выгнали со стрельбища       Юлианна: Общество защиты прав воробьёв?       Отправив сообщение, Ильиневич едва удержалась от того, чтобы хлопнуть себя ладонью по лбу. Уж чья бы корова мычала. Лишь бы Расторгуев не обиделся на её, возможно, несколько неуместную шутку.       Андрей: Нет) Наступившая темнота и местные охранники. Придётся отложить всё на завтра       Кажется, не обиделся.       Юлианна: А мне патронов не хватило       Андрей: И меткости)       Ильиневич засмеялась.       Юлианна: Кто бы говорил! *показывает язык*       Андрей: *ухмыляется*       Юлианна: А где мой братец? Он живой?       Андрей: Рискну предположить, что да       Юлианна: Если ты случайно его прибил, то так и скажи. Я пришлю тебе лопату бандеролью :D       Андрей: Это лишнее) Иван жив, он просто убежал в лес       Юлианна: Постигать дзэн?)       Андрей: Можно сказать и так       Ладно, мне за руль пора. Домой поеду       Ваня пусть пешком идёт       Юлианна: Так ему и надо! Передай братцу от меня пламенный привет       Можешь даже его пнуть       Или вынести мозг, если он там есть       Устрой ему там «божественное озарение» :D       Андрей: В лесу переночует, и озарение само на него снизойдёт)       Юлианна: Не факт       Андрей: Ладно, я поехал. Спокойной ночи)       Юлианна: Спокойной)       Ещё раз прокрутив всю переписку с Расторгуевым, Ильиневич отложила телефон на тумбочку, накрылась тёплым одеялом и сомкнула веки. К мыслям о том, что между ней и Андреем вообще что-то может быть, девушка решила не возвращаться. Вот Ваньку не помешало бы хорошенько проучить. Чтобы неповадно было. Пусть уже смирится, что они с Расторгуевым просто друзья. Друзья, ничего больше! И никаких там киношных признаний, или о чём братец ещё там писал в своих порнографических стишочках. Просто друзья. Когда уже до его пошлой рыжей черепушки дойдёт этот простой, как пареная репа, факт?! Прямо таки бесит уже!       Юлианна недовольно выдохнула и перевернулась на правый бок. Они друзья. Просто. Друзья. «Главное себе почаще это повторяй», - ехидно посоветовал внутренний голос. Эх, будь он живым человеком, немедленно получил бы леща. А так пришлось только стиснуть зубы и вежливо попросить его заткнуться. Тем не менее, голос умолк и дал возможность девушке погрузиться состояние полудрёма. Друзья, просто друзья...       — Стоп-стоп-стоп! — прервал друга Тарьей Бё, осушая очередную рюмку текилы. — Ты хочешь сказать, что так просто сдался?       Свендсен кивнул, пристально глядя на свою полупустую рюмку. Далеко не первую за сегодняшний вечер. Где можно поговорить по душам с другом, которого давно не видел? Правильно, в клубе с алкоголем. Правда, пьянка как-то не вызывала того же энтузиазма, что был раньше.       — А как же спор?       — Что — спор? — удивился Эмиль. — Ты же сам советовал мне отказаться от этой затеи. Говорил, что с Вегардом поговоришь.       — Поговорю, — сделал глоток Бё. — Но я не об этом. Ты на полном серьёзе отказываешься от девчонки, которая тебе нравится?       — Ну, да, она симпатичная, — пожал плечами Свендсен. — Но не бегать же мне из-за этого за ней всю жизнь. Да и спор этот изначально был глупым.       — Значит, она предпочла тебе Расторгуева? — ехидно ухмыльнулся Тарьей, провожая взглядом какую-то симпатичную блондинку. — Теряешь хватку. Рассказать кому — обхохочутся. Викинг СуперСвендсен, четырёхкратный олимпийский чемпион, проиграл какому-то литовцу. Я, твой лучший друг, ржать хочу, что уж об остальных говорить!       — Он из Латвии, — возразил Эмиль. — Хотя, это не важно. Оказывается, они с Юлианной не встречаются. Слухи оказались ложными.       — Офигеть! Так что тебя останавливает? Цветы, шампусик и вперёд! Не думаю, что одинокая привлекательная девушка тебе откажет.       — Херня это всё, — безнадёжно махнул рукой Свендсен. — Спор я по любому проиграл. Так зачем она мне?       — А как быть с тем, что Ильиневич тебе нравится? — вкрадчиво осведомился Бё.       — И что? Не настолько она мне и нравится, чтобы бегать за ней весь сезон.       — Уверен?       Настойчивость Тарьея показалась Свендсену очень подозрительной.       — Я же в курсе, как ты ревновал её к Расторгуеву, — улыбался Бё. — Как поцеловать её пытался в Эстерсунде. Как Бендику планировал использовать в своих грязных делишках. Ты бы не стал затевать это всё из-за простой симпатии.       Эмиль решил промолчать. Друг явно не договорил.       — Я ведь знаю, что она тебе нравится. У меня надёжные информаторы, — Тарьей вспомнил присланную ему Йоханнесом диктофонную запись. Ничего особого полуспящий Эмилька там не наболтал, но для норвежца и этого хватило, чтобы понять симпатию друга к Ильиневич. И спор тут был совсем не при чём.       — Да я и сам не знаю, — вздохнул Свендсен. — Вроде Юлианна мне и нравится, а вроде и бегать за ней уже лень.       — Стар совсем стал, — покачал головой Тарьей. — Кризис среднего возраста наступает на пятки и отправляет тебя на диван. Помни, что Юлианна молодая девушка. Ей ночью на диване захочется не только спать.       — Иди ты! — отмахнулся норвежец. — Мне о спорте думать надо и о результатах.       — Ой, да когда тебе это мешало? Я ведь не предлагаю тебе за ней бегать.       — А что? Прыгать?       — Нет, — глубокомысленно протянул Тарьей. — Просто нужно оказаться рядом в нужный момент. Он обязательно представится. Просто нужно правильно им воспользоваться.       — Ага, конечно, — язвительно отозвался Эмиль, не давая понять, что слова друга на самом деле остались у него в голове. — Ты лучше о себе расскажи. Когда возвращаться собираешься?..       Ванька Ильиневич бодрым шагом топал по заснеженной обочине дороги, ведущей к городу. Сейчас медик, славящийся весёлым нравом, был в гневе. А всё почему? Правильно! Из-за льдины латвийской!       В мире не найдётся человека, который сможет так же выводить его из себя, как то регулярно проделывает Андрей. Вот почему этот Расторгуев такой твердолобый? Неужели так сложно понять и признать, что Анька ему нравится? Да и Юлианна ничуть не лучше. Оба стоят друг друга. Упрямые бараны!       Расторгуевская невозмутимость всегда вызывала у Ивана самую бурную реакцию. Ильиневич любил привлекать к себе внимание. Ему нравилось, что люди смеются над его шутками, приколами, подчас ребяческим поведением. Нравилось, как крутят пальцем у виска, но потом тихонько ржут в сторонке. Как в гневе орут на него, топают ногами от бессилия. Ванька их выбешивал, а они ничего не могли поделать со своими эмоциями. А Иван обожал чужие эмоции. Положительные и не только. Он буквально купался в них, наслаждаясь направленным на него вниманием. Ильиневичу нравилось наблюдать за реакцией людей на самые разные его выходки. Кто-то его обожал, кто-то терпеть не мог. Но никто не оставался равнодушным. Кроме Расторгуева.       Льдина латвийская! Айсберг непробиваемый! Ничего его не берёт! Уж за долгие годы их знакомства Иван чего только не перепробовал. Испытал на Андрее кучу методов по выведению человека из себя. Бесполезно! Он не человек, он стена! Абсолютно невозмутимая непрошибаемая стена. Интарс Беркулис всегда относился к Ваниным шалостям со снисходительной иронией, прибалта трудно было вывести из себя. Но Расторгуев в этом плане наставника превзошёл. Если Интарс хоть иногда мог эмоционально отреагировать, то Андрею, казалось, вообще было пофиг, что там Ильиневич несёт. Пошлые шуточки им напрочь игнорировались. Двусмысленные намёки пропускались мимо ушей. Навязчивые расспросы о личной жизни оставались без ответа. Расторгуев словно отгородился от Ваньки забором с колючей проволокой. Лучший друг называется! Мысль, что Андрей может его лучшим другом не считать, Иван не допускал. Просто он льдина латвийская, этим можно всё объяснить.       Ильиневичу очень хотелось, чтобы Андрей реагировал на него так же, как и остальные. Возмущался, ржал как конь, топал ногами, может, даже дал бы в нос. Но ничего из этого не происходило. Все его изречения уходили в пустоту.       А ещё Ивана бесило упрямство латвийца. Если он и дальше будет так тормозить, то племянников Ильиневич дождётся не скоро. Да и не в племянниках дело, в конце концов, у него и свой ребёнок имеется где-то. Дело в сестре. Аньке нужен надёжный мужчина. Они с Расторгуевым будут прекрасной парой! Осталось только Андрюшаса из анабиоза вывести — и всё, да здравствует семейное счастье! Вот только как это сделать? Ваня знал, что обязательно что-нибудь придумает. Ведь наверняка он не такой непробиваемый, каким стремится казаться. Осталось только дождаться, когда на Расторгуева снизойдёт озарение. И тогда свадьбе быть.       «Породнимся с Андрюшасом», — ехидно думал Ванька, мысленно прокручивая в голове возможное торжество. Организацию мальчишника он возьмёт на себя. Свадебный танец нужно поручить Расторгуеву. Он на танцы когда-то ходил, вот пусть Аньку теперь учит. На роль друга жениха Иван скромно назначил себя. А подружка невесты… пусть систер сама решает. Может, Слепцова или Скардино. Тамадой будет Губерниев. Конкурсы пусть придумывают норвежцы. Представителей прессы много не надо, достаточно Трифа да Занина. В качестве свадебного подарка вполне подойдёт ящик. Им-то надолго хватит, хе-хе. Что касается первой брачной ночи, то тут дело, вне всякого сомнения, требует особого внимания. Нужно всё тщательно продумать и проконтролировать.       Жаль, конечно, что Юлианна не поверила в его любовные послания. Так дело могло пойти на лад гораздо быстрее. А так эта парочка продолжит делать вид, что между ними ничего не происходит. Ничего! Иван Ильиневич был уверен в своих силах. Айсбергу не удастся избежать столкновения с их супер-семейкой. Как бы он там не лавировал, пытаясь уйти от судьбы.       Ванька не сдержал ухмылку. Коварные планы и интриги энергично замелькали в его голове, не суля Юлианне и Андрею спокойной жизни.