В самое сердце

      Завтрак у сборной команды Латвии проходил крайне неспокойно по вине одного розоволосого субъекта, тараторящего без умолку. За пять минут медик уже успел проехаться почти по всем. Роберту и Даумантсу опять досталось за «черепашистость», Брицису — за его совместное проживание в номере с женой. Илмарс сидел с Дианой за другим столом, поэтому подколов Ваньки не слышал. Даже Беркулису досталось шуточка от Ильиневича. Единственным, кого почему-то Иван не трогал, был Андрей. Это было очень странно. Обычно «айсбергу/льдине/скале» доставалось больше всех. Но сегодня Ваня сел с самого края стола в противоположной стороне от Расторгуева (обычно норовил сесть рядом).       — А она мне и говорит, — набив рот, Ванька рассказывал очередную историю. — Мол, Ванечка, желанный мой, самый сексуальный мужчина на этой планете, я тебя люблю больше, чем свою собачку! Я продам всё своё состояние, лишь бы мы могли быть вместе!       Беркулис упустил большую часть без сомнения интересной повести о бурном романе Ивана с американской мультиимиллионершей. Тренер почти не сомневался, что эта дама существовала только в Ванькином воображении, но из уважения к ораторскому мастерству медика помалкивал.       — О, моя желанная, мне ничего не нужно от тебя! — с жаром говорил Ваня. — Лишь только ты одна и ящик с презервативами! Плевать мне на твои богатства! Плевать на машины! Давай сбежим прочь от этого мира? И что, вы думаете, было дальше?       — Что? — проявил заинтересованность Даумантс.       — Мы сели в «Феррари» и помчались на край света! Я не верил своему счастью! Мы остановились в какой-то гостинице, не в силах дальше сопротивляться желанию. «Я хочу тебя», — страстно прошептала она. Мы, словно дикие суслики, срывали друг с друга одежду…       — Суслики? — заржал Слотиньш. — Почему не гусенички, к примеру?       — Это ты на трассе гусеничка! — ощерился Ванька. — А у нас всё было стремительно! Она с такой страстью вцепилась мне волосы! Я уже подумал, что совсем без шерсти останусь. Грохнулись мы, значит, на кровать, как мешки с картошкой. Порвали друг на друге одежду в хлам. Остались в костюме Адама и Евы. Теперь ничто не мешало нам насладиться друг другом. Наши тушки слились воедино, после чего мы дружно простонали, вызывая зависть у всех соседей, хе-хе. А потом? Знаете, что было потом? Это был непередаваемый кайф! Её шелковистые волосы, бархатная кожа и, разумеется, шикарная грудь. Мы вопили от наслаждения не хуже мартовских котов. Вот я почти достиг вершины блаженства и… — Иван взял театральную паузу и схватился за сердце.       — И? — переспросил заинтригованный Роберт.       — Расторгуев, — прошипел Ванька, чуть ли не впервые за время завтрака взглянув на латвийца. Андрей хмуро уставился на Ильиневича, словно говоря: «Ну, что на этот раз?». — Разбудил меня, айсберг непробиваемый! Говорит: «Кончай орать, у меня тренировка с утра». Кончай, блин! Представляете, какой гад?       — Так вот что тебе снилось, — невозмутимо хмыкнул Расторгуев. Он вспомнил, что летом на тренировочном сборе действительно один раз разбудил Ивана, мешавшего ему выспаться. — А я думал, что тебя пытали.       — Это была сладостная пытка! Впрочем, кому я говорю? — Ваня обиженно вздёрнул подбородок и выпалил: — Бессердечное латвийское существо!       — Что-то новенькое, — тихо хмыкнул Беркулис, втайне записывавший все определения, которые давал латышской команде Ванька. — Вань, ты всё-таки анатомию выучи. Я тебе на день рождения учебник подарю.       — Благодарю покорно, я анатомию знаю как свои шесть пальцев… тьфу, блин!       — Знаток, — хохотнул Интарс. Даумантс и Роберт непременно бы подкололи Ильиневича, но появление Байбы в столовой заставило их отвлечься от этой темы.       — Доброе утро, — латышка нерешительно помялась с ноги на ногу.       Беркулис озадаченно глядел на Бендику. Слотиньш и Луса синхронно приоткрыли рты. Ванька вытаращил глаза и отвесил челюсть так, будто хотел разом заглотить гамбургер. Илмарс и Диана за соседним столиком отвлеклись от беседы. Лишь Расторгуев вежливо поздоровался в ответ и принялся невозмутимо допивать чай.       — Бля, — изрёк Ванька, находясь под глубоким впечатлением от увиденного.       Бендика примерила на себя образ Харли Квинн из фильма «Отряд самоубийц». Только на ней эти вызывающие шмотки смотрелись странно. В блондинку она краситься не стала, завязав в два хвостика негустые русые волосы. Вульгарный макияж Байбе совсем не шёл. Если футболку с надписью «Daddy's lil monster» латышке удалось раздобыть, то на красно-синюю куртку она, видимо, решила забить. Вместо неё Байба надела кофту из формы сборной. Красно-синих шортиков тоже не нашлось, поэтому пришлось напялить, что продавалось в округе — чёрные кожаные шорты. Поверх колготок в сеточку. Нормальными в этом образе оставались только чёрные туфли на огромных каблуках. Но Байба стояла на них крайне неуверенно. А ещё и сутулилась.       — Байба? — уточнил Слотиньш, почему-то в этом сомневаясь.       — Да, — подтвердила латышка, неуверенно поглядывая на Расторгуева и хлопая длиннющими накладными ресницами. — Как вам мой новый образ?       — Ну, такое, — кисло протянул Даумантс.       — Что с тобой? — с какой-то жалостью спросил Интарс. Бендика вздохнула. В этом наряде она чувствовала себя просто ужасно. Но ради Андрея можно и потерпеть. Он же вполне чётко написал в опросе, как должна выглядеть девушка, чтобы ему понравиться. Только сейчас он почему-то никак не отреагировал на её старания. Даже внимания не обратил. — Байба, — осторожно проговорил Беркулис. — Не хочу тебя расстраивать, но Хэллоуин уже прошёл.       — А я фильм посмотрела! — выпалила латышка, смотря прямо на Расторгуева. — «Американский пирог». Все части!       Роберт и Даумантс насмешливо фыркнули.       — А ещё «Турецкие сладости»! И «Крутые кексы»! И…       — Стоп! — вдруг прервал её Ванька. До него медленно стало доходить, что внешний вид Бендики и фильмы полностью совпадают с тем, что он накарябал в дурацком анонимном опросе для международного союза биатлонистов. Ильиневич вдруг понял, кому именно и для каких целей нужен был этот опрос. И IBU не имеет к этому никакого отношения.       — Басенька, детка, пойдём-ка мы отсюда, — Ваня быстро поднялся со стула и взял девушку под локоть. Надо было срочно спасать положение. Бендика сопротивляться не стала, хоть и не понимала, куда это Ванька её тащит. — Что ты творишь? — прошипел медик, когда они вышли из столовой.       — Я просто решила сменить стиль, — пискнула она.       — Уж не ради Андрюши ли ты часом расстаралась, Байба Квинн?       — А может и ради него, — с вызовом сказала Бендика. — Тебе-то что?       — Не замечал, чтобы ему нравились вульгарные девушки, — хмыкнул Ванька. Он вообще не был осведомлён о том, какие девушки Андрею симпатичны, а настойчивое желание Байбы ему понравиться Ильиневича жутко бесило. — «Американский пирог», «Турецкие сладости»… — передразнил он девушку. — Наверное, Андрей подумал, что ты цитируешь поваренную книгу.       — Но…       — Бейба, ты зря полагаешься на результаты опроса для IBU, — ухмыльнулся Ванька.       — Не называй меня… Что? — осеклась она. — Ты… ты… откуда…       — Кто ж знал, что это твои интриги, милая Басенька, — иронично улыбнулся Ваня. — Мне эти листики передала Аита Гаспарин, а я по доброте душевной решил избавить нашу льдинушку от заполнения анонимных бумажонок.       — Так это ты писал? — расширились глаза латышки.       — Да! — воскликнул Ильиневич.       — И Андрей не смотрел эти фильмы?       — Даже я их не все смотрел, куда там Расторгуеву.       — Ты! — Байба забавно надула щёки от обиды. — Мне пришлось прочитать краткое содержание всех частей «Американского пирога»! Из-за тебя!       — Бейба, не сердись! — состроил невинную мордашку Ванька. — Погоди-ка. Ты реально думала, что Андрюшас смотрит подобное по ящику? Я ж прикололся и написал там такие фильмы, что… ухх…       — Так значит всё напрасно? — расстроилась она.       — Разумеется! — фыркнул Иван. — Айсберг непробиваемый на тебя не посмотрит, даже если ты перед ним голая появишься! Только не вздумай проверять! — предупредил он Бендику, глаза которой озадаченно загорелись. — И вообще, выбери себе другой объект для страсти, Байба Квинн.       Сенсаций в женском спринте не произошло. Кайса Мякяряйнен выиграла за явным преимуществом. Финка находилась в потрясающей форме. Второй стала лидер общего зачёта Габриэла Коукалова, а бронзу получила Лаура Дальмайер. Юлианна Ильиневич, допустив четыре промаха, финишировала четвёртой. «День числа четыре», — подумала она, пока давала интервью Денису Левко. Ильиневич не было обидно из-за этого места. Даже промахнись она на один раз меньше, Лаура всё равно была бы третьей. А вот если бы было два промаха, Юлианна железно стояла бы на пьедестале. В Нове-Место с четырьмя промахами она взяла бронзу, но там и соперницы не избежали ошибок на рубеже. Сегодня же в первой десятке почти никто не промахивался.       — Эмиль Хегле Свендсен!       Норвежец растянул губы в фирменной улыбке. Давненько к нему не приставали русские журналисты.       — С пробежки? — понимающе спросил Трифанов, специально карауливший его у небольшого отеля, где остановилась сборная Норвегии.       — Да, — ответил Эмиль.       — Планируешь победить Мартена?       — Главное — победить себя! — состроив торжественную мину, изрёк биатлонист.       — Стареешь, — вздохнул Илья. — Становишься скучным и неинтересным. Стухаешь постепенно. Где огненные интервью? Похождения? Скандалы?       — Совсем некого снимать? — он с притворным сочувствием похлопал журналиста по плечу. — Ну, ты держись. Без нас с Тарьеем, я смотрю, дела вашей биатлонной программы совсем плохи.       — Неправда, у нас хорошие рейтинги! — возмутился Трифанов. Эмиль с сомнением хмыкнул. — Просто людям побольше позитива хочется. Вот мы и придумали. Это будет кулинарный поединок.       — Чего? — засмеялся норвежец. — Хватит с меня твоих поединков! Я даже готовить не умею.       СуперСвендсен прекрасно помнил, как его заставили играть в шахматы с Шипулиным. Сейчас, наверное, опять против него поставят, чтобы в очередной раз показать, что «Гений земли русской» может всё.       — Это несущественно, — отмахнулся Илья. — С тобой в паре будет биатлонистка.       — Дело принимает интересный оборот. А кто?       — Мы не придумали пока. А знаешь, кто с вами соперничать будет? Вирер с Гараничевым и Шипулин с кем-то, ему напарницу тоже пока не подобрали. Ну, так как? Участвуешь?       — Участвую, — хитро улыбнулся Эмиль. — Но при одном условии…       Байба Бендика в компании сестёр Фиалковых сидела в кафе гостиницы, где остановилась сборная Словакии. Девушки пребывали не в самом солнечном настроении. Паулина стала шестьдесят шестой, а Ивона, допустив пять промахов на лёжке, и вовсе стала девяносто третьей. Байбе повезло больше всех. Она заняла сорок седьмое место с двумя промахами и попала в пасьют. Но Бендика считала это провалом. Она ставила себе цели выше, чем просто попасть в гонку преследования. К неудовлетворению результатом гонки добавлялся ещё факт её появления в образе Харли Квинн.       — Значит, это Ванька нам всю малину испортил? — Ивона быстро переключилась со своих переживаний на дела подруги. — Вот рыжий гадёныш!       — Розовый, — хихикнула Байба. — Он спор кому-то проиграл и теперь ходит с малиновой шевелюрой.       — Это изначально была плохая идея, — заметила Паулина.       — Нет, хорошая! — упёрлась Ивона. — Правда, всё пошло не так, но это не важно…       — Важно, — возразила Бендика. — Я не знаю, как теперь Андрею в глаза смотреть.       — Нормально смотри. Как женщина, уверенная в своей привлекательности, — Байба скептически поджала губы. В этом-то она как раз не была уверена. В джинсах и бесформенных толстовках ей было комфортно, но ни о какой женственности речи идти не могло. А платья с каблуками она носить не умела. Но Фиалкова уверенно продолжала: — Смотри ему в глаза как соблазнительная девушка, а не как поджавшая хвост овца. Овец мужики не любят, если, конечно, не зоофилы. Полагаю, твой рыцарь в эту категорию не входит. Поэтому тебе переживать не о чем! Ты же девушка! А это уже половина успеха. Надо только этим воспользоваться! Нарядиться, создать атмосферу…       — Ивона, — устало вздохнула Байба. Паулина покачала головой, давая понять латышке, что сестра не остановится.       — Не бойся! — ободряюще улыбнулась Ивона. — У меня уже есть план!       — Это-то и пугает, — покачала головой её сестра.       — А я ему и говорю…       — Заткнись! — взвыл обычно спокойный Даумантс Луса. Ванька Ильиневич был просто невыносим. Весь день он тараторил без умолку, умудрившись достать даже Роберта, который тоже любит поболтать. Когда такое было?       — Не, ну дослушайте! Говорю, мол, без секса жизни нет! Но Носс упёрся. Говорит: «В СССР секса не было!». Однако если порассуждать логически и обратить внимание на то, что страна не вымерла, можно с уверенностью сказать, что секс там всё же был…       Роберт в отчаянии ударился лбом об стену. Голова была готова взорваться. Латышей не интересовали Ванькины пикировки с преподом-девственником, но медику было всё равно. Юлианна Ильиневич, недавно пришедшая в гости к брату после гонки, сочувственно улыбалась. Если Ваньку понесло, то это надолго. Слотиньш вновь обречённо вздохнул. Обычно Ильиневич доставал Расторгуева, но, к превеликому сожалению биатлетов, лидер команды был на стрелковой тренировке — готовился к завтрашнему пасьюту. Интарс был с ним, поэтому некому было осадить Ивана. Он вовсю вспоминал своё бурное школьное прошлое и преподавателей, которых терпеть не мог. Сейчас медик вспоминал учителя биологии по фамилии Носс.       — Этот неуч даже не мог внятно объяснить, как можно размножаться половым путём без секса. Козёл редкостный! Чуть четвёрку в четверти мне не впаял, гад! — много лет спустя после окончания школы обида всё ещё звучала в голосе Ильиневича. — Носс жил в частном доме. Обычное деревянное строение, в Алуксне много таких. Этот негодяй по весне собирал нас, старшеклассников, после последнего урока в пятницу и заставлял работать на огороде! Это нарушение прав человека! Эксплуатация детского труда! Рабство! Носс, видимо, был не осведомлён, что крепостное право отменили в 1862м году!       — В шестьдесят первом, — машинально поправила Юлианна, чем вызвала гневный скрежет зубов у Ваньки.       — Хватит умничать, систер! Я не учебник по истории пересказываю! — возмутился он. Ильиневич подняла ладони в примирительном жесте. Ванька долго бушевать не стал, ибо знал, что у сестры пунктик по поводу цифр, чисел и тому подобного. — Мы там и картошку копали, и дрова кололи, и грядки пропалывали. Как Носс говорил: «Изучаете травы на практике». Травы, блин! А то я не вижу, что это сорнякус обыкновениус! Ничего, я потом и на этого Носса управу нашёл!       Иван не успел поведать слушателям про свою гениальную авантюру, ибо в номер без стука ввалились нежданные гости. Гюнтер гневно шевелил бровями, а «медсестра» Роксана дула губки, укоризненно глядя на впавшего в ступор Ваньку. Должно быть, фон-как-его-там захватил мадам для отвлечения внимания. Вон, Роберт с Даумантсом аж рты пооткрывали. Но Ильиневича на это взять не получится. Он подскочил с кровати и оказался около окна. Внизу около автомобиля дежурил Карл, жующий картошку-фри. Сбежать не выйдет.       — Не уйдёшь! — злорадно процедил фон Финкельштейн. — Ты контракт подписывал.       — Там не моя подпись! — фыркнул Иван. — Ты ничего не докажешь. И вообще… — медик с притворным недоумением уставился на режиссёра. — Вы кто? Я первый раз вас вижу!       — Ты угнал мою машину! — шипел Гюнтер. Юлианна ошалело уставилась на брата.       — Я на каблуках должен был бежать от вашей шайки? — искренне удивился Ванька, действительно накануне покинувший «студию» на транспорте режиссёра. Но Карл сейчас стоит у той самой машины, значит, её они нашли. И какие теперь претензии?       — Реквизит! — взвизгнула Роксана.       — Халат верни! — вторил фон Финкельштейн. — И туфельки!       — Ого, — раздался удивлённый голос Беркулиса. Его появление осталось для Ваньки незамеченным, поскольку он отвлёкся, чтобы достать вещи. Тренер с недоумением взирал на малорослого усатого мужичка и пышногрудую блондинку в коротеньком медицинском халате. — Это что за маски-шоу?       Юлианна уже догадалась, что это и есть тот самый «гениальный» режиссёр и актриса, напугавшая братца лифчиком в горошек. Лифчик в самом деле просвечивался через тонкую белую ткань, но основное внимание привлекали красные кресты, расположенные на халате в области груди. Что-то эта парочка не очень похожа на гениев порноиндустрии. Скорее, на актёров погорелого театра. Интарс, по-видимому, подумал то же самое и окинул их скептическим взором. Ванька хотел что-то ответить, но в номере появились новые зрители в лице Михаэля Рёша и Андрея Расторгуева. Михаэль, заметив «медсестру», выругался по-немецки. Никто, кроме Гюнтера и Роксаны, его не понял. Фон Финкельштейн недовольно засопел, а Роксана, наоборот, плотоядно ухмыльнулась. Видимо, бельгиец сказал нечто для неё приятное. Отдал должное её достоинствам четвёртого размера. Придя в себя, Рёш негромко сказал что-то Андрею. Расторгуев предпочёл промолчать.       Про Ваньку, который достал халат и туфли, Роксана и думать забыла. Растянув полные губы в обольстительной улыбке, блондинка сделала шаг к новоприбывшим и, неловко взмахнув руками, стала заваливаться на пол. Точнее, прямо в крепкие объятия Михаэля Рёша.       — Спасибо, — промурлыкала она, томно взмахнув накладными ресницами. Подниматься Роксана даже не думала, прижавшись бюстом к бельгийцу. — Вы такой мужественный…       — Он псих, детка, — предупредил Ванька. Роксана отпрянула от Михаэля. Ильиневич приосанился. — Лучше бери меня. Я классный, да и медосмотр перед горячей ночкой организую.       — Да зачем? — удивилась порноактриса и перевела взгляд на Расторгуева. — Роксана, — представилась она, вновь налепив на физиономию фирменный голливудский оскал. Юлианна недовольно скрестила руки на груди. Сейчас эта блонди ещё и к Андрею липнуть начнёт, здрасьте приехали!       — Чем обязаны вашему визиту? — максимально вежливо осведомился Расторгуев.       — Инглиш нихт ферштейн, — томно протянула блондинка, отчего-то утратившая лингвистические познания. И на английском же добавила с придыханием: — Предпочитаю язык тела.       — Ясно, — невозмутимо сказал латвиец, ни на секунду не опустивший взгляд ниже уровня глаз Роксаны. Поняв, что убираться режиссёр с блонди даже не думают, Юлианна решила брать ситуацию в свои руки. Наличие рядом с Андреем силиконовой особы отчего-то её напрягало. Девушка выхватила у хлопающего глазами Ваньки халат и шпильки и подошла к блондинке. Ильиневич всучила ей туфли и накинула халат на плечи.       — Полагаю, претензий больше нет? — ядовито улыбнулась она. Роксана от её взгляда скалиться перестала.       — Ещё как есть! — оживился Гюнтер. — Иван сорвал съёмку! Он нам должен заплатить неустойку, предусмотренную по контракту!       — Брось, — снисходительно посмотрел на него Рёш. — Я читал сценарий и контракт. Там ни слова о неустойке. Честно говоря, это вообще не контракт, а бездарно накаляканное на коленке говно. Тебе любой юрист скажет, что такая бумажонка ничего не стоит.       — Тем более, там не моя подпись, а простая закорючка, — добавил Ванька. — И вообще, я вас впервые вижу! Так-то!       — Карл подтвердит, что ты согласился сниматься, — процедил режиссёр.       — А вся байатлон фэмили скажет, что в это время Иван танцевал ламбаду на трассе, — заметил Интарс. — Нас больше. Не стоит связываться.       Рёш сурово кивнул. Его борода внушала тонко чувствующей творческой натуре фон Финкельштейна благоговейный ужас, поэтому режиссёр только коротко кивнул.       — Они мне ещё денег не платили, так что моя хата с краю, — улыбнулся Ванька. — Вы проиграли, фон Фрикоман…       — Финкельштейн!       — Да будет так, дедуля! — торжественно проговорил Иван. — Увы, здесь не найдётся красной ковровой дорожки и оркестра, чтобы проводить вас на три буквы с почётом! — Гюнтер нахмурился, недоумевая, что именно подразумевал Ильиневич под тремя буквами. Взор медика теперь был направлен на блондинку. — С тобой я бы ещё пообщался. Дашь номер телефона, а, Роксэн?       — Тебе? Нет! — фыркнула актриса и, мило улыбаясь, посмотрела поочерёдно на Андрея и Михаэля. — А вот кому-нибудь из вас я б дала.       Пока Рёш с серьёзным видом размышлял, то ли это, о чём он подумал, а Расторгуев пытался придумать, как вежливо выпроводить незваных гостей из помещения, Юлианна вознамерилась самостоятельно решить вопрос с блонди. Ибо нефиг к её друзьям липнуть!       — Что дала? — непонимающе спросил Роберт, чем перебил ход мыслей Ильиневич.       — Номер телефона, — язвительно проговорила Юлианна. — А ты о чём подумал, Бобби?       — Детка, говорю, бери меня! — Ванька браво ударил себя кулаком в грудь. — Я горячий парень, все девчонки от меня без ума! А то этот псих, этот — айсберг…       — В смысле? — удивлённо распахнула очи Роксана.       — В смысле у него есть девушка! — выпалила Юлианна прежде, чем подумала. Но так даже и неплохо. Роберт с Даумантсом разинули рты, Интарс тихо усмехнулся, а Ваня совершенно опешил. Блонди наморщила маленький носик. «Так-то!» — подумала Ильиневич, становясь подле Расторгуева. Роксана уже почти отступила, обратив взор на Рёша, но Ванька всё испортил.       — Не верю! — взвопил он. — Поцелуйтесь! Горько! Горько!       — Может, мне тебе ещё котлетки приготовить? — ощерилась брюнетка. Оценив перспективу, Иван заткнулся.       — Вы ещё обо мне услышите! — драматично воскликнул Гюнтер, решив, что пора вернуться к искусству. — Пойдём, Роксана!       Деятели киноиндустрии для взрослых поспешно покинули помещение. Блондинка с очаровательной улыбкой всё-таки успела сунуть в карман Михаэлю визитку. Дверь захлопнулась, и присутствующие облегчённо вздохнули.       — Девушка, говоришь? — ухмыльнулся Ванька. Юлианна промолчала. Да уж, ляпнула, так ляпнула.       — Если вам номер Роксаны не нужен, может, мне отдадите? — с надеждой спросил Роберт у бельгийца.       — Так! — строго нахмурился Интарс. — Режим спортивный не нарушать!       — Но я же не бегу завтра! — воскликнул Слотиньш. — Должна же быть у меня хоть какая-то личная жизнь! Роксана такая милая…       — Лучше найди себе девушку, — фыркнул Рёш. Ваня посмотрел на него с умилительной улыбкой. Михаэль нахмурился, не понимая причин столь странного благодушия медика. — Фрик, ты чего?       — Для тебя — хоть зайчонок, — мило хлопал глазами Ильиневич.       — Что за хрень? — не понял биатлонист.       — Ты спас меня, Мишенька! — Ванька подскочил к Рёшу и крепко его обнял. — Мой брутальный бородач!       — Э-э-э! Фрик, отцепись по-хорошему! — Михаэль попытался стряхнуть с себя Ивана, но данная затея окончилась полным провалом. — Я не спасал тебя!       — А кто убедил Гюнтера в том, что контракт палёный? Только ты, мой бородатый рыцарь…       — Ещё слово, — рыкнул бельгиец. — И я тебя обратно Гюнтеру сдам. На опыты.       Ильиневич насупился и отцепился от Рёша.       — Злой ты, Мишаня, — буркнул он.       — Ладно, повеселились и хватит, — хохотнул Михаэль, игнорируя Ваньку. — Пойду я. Если ещё какая-то движуха будет, зовите.       — Удачи завтра, мой психованный Мишка!       Рёш напоследок показал Ивану неприличный жест и вышел из номера.       — Мне тоже пора, — вздохнула Юлианна. За окном было темно, надо было возвращаться в гостиницу.       — Пока, Илька! — бойко воскликнул Ваня. Ильиневич дёрнулась. Давно братец её так не называл, она даже отвыкнуть успела. — Андрюшенька, ты же на меня не обижаешься? Не волнуйся, с Михаэлем у нас несерьёзно, — театрально похлопал глазами Ванька. — Ты у меня единственный!       — Единственный, кто знает все истории о твоих похождениях? — уточнил Расторгуев. Ванина попытка вывести его из душевного равновесия опять успехом не увенчалась.       — Не все! — Ванька чуть не подпрыгнул на месте. — Я тебе не рассказывал, как однажды…       — Только не начинай! — взмолился Даумантс.       — Ещё одной истории я не выдержу, — простонал Слотиньш.       — Пойдём? — тихо спросил Андрей у Юлианны. Девушка кивнула.       Иван опять начал плести что-то про очередной объект своей страсти, а Интарс махнул рукой, чтобы молодые люди уходили, пока Ванька поглощён своей историей. Юлианна сняла белую куртку с крючка и выскользнула в коридор.       — Я тебя провожу, — сказал Расторгуев, выходя следом за ней.       — А… — растерялась Ильиневич. — Зачем?       — Темно, — коротко ответил Андрей.       Юлианна могла справедливо возразить, что ещё не очень-то поздно, фонари повсюду, людей на улице много, идти недалеко, опасность отсутствует, поэтому нет смысла её провожать. Но ничего из этого девушка не сделала. Она кивнула и вместе с Расторгуевым направилась на улицу.       Некоторое время они шли молча. Ильиневич наслаждалась свежим воздухом и сиянием огней на окнах местных магазинчиков. Будто в сказке. С Андреем было комфортно молчать. И слов не надо. Почему-то от этого факта Юлианна улыбнулась.       — Почему ты сказала, что у меня есть девушка? — поинтересовался вдруг Расторгуев.       Хороший вопрос. И Ильиневич даже самой себе не могла на него ответить. Юлианне не хотелось, чтобы эта Роксана к нему лезла. Но почему? Ей-то, собственно, какая разница?       — Не знаю, — буркнула девушка. К счастью, больше ничего спрашивать Андрей не стал.       Дойдя до деревянного домика, Ильиневич обнаружила, что свет там не горит. Девчонки ещё не вернулась. С Ульяной собирался беседовать Трифанов, остальные после разбора полётов собирались прогуляться по городу. Звали и Юлианну, но она пошла к Борисычу, чтобы проанализировать гонку, а потом навестила братца.       — Зайдёшь на чай? — предложила Ильиневич и смущённо посмотрела под ноги, отчего не заметила как уголки губ Андрея дрогнули в тёплой улыбке. — Лимона, правда, нет…       — Какая жалость, — ровно сказал Расторгуев, но глаза его весело блеснули. — Ничего, чай полезен и без лимона.       — Проходи, — засмеялась Юлианна, отворяя дверь. Скинув кроссовки и куртку, девушка вошла в гостиную и подошла к столам с ящиками у плиты, чтобы достать оттуда пакетики с чаем.       — Неплохо, — оценил обстановку Андрей. Помещение шале было просторным и светлым. Тут были кухонные столы с плитой, где сейчас хозяйничала Юлианна, а позади них стоял обычный столик со стульями. Были несколько красных кресел, а также огромный красный диван, на котором вполне можно было уместить всю сборную Латвии вместе с сервисменами. Двери, ведущие в другие комнаты, давали понять, что шале гораздо больше, чем то могло показаться снаружи. — Вам это федерация оплачивает?       — Она, родимая, — ответила Юлианна, ставя чайник. Помещение только этой кухни было раза в три больше, чем номер Расторгуева. На комфорт спортсменов биатлонная федерация редко скупилась. — Мы вшестером живём. Я с Ульяной Кайшевой, остальные девчонки в других комнатах. Нас много, так что без большой кухни никуда. На соревнованиях так хорошо жить, но сама я, если честно, себе бы такой дом не хотела.       — Убираться лень? — усмехнулся латвиец, усаживаясь за стол.       — Ты экстрасенс! — засмеялась Юлианна, присев напротив него. — Но Борисыч живёт на даче неподалёку от тренировочной базы, так что в целях экономии времени приходится обитать там. Ничего, закончу карьеру когда-нибудь, перееду, наконец, в квартиру! Я ведь и росла какое-то время в деревенском доме. И у Радислава тоже дом. А я в квартире жить хочу. Странно, да?       — Ничего странного. Я ведь тоже в доме рос, а сейчас в квартире живу, когда в Алуксне появляюсь, — проговорил Андрей. — Хотя, у частных домов свои плюсы есть.       — М-да, — сказала Ильиневич, вспомнив, как на эту тему рассуждал братец. По мнению Ваньки, частный дом однозначно лучше квартиры. Природа, большое пространство. И, конечно же, возможность предаваться любовным утехам круглые сутки из-за отсутствия соседей. Правда, братец признавал как минимум двухэтажные и богатые на вид дома. Любое среднестатистическое дачное строение именовалось им не иначе как «халупа».       — Как ты себя чувствуешь? — вдруг спросил Расторгуев, внимательно посмотрев на девушку.       — Лучше, чем после эстафеты, — проговорила Юлианна. — Но усталость есть. Я сейчас не в лучшей форме. Да и стрельба никак не идёт. Борисыч опять бесится. Ты-то как? Поправился?       — Да. А Александрову не беситься надо, а тебя стрелять учить.       — Почему ты так его не любишь?       — С чего мне его любить? — удивился Расторгуев. — Я вообще удивлён, что ты так слепо ему веришь.       — Не слепо, — возразила Юлианна. — Но верю. Я уже говорила, что он мне самый близкий человек.       — Близким людям тоже не всегда следует доверять.       — А кому тогда следует? Александров всегда был честен со мной. Ну, почти…       — Он просто действует в своих интересах! — принялся спорить Андрей с несвойственной ему горячностью. Латвиец даже встал со стула. — Он знает, что ты хочешь остаться в биатлоне, но всё равно пытается отправить тебя в лыжи. Почему? Потому что ему так хочется!       — Моё мнение он тоже учитывает, — Ильиневич поднялась со стула вслед за ним.       — Что-то он не думал о твоём мнении, когда наступал тебе на лыжу.       — Хватит уже об этом напоминать! — воскликнула Ильиневич, в глубине души понимая, что Расторгуев прав. Они стояли и пристально смотрели друг на друга, отстаивая свою точку зрения. Опять разговор об Александрове закончился спором.       — Не хватит! Это всё ещё хорошо закончилось. А если бы ты неудачно упала? Об этом «добрый папочка» не подумал?       — Я не очень сильно упала, мне не было больно, — заметила Юлианна. На самом деле больно было, но к чему об этом сейчас говорить? Спортсменка не знала, в чьих глазах хочет оправдать тренера. В глазах Андрея? Или в своих?       — Будто я никогда на спину не падал, — буркнул Расторгуев. — Александров, когда сталкивал тебя со спуска, даже о твоём здоровье и возможных последствиях подумать не удосужился! А в Валь-ди-Фьемме что было? Забота о «дочке»? Нет, банальное желание подавить. А остальные ученики почему от него сбежали? Устали от опеки?       — Андрей!       — Что Андрей? Когда ты уже увидишь, что он за человек?       — Тебе-то какая разница?! — с отчаянием воскликнула Ильиневич. Расторгуев был прав на все сто процентов. Но грёбаное упрямство и чёртова благодарность к тренеру мешали ей это признать. Александров сделал для неё слишком многое, чтобы она могла в один миг признаться самой себе, что наставник далеко не всегда действует в её интересах. Андрей давил на больное. Заставлял признать, что поступки Борисыча в последнее время не отличаются порядочностью. Умом Юлианна понимала разумность его доводов. А сердцем продолжала оправдывать тренера перед самой собой. Расторгуева Александров раздражал не на шутку, раз он даже не пытался принять невозмутимый вид. — Какое тебе дело до моего доверия Александрову? Почему ты мне всё это говоришь?       — Да потому что… — выпалил Андрей, но осёкся и, упрямо посмотрев на девушку, добавил уже мягче: — Потому.       Латвиец отвернулся к окну, чтобы по-быстрому скрыться за привычной маской непробиваемого айсберга. Юлианна молчала. Ни разу она не видела, чтобы Андрей выходил из себя. Сегодня он был к этому близок. Очевидно, что ему есть дело до её доверия к Борисычу, хоть причину Расторгуев и не назвал. Неужели, он так беспокоится обо всех друзьях? Что-то очень уж сильно беспокоится. Но почему? Почему? Расторгуев стоит у окна и смотрит в уличную темноту, скрестив руки на груди. Думает о чём-то. Прямо сейчас можно задать этот вопрос. Но какой ответ она хочет услышать?       — Прости, — вполголоса проговорила Ильиневич. Она ведь позвала его на чай, а не для того, чтобы ссориться. Зря она вспылила. Андрей всего лишь привёл адекватные аргументы, хотя Юлианне они пришлись не по душе. Девушка тихо подошла к Расторгуеву и остановилась у него за спиной. Надо было сказать что-то ещё. Просто чтобы не было так тихо. Чайник вскипел и отключился, и теперь слуху не за что было уцепиться. Тишина давила.       — Ты не чужой мне человек, Юлианна, — негромко проговорил Андрей. — Александров не достоин твоего доверия. Я не могу не предупредить тебя об этом.       — Почему я… не чужой тебе человек? — тихо спросила Ильиневич, на миг запнувшись. Фраза Расторгуева зацепила Юлианну. Конечно, он говорит о дружбе, о чём же ещё. Но сердце почему-то пропустило удар.       «Ты не чужой мне человек». Помнится, эту фразу сказал ей в детстве Борисыч, когда забирал её к себе жить. Действительно, с Александровым они за эти годы стали родными людьми. Порвать эти отношения просто невозможно, слишком многое их связывает. Действительно, не чужие люди. Но о чём говорил Расторгуев? Слышать от него это было как-то… неправильно, что ли. Ведь формально они хоть и друзья, но совершенно чужие друг другу люди. Формально. А что же на деле? Они знакомы чуть больше месяца, но у Ильиневич было ощущение, что она знает Андрея давным давно. Знали они друг о друге далеко не всё, но это, как ни странно, не стояло барьером между ними. Спортсмены видят друг друга почти каждый день, поэтому очень быстро привыкают друг к другу в плане общения. Вот и кажется, что знакомы давно.       Опять же, теория. На практике у Юлианны никогда не было такого чувства доверия к человеку, с которым недавно познакомилась. Она всегда нормально общалась с людьми, без труда заводила приятельские отношения. С девочками из сборной, с иностранными подружками-биатлонистками Ильиневич нравилось проводить время, но это всё равно не то. Когда-то в детстве у неё были друзья — те, кто носился по улицам вместе с ней. С Витькой Зиминым она даже встречалась какое-то время. Других Юлианна уже помнила смутно. Да и то, Виктору она доверяла только потому, что не думала, что может быть иначе. Они всё-таки с детства знали друг друга. Когда Александров забрал её к себе, у него уже жили трое учеников. С ними дружбы тоже не сложилось. Юлианна была младше, да и пугалась непривычной обстановки. Добавлял перца и Борисыч, настойчиво внушавший, что дружбы в спорте не бывает. Тем не менее, с Валей и Лёней они хоть и не дружили, но при встрече всегда были рады друг друга видеть. А Александров всегда бурчал, если Ильиневич общалась с конкурентками, особенно если дело касалось девушек из российской сборной. Лыжников-мужчин Александров тоже не особо переваривал, но Юлианна к тому времени уже выросла и не стала слушать, с кем ей стоит общаться. С Серёжей Устюговым, например, они долгое время общались на уровне «привет-пока», это потом подружились.       С Андреем всё как-то изначально пошло не так. Они сразу стали общаться хорошо. У Ильиневич не было желания свинтить от него подальше, да и Расторгуев никогда от неё не бегал. Разве что хитростью вытурил её из номера, чтобы его болезнь не раскрыли. Они познакомились в тот момент, когда Юлианна пыталась закрепиться в основном составе сборной, спорила с тренерами и пребывала в смешанных чувствах из-за подкатов к ней Эмиля Хегле Свендсена. Теперь Ильиневич, скорее всего, попадёт в Антхольц. Споры с тренерами не прекратились, но пока всё было тихо. Эмилька же вообще почти исчез с горизонта, не предпринимая попыток вновь добиться от Юлианны какой-то реакции на его запросы. В данную конкретную секунду о норвежце девушка не думала вообще.       Как так получилось? Этот вопрос вертелся в её голове. Как так вышло, что Расторгуев за месяц стал незаменимым человеком в её жизни? А Андрей? Почему, Андрей, этот, как говорит Ванька, «айсберг непробиваемый», так переживает за неё? Только ли из-за того случая в Италии, или дело в том, что этот случай приключился именно с ней?       Бред. Вероятно, Расторгуев просто пытается помочь ей. По-дружески. «Однозначно. Других причин быть не может!» — Ильиневич внушала себе эту мысль старательно и упрямо. Не может. И точка! Они просто друзья и ни о чём другом даже думать нельзя! Но эта фраза про «не чужую» намертво въелась в мозг и не желала оттуда уходить.       Молчание затянулось. Пора было сказать хоть что-то. Юлианна понимала, что уже подозрительно долго безмолвно стоит за спиной латвийца. А он и не оборачивается, будто о чём-то думает. Ильиневич подняла руку, чтобы прикоснуться к его спине. Просто прикоснуться. Ничего же не произойдёт, если она просто коснётся его спины, в самом-то деле? По-дружески. Просто чтобы отвлечь Расторгуева от его мыслей. Девушка протянула руку, но не решилась дотронуться, словно боясь обжечься. «Айсберг», — вспомнились ей слова брата. Если так, то она, скорее, замёрзнет. Правда, по её телу и так пробежались мурашки. Надо бы надеть кофту потеплее. Хотя, куда уж. Расторгуев, вон, вообще в рубашке. И как ему не холодно? Ах, да, он же льдина. Чего ему мёрзнуть?       А если она всё-таки дотронется до его спины? Что будет? Вдруг Андрей разозлится из-за такого нарушения личного пространства? Что тогда? А, собственно, почему Андрей должен злиться? Это ведь по-дружески.       Ещё миллиметр — и кончики пальцев коснулись его спины. Андрей напрягся. Сейчас самое время нарушить установившуюся тишину и задать вопрос. Но слова застряли у Ильиневич в горле. Странное состояние. Говорить больше не хотелось. Отходить в сторону тоже. В мыслях пустота. Вакуум. Слышно только, как сердце гулко стучит в ушах.       Расторгуев медленно обернулся к ней. Взгляд непроницаем, как и всегда. Но что-то в нём было не так, как обычно. От этого пристального и какого-то до глубины серьёзного взгляда хотелось убежать. Как можно дальше. Или чтобы он продолжал смотреть так, не отрываясь. В любое другое время Андрей ни за что бы себя не выдал, но спор временно поубавил его способность прятать чувства и желания за семью печатями. Слишком равномерное дыхание выдавало внутреннее напряжение. И взгляд, предательски скользнувший на чуть приоткрытые губы Ильиневич.       Звонок в дверь нарушил тишину самым возмутительным образом. Юлианна вздрогнула и отвела взор. Как теперь Расторгуеву в глаза смотреть? Ну, формально ничего особенного не случилось. Всё по плану, как говорится. Андрей просто друг, да. Они ведь не поцеловались. И взгляд померещился. И…       Ещё один звонок в дверь, уже более настойчивый. Ильиневич поняла, что отвлеклась на свои мысли. Не глядя на Андрея, она бросилась в коридор, чтобы открыть дверь. Наверное, девочки с прогулки вернулись.       — Привет, Анютка! — в помещение, к удивлению биатлонистки, бодро ввалился Трифанов. Его только сейчас не хватало. — Есть чё пожрать?       — А ты не оборзел? — удивлённо подняла брови Юлианна. Сердце всё ещё быстро колотилось, но перед Ильёй волнение показывать не следовало.       — Никак нет! О! — корреспондент заглянул в дверной проём и узрел Расторгуева. Он хитро подмигнул Ильиневич и тихо усмехнулся: — Друзья, да? А я-то бегал, опровержение всем давал, мол, вы не встречаетесь…       — Да, друзья! — прошипела девушка. — Не ори. Чего пришёл-то?       Но Трифанов уже влетел в гостиную, поздоровался с Андреем и, заметив вскипевший чайник, радостно схватился за первую попавшуюся кружку.       — Вы не представляете, как я сегодня проголодался! Ух! Аньчик, пельмешек не сваришь?       — Всенепременнейше, — ехидно улыбнулась Юлианна и упёрла руки в боки. Спецкор «МатчТВ» определённо обнаглел. — Только ты сначала за аленьким цветочком сгоняй за тридевять земель.       — Злая ты, фу, — насупился Илья. — Я, между прочим, к тебе по делу пришёл.       Ильиневич вздохнула. Наверняка какая-то задумка для программы. Раз так, то о мирном чаепитии можно забыть. Но сейчас это даже хорошо. Как остаться с Андреем наедине, Юлианна даже не представляла. Она мельком глянула на Расторгуева. И вновь этот непроницаемый взгляд.       — Раз у вас дела, то я пойду, пожалуй, — невозмутимо проговорил он. — Не буду отвлекать.       Как, вот как, спрашивается, можно быть таким спокойным? Хотя, чего переживать? «Друзья, просто друзья», — напомнила себе Юлианна.       — Бейба, я, конечно, всё понимаю, но это перебор, — Ванька Ильиневич недовольно упёр руки в боки, стараясь принять максимально грозный вид. Её влюблённость в Расторгуева уже перешла всяческие границы. Бендика вознамерилась признаться Андрею в чувствах именно сегодня. Для исполнения плана она нацепила какой-то атласный халатик (явно не свой, подобных вещичек у неё не водилось). Теперь девушка ждала Расторгуева у входа в его номер. — Это твоя Ивона придумала?       — Отчасти, — согласилась Байба, нервно теребя поясок. — Но признаться я сама решила.       — А зачем при этом так наряжаться, м? — воскликнул Ваня и скрестил на груди руки. — Сказать ты об этом можешь и без этого дурацкого халата.       — Думаешь, надо снять? — неуверенно проговорила латышка. — Я… как-то стесняюсь…       — Да я не об этом, дурища! — возмутился Ильиневич. Байба обиженно засопела, но Ванька не обратил внимание. Поведение Бендики выводило его из себя. — Иди, надень обратно толстовку свою со штанами. А то в этих шмотках только в постель мужиков затаскивать!       Байба молчала и глядела в пол, будто пристыжённый ребёнок.       — Ты как маленькая! — вдруг разозлился Иван. — Какого хрена ты творишь? Ты вообще понимаешь, на что нарываешься? Расторгуев не только льдина латвийская, но ещё и мужчина со своими потребностями. Ты хоть понимаешь, что увидев тебя в таком виде, он может и не сдержаться?       — И пусть! — с горячностью воскликнула она. — Пусть не сдерживается! Я, в конце концов, взрослая девушка! И я хочу быть с ним… во всех смыслах!       — Ага, а краснеешь, как школьница, — язвительно отозвался Ванька. Бендика и впрямь отошла от минутной вспышки и теперь стояла пунцовая. — Во всех смыслах, блин. Давай, ноги в руки и топай отсюда, пока наш снайпер великий не вернулся. Кстати, где его носит? Уже давно Аньку должен был проводить. Чем это, интересно, они там занимаются? Крестиком вышивают, наверное, — ехидно протянул Иван. — Так что отдыхай. Против вышивания не попрёшь.       — Я должна сказать! — упрямо воскликнула Байба. У Вани зародились подозрения, не хряпнула ли она рюмашку для храбрости. Уж больно смелая стала.       — Да не соблазнишь ты его! — взвыл Ванька. Он и сам не знал, почему не хочет, чтобы Бендика и Расторгуев были вместе. Не пара они, и всё тут. — И вообще, оденься! — медик быстро снял с плеч кофту и накинул её на плечи биатлонистке. — Ходишь тут по коридору, прелестями сверкаешь. Вдруг кто увидит?       — Отстань! — отмахнулась Байба, вглядываясь в другой конец коридора, будто от этого Андрей тотчас там материализуется.       — Ты хоть помнишь, что у вас гонка завтра у обоих? — выпалил Ванька, который от злости едва мог подобрать аргументы. — А ты тут на ночь собралась скачки устраивать! Это же нарушение спортивного режима! Где Интарс? Интарс! — завопил Иван на весь коридор.       — Хватит орать! — неожиданно жёстко сказала Байба, резко повернув голову к Ильиневичу. — Беркулис всё равно не здесь. И вообще, не мешай мне!       — Это ненормально, Бася! — не желал успокаиваться Ванька. — Ну, переспишь ты с ним. А дальше что? Думаешь, он тебе сразу в любви признается и с радостной улыбкой предложит быть с ним и в горе и в радости? Ага, конечно! Знаешь, как мужики поступают с теми, кто так вот под них ложится? В России в таких случаях говорят: «Поматросил и бросил!».       — Мы не в России! — прошипела Бендика. — И Андрей не такой!       — Да какая разница, где мы? Это для всех стран мира. И вообще, откуда ты знаешь, какой он? Ты же не проверяла, — хмыкнул Иван. — Не любит он тебя, пойми ты уже! А если девушку не любят, то с ней не особо церемонятся…       — Вань, отстань! — отчаянно воскликнула Байба. — Я люблю его, неужели ты не понимаешь?!       — Не понимаю! — всплеснул руками Ильиневич. — С чего ты себе это внушила? То, что ты смотришь на него щенячьими глазками, ещё не значит, что это любовь. Иди лучше тренируйся, а не занимайся всякой ерундой! Ты из-за своих тараканов в голове бегать хуже стала.       — Я сама решу, когда мне тренироваться!       Они спорили бы и дальше, но из соседнего номера показалась грозная физиономия Михаэля Рёша. Бельгиец настоятельно порекомендовал им перестать скандалить, заткнуться и убраться подальше из коридора. Дабы не мешать добропорядочным гражданам отдыхать.       — Опять психует! — закатил глаза Ванька.       За всем этим никто не обратил внимания на появление Расторгуева. Тот, завидев споривших в коридоре людей, решил воспользоваться ситуацией и постараться проскочить в номер незамеченным. Беседовать с Ильиневичем именно сейчас не было никакого желания.       — Андрюшенька! — радостно взвопил Ванька, заметив латвийца. — Меня обижают и притесняют!       — Бывает, — равнодушно пожал плечами Андрей, пройдя мимо спорщиков к двери своего номера.       — То есть, тебе плевать, да? — взвился Ильиневич. Рёш быстро скрылся в своей комнате. Байба пыталась что-то сказать, но вопль медика её перебил.       — Да, — отрезал Расторгуев, открывая дверь ключом. — Вань, будь другом, помолчи хотя бы сегодня.       — Погоди, ты чего такой злой? И чем вы там с Анькой занимались так долго?       — Разговаривали.       — Ой, ладно! — хитро ухмыльнулся Ванька. — Разговаривали они, ага.       — Именно. С девушками можно разговаривать, представляешь? — сказал Андрей. Очевидно, латвиец был не в духе, ибо в его голосе слышался неприкрытый сарказм.       — Ты нерационально распоряжаешься временем, проведённым с девушкой наедине, Андрюшенька, — вздохнул Иван. — Я бы на твоём месте…       — Андрей! — вклинилась в беседу Байба, поправив на плечах Ванькину кофту. — Мне надо срочно с тобой поговорить!       — Так, Вань, закрыли тему. Иди к себе, — проговорил Расторгуев с энтузиазмом. Сейчас ему хотелось побыть наедине со своими мыслями. Но кого это интересует? Лучше уж выслушать Бендику, чем лекцию Ильиневича. — Байба поговорить хочет.       — Поговорить?! — задохнулся от возмущения Ванька. — Да она хочет с тобой…       — Поговорить, — поспешно вставила латышка и испепелила медика взглядом. Видимо, взор был недостаточно грозным, ибо в пепел Ильиневич не превратился.       — Конечно, пойдём, поговорим, — охотно отозвался Расторгуев и пропустил Байбу в номер.       — Ну, знаете!.. — выдохнул Иван, когда дверь комнаты захлопнулась. Уходить к себе он намерен не был. Если вдруг что, он был готов в любой момент защитить Байбину честь. Девчонка по уши втрескалась и не ведает, что творит.       — Что случилось? — спросил Андрей. Молчание странно затянулась. Байба нерешительно переминалась с ноги на ногу и куталась в кофту, накинутую на атласный халатик. Девушка будто забыла, зачем пришла.       — Я хочу тебя… — тихо вымолвила она и запнулась. — Попросить.       — О чём? — задал наводящий вопрос Расторгуев.       — Только ты выслушай! Это очень важно для меня! — Байба принялась теребить поясок халата. — И не перебивай, а то я не решусь сказать! Послушай… не смейся только. Ты всегда был для меня примером. Я говорила это, да? Так вот… Я тебя… я… я… — решимость улетучилась окончательно и бесповоротно. — Соль! — вдруг выпалила Байба. Андрей нахмурился, не понимая, к чему клонит девушка. — У тебя есть соль?       — Нет, но в столовой должна быть, — невозмутимо проговорил он. — А тебе зачем, если тут кухни в номере нет?       — Ну, нет, так нет, — быстро сказала латышка. Она понимала, что несла полную чушь, но изменить ситуацию не представлялось возможным. Сегодня признаться однозначно не получится.       Ванька Ильиневич нервно расхаживал по коридору и сжимал кулаки. Он не мог сказать, что именно его так возмущает. Ну, допустим, Бендике удастся соблазнить Андрея. И что? Они взрослые люди, могут себе позволить расслабиться. Но не пара они, не пара! Расторгуев ничего к ней не испытывает, это видно! То есть, если они всё же окажутся в одной кровати, Байба будет надеяться на «любофф и чувства», а Андрею этого нужно не будет. Итог — разбитое девичье сердце. А Расторгуев… ему-то что? Он же айсберг! Сухарь! Льдина латвийская!       — Льдина, — улыбнулся Ванька. — Ну, конечно!       И как он раньше не подумал? Если Байба с порога к нему полезет, ничего ей не светит. Просто потому, что завтра гонка! Быстрее Карабас Барабас сбреет бороду, чем Расторгуев нарушит спортивный режим. К тому же, за годы знакомства с Андреем он ни разу не замечал за ним тягу к подобного рода развлечениям. Впрочем, Расторгуев ему в принципе о личной жизни не докладывал, а раздобыть сведения путём шпионажа и разведки не удавалось. В его порядочности до этого дня сомневаться не приходилось. Но кто ж этого Штирлица алуксненского знает? Вдруг он в подвале дома гарем держит?       Всё-таки, это маловероятно. На гарем денег надо много, а Расторгуев вечно в поисках спонсоров для своего драгоценного биатлона. И Байбу Андрей отошьёт, потому что он айсберг. Решительный и непробиваемый.       Дверь номера Расторгуева отворилась, и оттуда вышла растерянная Бендика.       — Сказала? — хмуро спросил Иван. Латышка отрицательно покачала головой и посмотрела в пол. — Ты ж моя хорошая! — просиял Ванька, обрадовавшись непонятно чему.