В самое сердце

      Гонка преследования для Юлианны началась очень хорошо. Уже после первой стрельбы ей, несмотря на промах, удалось выйти на вторую позицию. Лидировала Кайса. Остальным соперницам ошибок избежать не удалось. Коукалова ушла сразу на два круга, Дальмайер и Дорен Абер — на один. Это позволило Ильиневич создать комфортный отрыв. Ко второму рубежу девушка подошла в своём темпе, не ориентируясь на соперниц.       — Кайсочка супер! — восхищался Ванька, хлопая в ладоши. — Да, Андрей?       — Да, она молодец, — согласился Расторгуев, глядя на экран телевизора. На коврике уже изготовилась стрелять Юлианна.       — Финская молния, — протянул Иван, задумчиво посмотрев на латвийца.       — Да, — кивнул он, не вслушиваясь в слова медика. Ильиневич попала первым выстрелом.       — Свендсен гонку выиграл, — заметил Ванька, внимательно наблюдая за реакцией Андрея. Луса хотел что-то возразить, но Ильиневич пнул его ногой под столом.       — Ну, да, да, — буркнул Расторгуев, не отрываясь от гонки. Юлианна закрыла вторую мишень. Иван ехидно ухмыльнулся. Айсберг совсем его не слушает. Ваня мог сказать, что Слотиньш завоевал Большой хрустальный глобус, и Андрей бы кивнул.       — Анька молодец, — протянул Ильиневич. Девушка попала третий раз подряд. Расторгуев пристально смотрел на неё, будто гипнотизируя через экран.       — Ага, — кивнул латвиец. Юлианна закрыла уже четыре мишени.       — И задница у неё классная.       — Да! — воскликнул Расторгуев, когда Ильиневич попала пятым выстрелом. Ванька затрясся в беззвучном ржаче. Роберт с Даймантсом тихо хохотнули, а Интарс громко ударил ладонью по лбу, впрочем, не сдержав улыбку. — Вы чего? — удивлённо спросил Андрей, поглядев на соотечественников, когда Юлианна покинула рубеж. Фразу Вани он пропустил мимо ушей.       — Ничего! — преувеличенно громко протянул Слотиньш и кашлянул, пытаясь замаскировать рвущийся наружу смех.       — Да уж, — хмыкнул Беркулис, иронично посмотрев на подопечного.       — Это был эпик фейл, Андрюшенька! — заявил улыбающийся во весь рот Ванька. Расторгуев скептически поднял бровь, впрочем, нутром почуяв вселенскую подставу со стороны Ильиневича. В чём она заключалась, Андрей решил не уточнять.       — Кстати, Аньчик не промазала?! — удивился Иван, заметив, что сестра подсократила отставание от Мякяряйнен. — Да ладно! Стоп, у неё после двух рубежей один промах? Несите сюда шампанское!       — И мне! — быстро сказал Роберт. Интарс недовольно на него посмотрел.       — Ты сначала в пасьют попадать научись, а потом уже бухло требуй, — недовольно заметил Ванька. Он сегодня в целом был зол на Слотиньша из-за его неудачной утренней шутки: Бобби посмел сказать, что на его безупречном аккуратном носике вскочил прыщ! — У меня повод есть. Сестра лёжку классно прошла. А ты?       — А я тоже за неё рад, — улыбнулся Слотиньш. — И вообще, я давно не выпивал! Надо же хоть иногда отдыхать от всевозможных ограничений?       — Поддерживаю, — кивнул Даумантс Луса.       — Слышишь, айсберг? — обратился к Расторгуеву Иван. — Черепашки дело говорят.       — Ты мне тут бойцов не расхолаживай, — буркнул Беркулис.       — Ну, правда, нельзя же всё время думать о спорте и рекордах, — кисло заметил Роберт.       — О рекордах? — взвизгнул Ванька. — О каких рекордах ты говоришь, Бобби? Худшая стрельба в команде? Худший эстафетный этап? Последнее место в таблице? А может, самая медленная скорость среди всех? О, да, это про тебя.       — Я протестую! — возмутился Слотиньш и показал пальцем на Даумантса. — Он медленнее меня!       — Что? — растерялся Луса от реплики друга. — Зато я на круги не захожу в эстафете!       — Ещё бы ты с твоей скоростью на них заходил! Тогда наша команда вообще отстала бы минут на пять сходу!       — Ты тоже не быстр!       — Но быстрее тебя!       — Черепашки ссорятся, — промолвил Ванька, с умилением глядя на спорящих друзей. — Как мило!       — Заткнись! — хором оборвали его Даумантс и Роберт. Ильиневич икнул от неожиданности. Латыши замолчали, ошарашенные собственной смелостью.       После третьего огневого рубежа Кайса Мякяряйнен ушла на штрафной круг, давая Юлианне шанс выйти на первую позицию. Главное было чисто отстрелять. Первую мишень спортсменка закрыла.       — Признай, что я лучше тебя бегаю, — проговорил Роберт.       — А я лучше стреляю, — насупился Даумантс. Юлианна попала вторым выстрелом.       — Неужели систер научилась стрелять? — Ильиневич закрыла третью мишень, а Ванька недоверчиво глядел на экран. Юлианна промазала. — Тьфу! — девушка не попала и последним выстрелом. — Вот блин! Мазила! Истребительница воробьёв! Гёсснер дубль два! Ларс Бергер в юбке!       — И всё-таки, я третий номер сборной, — заявил Слотиньш, решив продолжить выяснение отношений с Даумантсом. На гонку они почти не обращали внимания. Байба хоть и попала в пасьют, но была слишком далеко, и камеры её не показывали.       — Это почему? — оскорбился блондин. — Я для команды более важен, чем ты. Я самый незаменимый эстафетчик!       Расторгуев поперхнулся чаем.       — Какая наглость, да, Андрей? — хитрый Роберт решил привлечь на свою сторону лидера сборной. — Это неслыханно! Я вот всегда помню о том, что являюсь вторым биатлонистом после тебя…       — А как же Брицис? — возмутился Даумантс. — Я, в отличие от тебя, знаю, что сейчас третий номер сборной после Андрея и Илмарса.       — Четвёртый!       — Это ты четвёртый!       — Отставить! — рявкнул Интарс. — Что за детский сад?       — Это не детский сад! — упрямо сказал разгорячённый спором Луса. — Он первый начал!       — Блонди, не кипешуй, — миролюбиво одёрнул его Ванька. Даумантс побагровел. — Сейчас я вам открою глаза на истину. Бежите вы примерно одинаково. Правильнее было бы сказать «ползёте», ну, не суть. Люська реально стреляет лучше тебя, Бобби. Бежит чуть хуже, но при ваших катастрофических отставаниях я бы не сказал, что это имеет значение…       — Я и лучше Андрея стреляю! — сказал Луса Роберту, пользуясь тем, что Расторгуев не прислушивался к ним, смотря гонку. — А ты нет!       — Цыц! — грозно воскликнул Иван. — При твоей улиточной скорости ты даже при процентовке Волкова в пасьют не попадёшь! Да вы оба не попадёте. Позорники! Устроили петушиные бои, понимаешь… Третьим номером сборной я бы назвал Байбу! Даже она вас на лыжне обойдёт! Так что, котики, захлопните ротики!       — Он постоянно на круги заходит! — Луса будто его и не услышал.       — А ты вечно плетёшься! — парировал Слотиньш.       — Я лучше тебя в эстафетах!       — А у меня в личной гонке лучший результат в карьере выше!       — Вы ещё тут подеритесь, — проворчал Интарс. Даумантс решительно поднялся со стула. Роберт тут же вскочил. Парни испепеляли друг друга взглядами.       — Серьёзно? — поднял брови Расторгуев, не веря, что эти двое собрались устраивать битву по такому незначительному поводу.       — Андрей, — Слотиньш обратился к нему. — По-твоему, кто из нас лучше?       — Вы меня в свои разборки не впутывайте, — сказал латвиец, вновь обращая взгляд на телеэкран. — Лучше на трассе боритесь между собой.       — Дуэль! — осенило Даумантса. Расторгуев тяжело вздохнул. То ли он неясно выразился, то ли Луса как-то по-своему интерпретировал его слова.       — Дуэль! — воинственно повторил Слотиньш.       — Только без смертоубийства, — предупредил Беркулис. — А то в Латвии совсем биатлонистов не останется. Некого в эстафету ставить будет.       — Ура, дуэль! — захлопал в ладоши Ванька. — Выбирайте оружие! Бобби, не бери винтовку, Люська там тебя сделает. А ты, блонди, не думай устраивать забег! Медлиньш передвигает лапками чуть быстрее тебя… ой!       Иван осёкся, увидев происходящие на экране события. Показали повтор только что произошедшего за кадром эпизода. Юлианна всегда славилась рисковой манерой прохождения спусков, и Ванька давно подозревал, что рано или поздно это добром не кончится. Сейчас девушка по своему обыкновению резко вошла в поворот. Лыжа поехала вперёд, и Ильиневич взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие. Скорость была слишком большая, поэтому остаться на ногах не вышло. Уже через мгновение биатлонистка полетела вперёд и врезалась в ограждение с рекламным плакатом одного из спонсоров.       — Фак ми, — выругался Ваня. Выглядело падение жутко. Но Юлианна быстро поднялась, правда, одна из лыж оказалась сломана. Кто-то из персонала сборной быстро дал ей другую, и гонку девушка продолжила. Похоже, обошлось. — Ох, Анька!       — Вот это жесть! — оценил Роберт. Остальные молчали, прекрасно понимая, что спортсменка легко отделалась. Показали ещё один повтор. Не окажись на пути Ильиневич баннера, она вообще вылетела бы за пределы трассы.       Латыши на время забыли о своих разборках и стали внимательно следить за происходящим на экране. Последняя стрельба. Кайса уже отстрелялась и умчалась вперёд за золотом. У Ильиневич, несмотря на падение, оставался шанс на серебро.       — Что за нахрен?! — подскочил на месте Иван. Юлианна подняла руку, прося помощи у судей. Похоже, она повредила винтовку. — Вот горе луковое!       К счастью, спортсменке быстро заменили оружие, и она приготовилась стрелять стойку.       — Сейчас всё мимо полетит, — печально вздохнул Интарс. Попасть в цель из непристрелянного оружия — задача почти невыполнимая даже для биатлонистов-снайперов. Помнится, на коммерческой гонке чемпионов Надежда Скардино вынуждена была стрелять из винтовки Фуркада и не попала ни разу! А белоруска стреляет едва ли не лучше всех в мировом биатлоне.       Словно в подтверждение его слов Ильиневич принялась промахиваться раз за разом. После первых двух непопаданий девушка уже перестала выцеливать и быстро отработала рубеж до конца. С пятью промахами.       Ванька сокрушённо закрыл лицо ладонями и покачал головой. Сестра опять лишилась медали, на этот раз из-за собственной ошибки. Теоретически, конечно, ещё не всё потеряно. Мало ли Юлианна побежит со скоростью гоночного болида «Формулы-1»? Но это маловероятно, если, конечно, Анька не закинулась лошадиной дозой запрещённых препаратов.       — Вань, ты не расстраивайся, — попытался утешить его Слотиньш. — Пять промахов ведь не десять…       — У неё восемь промахов, — поправил Луса.       — Да какая разница?! — взвыл Иван и обречённо уронил голову на стол. На звук стука обернулся сотрудник столовой и неодобрительно посмотрел на латышей. Беркулис виновато пожал плечами. Эмоции Ваньки он прекрасно мог понять.       Финишировав, Юлианна Ильиневич устало присела на снег и отстегнула лыжи. В целом итог гонки был не самый плохой — удалось остаться в десятке. Но это только формально. Стартовала-то она четвёртой с реальными шансами на медаль. Восемь промахов эти шансы перечеркнули. И это падение, будь оно неладно! Винтовка оказалась повреждена, её пришлось заменить, что привело к провалу на последней стрельбе.       Тринадцатой доехала до финиша Татьяна Акимова. Она выглядела расстроенной, хоть и перебралась с пятнадцатого места после спринта на две строчки выше. Результаты в январе у Тани оставляли желать лучшего. Сама она после успеха в Нове-Место явно не рассчитывала на такое начало нового года.       — Кто первый на интервью? — вздохнула Юлианна. Из-за неприятных ощущений в спине хотелось поскорее оказаться в номере, но от мозговыносящего общения с прессой откосить было нельзя.       — Давай на камень-ножницы-бумага? — предложила Акимова. Первой идти к журналистам не хотелось никому. Таня показала камень, а Ильиневич — ножницы. И здесь не повезло. Пройдя материальный контроль, девушка оказалась в микст-зоне, где её уже ждал Занин с микрофоном.       — Ань, — начал он. — Все видели в трансляции твоё падение перед четвёртым рубежом. Пять промахов случились из-за этого?       — Именно, — невозмутимо ответила Юлианна, ставя лыжи на камеру так, чтобы было видно название производителя. Завал стойки стоил Юлианне места на пьедестале, и она не могла быть довольна. Но это вовсе не обязательно демонстрировать.       — Могла бы ты избежать этих ошибок?       — Всё в нашем мире предопределено заранее, — с самой серьёзной миной вещала Ильиневич. Её всегда спрашивают об одном и том же. Надо бы как-то разнообразить ответы. — Рождение, судьба, смерть, промахи на стойке.       — Ань, — Дмитрий страдальчески глянул на небо. Не увидев там ничего достойного его корреспондентского ока, Занин продолжил: — Ты уже в курсе, что стала лидером сборной? — Юлианна приподняла бровь, и журналист пояснил: — После этого этапа ты поднялась на восьмое место в общем зачёте, опередив Татьяну Акимову на десять очков.       — Конечно, я в курсе. Я пока бежала, считала в уме очки, чтобы понять, на каком месте в тотале я окажусь, — саркастично улыбнулась Ильиневич. На самом деле она никак не ожидала, что окажется вдруг первой из команды. Хотя сборная сейчас в целом не блещет. Таня Акимова хорошо шла, но сейчас у неё спад. А Юлианна, несмотря на стрельбу, занимала хорошие места, провалив из личных гонок только спринт Поклюки.       — Какие ожидания у тебя от этапа в Антхольце?       — В Антхольце? — удивлённо повторила она. Хотелось пустить ехидную шпильку в адрес тренерского штаба, который может её туда не взять. Впрочем, Ильиневич теперь первая из российской команды в тотале. Это фактически обеспечивает этап в Италии. Да и колкости в адрес тренеров пускать сейчас совсем не к месту. Поэтому Юлианна просто ответила: — Как можно лучше отстрелять.       — Спасибо за интервью, удачи, — с заметным облегчением выдохнул Занин. После того, как камера была выключена, он остановил девушку и проговорил: — Ань, зачем ты так? Тебе сейчас ехидство в интервью не простят.       — Кто не простит, Дим? — устало посмотрела на корреспондента Ильиневич.       — Тренеры…       — Про тренеров я ни слова не сказала, — заметила она.       — Болельщики тоже не очень любят… эм… — замялся Занин. — Когда спортсмены… не переживают по поводу промахов. Тебе бы сказать, мол, виновата, извиняюсь, буду работать, ветер страшный помешал. Фанаты побурчат, да успокоятся. А так живьём съедят.       — Мне кажется, они уже должны были догрызть мои кости после провала в эстафете, — фыркнула Юлианна. Что писали о ней в интернете, биатлонистка читать не рискнула. — А что до переживаний… Не рыдать же мне на камеру.       — Тебе можно. Ты же девушка, — проговорил Дмитрий. — К тому же, ты лихо перебираешь ногами по трассе. За это тебе многое простят. Соскучились болельщики наши по бегункам, пусть и мазилам. Я же читаю, что в интернете пишут. У тебя много поклонников, но есть мнение, что ты немного… стерва.       — Я просто не вижу смысла в этих интервью, — честно призналась она Занину. — Не вижу смысла в однообразных оправданиях. Допустим, я скажу, что мне помешал ветер, снег или цвет волос Коукаловой. Но стрелять-то от этого я лучше не стану.       — Это понятно, но своими язвительными комментариями ты сама настраиваешь людей против себя. Бедных овечек, которые, возможно, только притворяются таковыми, люди всегда пожалеют. Поругают, но всё равно будут жалеть. А если говорить как сильная и независимая язвочка, которой всё нипочём, люди хором напишут, что у тебя корона потолок царапает.       — А не надо меня жалеть, — сказала Юлианна. — Пусть думают, что хотят. Оправдания ничем не лучше сарказма. Тебе-то вообще не о чем переживать. Я тебе рейтинг делаю своим ехидством. Люди же любят скандалы.       — Да, ты права, — согласился Занин. Ролик с интервью Ильиневич из Нове-Место, где она лихо прошлась по тренерскому штабу, набрал в интернете немалое количество просмотров. — Но при очередной неудаче с тебя три шкуры спустят…       — Так ведь всегда происходит, Дим. Это часть профессии, — пожала плечами Юлианна. — После побед превозносят, а после поражений гонят из сборной. Ничего не поделаешь.       — Знает только ночь глубокая, как поладили они… — пение Ивана Ильиневича эхом разлеталось по всей округе. — Распрямись ты, рожь высокая, тайну свято сохрани!       — Перестань петь, — устало одёрнул его Расторгуев. Туристы и местные жители с неодобрением косились на Ваньку. Русская песня в исполнении Ильиневича не пришлась им по нраву.       — Андрю-юша… у меня… ик… душа поёт! Ой, цветёт малина в поле у ручья, — фальшиво горланил пьяный Ваня, цепляющийся за Расторгуева, словно за спасательный круг. Ильиневич в компании норвежцев сегодня знатно перебрал. — Парня молодого полюбила я…       — Калина, — поправил Андрей, придерживая перебравшего медика. Ему из бара позвонила Тириль Экхофф и попросила забрать напившегося Ваньку. Сама норвежка в компании соотечественников увезла на машине домой тела Свендсена и Бё, которые выглядели немногим лучше Ивана.       — Чего? — не понял Ильиневич и икнул.       — Калина цветёт, — спокойно проговорил латвиец. — В поле у ручья.       — Это несущественно! — возмутился Ванька и даже остановился. Расторгуев чуть подтолкнул врача вперёд, чтобы тот не забывал перебирать ногами. — Ты не чувствуешь идею песни! Посыл! Главное ж… ик… любовь! Льдина… ик… латвийская… — изрёк Иван и продолжил завывать: — Парня полюбил я на свою беду, не могу открыться, слов я не найду…       — Полюбила, — вновь исправил Расторгуев.       — Ась? — нахмурился Ильиневич, не сразу сообразив, что на этот раз не устроило Андрея. Наконец, он понял, что спел вместо этого, и заржал. — Полюбил я, ахаха… ну, ик… нормально же было, ёлы-палы! Чё ты… ик… к словам цепляешься? Айсберг не… ик… броп… ик… ваемый!       — Непробиваемый, — подсказал Андрей.       — Зануда! — фыркнул Иван и продолжил песню: — Он живёт, не знает ничего о том, что одна дивчина думает о нём…       — Хватит фальшивить, — буркнул Расторгуев.       — Я из-за тебя слова забыл! — обиженно заявил Ванька. — А у меня душа поёт! Это всё… ик… дух Моцарта! Он типа немец… вот я… ик… даже запел!       — Моцарт — австрийский композитор, — поведал Андрей. Он и сам не знал, зачем. Всё равно Ваня наутро этого не вспомнит. — Из Германии Бах и Бетховен.       — Шаришь, — уважительно сказал Иван и едва не споткнулся.       — Не зря в музыкалку ходил, значит, — констатировал Расторгуев, удерживая Ваньку от неминуемого падения в снег. Неожиданно раздался звук мобильного, здорово напугавший Ильиневича.       — Это дух Моцарта? — округлил глаза он.       — Это мобильник в твоём кармане, — усмехнулся Андрей. Рингтон начала 2000-х годов не имел к австрийскому композитору никакого отношения. Иван растерянно заморгал, после чего извлёк из кармана белый мобильный телефон.       — Это же Анькин! — удивился он. Несмотря на то, что он был пьян, медик смог вспомнить, как с утра пересёкся с сестрой в столовой. Роберт тогда неудачно пошутил, что у Вани на носу вскочил прыщ, и Ильиневич в панике потребовал у сестрицы телефон, дабы с форнтальной камеры убедиться в отсутствии на лице каких-либо изъянов. Потом Аньку отозвал Борисыч, а телефон так и остался у Ивана.       — Ты у всех телефоны таскаешь? — хмыкнул Расторгуев. Мобильный Юлианны продолжал звонить. «Александр Борисович», — было написано на экране.       — Только у избранных! — пьяно улыбнулся Ильиневич и гордо икнул. Телефон звонить перестал. — Пойду… ик… верну…       — Я сам верну, — заявил Андрей и отобрал у Ваньки телефон. — Иди проспись.       — Э-э-э… — протянул Иван, не ожидавший такой наглости. Он хотел как-то опротестовать столь странное решение латвийца, но тут им навстречу вышел Интарс. Они с Расторгуевым перебросились парой слов, после чего тренер закинул руку Ваньки к себе на плечо и поволок его в гостиницу. — А… Андрюша…       — Достал ты нашего Андрюшу, — пробурчал Беркулис. — Это ж надо было так накидаться!       — Спа-ать… — выдохнул Ваня, еле перебирая ногами. Ильиневич не мог долго пребывать в бездействии даже в полусонном состоянии, поэтому вновь запел: — Танцуй, Россия! И плачь, Европа! А у меня самая, самая, самая красивая опа!       — Лучше заткнись, — прошипел Интарс.       Юлианна Ильиневич устало опустилась на стул. Этап в Рупольдинге провальным назвать было нельзя (если говорить о личных гонках), но удовлетворения девушка не испытывала. В первую очередь недовольство вызывала стрельба. Очевидно, надо как-то корректировать систему подготовки. Но для того, чтобы нанять тренера, нужны деньги, а их у Ильиневич нет. Александров со своим странным поведением в последнее время совсем не внушал доверия. Как бы Юлианна не оправдывала его перед Расторгуевым, она понимала, что прежних отношений между ней и Борисычем не будет никогда.       Александров хотел сегодня на правах «доброго папочки» прогуляться с ней по Рупольдингу, но Юлианна, сославшись на усталость и головную боль, попыталась от этой прогулки откосить. Она чуяла, что Борисыч запланировал разговор по душам. А этого сейчас совсем не хотелось. Нужно было сохранять ясную голову, чтобы не поддаться сентиментальным настроениям. Правда, тренер заявил, что свежий воздух прекрасно поможет против головной боли, поэтому отмазка не прокатила. Но Ильиневич вымыла голову, поэтому идти на прогулку всё равно не могла. Борисычу пришлось смириться.       На самом деле у Юлианны побаливала спина после сегодняшнего падения. Было бы неплохо сходить к физиотерапевту, но девушка решила ни к кому за помощью не обращаться. Само пройдёт.       Ильиневич постучала ноготками по столешнице. Тихо. Никого нет. Все девчонки улетели сегодня вечером в Италию на самолёте. Им с Борисычем предстоит отправиться в Антхольц-Антерсельву только завтра днём. Сегодня последняя ночь в Рупольдинге. Наконец-то она предоставлена сама себе. Можно хоть петь, хоть танцевать. И если петь она (пусть и непрофессионально) могла, то в своих танцевальных навыках Ильиневич сомневалась настолько, что не рискнула бы их кому-то демонстрировать. Впрочем, сейчас Юлианне больше хотелось почитать. Настоящих книг с собой не было, поэтому придётся ограничиться электронной на смартфоне. Девушка редко читала художественную литературу, чем её регулярно попрекал Ванька (можно подумать, он сам в последнее время открывал что-то кроме трудов Зигмунда Фрейда и журнала Playboy). Но зато Юлианна любила читать биографии реальных людей. Сегодня на очереди была автобиография норвежского путешественника-исследователя Руаля Амундсена. Когда-то она читала статьи и книги про его экспедиции, но до автобиографии пока так и не добралась. Хороший вопрос, есть ли она в интернете вообще. Поискать стоит, тем более, что сейчас есть время на чтение.       Ильиневич встала со стула и подошла к крючкам у входа, на одном из которых висела её куртка. В кармане должен был быть телефон, но девушка его не обнаружила. Нахмурившись, она попыталась вспомнить, где его оставила. Просто положить его где попало Юлианна не могла. Украсть тоже никто не мог.       — Блин, — протянула она, вспомнив, как с утра в столовой Ванька попросил его, чтобы рассмотреть свою физиономию. Потом они с Борисычем ушли, а телефон остался в загребущих лапах братца. Зная Ивана, Юлианна даже не сомневалась, что тот обязательно там пороется в поисках мифического компромата. И пусть роется, ничего такого там нет. Только фотографии природы и зданий. Ну, может, пара кадров с ней. Так что Иванушку ждёт жесточайшее разочарование.       Ильиневич ехидно усмехнулась, представив возмущённого Ваньку. Но телефон надо бы вернуть. Во-первых, там будильник, а во-вторых, латыши, скорее всего, уедут с утра. Раньше, чем она с Борисычем. И братец, конечно, не потащится к ней сюда, чтобы вернуть мобильный. Тем более, что он будет с похмелья.       Юлианна провела рукой по распущенным волосам. Ещё не до конца высохли. Гулять зимой с влажными волосами — так себе идея. С другой стороны, она ведь не болеет.       Очень хотелось лечь в тёплую постель прямо сейчас, но за мобильником всё же придётся сходить. Девушка поднялась в свою комнату и быстро оделась. Джинсы, майка, тёплая кофта. Не замёрзнет.       «Не будешь в другой раз имущество в Ванькиных лапах оставлять, — поучительно заметил мозг. — Чтобы не тащиться к нему на ночь глядя». «Это, между прочим, твоя работа, — мысленно парировала девушка. — Следить за тем, чтобы ничего не было забыто». Ей послужило ответом гордое молчание мозга.       Звонок в дверь застал Ильиневич врасплох. Кто мог появиться у неё в такой час? Александров разве что, но зачем ему это надо? Девушка открыла дверь и, к своему удивлению, обнаружила на пороге Расторгуева.       — Андрей? — проговорила она, отступая назад. — Что-то случилось? Проходи…       — Держи, Ваня просил передать, — латвиец протянул ей телефон. — Как ты себя чувствуешь?       — Спасибо! Я как раз собиралась за ним идти, — воскликнула Юлианна. — А чувствую себя хорошо.       — Спина сильно болит?       — Нет, мне повезло, — улыбнулась биатлонистка. Андрей покачал головой, всем своим видом показывая, что не очень-то ей поверил.       — Ты собиралась идти за телефоном с мокрой головой?       — Она уже почти высохла, — Ильиневич слегка взбила причёску. Расторгуев неодобрительно посмотрел на неё.       — Так нельзя! — Андрей говорил спокойно, но упрямо. — Ты заболеть можешь.       — Моему иммунитету могут позавидовать десять взрослых мужиков! — отмахнулась Юлианна и улыбнулась. — Чай будешь?       — Буду, — кивнул биатлонист. — Только ты тему не переводи. С мокрой головой по улицам ходить нельзя. Ты же не хочешь, чтобы сборная России осталась без лидера?       — Я ж теперь лидер, — вздохнув, протянула Ильиневич и достала из ящика коробку с пакетиками чая. Непривычное чувство. Надолго ли она лидер, вот в чём вопрос. Таня Акимова, скорее всего, обойдёт её уже в Антхольце. Ведь стрельба у Юлианны не улучшалась. Но у других девушек из команды зато не было такой скорости. На этом можно выехать. Лишь бы из состава не попёрли. — Знаешь, я не чувствую себя лидером. У меня нестабильная стрельба. Перед стартом я никогда не могу быть уверена в том, что справлюсь и не подведу команду. Я могу выиграть гонку, а могу даже не попасть в пасьют. Лидер должен вести команду вперёд. Вдохновлять. Мотивировать. А я? Какой из меня лидер, если я в своих силах не уверена?       — Александров не только плохой тренер по стрельбе, но ещё и психолог отвратный, — пробурчал Расторгуев, проходя к столу.       — Вот ты — лидер, — проговорила спортсменка, не став заострять внимание на Борисыче. Она подошла к столу и села напротив Андрея. Чай она решила сделать чуть позже. — Расскажи, каково это?       — Ты же в лыжах медали брала, — улыбнулся латвиец, внимательно посмотрев на Юлианну. — Разве ты не была лидером?       — Не так уж много у меня лыжных медалей, — Ильиневич почувствовала себя немного неуютно. Слишком уж… тепло Расторгуев на неё смотрел. — И, да, я не была лидером сборной. Скорее, тёмной лошадкой. Претенденткой на лидерство в будущем. У нас в России если и есть лидер, то за его спиной стоят ещё люди, в случае чего готовые занять его место. Помнишь, в начале сезона наши Бабиков с Цветковым Фуркада обыграли? Так у нас тут же настрочили статейки, что Шипулин сдулся и прочее. А теперь Антон снова первый среди наших. Так и остался лидером команды. Я это к тому, что у нас, чуть что, сразу навесят лидерский ярлык на нового человека, даже если он к этому не готов. А ты в своей сборной однозначно номер один, и никто тебя с трона не сдвинет, даже если очень постарается. Ведь остальные по уровню намного ниже тебя. Мне интересно, каково это?       — Печально, — подумав, сказал Андрей.       — Почему? — удивилась Ильиневич. — Ты можешь спать спокойно и бегать на Кубке мира столько лет, сколько захочешь. Никто тебя из сборной не выгонит. У вас даже Брицис в сорок шесть лет бегает, и ничего.       — Это с одной стороны, — покачал головой Расторгуев. — Но с другой, конкуренция всегда подстёгивает. Приходится постоянно совершенствоваться, становиться лучше, чтобы тебя не обошли. У нас в Латвии этого нет.       — Не думаю, что тебе стоит сравнивать себя, к примеру, со Слотиньшем, — заметила Юлианна. — Да и с кем-либо ещё из команды. Уровень слишком разный. Тебе надо равняться на мировых топов.       — Я не совсем об этом. Я больше именно о тренировочном процессе. В России большая конкуренция, и уже на тренировках каждый хочет превзойти другого просто потому, что в ином случае о месте в сборной можно забыть. От этого повышается уровень сборной в целом. И не только в России так. В Норвегии, в Германии, да и много ещё где. А я тренируюсь один. Мне не на кого равняться, некого опережать. Даумантс и Роберт на сто процентов уверены, что никто их из состава не вытеснит, а большего им и не надо. Мотивов прогрессировать у них нет. Брицис вернулся и сразу же стал вторым номером сборной, а им всё равно. Какой тут прогресс? Так что конкуренция, как у вас, это хорошо. И тебе есть, к чему стремиться, и остальным.       — Я не против конкуренции, — промолвила Юлианна. — Но честной, а не такой, в которую иногда вмешиваются непонятные решения тренерского штаба. Ваша сборная в этом плане защищена от несправедливости.       — Ладно, давай не будем об этом, — Расторгуев решил соскочить с темы проблем латвийского биатлона. Их было много, но что толку их обсуждать? — Мы про лидерство говорили. Ты не обижайся, но, думаю, тебе сейчас было бы лучше побыть вторым номером. Ты будто ещё не до конца освоилась в биатлоне, а уже первая в команде в тотале. В этом нет ничего плохого. Но ты представляешь Россию, где биатлон любят. Где за всю историю было много чемпионов. Теперь от тебя невольно будут ждать того же самого. А тебе не надо об этом думать. Надо просто приспособиться к этому виду спорта, стрельбу улучшить хоть немного. И тебе станет легче.       — Если бы всё было так просто, — вздохнула Юлианна. — Стрельбу ведь сложно улучшить. Бергер и Гёсснер так и не научились стрелять.       — Расторгуева забыла, — добавил латвиец, хитро глянув на девушку.       — Андрей! — отмахнулась она. — У тебя всё впереди. Кстати, сегодня ты молодец! Всего два раза промахнулся! Для четырёх рубежей это неплохо.       Отстреляй Расторгуев на ноль, была бы медаль, но это, кажется, нереально. С четырьмя-то рубежами. Но даже так Андрей сумел с двадцать второго места попасть на десятое. Недурно продвинулся. И это после болезни.       — Ничего! — бодро воскликнула Ильиневич. — Мы с тобой обязательно отстреляем на ноль, выиграем все титулы, БХГ, всех победим, а потом…       — Проснёмся, — закончил биатлонист.       — Уже и помечтать нельзя! — засмеялась девушка. Она вдруг сообразила, что забыла поставить чайник. Но они и так хорошо сидели, даже вставать не хотелось. — Кстати, а чего Ванька ко мне сам не пришёл? Совсем в хлам?       — Нет, ещё не в хлам, — заметил латвиец. Ему доводилось видеть Ивана в таком состоянии, что… Юлианне лучше об этом не знать.       Говорили они долго. Часов по близости не было, поэтому за временем Ильиневич и Андрей не следили. Им было что обсудить в рамках профессиональной тематики. Правильное питание, тренировки, попытки улучшения стрелковой статистики.       — Андрей, — проговорила Юлианна. Время было позднее, пора прощаться. Только почему-то не хотелось. Расторгуев посмотрел на неё. Ильиневич забыла, что хотела сказать. Сейчас она чувствовала себя немного странно в присутствии Андрея. Он часто на неё смотрел. Слишком внимательно и серьёзно. Возможно, так было и раньше, но именно сегодня девушка это заметила. — У тебя есть кто-нибудь?       Латвиец озадаченно хмыкнул, не ожидая от Юлианны подобного вопроса. Ильиневич мысленно была готова себя прибить. Вот кто тянул её за язык? Она сама себе может объяснить, зачем это спросила?       — Ты не подумай! — девушка решила хоть как-то исправить положение. — Можешь не отвечать. Я просто спросила… по-дружески!       — Я так и понял, — ровно сказал Расторгуев. — Конечно, по-дружески.       Ни грамма сарказма в голосе. Ильиневич чувствовала себя полной дурой. Серьёзно, зачем? Зачем она задала этот вопрос? Вроде и так известно, что девушки у Андрея нет. Но про это говорил Ванька, а Юлианна сильно сомневалась, что Расторгуев ему докладывает о своей личной жизни.       — Да, по-дружески, — зачем-то проговорила Ильиневич, не глядя на латвийца. — Мы ведь друзья.       Друзья, друзья, друзья…       — Тебе Александров звонил, — перевёл тему Андрей. Юлианна пожала плечами. Сейчас ей до этого не было никакого дела. Будь что-то срочное, Борисыч прибежал бы к ней в номер. Наверное, тренер опять хотел вывести её на откровенный разговор. Что-то многовато стало их в последнее время.       Расторгуев молчал, а Ильиневич не стремилась нарушать тишину. Можно было бы найти сотни тем для разговора, но говорить не хотелось. Странное состояние.       — Ладно, — вздохнул латвиец, словно прочитав её мысли. — Мне пора.       — Подожди! — Андрей поднялся со стула и сделал шаг, как вдруг Ильиневич быстро вскочила со своего места и оказалась у него на пути. «Что ж ты делаешь, голова садовая?» — сокрушался мозг. Но делал он это как-то неуверенно. Юлианна даже не стала обращать на это внимание.       Расторгуев молча глядел на неё сверху вниз, даже не пытаясь сделать хотя бы шаг в сторону. Ильиневич сообразила, что можно отойти самой, но почему-то в жизнь эту блестящую задумку не реализовала, оставшись стоять на месте. Пульс заметно участился. Отчего-то стало труднее вздохнуть. И это стоило только резко со стула вскочить! Что будет в Антхольце после пятнадцатикилометровой индивидуалки? Об этом лучше не думать.       — Я… — голос стал чуть ниже. Неужели простудилась? Вроде не успела выйти на улицу с мокрой головой. Расторгуев молчал. Юлианна чувствовала, что не может просто попрощаться. Нужно сказать что-то ещё. Совсем немного. Поставить в разговоре точку. Но мозг, должно быть, обидевшись, не подавал признаков жизни. Как всегда.       — Что, Юлианна? — Андрей тоже говорил негромко. Ильиневич вдруг пришло в голову, что он почти всегда называл её полным именем. Почти все, даже те, кого Юлианна друзьями назвать не могла, регулярно сокращали её имя до Ани или ещё чего-то подобного. Расторгуев этого не делал. Интересно, почему?       Повинуясь внезапному порыву, Ильиневич крепко обняла Андрея на прощание. Дружеские объятия ведь не запрещены законом, верно? Именно дружеские! Иначе и быть не может! И Расторгуев крепче прижал её к себе исключительно по-дружески. Никаких других мотивов тут быть не могло. Юлианна понимала, что и так уже сильно задержала Андрея, но девушке было так хорошо, что она эгоистично позволила себе постоять так ещё немного. В дружеских объятиях.       Расторгуев отстранил её от себя за плечи. «Так на друзей не смотрят», — мелькнула в голове Юлианны предательская мыслишка. На долю секунды Ильиневич даже показалось, что он её поцелует. И этого мгновения хватило ей, чтобы понять: она не будет против. И, что самое интересное, мозг тоже не возражал. Сидел тихо как мышь, будто его и нет вовсе. Затихарился, предатель.       Что за глупости, взгляд как взгляд. Это у неё уже глюки. Они ведь просто друзья!       — Я пойду, — проговорил Андрей, неохотно убирая руки с её плеч.       — Подожди, — отозвалась Ильиневич, посмотрев в глаза Расторгуева. Девушка тихо добавила: — А если я не хочу, чтобы ты уходил?       Разумеется, мотивы для подобной фразы были исключительно дружеские. В конце концов, Юлианна так и не напоила латвийца чаем. Какой ужас!       — Поздно уже, — заметил он, но взгляд не отвёл. Будто о чём-то напряжённо думал. Словно и сам не хотел уходить.       — Может ты поесть хочешь? — выпалила Ильиневич и только потом поняла, насколько глупо звучал этот вопрос из её уст.       — Нет, Юлианна, — усмехнулся Андрей. — Я не голоден.       «Опять Юлианна», — с каким-то раздражением подумала Ильиневич. Ей всегда нравилось собственное имя, но сейчас почему-то хотелось, чтобы Расторгуев назвал её как-то иначе. Аней, или даже Анькой. Почему-то пришло в голову, что «Юлианна» совсем не звучит по-дружески. Будто Андрей таким образом держит дистанцию. А может и вовсе не считает её другом? Кто знает, что происходит у него в голове?       — Тогда спокойной ночи, — выговорила девушка.       — Спокойной! — проговорил Расторгуев как-то напряжённо. Две секунды молчания. Сколько минут они уже прощаются? Ильиневич не знала, что ещё придумать, чтобы оттянуть момент его ухода. И не знала, зачем вообще это делает. Пора прощаться, однозначно. Латвиец вздохнул и всё-таки сделал шаг к выходу.       — Андрей! — девушка шагнула следом. Расторгуев остановился и посмотрел на неё привычным нечитаемым взглядом. Тут бы Юлианне непринуждённо улыбнуться, сказать что-нибудь адекватное на прощание и проводить его к выходу. Именно это она и проделала. Но только мысленно. На деле почему-то вышло так, что Ильиневич сделала небольшой шаг вперёд, до минимума сокращая расстояние между собой и Андреем.       — А как же чай? — тихо спросила она, глядя на Расторгуева снизу вверх.       И уже в следующую секунду Юлианна с жаром отвечала на решительный поцелуй Андрея. Это не правда, это не может быть правдой! Но это было. Здесь и сейчас. Что, как и почему — все эти вопросы потом. Сейчас нет времени на размышления. Расторгуев всё сильнее прижимал её к себе, не давая шансов отстраниться. Ильиневич была не намерена ему уступать. Кажется, друзья так не делают. Но Юлианне было плевать. Сейчас уже не было смысла обманывать себя. Слишком поздно.       Андрей прервал поцелуй, но лишь для того, чтобы рывком усадить девушку на стол. Пересечение взглядов — и здравых мыслей в голове не осталось. Только страсть, затуманивающая рассудок. Шумный выдох вырвался из Юлианниной груди, когда Андрей легонько прикусил мочку уха. Девушка откинула голову назад, подставляясь под поцелуи, зарываясь рукой в его волосы… Стало невыносимо жарко. Юлианна быстро скинула мешающую кофту. От прохладного воздуха по коже пробежали мурашки. Это не могло быть правдой, но это и не сон. Слишком уж реалистичными были ощущения.       Ильиневич едва не выругалась сквозь зубы от того, что не получалось справиться с пуговицами на мужской рубашке. Пальцы подрагивали от волнения и нетерпения, а эти несносные пуговицы жутко бесили. Андрей нежно поцеловал её в лоб, отчего Юлианна прикрыла глаза. Плевать на пуговицы. И вновь крышесносный поцелуй…       В первую секунду Юлианна даже не услышала звонок в дверь. Но поскольку звонивший не сдавался, игнорировать настойчивую трель стало невозможно. Они отстранились друг от друга. В глазах мелькнуло осознание.       — Ильиневич, мать твою, открывай! — рявкнул Александров из-за двери. Юлианна приложила указательный палец к припухшим от поцелуев губам и медленно покачала головой. Не хватало ещё перед тренером спалиться! Андрей коротко кивнул в знак того, что понял её. — Я вижу, что ты дома, у тебя свет горит!       План «просто не попадаться Борисычу на глаза» провалился с треском. Что ж, придётся открыть. Не глядя на Андрея, Юлианна слезла со стола и быстро двинулась к двери, на ходу приглаживая волосы.       — Что случилось? — спросила она.       — Открывай! — проворчал Александров. — Мне с тобой через дверь разговаривать? Ильиневич впустила наставника внутрь.       — Что это за визит вежливости в столь поздний час, Александр Борисович? — девушка скрестила руки на груди. Тренер тут же приметил сидевшего за столом Андрея и неодобрительно нахмурился.       Надо сказать, что Расторгуев даром времени не терял. Пока Юлианна открывала дверь, впуская незваных гостей, он успел застегнуть те две пуговицы, с которыми удалось справиться девушке, пригладить волосы, чтобы причёска не внушала каких-либо подозрений, и даже повесить откинутую в сторону кофту Ильиневич на спинку стула. Будто они тут только что реально пили чай. Кстати, Расторгуев и кружки успел достать, наполовину наполнив их водой, и кинуть туда по пакетику зелёного чая, который стоял у Юлианны на виду. Вода была холодной, но это Александров проверить не сможет. Из латвийца получился бы неплохой конспиратор. Либо Андрей сам по себе такой сообразительный, либо… у него большой опыт по части шифрования в подобных ситуациях. Юлианна мотнула головой. Об этом не хотелось думать, да и какая разница?       — Андрей? — удивился Александров и с фальшивым благодушием проговорил: — Какая встреча! Очень рад вас видеть. Какими судьбами? Неужели вам со своей командой настолько скучно, что вы по ночам посещаете номера иностранных красавиц?       — Вы так беспокоитесь о моём вечернем времяпровождении? — удивлённо проговорил Расторгуев. — С чего бы это?       — Я сама позвала Андрея на чай, — проговорила Юлианна, искренне надеясь, что её щёки не покраснели. Главное — держаться уверенно, смотреть Александрову в глаза. Тогда он ничего не заподозрит. — Мы тут посидели, поговорили.       «И поцеловались», — ехидно добавил мозг. Очнулся, гадёныш. А ещё Борисыч глядел на неё с большим недоверием. У неё что, на лице всё написано?       — О биатлоне, поди, — странно ухмыльнулся Александров. Что-то в поведении этих двоих казалось ему подозрительным. Особенно Анька дёрганая какая-то. Кто-то другой мог бы не заметить, но он слишком хорошо знал свою ученицу.       — Именно, — подтвердил латвиец. Пуговицы застёгнуты, короткие волосы не растрёпаны, следов помады на рубашке нет. Не подкопаться даже.       — Так поздно? — хитро сощурившись, проговорил тренер.       — О биатлоне можно говорить в любое время суток, — здраво заметил Расторгуев. Непробиваем как скала, невозмутим, словно мамонт. Следов помады на рубашке Андрея нет, но ведь и Юлианна вроде без макияжа.       Ильиневич чувствовала себя некомфортно. Во-первых, было совершенно непонятно, как дальше вести себя с Расторгуевым, а во-вторых, нужно постараться не демонстрировать свои чувства перед Борисычем. Юлианна старательно избегала взгляда Андрея. Как в глаза ему смотреть после такого? Как теперь с ним общаться? Избегать? Броситься на шею? Сделать вид, что ничего не было? Сейчас рядом Александров, поэтому по-любому придётся притворяться, что они тут пили чай. А вот как быть, когда они с Расторгуевым окажутся наедине? Об этом Юлианне ещё нужно подумать.       — Что случилось? — спросила Ильиневич у Борисыча.       — Я хотел обсудить твою стрелковую статистику. Ладно-ладно, шучу, — отмахнулся Александров, увидев полные ужаса глаза ученицы. — Этот вопрос очень важен. Я не хочу обсуждать подобные вещи при посторонних, — Александр Борисович мельком глянул на Расторгуева. В другое время Юлианна бы возразила, но сейчас была только рада, что появился повод выпроводить Андрея, чтобы потом не оставаться с ним один на один. Сегодня обсуждать произошедшее между ними Ильиневич была не готова. Даже если Александров затеет очередной разговор о личном, Юлианна сможет с этим справиться. Просто потому, что половину слов тренера пропустит мимо ушей.       — Да, Андрей, тебе пора, — натянуто улыбнулась она. — Было приятно с тобой поговорить.       — Спасибо за чай, — проговорил Расторгуев, поднимаясь со стула. Если он и был недоволен тем, что пора уходить, то ничем этого не показал.       — Не за что, — ответила Юлианна. Чай Андрей не пил, так что действительно не за что.       — Восемь-восемьсот-пять-пять-три-пять-три-пять, проще позвонить, чем у кого-то занимать! — бодро распевал Ванька, повиснув на плече Роберта.       — Заткните его, кто-нибудь! — взмолился Слотиньш. Ванька орал, не щадя связки и уши окружающих. Каким бы ни было ангельское терпение работников, оно уже подходило к концу. Девушка с ресепшен грозилась вызвать полицию, и Роберт был вынужден со скорбным видом заливать ей какую-то ерунду про годовщину смерти любимой Ваниной морской свинки. Но так не могло продолжаться вечно! Интарс как назло куда-то свинтил, кинув пьяного Ивана на руки Слотиньша и Лусы, которые были от этого совсем не в восторге.       — Где Андрей? — взволнованно вопросил Даумантс. Они с Робертом на время забыли о своём споре и сплотились перед лицом общего врага.       — Я его уже двадцать минут набираю, — сообщил Роберт, в очередной раз прикладывая трубку к уху. — Недоступен.       Луса страдальчески простонал. Только Расторгуев мог оказать какое-никакое влияние на пьяного Ваньку. Но Андрей куда-то испарился.       — Дом мой достроен, но я в нём один… — Иван зевнул и, отцепившись от Слотиньша, направился вперёд по коридору. — Хлопнула дверь за спино-о-ой… — Роберт и Даумантс переглянулись и направились следом. — Ветер осенний стучится в окно-о, плачет… ик… опять надо мной, — Ванька эффектно повернулся вокруг себя, однако вестибулярный аппарат его немного подвёл, в результате чего медик едва не впечатался в стену.       — Что-то знакомое он поёт, — с тревогой заметил Даумантс.       — Ночью гроза, а наутро туман, — как ни в чём не бывало продолжил Ваня, глянув на латышей пьяным взглядом. — Солнце остыло совсе-е-е-ем…       — И правда, — проговорил Роберт, заподозрив неладное.       — Давние боли идут чередой, пусть собираются все, — Ванька хитро глянул на биатлетов. Слотиньша осенило.       — О, нет! Только не это! — взмолился он.       — А-а-аааааааааааа-а-а-а-ааааа-а… — плохим фальцетом завизжал Ильиневич, зажмурившись от усердия. Даумантс и Роберт, не сговариваясь, бросились к лестнице, на ходу затыкая уши. Девушка с ресепшен от испуга спряталась за стойку. Ванька умолк и улыбнулся, глядя на дело рук своих… точнее, голоса. Медик с гордым видом вошёл в открытый спортзал и плюхнулся на мат, наслаждаясь ощущением внутренней свободы, которое ему давал алкоголь. Почувствовав приятную расслабленность, Ваня и не заметил, как стал засыпать прямо на мате посреди помещения.       — Вот ты где, — сквозь дрёму услышал Ильиневич голос Расторгуева.       Латвиец подошёл к Ивану. На безмятежном лице медика расцвела пьяная улыбка. Плохой признак. Такими темпами они до второго этажа дотащатся минут через пятнадцать. Процесс нужно ускорить. Настроение у Андрея было наипаршивейшее, поэтому будить Ваньку он собрался жестоко и беспощадно.       — Рота, подъём!       Иван быстро распахнул глаза и присел. Вскочить у него не получилось бы по-любому из-за алкогольного опьянения.       — Ты чего кричишь? — зевнул он. — Я тут прилёг отдохнуть…       — Марш в номер, — ровно сказал Расторгуев.       — Ага… — Ванька еле держался на ногах и уткнулся лбом в большую боксёрскую грушу. — Щас… приду…       Ильиневич неуклюже развернулся и сделал шаг к выходу. Андрей даже не посмотрел на него, думая о чём-то своём.       — Дурак, какой же дурак! — в сердцах воскликнул Расторгуев и с разворота со всей силы нанёс профессиональный удар по боксёрской груше. Ванька икнул от неожиданности и даже слегка протрезвел. Он и подумать не мог, что Андрей вовсе не его имеет в виду.       — Что с тобой? — решился спросить Иван. Неужели Расторгуев так разозлился пьянку? Как бы там ни было, медику совсем не улыбалось оказаться на месте груши. Так и без челюсти остаться можно.       — Всё в порядке, Вань, — от убийственного спокойствия в голосе латвийца у Ильиневича задёргался глаз. — Иди в номер.       Андрей невозмутимо прошёл мимо, будто это не он только что срывал злость на боксёрской груше. Ванька нервно усмехнулся и поплёлся следом за ним.