В самое сердце

      — Я умираю… — стонал Ванька, еле волоча ноги и два своих чемодана. Интарс скептически покосился на медика, понимая, что тому банально лень тащить ручную кладь. К тому же, он вчера столько выпил, что запросто мог откинуть копыта. — Помогите мне!       — Умереть? — хохотнул Слотиньш, бодро запихивая сумку в багажник. Иван бросил на него убийственный взгляд.       — Чемоданы положить!       — Нет-нет, — Роберт тут же самоустранился. — Это ты сам.       Ванька, ругаясь не хуже сапожника, всё-таки впихнул чемоданы на место. Пора было отправляться. Из гостиницы вышел Андрей, отдавший ключ на ресепшен. Он быстро дошёл до машины и сел за руль.       — Расторгуев поведёт? — удивился Ильиневич. Беркулис кивнул. Байба Бендика невольно просияла и уже собиралась занять место рядом с водителем, но тут с невиданной для умирающего прытью Ванька подпрыгнул и, радостно оскалившись, бросился к дверце и залез на переднее сидение. Интарс покачал головой.       — Андрюшенька, ты же не против, если я поеду рядом с тобой? — хлопал глазами Ванька, уже забыв о своих похмельных мучениях.       — Может и против, — равнодушно отозвался Расторгуев. Не надо было ходить к гадалке чтобы понять: настроение у лидера латвийской команды оставляет желать лучшего. О причинах можно было только догадываться.       — Против? — обрадовался Иван. — Значит, тебе не всё равно? Значит, я тебе небезразличен?       — Это исключительно вопрос безопасности, — невозмутимо проговорил Андрей. — Не хочу, чтобы вышло как с таксистом в Австрии.       — А что там случилось? — поинтересовался Слотиньш, вынужденный сесть рядом с Даумантсом.       — Это долгая и грустная история, — усмехнулся Интарс, подсевший к Байбе. Пусть черепаш… то есть, биатлонисты мирятся.       После окончания одного из межсезонных сборов Иван, Расторгуев и Беркулис ехали на такси в аэропорт. Ванька в тот день был весел сверх меры и сел на переднее сидение к словоохотливому дядьке-таксисту. Ильиневич всю дорогу извивался как мог, пел и ёрзал на сидении, пытаясь танцевать. До поры до времени таксиста всё устраивало, он даже охотно подпевал Ване. Но вдруг Ильиневич начал петь что-то из репертуара Верки Сердючки и со словами «Гоп-гоп-гоп-чидагоп» случайно зарядил бедняге-водителю в нос рукой. Тот от шока едва не врезался в столб.       — Это уже в прошлом, — Ванька насупился и скрестил руки на груди. — Сейчас рядом со мной только ты, Андрюша. Уж с тобой-то я буду нежным.       — Так, ладно, пора ехать! — поспешно сказал Интарс, заметив в зеркало заднего вида недовольный взгляд Расторгуева. — Вань, ты ничего не забыл? Все вещи взял?       — Все-все, — закатил глаза Ильиневич.       — Пристегнись, — буркнул Андрей.       — Для тебя — всё, что угодно, — выдохнул Ванька, пристёгивая ремень безопасности. Расторгуев предпочёл на эту фразу не реагировать. Латвиец завёл машину, и она тронулась с места. Очередной этап подошёл к концу, и теперь путь лежал в Антхольц.       — Стоп! — вдруг подскочил Иван. Андрей как раз затормозил на светофоре, но медик имел в виду другое. Он ощупал карманы куртки и воскликнул: — Я телефон забыл!       — Голову б тебе оторвать! — в сердцах воскликнул Беркулис.       — Или не забыл, — задумчиво проговорил Ваня. — Наберите меня, кто-нибудь!       — У меня телефон в чемодане, — откликнулся Интарс.       — У меня тоже, — подала голос Байба.       — У меня батарея села, — сказал Роберт.       — А у меня номера твоего нет, — признался Даумантс. Ванька фыркнул. Но на выручку пришёл Расторгуев, у которого мобильный был в кармане.       «Привет, Андрей! — в машине послышался голос Ирины Аллегровой. — Привет, Андрей! — Ваня обрадовался, что телефон при нём, и принялся кивать в такт песне. — Привет, Андрей, ну где ты был, ну обними меня скорей!». Иван радостно хлопнул в ладоши и быстро извлёк телефон из внутреннего кармана куртки. Андрей сбросил вызов и вновь принялся вести машину. Светофор переключился на зелёный.       — Что у тебя за звонок стоит на мой номер? — вдруг поинтересовался Расторгуев.       — Как, ты не в курсе, что у меня на тебя стоит? — Ваня сделал акцент на последнем слове и невинно похлопал глазами. — Я даже текст помню! — Ванька решил не петь и принялся с преувеличенным выражением декламировать: — Нам есть, что вспомнить, о чём забыть, над чем смеяться, о чём грустить, что не позволить, а что простить, но не могу без тебя я жить! — Ильиневич гордо вздёрнул подбородок. Это был текст второго куплета, но весьма сомнительно, что Андрей знает эту песню, поэтому не заметит подмены. Ведь второй куплет куда откровеннее первого. Расторгуев хотел было что-то сказать, но Ванька пафосно воскликнул: — Ты мой ребёнок, мой друг, мой брат, — было ощущение, что Иван сдаёт экзамен в театральный институт. — Мой любовник, мой дуэлянт! Люблю, как ты выключаешь свет и говоришь: «Привет»…       — Достаточно, — процедил Андрей.       — Боже! — расхохотался Интарс. — Это ж надо было найти такую песню!       — Вань, ты нарываешься, — спокойно констатировал Расторгуев, поворачивая руль.       — Ага! — подмигнул Иван. Он понимал, что сейчас Андрей ничегошеньки ему не сделает, ибо следит за дорогой. — Будь со мной пожёстче, Андрюшенька. Я это обожаю.       — Ты сам себе противоречишь.       — Люблю разнообразие.       — Люби, кто ж тебе не даёт.       — Перечислить поимённо тех, кто мне не даёт? — Ванька вновь выбрал максимально двусмысленную фразу из возможных. — Ты, например.       — Я могу и дать, — невозмутимо проговорил Расторгуев. — Выбирай, в челюсть или в нос?       — Злой ты, — буркнул Иван, обиженно отворачиваясь.       — Звонок поменяй, — посоветовал Андрей. — Тогда я сразу подобрею.       Юлианна сидела в самолёте и смотрела в иллюминатор. Хорошо, что никого из команды рядом не было. Правда, рядом находился Александров, настойчиво пытающийся влезть ей в душу. Вчера тренер не стал выносить Ильиневич мозг, так как сам очень устал и стремился пораньше лечь спать. Экономный Борисыч сдал ключ от своего номера и решил последнюю ночь провести у Юлианны. Александр Борисович нашёл очень подозрительным визит Расторгуева и теперь, поутру, промывал ученице мозги.       — Ань, я ведь не дурак, — заметил он. Ильиневич кивнула. Эта информация и так была ей известна. — Думаешь, я совсем ничего не вижу?       — Нет, конечно, — отозвалась Юлианна. — У вас плюс один, насколько я помню. Вполне приемлемое зрение.       — Хватит язвить! — надулся Александров. — Ты прекрасно понимаешь, о чём речь.       — А о чём речь? — невинно подняла брови девушка. Если Борисыч выйдет из себя, есть шанс, что он её не раскусит.       — Я переживаю за тебя!       — Что вы, Александр Борисович! Не стоит! — уверила его Ильиневич. — Моя спина в порядке, уже почти не болит…       — Да плевать на спину! — взорвался Борисыч. — Ты…       — То есть, как это, плевать? — пошла в атаку Юлианна. Она смекнула, что тренер обязательно заведёт речь об Андрее, а допускать этого не хотелось. Придётся закатить Александрову небольшую сцену. — Вы же мой тренер! Вам плевать на моё здоровье?       — Нет, Анют, подожди…       — Нет, не подожду! — взвилась Ильиневич. — От моего здоровья зависит моя карьера! И вам плевать? Спина — это не шутки!       — Ты же сама сказала, что уже почти не болит, — попытался оправдаться Александров.       — Вот именно, что почти! — воскликнула Юлианна. — А если у меня что-то серьёзное? Вы даже не спросили, как я себя чувствую! Это, между прочим, обидно!       — Ладно-ладно, замолчи, несносная, — засмеялся Борисыч. Ильиневич исподлобья глянула на него. — Обидно ей. Тоже мне, актриса.       «Погорелого театра, — язвительно добавил мозг. — Оскар сюда!».       — Смешная ты бываешь, Анька, — вздохнул Александров. На некоторое время тренер умолк, что дало надежду на то, что расспросов и подозрений не будет.       После ночи раздумий Ильиневич поняла, что не сможет смотреть Расторгуеву в глаза, будто ничего не произошло. Она просто сгорит со стыда. Подумать только! Они с Андреем поцеловались. Внезапно. Ну, да. Друзья ведь тоже целуются. Правда, не совсем так, но на эти детали можно закрыть глаза. И продолжить дружить. И…       И всё это самообман. Можно сколько угодно внушать себе мысли о дружбе, но какой смысл, если это неправда? Когда Ильиневич вообще почувствовала тягу к этому человеку? Он в последнее время был ближе к ней, чем кто-либо другой. Добрый, надёжный друг. Всегда поддержит в трудную минуту. Когда в её мыслях всё пошло не так? Когда она взглянула на Андрея как на мужчину? Явно не вчера, как бы ей ни хотелось прикрываться неземной любовью к шерстяным изделиям латвийской промышленности. Намного раньше, но когда? Ильиневич сказать не могла. Точно не в Поклюке, когда рыдала у него на плече после провальной гонки. Тогда у девушки в голове были совсем другие мысли. Может, в Нове-Место после импровизированной сцены «супружеской» ревности в кафе, закончившейся поцелуем? Да вроде нет. Осознание приходило постепенно. И, вуаля! Явилось, не запылилось. Во всей красе. Юлианна нашла силы признаться себе, что её влечёт к Андрею совсем не как к другу. Как теперь с этим жить — другой вопрос. Ещё этот поцелуй как снег на голову...       Ильиневич прикрыла глаза и сцепила зубы, будто это могло хоть чем-то помочь. Забыть, забыть, не думать… Не получается. Зачем он это сделал! Всё ведь было так просто.       «А сама-то, — ехидно заметил мозг. — Даже оттолкнуть его не попыталась ради приличия. Наоборот, в плечи вцепилась коготками наманикюренными».       «Заткнись!» — про себя рявкнула Юлианна. Где он был, когда требовалось? В каких далях?       «Так тебе же приятно было», — пропел он. Ну, тут не поспоришь. Но от этого не легче! «И ты была бы не против зайти дальше…».       Ильиневич едва не задохнулась от возмущения.       «Себя-то не обманывай. Даже если бы он тебя прямо на столе…».       Это не мозг, а какая-то жесть. Юлианна тряхнула головой, надеясь избавиться от столь нетипичных для её головы мыслей. Додумывать предложение до конца она не хотела. Или наоборот…       — Аня, — донёсся до неё тихий голос Александрова. — Скажи честно. Ты спала с Расторгуевым?       Он её добить хочет?       — Конечно, — как нечто само собой разумеющееся выдала Ильиневич. — В разных номерах, на разных кроватях. Видите ли, человек не может жить без сна…       — Я серьёзно! — нахмурился Борисыч. — Не надо ехидства, пожалуйста. У нас Олимпиада в следующем году, и я не хочу, чтобы вместо золотой медали у тебя на руках оказалось дитё.       — Не окажется, не переживайте, — сказала Юлианна и вновь посмотрела в иллюминатор. Может, Александр Борисович от неё отстанет?       — Думаешь, ты ему нужна? — Александров и не думал умолкать. Говорил он вкрадчиво, будто пытался запустить щупальца в разум ученицы. Ильиневич попыталась его одёрнуть, но Борисыч только отмахнулся и продолжил: — Да помолчи ты хоть пять минут, Аня! Его-то я как раз хорошо понимаю. Молодой здоровый мужчина, спортсмен, потребности у него там... А тут ты. Молодая симпатичная девушка, спортсменка. Всегда рядом…       — Борисыч!       — Что? Думаешь, я не видел, как ты на него смотришь? И как он смотрит на тебя. Ну, признайся, что я вам вчера помешал!       — Ничему вы не помешали, — не сдавалась Ильиневич. — Мы с Андреем просто друзья!       — Трахаетесь тоже по дружбе, да?       — Александр Борисович! — Юлианна грозно посмотрела на тренера. — Между нами ничего не было — это во-первых. Во-вторых, я уже говорила, что мы просто друзья. А в-третьих… вам не кажется, что подобные вопросы несколько неуместны? Вас моя личная жизнь не касается!       — Ещё как касается! — рявкнул Александров. Ильиневич порадовалась, что тут нет русскоязычной публики, хотя даже иностранцы уже стали коситься на них с подозрением. — Я твой тренер! Да я тебе как отец! Разве может это меня не касаться? Я за тебя переживаю, дурёха! Ты влюбишься, а потом рыдать в подушку будешь!       — Это моё личное дело, — отчеканила Юлианна.       — Личное! — передразнил Борисыч. — Забыла уже болвана Витьку? А бабника Костика? Мало тебе страданий?       — Спасибо, что напомнил!       Как только на горизонте у Ильиневич появлялся кавалер, Александров тут же принимался читать нравоучительные лекции. «Личная жизнь мешает спорту» — главный лозунг Борисыча. Любых мужчин рядом с Юлианной он воспринимал в штыки, будто это могло угрожать её карьере. Он всё время вспоминал талантливую лыжницу Валю Вершинину, сбежавшую от него ради семьи. Когда уже Александров поймёт, что она не Валентина? Ильиневич пока совершенно не хотела детей. А остальное... какое Борисычу дело, с кем она встречается? Хорошо, он ещё не узнал её сочинскую историю со Свендсеном...       — Стоп! — осенило девушку. — Ты откуда про Костю узнал, если я тебе ничего не говорила?       Александр Борисович прикусил язык, будто понял, что сболтнул лишнее. Это настораживало.       С Константином у неё дело дальше прогулок по парку не зашло, хотя одно время он очень уж активно к ней подкатывал. Это был сложный период в жизни Ильиневич. Она попала в аварию и не знала, что будет дальше с её спортивной карьерой. Было понятно, что организм восстановится, но Юлианна сама не знала, хочет ли она возвращаться в лыжи. В то время с ней познакомился спортивный журналист Константин Летов, делающий серию статей о медалистах сочинской Олимпиады. В то время с Борисычем девушка почти не общалась. Юлианна стала работать бухгалтером в клубе. Именно там она как-то и заметила кудрявую макушку Костика в компании высокой пышногрудой блондинки. Летов нравился Юлианне, но не до такой степени, чтобы из-за него рыдать в подушку. Хотя друг он неплохой, правда, они давно не общались. Но каким образом про Костю мог узнать Александров?       — Слышал, — проговорил Борисыч и пристально посмотрел на Ильиневич, словно проверяя, поверила она или нет. — Но я с тобой не о нём говорю. Ань, ты чего от жизни хочешь? Найти себе кого-нибудь или медали завоёвывать? Личная жизнь, знаешь ли, спорту ох как мешает! Расторгуев тебя бросит! А медали останутся!       — Давай закроем эту тему, — повысила голос Ильиневич. Александров хотел что-то добавить, но Юлианна достала из кармана наушники и отвернулась к иллюминатору. Вполне возможно, доля истины в словах Борисыча была. Они спортсмены, а в спорте всегда сложно строить серьёзные отношения. Плохо то, что Ильиневич уже самой себе призналась в том, что испытывает к Андрею отнюдь не дружескую симпатию. Но какая разница? Главное — не думать о произошедшем вчера! Забыть, стереть из памяти.       «В конце концов, — мысленно проговорила она. — Ничего не изменилось. Мы по-прежнему просто друзья. Ничего не изменится, — повторила Ильиневич, забыв, что только что говорила себе то же самое. — Между нами ничего быть не может. Надо просто сосредоточиться на спорте. Минутные слабости бывают у всех. Вот и для Андрея это была просто минутная слабость».       Словосочетание «минутная слабость» до этого дня у Юлианны вообще не ассоциировалась с Расторгуевым. Но он ведь тоже человек, как оказалось. Не айсберг, не льдина латвийская, как утверждал Ванька. А раз он человек, то и потребности человеческие у него тоже присутствуют.       «Просто минутная слабость, — ещё раз про себя отчеканила девушка, пресекая мысли, что это может быть не так. — А раз так, то сделаем вид, что ничего не было».       По щеке скатилась слеза, и Ильиневич вытерла её тыльной стороной ладони, стараясь сделать это незаметно для углубившегося в сканворд Александрова. Слёзы быстро высохнут. Зато потом не будет больно.       — А он тебя целует, говорит, что любит, ночами обнимает, к сердцу прижимает…       — Это когда-нибудь кончится?! — проныл Слотиньш, которого пение Ваньки достало до невозможности.       — Никогда, — «обнадёжил» его Интарс. — Ванечку потянуло на любовную лирику.       — Подпевайте, народ! — воодушевлённо воскликнул Иван, не понимая, что никому его пение удовольствия не доставляет. — Давайте, я что-нибудь современное спою? Она вернётся, — запел Ванька. — Она вернётся…       — Не факт, — тихо усмехнулся Беркулис.       — Она мне ночью заменяет солнце…       — Ночью надо спать! — назидательно изрёк тренер. Байба улыбнулась, а Ванька продолжил петь.       — Она услышит, она заплачет…       — Разумеется, от такой-то фальши!       — И я надену ей кольцо на пальчик…       — Кольцо Всевластия?       — Интарс! — возмутился Иван. — Ты мешаешь мне петь! Это не вежливо! Вот, кстати, ещё песню вспомнил! Нет, не надо слов, не надо паники! Это мой последний день на Титанике… Эх, я слов дальше не знаю! Ща ещё спою! От Волги до Енисея ногами не счесть километры… — бодро запел Ванька, старательно копируя манеру солиста группы «Любэ». — Рассея, моя Рассея от Волги и до Енисе-е-ея…       Слотиньш в отчаянии заткнул уши, Даумантс проделал то же самое. Байба уже давно сидела в наушниках, а Интарс пытался держать себя в руках. Расторгуев продолжал вести машину, хотя пение Ваньки надоело даже ему.       — Эх, трава-отравушка, травушка-муравушка-а, — Ильиневич не мог молчать ни минуты. — Эх, грибочки-ягодки, да цветочки-лютики-и…       — Вань, ты что курил? — с опаской поинтересовался Даумантс.       — Эх, берёзки-ёлочки, шишечки-иголочки-и…       — «Белочка» от водочки, — подпел Беркулис.       — Эх, да птички-уточки, прибаутки-шуточки! — Ванька эффектно вскинул подбородок.       — Теперь всё? — вздохнула Байба, достав один наушник. Видимо, музыка не могла перекрыть звучный голос Ильиневича.       — Я же ещё про Андрюшу не спел! — спохватился Иван. — На мотив песни «Там, где клён шумит». Слушайте!

Стадион шумит, Идёт биатлон, Здесь Андрей стоит, Вдаль стреляет он… И на пять кругов, Ну, не жизнь, а мгла! И медаль как сон Стороной прошла! А медаль как сон, А медаль как сон, А медаль как сон Стороной прошла…

      — Ну, как?       — Ничего нового, — спокойно проговорил Расторгуев.       — Вот-вот! Уж сколько лет ты стрелять учишься, а всё мимо палишь!       Андрей затормозил. Сейчас им предстояло пересечь границу с Австрией. На пропускном пункте образовалась автомобильная очередь.       — На большом воздушном шаре мандаринового цвета, — Ванька принялся активно качать головой. — Мы с тобой проводим это лето… О, ещё песню знаю! Тро-ло-ло-ло-ло ло-ло-ло ло-ло-ло ло-ло-ло-ло-лоооол…       — Вань, а твоя сестра разбирается в медицине? — ни с того ни с сего поинтересовался Роберт.       — Чего? — хохотнул Ванька. — Она у меня математику любит. И историю. А в медицине Анька профан.       — Жаль.       — Почему? — удивился Иван.       — Ну, я просто подумал… — протянул Слотиньш. — Было бы неплохо, если бы она разбиралась. Можно было бы тогда Юлианну вместо тебя к нам врачом взять.       — Зачем? — уже с подозрением осведомился Ванька.       — Она не болтает без умолку, — пояснил Интарс.       — И не поёт, — добавил Даумантс.       — И симпатичная, — улыбнулся Роберт и игриво дёрнул бровями. — Я был бы не против, если бы она меня полечила.       — Ты сейчас о чём, Бобби? — подозрительность в голосе Ивана росла с каждым произнесённым словом.       — По-моему, я ей нравлюсь!       Ванька фыркнул, Даумантс с сомнением покачал головой, Байба скорчила кислую мину, а Интарс только вздохнул.       — Интересно, с чего это ты взял? — ровным голосом осведомился Расторгуев.       — Помните, мы с ней в паре синглмикст на тренировке бежали? Я тогда четвёртым приехал, и Юлианна не стала злиться! Она сказала, что это счастье!       — Это был сарказм, болван! — расхохотался Ванька. — А ты уже столько всего себе нафантазировал! Бедный Бобби!       — Ну, не знаю, — протянул он. — В любом случае, девушка она вполне симпатичная. Жаль только, что не блондинка.       — Лучше бы ты не о блондинках думал, а об эстафете, — процедил Расторгуев. — У нас квота под вопросом, не забыл ещё?       — Да ладно, Андрей! Не могу же я о девушках не думать? И вообще, положительные эмоции полезны, особенно для нашей сборной, где царит депрессивная атмосфера из-за проблем с финансированием и низких результатов.       — Так ты повысь результаты, — посоветовал Интарс. — Вместо девяностых мест начни стабильно занимать хотя бы восьмидесятые. Жизнь сразу новыми красками заиграет!       — Бобби намекает на то, что ему эндорфинов не хватает, — саркастично ухмыльнулся Ванька. — Видимо, давно не предавался плотским утехам.       — Ну, а что такого? Я живой человек, — сказал Роберт. — И Юлианна живая. Раз уж мы с ней знакомы, то к чему откладывать дело в долгий ящик?       — Эндорфинов ему не хватает, — буркнул Расторгуев. — Шоколадку съешь. И будет тебе эндорфинов целый вагон.       — Нельзя ему шоколад! — с испугом сказал Ванька. — Это ты у нас худой, а у Бобби пятая точка в форму еле влазит! Этот Робин Бобин в межсезонье сладкого обожрался, так я его к сезону еле в форму привёл! Диету специально составлял.       — Значит, надо учиться мыслить позитивно, — мрачный взгляд Андрея отнюдь не располагал к претворению его совета в жизнь. — Положительные мысли настроение повышают.       Иван хотел было заметить, что таким голосом Расторгуеву пристало, скорее, отправлять преступников на казнь, нежели говорить о позитивном мышлении, но под тяжёлым взором латвийца Ванька решил смолчать.       — Да ну, — только отмахнулся Слотиньш. — Секс лучше.       — Конечно! — согласился Иван. — Только Юлианна тут каким боком? Учти, здесь тебе ничего не обломится, Бобби!       — Почему? — недоумевал Роберт. — Разве у неё кто-то появился?       — Нет, но…       — Тогда у нас вполне может что-нибудь получиться.       — Пожалуй. Если Анька выпьет разом пару бутылок водки вместе с коньяком и шампанским. После этого она отрубится, и только тогда у вас может что-то получиться. Максимум на одну ночь.       — Да мне и хватит, — хмыкнул Слотиньш. — Серьёзные отношения со всякими ресторанами — это не вариант. А на одну ночь — вполне.       — Кхм, Бобби, — кисло прервал его Ильиневич. — Ты вообще-то о моей сестре говоришь.       — Не о том ты, Роберт, думаешь, ох, не о том, — проговорил Беркулис.       — Но почему? — искренне не понимал Слотиньш. — Нельзя же думать только о биатлоне!       — А ты о нём вообще думаешь? — удивился Расторгуев.       — Конечно!       — Что-то не похоже, — отрезал Андрей.       — Да ладно, — Ванька с трудом удержал улыбку. — Будто ты только сейчас понял, что Бобби о команде думает в последнюю очередь. То ли дело я, — Иван гордо приосанился. — Я мог бы устроиться на работу куда угодно! Мог бы грести бабки лопатой! Но у меня душа болит за латвийский биатлон! Я не могу вас бросить! Я всё для команды делаю! Я вынужден страдать из-за разлуки с сыном! — пафосно вещал Ильиневич. — Вынужден переносить тяготы и лишения, в том числе отсутствие личной жизни! И всё это ради вас!       — Посмотрите на этого страдальца! — ехидно воскликнул Беркулис. — У тебя сейчас отпуск! Тебя никто здесь не держит.       — Да я не про это, — отмахнулся Иван. — Я про то, что Роберт тоже мог бы хоть иногда подумать о команде, а не только о стройных ножках моей сестрёнки.       — От того, что я круглые сутки буду думать о биатлоне, ничего не изменится! — упрямо заявил Слотиньш. — И вообще, у нас мало шансов добыть квоту. Смысл себя в чём-то ограничивать?       — Ну, прям, — осадил его Интарс. — Мы пока девятнадцатыми идём. Там, правда, эстонцы с литовцами на пятки наступают, да и финны совсем рядом.       — Эстонцам точно проиграем, — вздохнул Луса.       — Но финнов можем опередить, если вы дурака валять не будете, — заметил Беркулис.       — Финны нас обставят, я уверен, — сказал Роберт. — Так что не попасть нам с Даумантсом на Олимпиаду.       — С таким настроем точно не попасть, — проговорила Байба.       — Мне даже интересно, Бейба, — проговорил Ванька. — Хоть кому-то в нашей сборной Олимпиада нужна, кроме тебя и Андрея?       — Ну, я бы съездил, — нерешительно произнёс Даумантс.       — И я бы не отказался, — поддержал его Слотиньш. — Но это всё разговоры. Всё равно придётся в Цесисе тухнуть.       — Ага, — уныло кивнул Луса. Цесис являлся местом жительства всех биатлонистов сборной Латвии, кроме Расторгуева и Брициса, поэтому компания для просмотра гонок была обеспечена.       — Значит, вместе гонки будем смотреть? — прочитал его мысли Роберт. — Байба, присоединяйся! Вместе веселее!       — Эм… я вообще-то на Олимпиаду отобраться собираюсь, — заметила девушка.       — Ну, если не получится…       — Получится, — твёрдо заявил Расторгуев, останавливаясь у самого пункта пропуска. Подошла их очередь. — У Байбы получится. В ней я не сомневаюсь. А вам, я так понял, не очень-то Олимпиада и нужна.       — Нужна… — слабо возразил Слотиньш, а Бендика невольно засияла. Нечасто услышишь подобные слова от Андрея.       — Тогда работать надо, а не приключения искать, — сказал Андрей, отстёгивая ремень безопасности. — Может, толк будет.       Роберт насупился, а Ванька не сдержал смешок. Айсберг не смог остаться равнодушным к планам Бобби относительно Юлианны. Неужели ревнует?..       — Вань, ты в Германии остаться хочешь? — недовольно осведомился уже вылезший из минивэна Расторгуев.       — Хочешь продолжить порнокарьеру? — хохотнул Слотиньш.       — Нет, — Ильиневич быстро вылез из машины, прихватив документы. — Киноиндустрия — это не моё. Даже не надейся, Бобби, увидеть меня голым!       — Не очень-то и хотелось, — фыркнул Роберт.       Разен-Антхольц (или же Разун-Антерсельва) — коммуна в Южном Тироле, где в последние годы традиционно проходил шестой этап Кубка мира по биатлону. Юлианна читала, что хоть эта территория и принадлежит Италии, большинство местных жителей говорят на немецком.       Биатлонная трасса здесь расположена на высоте почти 1700 метров над уровнем моря, что не для всех спортсменов удобно. Несмотря на то, что высотные сборы являются неотъемлемой частью подготовки, у многих биатлетов не получается сразу адаптироваться к этим условиям. В четверг на трассу выйдут девушки, мужчины же побегут в пятницу. Антхольц формально делился на три части: Верхний (Оберталь), Центральный (Миттерталь) и Нижний (Нидерталь). В верхней части находился стадион, неподалёку разместились многие топ-команды, в том числе сборные России и Норвегии. Александров принял решение поселиться с Юлианной в гостинице на 600 метров ниже. У отелей по соседству Ильиневич заметила небольшие машины Беларуси и Казахстана, а также огромный вакс-грузовик немецкой команды. Сборной Латвии здесь не наблюдалось, к огромному облегчению Юлианны. Пересекаться с Расторгуевым сейчас не хотелось совсем.       В Миттертале были сосредоточены бары и прочие увеселительные заведения, а также отсюда чаще всего ходили шаттлы на стадион. Здесь всегда останавливалось много болельщиков. А в Нидертале, наоборот, было тихо и спокойно, но оттуда дальше было добираться, да и перепад высот получался слишком большой. Гостиница, где решил остановиться Александров, была небольшой и по местным меркам дешёвой. Именно поэтому здесь должны были поселиться представители не самых богатых биатлонных стран. Никаких пяти звёзд тут не было и в помине, но Юлианне этого и не требовалось. Она сюда не отдыхать приехала.       — Аня! — к ней подскочила радостная Надя Скардино. — Ты здесь жить будешь? Соседями будем! Мы там остановились, — Надежда махнула рукой в сторону небольшого отеля, где Юлианна заметила машину белорусов. — Заходи в гости!       — Хорошо, — улыбнулась Ильиневич. Она была рада, что хоть кто-то из подруг будет поблизости. Среди тех, кто стоял на улице с чемоданами и ждал заселения, не было знакомых Юлианны. Кого-то она раньше видела, но никогда не общалась.       Когда Надя ушла к своей команде, Ильиневич осмотрелась. Место, конечно, потрясающей красоты. Тут везде так. Горы, солнце, снег, чистый воздух… Обычно здесь наверняка тишина и покой, но сейчас было немного шумно, ибо спортсмены обсуждали что-то, и каждая сборная на своём языке. Юлианна узнала супружескую чету Тачизаки из Японии, возле них сгруппировались ещё несколько представителей Страны восходящего солнца. Испанка Виктория Падьяль Эрнандес сидела на чемодане и весело обсуждала что-то с единственной представительницей Боснии и Герцеговины, фамилии которой Юлианна не знала. Мимо по дороге проехали автобусы сборной Швейцарии и Словакии. Они остановились у отеля, где поселилась Надя с белорусской сборной. К удивлению Ильиневич, одним из первых из швейцарского автобуса выпрыгнул Михаэль Рёш. Видимо его подвезли по доброте душевной. Бельгиец заметил Юлианну и помахал ей рукой. Девушка улыбнулась и проделала то же самое.       — Кавалеров высматриваешь? — насторожился Борисыч.       — Очень смешно, — проворчала Ильиневич, вновь отвлекаясь на мысли об Андрее. «Не думать! Не думать! Не думать!» — приказала она себе и вновь стала изучать, с кем же придётся жить по соседству. Почти все были одеты в форменные куртки, поэтому определить страну не составляло труда. Один грек с интересным профилем по имени Апостолос Ангелис, один серб, британцы — мужчина и женщина, и семь человек из сборной Румынии. Главное, что Латвии нет.       По дороге величаво проехал трейлер Уле Эйнара Бьорндалена и Дарьи Домрачевой. Великие супруги держали путь дальше — наверх, в один из отелей у стадиона. Представители небиатлонных стран во все глаза глядели на проезжающее чудо. Азиаты восторженно моргали, румыны стали быстро о чём-то переговариваться, а британец достал фотоаппарат и стал снимать гигантский трейлер. Действительно, выглядел он впечатляюще.       — Нам бы такой, — вздохнул Борисыч, понимая, что это невозможно. Юлианна даже не стала озвучивать это вслух. Ей вдруг стало не до этого, когда она завидела машину сборной Латвии, стремительно едущую в их сторону. Ильиневич напряглась. Хотя мало ли тут отелей? Может, они вовсе и не сюда едут?       Надежды рухнули, когда минивэн припарковали со всей прибалтийской аккуратностью на стоянке у гостиницы. Из авто вылезли латыши, вечно радостный Ванька и, конечно, Расторгуев. Никогда ещё Юлианне так не хотелось провалиться сквозь землю. «Не сюда, только не сюда!» — думала она. Но компания по закону всемирного свинства направлялась как раз в их сторону.       — А может быть забудем всё и сбежим? — напевал Ванька, везя по асфальту знаменитый стразовый чемодан. — У нас одна любовь и одна только жизнь. А может быть забудем всё и сбежим, навсегда-а-а-а-а-аа-ааа…       Интарс с таким интересом озирался по сторонам, будто был в Антхольце первый раз, Андрей был невозмутим, Байба пыталась его копировать, а Даумантс и Роберт делали вид, что вообще первый раз видят чувака с розовыми волосами.       — Илька! — завопил Иван, вприпрыжку подбегая к сестре. — Ты чё тут забыла? Здрасте, Александр Борисыч!       — Добрый вечер, Иван, — серьёзно выговорил Александров. Подошёл Расторгуев с соотечественниками, и тренер вдруг посерьёзнел. Юлианна смотрела в сторону, стараясь не встречаться взглядом с латвийцем. Интарс бодро поприветствовал Борисыча. Будучи не в восторге от общества Андрея, Александров охотно вступил в беседу с латышским тренером.       — Здравствуй, Юлианна, — ровно сказал Расторгуев. Ильиневич нашла в себе силы прямо посмотреть на него. Андрей взгляд не отвёл.       — Здравствуй, Андрей, — проговорила она. Как это просто. Будто ничего не произошло. Никто и не заметит. Устраивать выяснение отношений при всех Расторгуев точно не станет, а потом Юлианна как-нибудь сможет подольше оттянуть момент неизбежного разговора. «Трусиха», — язвительно заметил мозг. Спорить Ильиневич не стала.       — Как это мило, — ехидный братец хлопал глазами. — Может, хотя бы до номера дойдёте?       — Чего? — не поняла девушка.       — Я, конечно, понимаю. Страсть, все дела… — хмыкнул Ваня. — Но не надо прямо тут друг с друга одежду срывать, ладно?       — Мы даже не начинали! — выпалила Юлианна и осеклась. — То есть, и в мыслях не было! И вообще, мы просто друзья!       Ванька заржал. К счастью, долго это не продлилось, так как все потихоньку стали заселяться. Ильиневич и Александров поднялись на третий этаж. Здесь в самом конце коридора и располагалась их комната. Юлианна порадовалась, что Расторгуев следом за ними не пошёл, потому как его по какому-то вопросу задержал Интарс.       — Тьфу! — с досадой выпалил Борисыч. — Я в коридоре чемодан забыл! Подожди, никуда не уходи!       Этого можно было и не говорить. Александров в спешке забыл отдать Юлианне ключ, но девушка не стала его окликать. Она прислонилась спиной к стене и устало прикрыла глаза. День в дороге — и вот, они дома, если можно так сказать. В соседних номерах на этой стороне расположились британцы, причём девушка в одной комнате, а парень — в другой. Неужели ещё кто-то позже приедет? Или у них просто номера одноместные?       — Охренеть просто! — голос братишки было слышно лестницы, ведущей на третий этаж. — Сколько китайцев! У меня ощущение, будто я буду жить среди гастарбайтеров!       — Это японцы, — возразил ему Беркулис.       Ильиневич нервно усмехнулась. Закон подлости работал на полную мощность. Они с Расторгуевым не только в одной гостинице поселились, но ещё и на одном этаже. Хорошо, что пересечься они не успели, ибо Борисыч соизволил вернуться и отпереть дверь до того, как латыши её заметили. Юлианна затащила сумки внутрь и вздохнула с облегчением. В следующую секунду в коридоре возник Андрей и, открыв ключом свой номер, втащил туда вещи.       — Не задерживайся, — сказал ему Беркулис, ставя вещи прямо на пол. — Надо обговорить график тренировок на стадионе. Потом отдыхай сколько угодно.       — Ладно, — донёсся из номера голос Андрея. Почти сразу же показался он сам.       — Да не закрывай ты дверь, сейчас обратно вернёшься, — махнул рукой Интарс. — Иди в холл, там все наши.       — Ну, кто с кем живёт? — Ванька потёр руки, когда Расторгуев ушёл. — Две улитки как всегда в одной банке?       — Если ты про Роберта и Даумантса, то да, — хмыкнул латыш. — Пусть мирятся. Байбу с Андреем поселю…       — Нет! — воскликнул Ильиневич. — Ты что! Девочка совсем потеряла голову от неразделённой любви! Мало ли что она может сделать! Нет, так нельзя! Давай ты к Байбе, а я к Расторгуеву. Буду блюсти нравственность, чтобы не выкинул чего…       — Смешно, — хмыкнул Беркулис. — Ладно, живи. Только ты там его не доставай, ладно?       — Ура! Интарс, ты лучший! — Ванька быстро запрыгнул в номер, пока Интарс не передумал.       — Как маленький, — покачал головой латыш.       Номер по скромному взгляду Ильиневича был так себе. Окно, кровать и шкаф. Никаких компьютеров и телевизоров. Всё включено, блин. Иван плюхнулся на кровать. Пользуясь отсутствием Расторгуева, Ванька решил прослушать запись с его телефона. «Ну-ка, что там наш непробиваемый слушает?» — подумал он, нажимая на воспроизведение. К своему удивлению, он услышал голос Александра Борисовича Александрова.       — Вот именно. Стреляла бы в молоко где-нибудь на Кубке IBU. А так — «Тур де Ски», перспективы. Не было бы счастья, как говорится, да несчастье помогло. Я же переживал, когда Аня из-за меня медали лишилась. А если бы выиграла — погрязла бы в этом болоте…       Интересно, о чём это он? И о ком? Вроде, об Аньке. Но первый вопрос не снимается.       — Действительно. Юлианне же надо было выиграть, чтобы попасть в Оберхоф.       Невозмутимый голос Расторгуева нельзя было не узнать. Зато теперь ясно, что речь идёт о масс-старте в Нове-Место, где Юлианна упала со спуска. «Точнее, Борисыч её уронил», — мысленно исправил себя Ильиневич и вдруг нахмурился. В мозгу мелькнула догадка. «Нет, не может быть!» — одёрнул он себя, боясь, что мысль может оказаться верной.       — Ну, как бы, да.       Осторожность в голосе Борисыча была слышна за версту. Тренер будто ступал по тонкому льду, что только добавляло подозрений.       — А она не выиграла.       — Да. У Юлианны сломалась лыжа.       — Вы наступили ей на лыжу.       Даже после этого Ванька продолжал надеяться, что Расторгуев говорит без какого-либо намёка. Но Ильиневич в глубине души уже понял, что это не так. Андрей совершенно определённо намекал на то, что Борисыч специально лишил Юлианну золота. Но зачем?!       — Я не понимаю, к чему этот разговор, — Александров занервничал. — Мне тяжело об этом вспоминать! Я и подумать не мог…       — Что Юлианна упадёт, не победит, и её отправят на «Ижевскую винтовку»? Но, следуя вашим советам, она, конечно, поехала бы на престижные лыжные соревнования.       — И что? Я и предположить не мог, что всё так обернётся!       — Конечно. Вы же для Юлианны как отец. Вы бы не стали делать этого намеренно. Не смогли бы так поступить.       «Смог бы!» — вдруг понял Иван. Да и Расторгуев хоть и был спокоен, но тон его сложно было назвать добрым.       — За такие слова, молодой человек, раньше в морду били.       О, добрый папочка Борисыч опустился до угроз.       — За какие? — Андрей был спокоен. — Я всего-то предположил, что вы бы не стали сознательно вредить Юлианне.       — Я и не специально встал на её лыжу.       — Хорошо, если так. Но я склонен считать по-другому.       — Андрюш, — проговорила Юлианна. Ванька помнил, что Интарс попросил её позвать Расторгуева, который слишком уж заговорился с Александровым. — Ты где там?       — Он уже идёт, — сказал Александр Борисович, но как только Анька залезла обратно в салон, тон его стал угрожающим: — Учти, Андрюша. Эти твои домыслы не имеют никакого отношения к действительности. Только попробуй хоть слово сказать Юлианне! Ты, человек, которого она знает всего месяц, и я, по сути, второй отец. Кому она поверит, а? Тебе? Или доброму «папочке» Борисычу? Который спас её от несчастной жизни в маленьком городке с пьяницей-отчимом и матерью, которая и слова поперёк не могла ему сказать? Который тренировал её на свои деньги, не прося ничего взамен, растил, как родную дочь, вывел на чемпионский уровень? Молчишь? Нечего сказать? Конечно, она поверит мне.       — Пьяница-отчим? — вслух удивился Ванька. Он никогда не расспрашивал Аньку о детстве. — Зашибись.       — Значит, вы всё-таки специально наступили ей на лыжу, — констатировал Расторгуев. — Грязными методами действуете, Александр Борисович.       — О чём ты говоришь, Андрей? — от тона Юлианниного тренера Ване стало мерзко. — Это была случайность. Я мог бы избрать и другой способ вернуть Аню в лыжные гонки. У меня есть медицинское образование, ты не знал? А ещё в период межсезонной подготовки я не только тренирую Юлианну, но и исполняю роль врача при ней. Интересно, да? Так вот, Андрюша. Я запросто могу дать ей за завтраком… ну, к примеру, витамины. Мне продолжать? — Расторгуев промолчал. — Как ты догадался, после этого допинг-проба Анечки чисто случайно даст положительный результат. А что потом? Правильно, дисквалификация на пару лет. Юлианна поплачет, попереживает, не без этого. Я её успокою, спишу случившееся на досадное недоразумение, заговор Госдепа или интриги Макларена. Постепенно склоню Аню к возвращению в лыжные гонки. Думаешь, не смогу её уговорить? Смогу. Как тебе такой вариант? — Александров сделал эффектную паузу. — Так что я настоятельно рекомендую тебе поменьше делиться с Юлианной своими предположениями. Тем более, мы же оба знаем, что я желаю Анечке добра. Я не стал бы намеренно ломать ей лыжу.       — Подло, — процедил Расторгуев.       — Осторожнее с выражениями, молодой человек, — насмешливо проговорил Борисыч. — Особенно при Юлианне. Я ей карьеру сделал, я могу и сломать. Помни об этом, если вдруг решишь поделиться с ней совершенно нелепым предположением по поводу моего намеренного участия в том случайном инциденте с лыжей. Я надеюсь, мы друг друга поняли? Вот и прекрасно! Удачной дороги, Андрюша.       — Старый козёл! — вслух изрёк Ванька, откинув телефон на кровать. Первый шок прошёл, теперь нужно проанализировать услышанное. Во-первых, Александров хитрый негодяй, подлец и мерзавец. Во-вторых, Расторгуев об этом догадался ещё в Нове-Место. Не стал бы он записывать разговор с Борисычем просто так. Когда Андрей заподозрил, что Александров не такой уж добряк? Видимо, после того, как тот якобы случайно лишил Юлианну медали. Разговор Расторгуев записал, чтобы в случае чего у него были доказательства. Это логично. Но почему Юлианна до сих пор работает с Александровым? Неужели Андрей ничего ей не рассказал? Почему? Зачем тогда было записывать Борисыча? Первым порывом было бежать и рассказать всё это Юлианне. Но Ванька остановился. Рядом с Анькой сейчас тусуется Александров, а о таких вещах лучше сообщать тет-а-тет.       В этот момент в номер зашёл Андрей, вернувшийся от Беркулиса. Точно! Сначала надо поговорить с ним! Ванька вскочил с кровати.       — Расторгуев, какого хрена?!       — В чём суть претензий? — ровным голосом осведомился Андрей, скрестив руки на груди. — Ты что здесь делаешь?       — В чём?! Он ещё спрашивает! — Ванька всплеснул руками, плюхнулся на койку и стукнул кулаком по матрасу. — Ты, Андрюша, мне мозги не пудри! Какого хрена Юлианне про Александрова не рассказал?       — Что?       — Что он козёл старый и интриган! — прошипел Иван. — На лыжу ей наступил специально. Не спрашивай, как я узнал! У меня свои источники информации.       — Ясно, — Расторгуев медленно прошёл к окну. — В телефоне моём копался.       — Вот не надо! — Ванька помахал указательным пальцем. — Не надо было оставлять вещи без присмотра! Нет, это уму непостижимо! Борисыч угрожал подсыпать Аньке допинг! Она не знает, я ведь прав?       — Об этом не знает, — кивнул Андрей. — А про лыжу в курсе.       — И всё ещё с ним? — опешил Ильиневич. — Почему ты ей не рассказал? Почему?! Анька должна знать правду!       — Узнает, а дальше что? — спокойствие Расторгуева выбивало Ваньку из колеи.       — Дальше она уйдёт от Александрова.       — Не уйдёт.       — Не уйдёт?! Почему?       — Он хороший тренер.       — Мало ли хороших тренеров!       — Но ему почти не надо платить, — заметил Андрей. — Юлианну сейчас не финансируют.       — Это временно! — воскликнул Ванька. — Держу пари, весной на чемпионате России систер всех вынесет, после чего ей в деньгах не откажут!       — А до конца года ей придётся бегать с Александровым. Думаешь, Юлианне легко будет знать, что самый близкий ей человек за её спиной ведёт себя как…       — Да козёл он! Добрый, блять, папочка Борисыч! — выплюнул Ваня. — Аньку надо срочно предупредить! Как ты не понимаешь, она в опасности! Александров вколет ей какую-то дрянь — и всё!       — Не думаю, — покачал головой Расторгуев.       — А я думаю! — Ильиневич вскочил с кровати. — В отличие от некоторых! Как ты можешь так спокойно говорить?!       — Каким бы подлецом Александров ни был, колоть Юлианне допинг ему невыгодно.       — Почему это?       — Во-первых, так он окончательно потеряет надежду вернуть её в лыжи. Во-вторых, следующий сезон — олимпийский. Александров не станет проворачивать подобное перед главным стартом четырёхлетия. Тем более, что России сейчас не нужны новые допинговые скандалы…       — Не думаю, что Борисыч будет думать о России! — саркастично откликнулся Ванька. — Ему, по-моему, вообще по барабану.       — Ему — возможно, — согласился Расторгуев. — Но спортивные чиновники в случае обнаружения у Юлианны в крови запрещённых препаратов обязательно потрясут и её личного тренера, который, к тому же, не в ладах с федерацией. Александров слишком печётся о себе, чтобы так подставиться.       Ильиневич хмыкнул, понимая, что в словах Андрея есть рациональное зерно. Ему бы и в голову не пришло размышлять в таком ключе. До сих пор хотелось со всей дури спустить Борисыча с лестницы и сделать так, чтобы он держался от Аньки подальше.       — Я тоже не в восторге, что Юлианна так доверяет Александрову, — проговорил Расторгуев. — И очень надеюсь, что она найдёт себе другого тренера, как только появится финансирование. Но сейчас у неё нет нормальной альтернативы.       С этим трудно было не согласиться. Тренеры сборной Аньку не жаловали, да и их методики наверняка ей не подойдут. Но Ванька всё равно хотел впечатать морду Борисыча в салат. Нет, в салат слишком вкусно! В бетон! Только так!       — Надо ей всё рассказать!       — А что дальше? — вздохнул Андрей.       — Ну… — замялся Иван. — Не знаю.       — От Александрова она не уйдёт. Но зато будет знать, что самый близкий для неё человек на самом деле последний мерзавец. Думаешь, Юлианне легче будет? Сильно сомневаюсь. Как им после этого продолжать работать?       — Никак! — оживился Ванька. — Будет искать нового тренера!       — На какие деньги?       — Да хватит о деньгах!       — Ты не ответил. На какие деньги Юлианна наймёт себе нового тренера?       — Ну, а ты что предлагаешь? — Иван прекрасно понимал, что лишних финансов у сестры нет. — Оставить всё как есть?!       — Да, при всём неуважении к Александрову. Его методика Юлианне подходит. Ему почти не надо платить. Пока Александрову есть что терять, твоей сестре ничего не угрожает. А ему есть что терять. Репутация в спортивной среде играет огромную роль.       — Ну, допустим. Но нахрена тебе было записывать его на диктофон? — нахмурился Ваня.       — Нужны были доказательства, — пожал плечами Андрей. — Я поначалу тоже думал Юлианне запись показать. Но она и так имела возможность убедиться, что Борисыч не такой уж и добрый «папочка». Однако она всё ещё работает с ним. Запись тут не поможет.       Иван пытался понять, почему Расторгуев до сих пор не удалил запись. Раз Аньке показывать не стал, то зачем она ему? Переслушивать на досуге? Или…       — Погоди-ка, — пробормотал Ванька. Медик вспомнил, что в последнее время Андрей с Борисычем не особо расположены друг к другу. Конечно, это связано с этим разговором. Расторгуев догадался о коварстве Александрова, поэтому…       «Стоп!» — осенило Ивана. Андрей знал истинное лицо «доброго папочки» Борисыча. У Андрея есть доказательства. Андрей спокоен за безопасность Юлианны не просто так!       — Ты шантажируешь Александрова! — воскликнул Ваня и злорадно захохотал. — Ну, конечно! То-то ты такой спокойный! Так тебе, тренеришка! — Ильиневич погрозил отсутствующему Борисычу кулаком. — Знай наших! — но вдруг медик изменился в лице. — Почему ты думаешь, что это сработает?       — Объяснял уже, — вздохнул Расторгуев. — Спортивным чиновникам в России сейчас скандалы не нужны. Если у них случайно окажется эта запись, с Александровым церемониться не будут.       — Отстранят, да ещё и дело заведут, — пробормотал Ванька. К тому же, федерация Борисыча не жалует. Ему на снисхождение рассчитывать не стоит.       — Вот именно, — кивнул Андрей. — Александров мог бы пойти на такое только в том случае, если ему бы ничего за это не было. Своей шкурой он рисковать не станет.       — Всё это логично, но вдруг Борисыч каким-то образом удалит запись с твоего телефона? Что тогда?       — Не удалит. Кстати, надо пароль поставить, чтобы не лазили всякие, — Расторгуев красноречиво посмотрел на Ваньку. Медик сделал вид, что не при делах.       — А если всё же как-то случайно…       — Копии есть, не беспокойся.       — Ладно. Но… — Иван замялся. — Александров опасный тип, судя по всему.       — Я уже объяснял, что причинять вред Юлианне ему не выгодно, — вздохнул латвиец.       — Я не за неё беспокоюсь.       Расторгуев удивлённо посмотрел на Ваньку, не понимая, за кого он ещё может в данной ситуации беспокоиться.       — Я за тебя боюсь, ледяная башка! — выпалил Иван.       — За меня нет смысла бояться, — заметил Андрей. — Мне вообще ничего не грозит.       — Ты зря так беспечен! — возмутился Ильиневич. — Будь я на месте Александрова, я бы обязательно попытался бы…       — Что?       — Ну… — подумал Ваня. — Припугнуть тебя как-то. Угрожать.       — Угрожать военному полицейскому? Как неразумно, — покачал головой Расторгуев.       — Ну, ты интриган! — уважительно протянул Ванька. Айсберг всё предусмотрел. Юлианна останется при тренере, без лишних расходов. Тренер хоть и пакостник, но теперь ничего плохого сестре не сделает из-за записи. Расторгуев поговорил с Борисычем по душам за спиной Юлианны. С одной стороны лучше Аньке знать правду, но нужна ли ей такая правда? Весьма вероятно, что нет. — А чего это ты так беспокоишься? Анькины проблемы вместо неё решаешь, — хитро проговорил Иван. — От переживаний её ограждаешь. С чего вдруг? Уж не потому ли, что она тебе нравится? Только не заливай мне ничего про дружбу! Это я тебе друг! Юлианна девушка! А ты мужчина! Дружбы между мужчиной и девушкой быть не может!       — Смешной ты, — покачал головой Расторгуев, не ответив на Ванькин вопрос. — Сам-то с девушками дружишь.       — Мне можно, — довольно ухмыльнулся он. — Я же Ванечка.       — Да, это, конечно, многое объясняет, — с самым серьёзным видом кивнул Андрей. Логика Ильиневича временами была ему неподвластна. — Ты чего сюда вещи свои приволок? — Расторгуев кивнул в сторону диковатых чемоданов. — У тебя в комнате места нет?       — Э-э, в смысле? — Ильиневич упёр руки в боки. — Я вообще-то с тобой жить буду!       — С какой радости? — удивился Андрей.       — Ничего не знаю, мне Интарс сказал!       — Интарс перепутал, — настаивал Расторгуев. — Здесь живу я.       — И я! Мы с тобой в одном номере жить будем, смекаешь? — Ванька спародировал Джека Воробья.       — То есть, тебя не смущает, что номер одноместный? — удивился Андрей невнимательности Ильиневича. Иван осмотрелся ещё раз. Точно! Кровать всего одна, причём односпальная.       — Нет, не смущает, — Ваня невинно похлопал глазами. — Или ты боишься, что я буду ночью грязно приставать к тебе?       — Не будешь. Более того, мы с тобой в одном номере жить не будем, смекаешь? — парировал Расторгуев.       — Выставляешь меня, значит? Ну, ничего! — Ванька состроил воинственную моську и вышел в коридор. — Интарс! — завопил он. — Меня притесняют! Выгоняют голым на мороз! Дают пинок под зад! Измываются над моими нежными чувствами!       — Что ты орёшь? — латыш выглянул из номера. — В прошлый раз ты что-то про притеснение говорил, когда Роберт съел твой чебурек. А сейчас-то что?       — Меня выгнали! Льдина… — Ваня театрально всхлипнул. — Латвийская!       Беркулис закатил глаза и подошёл к номеру Расторгуева. Андрей стоял в дверном проёме, плечом облокотившись на косяк и скрестив руки на груди.       — Что ещё за новости? — недовольно спросил Интарс.       — У меня номер одноместный.       Тренер недоверчиво заглянул внутрь и, убедившись в правдивости слов Расторгуева, хлопнул себя ладонью по лбу.       — Я ж давно бронировал! Не знал тогда, что гений медицины с нами поедет! Вот и места не хватило.       — И куда его теперь? — Андрей кивнул в сторону Ваньки.       — Ну, можно на коврике постелить… — Интарс пожалел, что оставил раскладушку в Алуксне. Сейчас бы она пригодилась.       — На коврике? — завопил Иван. — Мне нужна мягкая комфортабельная кровать! Иначе я не смогу выполнять свои профессиональные обязанности!       — А потесниться? — негромко спросил Беркулис у Расторгуева. — Совсем никак?       — Совсем, — Андрей был непоколебим.       — Узурпатор! — возмущённо продекламировал Ваня. — Это ущемление моих прав!       — Номер-то мой, — заметил латвиец.       — А где я себе место найду? Здесь всё за полгода бронируют!       — Тихо! — одёрнул его Интарс. У него после долгой дороги разболелась голова, поэтому слушать перепалку ему не хотелось. — Мне всё это надоело! Или найдите, к кому подселить Ваньку, или, Андрей, размещай его у себя.       — Как я его размещу? — удивился латвиец. — Не с ним же мне спать!       — Да спи ты с кем хочешь, Расторгуев! — выпалил Беркулис. — Меня только не беспокой. Ни по какому вопросу! Всё, точка.       Интарс скрылся у себя в номере. Андрей недовольно поглядел на Ваню. Перспектива провести ночь с Ильиневичем под боком его не прельщала.       — Что смотришь? Ищи мне койко-место! — улыбнулся медик. — Или будем спать вместе. Я не против…       — Будет тебе койко-место, — буркнул Андрей, взял с вешалки куртку и закрыл номер на ключ. Ванька снисходительно улыбнулся. Здесь в такое время ни одного свободного места быть не может. Затея айсберга окончится полным провалом.       — Нас ждёт горячая ночь, Андрюшенька, — ехидно ухмыльнулся он.       — И не мечтай, — процедил Расторгуев.       Юлианна с радостью приняла приглашение Нади Скардино заглянуть в гости. Точнее пришла она просто посидеть в кафе той гостиницы, где остановилась команда Беларуси. Почему не посидеть в своей гостинице? Там Расторгуев. Расторгуев, пропущенный вызов от которого уже значился на телефоне. Ильиневич отключила звук, потому как не была готова к разговору с ним.       — В Италии самый лучший шопинг! — заявила Надежда. — Мы с девчонками собрались сходить завтра. Ты с нами?       — Конечно! — с радостью согласилась Юлианна. Завтра всё равно день отдыха. Дело было не в огромной любви к магазинам, а в Андрее. Так будет возможность с ним не пересекаться.       — О, смотри, твой Расторгуев! — воскликнула Надя. Ильиневич не стала оглядываться и инстинктивно чуть вжала голову в плечи, надеясь, что её не обнаружат. Что он здесь делает?!       — Надя… — попыталась сказать Юлианна, но Скардино уже радостно размахивала рукой, сводя всю конспирацию к нулю.       — Андрюшка! — белоруска вскочила со стула и обняла Расторгуева. Тот приобнял девушку в ответ. По-дружески. И никаких поцелуев. Ильиневич сделала большой глоток чая и со стуком поставила кружку на стол. Опять чёртовы воспоминания! — Давай к нам, мы с Анюткой тут сидим, чай пьём.       — А мне к вам можно? — возле латвийца нарисовался бородатый Рёш.       — Можно, — махнула рукой Надя, усаживаясь на место.       — Я пойду, пожалуй, — промолвила Юлианна, поднимаясь с места.       — Мне тоже пора, — заметил Расторгуев и глянул на девушку. Ильиневич поджала губы. Не говорить же, что она вдруг решила выпить чай? Это будет уж слишком глупо и подозрительно.       — Идите-идите, — усмехнулся Рёш. — Эх, — вздохнул он, когда биатлонисты вышли из помещения. — Сладкая парочка отчалила. Я надеюсь, чай не отменяется?       Надя улыбнулась и покачала головой.       Юлианна шла быстрым шагом, стараясь как можно быстрее оказаться в гостинице. Там много народу, а уж при свидетелях разговор точно не состоится.       — Нам надо поговорить, — сказал Расторгуев. Ему не составляло труда поспевать за Ильиневич.       — А есть о чём? — прикинулась чайником девушка. Хорошо, гостиница рядом. Вот они и дошли. Андрей открыл дверь, пропуская её внутрь. Юлианна понимала, что раз уж они встретились, то разговора избежать не удастся.       До третьего этажа дошли в молчании. Коридор был абсолютно пуст. Значит, надо сказать всё в лоб и сбежать, пока Расторгуев не опомнился. Правда, и бежать некуда.       — Если ты о том, что произошло вчера, то это ничего не значит. Это случайно получилось.       — Случайно? — удивился Андрей, открывая ключом дверь в номер. Кажется, не поверил.       — Конечно, — с напускной лёгкостью сказала Ильиневич, проходя в комнату. Разговаривать в коридоре — не лучшая идея. Там могут быть уши. — Просто минутная слабость. Мы по-прежнему просто друзья.       Как дальше дружить с Расторгуевым Юлианна в душе не ведала. Но с этим можно разобраться потом.       — Друзья? Нет, — проговорил Андрей, серьёзно смотря на неё. — Мы не друзья.       — Почему? — тихо спросила она. Расторгуев прошёл мимо неё и встал у окна, ничего не говоря. Ильиневич сделала три шага вперёд и оказалась почти рядом. «Стоять!» — скомандовал мозг. Ближе нельзя.       — Ты как думаешь, если я как ни в чём не бывало продолжу с тобой дружить, это будет честно? — наконец ответил Андрей, не оборачиваясь.       Ильиневич неуверенно кивнула, прекрасно понимая, что сама себе на этот вопрос ответила бы по-другому. Она не сразу сообразила, что Расторгуев не мог её видеть.       — Да, — голос предательски дрогнул. Неубедительно.       — Неужели? — отчеканил Андрей, внимательно посмотрев на неё. — А я так не думаю.       Сказал и преспокойно отвернулся обратно. Юлианна вздохнула. Ну, и что бы это значило?       — Андрей, — выговорила она и, шагнув вперёд, коснулась пальцами его спины. Просто чтобы он пояснил свою мысль. «Просто чтобы оказаться ближе к нему», — нагло исправил мозг.       — Вот что ты делаешь? — выдохнул Расторгуев, разворачиваясь к ней. Его светло-карие глаза казались тёмными при этом тусклом освещении. По взгляду читать его мысли Ильиневич так и не научилась.       — Почему... — Юлианна осталась стоять на месте, даже не подумав отступить. — Мы не друзья?       Андрей усмехнулся, будто не понимал, серьёзно она это или нет.       — Ты можешь делать всё, что хочешь, — сказал он. — А я не собираюсь делать вид, что ничего не произошло.       Юлианна подняла на Расторгуева непонимающий взор.       — Разве ты сам не предложил бы мне всё забыть? — проговорила Ильиневич, облизнув пересохшие от волнения губы. Почему-то она была почти уверена, что Андрей сделает вид, что никакого поцелуя не было и лучше остаться друзьями и вычеркнуть данный эпизод из памяти. — Разве ты не этого хочешь?       — Нет, Юлианна, не этого, — взор Расторгуева был непроницаем.       — А... — взгляд девушки заметался из стороны в сторону. Собрав волю в кулак, Ильиневич пристально посмотрела Андрею в глаза. — Чего ты хочешь?       У Юлианны промелькнула мысль, что надо было спрашивать не «чего», а «кого». Но она бы не осмелилась. Это была бы открытая провокация.       — Всё-то тебе расскажи.       Умение уходить от ответа у Расторгуева было не отнять.       — Анька?! — послышался удивлённый возглас. Ванька умел появляться внезапно. Даже дверь не скрипнула! — А ты что здесь…       — Я уже ухожу, — уверила она братца, спешно пробираясь к выходу. Хоть когда-то Ваня появился в тему. И продолжать разговор не придётся. По крайней мере, сегодня. — Ещё увидимся, Ванечка. Пока, Андрей!       — Всего хорошего, — буркнул Расторгуев и недобро посмотрел на Ваню, когда Юлианна скрылась за дверью. — Тебе чего?       — Так спать скоро, или ты не соблюдаешь режим? — Ильиневич похлопал глазами. — Ай-ай-ай, Андрюша. Ничего, сегодня ночью мы будем спать вместе! Ты ведь не нашёл мне место…       — Почему же, — Андрей подошёл к окну и посмотрел на улицу, где уже стемнело. — Нашёл.       — Сайты интернет-бронирования не нашли, а ты нашёл, — фыркнул Иван.       — Да, — пожал плечами Расторгуев и кивнул чуть влево. — В том отеле.       — Нифига! — удивился Ванька. Та гостиница была побогаче этой. — Что за место? Кушетка под лестницей?       — Номер на два человека, — пояснил Андрей. — Две кровати, кресло и даже небольшая кухня. Плазменный телевизор, бесплатный интернет. В общем, всё, как ты любишь. Сосед у тебя будет хороший, я лично с ним договорился. Второй этаж, третья комната справа. С ноги дверь не открывай и не забудь постучать.       — Андрюха, ты лучший! — просиял Ванька и, подхватив чемоданы, выскочил из комнаты. Расторгуев вновь повернулся к окну. Через пару минут он увидел Ильиневича, спешащего к новому месту ночлега. Андрей едва заметно усмехнулся, после чего вновь принял свой обычный непроницаемый вид.       Ванька Ильиневич был вполне доволен отелем, куда его направил Расторгуев. Сразу в номер он не пошёл, решив насладиться едой в кафе и местным мороженым. Наконец, насытившись, Иван подхватил чемоданы и медленно пошёл наверх. Теперь в душ и спать. Дать отдых организму. Можно, конечно, пару раз облапошить соседа по номеру в дурачка, но это не обязательно. Ваня остановился перед дверью и с улыбкой выдохнул, представив, как блаженно растянется на кровати и прохладных гостиничных простынях. Забыв о наказе Андрея, Ильиневич с ноги распахнул дверь и вошёл в свои новые покои. Дверь была незаперта, но хозяин комнаты отсутствовал.       Всё было так, как сказал Расторгуев. Две кровати, кухня, телек. Есть, где разгуляться. Ванька прошёл вперёд и выглянул в окно. Ещё и вид шикарный! Горы, снег, а на этом фоне огоньки от дальних деревенских домиков. Сказка!       Послышался звук поворачиваемого ключа. Похоже, хозяин вернулся. Ваня решил резко повернуться и громко сказать: «Тадам!». Дверь захлопнулась. Можно начинать.       — Ну, здравствуй, фрик.       Иван забыл, что собирался сделать. Он спиной чувствовал гаденькую ухмылку Михаэля Рёша. Ваня медленно обернулся. Так и есть. Немец-бельгиец собственной персоной. Ухмыляется точь-в-точь как в воображении. И руки в карманах держит.       — Ты что здесь делаешь, псих? — выпалил Ильиневич. Михаэль медленно сделал несколько шагов вперёд. Ванька невольно отступил.       — У-у, как невежливо! — цокнул языком бородач.       — Невежливо входить в чужие номера без стука!       — Ты же вошёл.       — Ты тоже!       Михаэль засмеялся. Искренне. Зловеще. Ваньке захотелось сбежать.       — А я тебя ждал, — сказал бельгиец, продолжая пугающе улыбаться. — И это мой номер.       — Я, наверное, обознался, — пролепетал Иван, пробираясь к выходу. Что-то он напутал. Хотя вроде всё верно. Второй этаж, третья комната справа. Вдруг он насторожился. — Стоп, а почему ты меня ждал?       — Знал, что ты придёшь, — просто сказал Рёш. Руки у него были в карманах, сам по себе биатлет не излучал никакой угрозы. Но Ваньке было не по себе.       — Откуда?       — Сказали.       Ильиневич дёрнул ручку двери. Она не поддалась. Заперто. Чёрт.       — Кто?       — Наш общий знакомый, — оскалился Михаэль.       И тут Иван понял. Он не перепутал номер. Это заговор! Всё подстроено! «Сосед у тебя будет хороший, я лично с ним договорился...», — и ведь ничто в тот момент не выдало в голосе Андрея подставу, которую он замышлял!       — Расторгуев! — из глубины Ванькиной души раздался этот возмущённый и отчаянный вопль.       Михаэль Рёш злорадно захохотал.